Бесстрашная

Глава семьдесят третья

Кай

Когда корону возложили на мою голову, под моими ногтями все еще была земля.

Это серебряное сплетение стали, острое и закрученное, сверкает среди моих черных волос.

Золотая корона Китта осталась с ним и по-прежнему нежно покоится на его лбу под сенью ивы.

Я смотрю на двор с того самого возвышения, на котором когда-то стоял мой брат. Но, как ни странно, я больше не чувствую его отсутствия. Нет, он стоит рядом со мной, его теплая рука лежит на моем плече, а улыбка проникает в самую мою душу.

Из Силовика я превратился в короля. Из монстра — в невиновного.

— Я продолжу дело, начатое моим братом, — сообщаю я двору, пусть они и не знали его истинных замыслов. И никогда не узнают. У меня есть обещание, которое нужно сдержать.

Мой первый указ тверд и непоколебим:

— Наши границы останутся открытыми. Обычным вновь будут рады в нашем городе. Вместе мы восстановим Илию, как и желал Китт. — Я сглатываю ком в горле. — И его будут помнить, как величайшего короля в нашей истории.

По тронному залу эхом разносятся аплодисменты, но я смотрю только на нее. Спускаюсь со сцены, проталкиваясь сквозь толпу, пока не встречаю ту единственную, которую действительно хочу назвать своей.

Я беру Пэйдин за руку и вывожу за ворота замка, во внутренний двор. Незабудки на клумбе у лестницы все еще цветут. Они такие же как и тот цветок, что я заправил ей за ухо давным-давно. Я с радостью снова повторяю это действие и сейчас.

Пэй смеется, когда я вручаю ей букет, лепестки которого сочетаются с цветом ее пронзительных голубых глаз.

— Незабудки, — я вкладываю стебель в ее волосы, — потому что кажется, что ты все время забываешь, кто я на самом деле.

Она улыбается, и я удивляюсь, как что-то может быть настолько совершенным.

— Ты — король Илии.

— А кто я для тебя?

Я приподнимаю ее подбородок, чтобы видеть, как ее губы произносят:

— Мой дурак.

Я слегка касаюсь кончика ее носа.

— Не забывай про «самоуверенного засранца».

— Ты бы не позволил мне, даже если бы я попыталась, — ласково отвечает она.

Я ухмыляюсь, а затем широко улыбаюсь, когда вижу, как жадно ее взгляд скользит по ямочкам на моих щеках.

— А ты — навсегда моя погибель, Пэйдин Грэй.

Мое колено касается брусчатки, и она открывает рот в изумлении.

— Выходи за меня, Пэй. Я уже стою на одном колене, но встану на оба и буду умолять, если хочешь.

Я протягиваю ей кольцо, то самое, что Китт вложил в мою ладонь со своей предсмертной просьбой на устах:

«Любите друг друга ради меня».

Голубые глаза надо мной наполняются слезами. Она знает о последних мгновениях жизни Китта, о каждом сказанном слове, о каждом откровении. И теперь, увидев это знакомое кольцо, она чувствует облегчение. Я вижу, как оно волной прокатывается по ее лицу, ведь Китт Эйзер — мальчик, о котором она так сильно заботилась, не испытывал к ней ненависти в конце. Боль, которую она почувствовала, когда он направил меч ей в грудь, начала утихать, когда она поняла его истинные мотивы.

— Пэй, — выдыхаю я. — Я буду стоять здесь на коленях весь день, пока ты не скажешь «да».

Она отрывает руку от губ, демонстрируя ухмылку.

— Хорошо. Мне очень нравится вид тебя подо мной.

— Свирепое маленькое существо, — бормочу я с тем восхищением, которого она достойна.

Хриплым голосом она припоминает мне о моих же словах, сказанных когда-то:

— Ты забыл добавить «моя» перед этим ласковым прозвищем.

И тут она опускается на колени передо мной.

Ее руки дрожат, когда она прикасается к моему лицу, прежде чем ее улыбающиеся губы находят мои. Она целует меня так, словно этот момент последний в ее жизни. Моя рука находит ее волосы, запутываясь в неровных прядях, которые я обрезал в той пещере. Ее губы на вкус как любовь и страсть, и я умоляю о большем.

— Это… — я крепко целую ее, — это «да»?

Она смеется, прижавшись к моим губам.

— Это неизбежность.

Я надеваю кольцо Китта на ее большой палец напротив стального кольца ее отца.

— Я найду тебе что-нибудь получше…

— Нет, — настаивает она. Ее глаза сияют, разглядывая кольца, обвивающие каждый из ее больших пальцев. — Оно идеально. Все идеально.

— Хорошо, — мои шершавые ладони касаются ее шеи, — потому что я люблю тебя, Пэйдин Грэй. И с радостью потрачу всю жизнь, пытаясь быть достойным тебя.

— Я люблю тебя, — говорит она неожиданно серьезно. — И я проведу остаток своей жизни, крича об этом так громко, что даже Аструм услышит, потому что это Смерть должна бояться меня, если она когда-нибудь попытается забрать тебя.

Мы держимся за руки, стоя на неровной брусчатке. Незабудки колышутся на теплом ветру, окутывая нас объятиями, в которых прошлое встречается с нашей вечностью. На глаза наворачиваются слезы от пронзительной сладости момента.

Пэйдин Грэй наконец-то моя. Но только потому, что моего брата больше нет.

— Мы будем любить ради него, — шепчет она мне на ухо.

Слеза скатывается по моей щеке.

— Ты и я.