Глава двадцать седьмая
Кай
Корабль покачивается подо мной, убаюкивая тело, и это не совсем сон.
Подложив руки под голову, вытягиваюсь на койке, прислушиваясь к приглушенному шуму волн за иллюминатором. Море сегодня ласковое, возможно, только для внушения ложного чувства безопасности. Вода непостоянна, и человек достаточно глуп, чтобы решить, что может ее укротить.
Солнце садится за маленьким окошком, окрашивая каюту в оранжевый цвет. Я лениво смотрю на решетчатый потолок, не зная, чем себя занять. Никогда еще я не был таким бесполезным на задании. Кому-то эта скука может показаться расслабляющей, но я чувствую лишь беспокойство.
На прикроватной тумбочке стоит мой ужин, теперь уже без картофеля и говядины, которые когда-то наполняли сколотую тарелку. Перегнувшись через нее, я хватаю бутылку рома, которую любезно принесли в мою комнату, и подношу к губам. Я приподнимаюсь на грубой подушке, морщась, когда алкоголь обжигает горло.
— Дерьмо, — я откашливаюсь от проклятий, но потом решаю, что неплохо было бы сделать еще один глоток. Кажется, это один из самых крепких напитков, что я пробовал за последние годы. Вероятно, со смерти Авы.
Эта мысль оставляет во рту горький привкус, и он никак не связан с ромом. Я крепко сжимаю горлышко бутылки. С тех пор, как я поднялся на борт корабля, меня постоянно преследует осознание того, как опасно оставаться наедине со своими мыслями.
Значит, у меня нет выбора, кроме как быть с ней.
Я говорю себе это, выходя в коридор и стуча костяшками пальцев в ее дверь.
— Да? — приглушенно звучит голос Пэйдин за дверью.
— Не желаешь немного посидеть в компании? — отзываюсь я.
— Твоей?
— Боюсь, что да, дорогая.
— Ладно, проходи, — говорит она, с усмешкой в голосе. — Только ручку поверни, а не вышибай дверь.
Улыбаясь, я делаю, как она говорит, и захожу в комнату. Она сидит на кровати, скрестив ноги перед собой и прислонившись спиной к стене каюты. Угасающий солнечный свет льется гораздо ярче через этот иллюминатор, раскрашивая ее светом и теплом. В ее пальцах свободно лежит потрепанная книга, а эти голубые глаза устремляются на меня.
— Видишь, — сладко говорит она, — это было не так уж и сложно.
Я осматриваю ее и плюхаюсь на кровать, положив голову ей на колени.
— Ты запиваешь скуку? — задумчиво спрашивает она, глядя на меня сверху вниз.
Я трясу бутылкой, все еще зажатой в руке.
— Запивал. А потом вспомнил, что ты гораздо более притягательное развлечение.
Она закатывает свои яркие глаза.
— Ты пришел сюда только чтобы флиртовать, Эйзер?
— Дорогая, я еще и не начинал.
Театрально вздохнув, она выхватывает бутылку у меня из рук.
— Тогда мне понадобится вот это.
— Не делай вид, что тебе это не нравится.
Она пробует ром, морщась от вкуса. Я начинаю смеяться еще до того, как ее губы отрываются от бутылки. Она кашляет, отплевывается и сует напиток обратно мне в ладонь. Взяв себя в руки, Пэй смотрит на меня слезящимися глазами, в которых, возможно, есть капля самого моря.
— Существует много вещей, которые я притворяюсь, что не люблю.
Я замираю от ее слов. Она наклонилась, мой взгляд блуждает по лицу, по каждой пряди серебристых волос, ниспадающих на него. Я медленно протягиваю руку и провожу пальцами по блестящим, залитым солнцем прядям. Мой голос звучит как шепот, тихое признание:
— У тебя получается притворяться гораздо лучше, чем у меня.
Ее улыбка печальна.
— Просто у меня в этом больше практики.
Я надолго закрываю глаза, вспоминая о тяготах, которые выпали на ее долю.
— Знаю.
Она улыбается, и ее пальцы внезапно снова сжимаются вокруг бутылки. Как только она вырывает ее у меня из рук, поднимает ее в воздух.
— Но нам не нужно здесь притворяться.
Сделав еще глоток, она передает ром мне, между приступами кашля.
— Выпью за это, — бормочу я, прежде чем сесть и сделать большой глоток.
Она погрозила мне пальцем.
— Но это значит, что мы должны вести себя как можно лучше, когда вернемся в Илию, — ее взгляд упал на кольцо, которое она носит на пальце. — Китт заметил, что оно было не на том пальце еще в ту ночь, когда ты пришел ко мне в комнату. Так что никаких больше тайных встреч. Просто… давай насладимся этим временем вместе.
Потому что этого больше не повторится.
Я слышу, как между нами повисают невысказанные слова. Они насмехаются надо мной, как этот сверкающий бриллиант, который она носит. Каждое мгновение, проведенное с ней, я оплакиваю следующее, ожидая день, когда мы поговорим в последний раз.
Она поднимает на меня взгляд. Прочищает горло.
— Прошлой ночью я была в его комнате.
У меня кровь стынет в жилах.
— Ты?
Слова, слетающие с ее губ, все больше и больше похожи на признание:
— Я просто пытаюсь исправить эту… неловкость между нами. Если нам суждено провести остаток жизни вместе, я хочу хотя бы получать удовольствие от общения друг с другом. Он так сдержан со мной, и это, конечно, не тот Китт, которого я когда-то знала, и не тот брат, которым он является для тебя. Так что… я буду продолжать искать его дружбы в надежде, что он в конце концов ответит взаимностью.
Она выжидающе смотрит на меня, приподняв брови. Я перевариваю ее слова, прежде чем запить их еще одним глотком рома. У меня жжет в горле, когда я тянусь к маленькой фиолетовой книжке, лежащей рядом.
— Что читаешь?
Моя рука быстро останавливается, когда она стремительно хватает мое запястье.
— Ты хоть что-нибудь слышал из того, что я только что сказала?
— Я слышал тебя, — мои руки обхватывают ее лицо. — Слышал. Слушаю. И если хочешь, чтобы я рассказал о степени моей ревности, я расскажу. Но я бы предпочел не тратить то немногое время, что у нас есть, на разговоры о моем брате. Особенно когда я сижу на твоей кровати и пытаюсь удержать себя от необдуманного поступка в сторону моей будущей королевы. — Мой взгляд скользит по ее широко раскрытым глазам. — Но когда мы вернемся во дворец, я покажу тебе, как сильно я ненавижу то, что ты не моя.
Рот Пэйдин приоткрывается.
— Ладно. Я… эм… — кажется, я лишил ее дара речи. Она прочищает горло, прежде чем повторить попытку. — О чем ты спрашивал?
На губах озорная улыбка.
— Твоя книга, дорогая.
— Точно, — она делает глубокий вдох. — Мне нравилась она в детстве. Калум принес мне несколько таких.
Я кладу руку ей на бедро и наклоняюсь, чтобы посмотреть, как она открывает обложку. По страницам разбросаны выцветшие иллюстрации и несколько карандашных пометок, которые я не могу разобрать.
— Отец читал мне их, — тихо говорит она. — Эта была моей любимой.
— Расскажи мне о ней, — бормочу я.
Моя просьба вызывает у нее улыбку.
— Это история о фениксах и других мистических существах, с которыми я всегда мечтала познакомиться. Но больше всего мне понравилась девушка из этой истории.
Она останавливается на первой попавшейся странице, проводит пальцем по едва заметному сообщению, нацарапанному неровным почерком.
Я хочу быть такой же могущественной, как она.
Пэйдин качает головой, прочитав эти слова, прежде чем закрыть книгу.
— Это просто глупая история.
Я долго наблюдаю за ней, хотя она избегает моего взгляда.
— А другие книги?
— В основном, о магии и мирах, в которые я хотела сбежать, — ее голос звучит странно застенчиво. — Миры, в которых я могла бы найти свое место.
Я мнусь, но кладу голову ей на колени.
— Так что же ты будешь мне читать?
Ее лицо озаряется, и на это приятно смотреть.
— Правда?
— Я весь во внимании, Грэй.
Сияя, она открывает первую страницу фиолетовой книги.
— Значит, это фениксы.
Я закрываю глаза, когда с ее губ начинают слетать нежные слова. Я быстро погружаюсь в историю, в гипнотический голос, который связывает слова воедино. Покачивающийся корабль погружает меня в это мимолетное ощущение покоя, в то время как ее пальцы перебирают мои волосы, щекочут кожу.
Я рисую в воображении эту версию нас, далеко в будущем, которое никогда не наступит. Счастливый финал, в котором я лежу на коленях Пэйдин и слушаю, как она читает, до тех пор пока я не исчезну в далеком воспоминании.
Но это не более чем глупая история, придуманная мной.
Поэтому я наслаждаюсь настоящим, теми моментами, когда мы прячемся от неизбежного. Она читает, пока солнце не устает и не скрывается за волнами. Пока темнота не окутывает комнату и не заглушает каждое слово на странице.
Пэйдин замолкает, убирая прядь волос с моего лба. Слыша, как она захлопывает книгу, я поднимаю взгляд на нее, скрытую тенью.
— Ты…?
Приглушенный топот, доносящийся из-за двери, заставляет меня быстро сесть. Переглядываясь, мы прислушиваемся к шуму, доносящемуся с главной палубы. Хлопки следуют за топотом ботинок, создавая симфонию хаоса.
— Это…? — Пэйдин замолкает, услышав нарастающие звуки музыки.
— Это, — говорю я, ухмыляясь в темноту, — звук плохо сыгранной скрипки.
Я не даю ей возможности ответить, так как стаскиваю с кровати.
— Что ты делаешь? — с трудом выдавливает она.
Я поворачиваюсь к ней лицом, поднимая руку, на которой нет кольца моего брата. Мои губы находят подушечку ее большого пальца. У нее перехватывает дыхание от интимности этого жеста, от скрытого за ним смысла.
— Моя милая Пэй, не хочешь потанцевать?
Ее улыбка, кажется, рассеивает тьму.
— Я бы никогда не упустила шанс наступить тебе на пятки, Малакай.
Я притягиваю ее к себе, крепко обнимая. Она точно знает, что делает. Мое имя ничего не значит, пока она не произнесет его. Ничего, пока она не назовет его своим.
Я сцеловываю его с ее губ, ощущая ту самую власть, которую она имеет надо мной. Рука обхватывает ее за шею, пальцы запутываются в коротких волосах. Она вцепляется в мою рубашку и притягивает меня к себе…
Очередной топот заставляет нас оторваться друг от друга и тяжело дышать. Пэйдин смеется своим опьяняющим смехом, от которого мне хочется снова прильнуть к ее губам. Но она хватает меня за руку и распахивает дверь прежде, чем я успеваю что-либо предпринять. Меня тянут в коридор и к двустворчатым дверям впереди. Бросив мне через плечо быструю улыбку, она отпускает мою руку и толкает их.
Перед нами расстилается палуба, залитая лунным светом. Мужчины и женщины всех возрастов танцуют в такт мелодии скрипки, взявшись за руки и кружась по палубе. Команда хлопает в ладоши, топает ногами и грубо подпевает песне, которая звучит в открытом море.
Пэйдин делает шаг вперед и выглядит неуверенно, даже когда улыбается открывшейся картине. Заметив нас в импровизированном кругу орущих мужчин, Леон подходит к нам, выглядя менее стойким, чем утром, хотя бутылка рома в его руке, вероятно, тому виной.
В качестве приветствия он отвечает на вопросительный взгляд Пэйдин.
— Команда всегда отмечает спокойный день в море. Сегодня плавание прошло особенно гладко, учитывая репутацию Мелководья.
Корабль слегка покачивается в знак согласия, его корпус легко рассекает ленивые волны. Леон кивает в сторону шумной компании.
— Можете присоединиться. Выпейте немного рома. Потанцуйте. А, и скрипка Сэма расстроена, но, поверьте мне, бывало и хуже.
Я подаю руку Пэйдин.
— Мне подержать твои туфли сейчас или подождать, пока ты их потеряешь?
— Может быть, я просто брошу их в тебя, — она мило улыбается. — Чтобы тебе было легче их найти.
Мой взгляд лениво исследует ее лицо.
— Жестокая малышка.
Когда мы входим в круг, Пэйдин, не теряя времени, начинает хлопать в такт. Я наблюдаю, как она улыбается танцующим перед нами, но, что более важно, я наблюдаю за теми, кто пристально смотрит на нее. Некоторые хмурятся в ее присутствии, в то время как другие едва замечают будущую королеву среди них. И прежде чем меня потащат танцевать, я запоминаю лица этих свирепых мужчин.
Пэйдин подхватывает меня под руку, и мы начинаем кружиться. Она смеется, ускоряя шаг и перехватывая мою другую руку. Мы кружимся, пока у меня не перехватывает дыхание, пока у меня не начинает болеть рот от улыбок, обращенных к ней.
Мы передаем друг другу ром и партнеров по танцу, с которыми соприкасаемся локтями. Быстрые мелодии скрипки заставляют нас топать до поздней ночи, хлопая в ладоши, пока у нас не начинают болеть ноги. Вскоре Пэйдин уже покачивалась рядом с моряком, напевая балладу воде, бушующей вокруг нас.
Я делаю это ради нее. Каждый танец. Каждая улыбка. Кажется, вдали от Илии, вдали от напоминаний о том, кем она не является, она становится намного живее. Но здесь, даже в окружении Элиты, мы все во власти моря. Я думаю, она находит в этом утешение.
Поэтому я кружу ее в лунном свете. Улыбаюсь, когда она смеется надо мной. И позволяю ей наступать мне на пальцы.