Бесстрашная

Глава третья

Пэйдин

— Это было совсем не то, что ты подумала.

Тихий вздох. Кивок, от которого ее растрепанный пучок на макушке покачивается.

— Как я уже сказала, я вообще не знаю, что там было. Я ничего не видела.

— Элли, — раздраженно выпаливаю я. — Ты чертовски хорошо знаешь, что видела.

Она заправляет выбившуюся прядь за ухо, будто это может отвлечь от улыбки, играющей на ее губах.

— Я просто пришла, чтобы взять метлу. И именно это я и сделала. — Чтобы подчеркнуть свою невинность, она поднимает ту самую метлу и продолжает шагать по коридору, пока я плетусь следом.

Я благодарна за быстрый темп, который она задает — он размывает лица людей, мимо которых мы проходим, и охлаждает румянец, заливающий мои щеки. Мой разум отказывается думать о чем-либо, кроме того, как распахнувшаяся дверь раскрыла Силовика и его будущую королеву, переплетенных в темноте. Карие глаза Элли расширились от узнавания, и мы тут же отпрянули друг от друга.

И все же уголок моего рта приподнимается в улыбке. Я прикрываюсь рукой, прежде чем она успевает расползтись. Потому что чем дольше я прокручиваю этот унизительный момент, тем забавнее он мне кажется. На самом деле вся моя жизнь разваливается на части, и все, что я могу — это смотреть на осколки в своих ладонях и смеяться. Я не осмеливаюсь смотреть в зеркало, потому что в ответ на меня смотрит мозаика из всех ошибок, всех трагедий, отпечатавшихся на моей коже, и надвигающиеся тени каждой из них.

Без сил. Без отца. Без Адины. Это были те вещи, с которыми я уже справилась и выжила. И все же именно кольцо на моем пальце может стать моей погибелью.

Сдавленный смешок прорывается сквозь ладонь, он достаточно громкий, чтобы Элли бросила обеспокоенный взгляд через плечо. Я слепо следую за ней по замку, в котором, как мне казалось, я буду узницей. Мои пальцы теребят замысловатое кольцо, которое теперь связывает меня с другим. Оно сверкает в лучах света, безвредное, как еще не отточенное язвительным языком слово.

Из всех мест, где я могла бы представить себя, трон был последним в списке. Темница — возможно. Острие клинка — безусловно.

Потому что Обычные не правят. Они прячутся.

Серьезность моего нынешнего положения, кажется, снова обрушивается на меня, когда мы заворачиваем за очередной угол. Слуги глазеют. Гвардейцы ухмыляются. Смех застревает у меня горле. Счастье испаряется перед лицом моего будущего.

Потому что я — само воплощение слабости. Я — та, кого ненавидит вся Илия.

И, если меня вознесут на пьедестал, даже ради спасения их королевства, они с радостью столкнут меня с него.

Элли резко останавливается перед дверью, и я чуть не натыкаюсь на ручку метлы, которую она держит. Заставив себя вернуться в настоящее, я следую за ней внутрь безупречно чистой комнаты.

Двух шагов хватает, чтобы понять — это явно не та спальня, в которой я жила во время Испытаний. Нет, передо мной воплощение роскоши, о которой я только мечтала.

Мои ноги тонут в пушистом ковре, а глаза широко раскрыты, пока я осматриваю самую большую спальню, которую когда-либо видела. Изящная лепнина взбирается по дальней стене, обрамляя арочные окна. Теплый свет струится сквозь них, солнце растягивается по зеленому ковру, будто желая дотронуться до меня.

Кровать занимает большую часть стены справа от меня. На цветочное стеганое одеяло на кровати падает тень от балдахина, висящего над ней. Письменный стол, туалетный столик, шкаф и ковер — все это украшает пространство, каждый предмет нежно-белого цвета и, она намного больше, чем я могла себе представить.

Мой взгляд медленно возвращается к Элли.

— Что это за комната, и почему я ее пачкаю?

Она сжимает губы в тонкую линию:

— Это покои королевы, конечно. Ну, новые. В прежних покоях до сих пор живут воспоминания о ее покойном величестве, королеве Айрис. — Ее слова заставляют мой желудок сжаться, а кожу побледнеть. — Здесь теперь будешь жить ты. Надеюсь, все устраивает?

— Устраи… — Я глубоко вдыхаю, прежде чем договорить. — Элли, прошло недостаточно времени, чтобы ты забыла, что я считаю все в этом замке намного выше моих обычных стандартов.

Улыбка, которую она мне дарит, куда хитрее, чем я ожидала от нее:

— Да, я прекрасно помню, как ты рассказывала, что буквально вылезла из кучи мусора в день нашего знакомства.

Проглотив внезапную горечь от ее слов, я все же выдавливаю слабую улыбку.

У меня щемит сердце при мысли о нашем Форте. Об убежище, которое мы с Адиной нашли в трущобах. От мысли, что я сравнила его с мусором, мне становится не по себе. Хотя невооруженным глазом, я уверена, именно так оно и виделось — и именно поэтому оставалось нетронутым столько лет.

Теперь оно, вероятно, пустует. Холодное без ее тепла и тусклое без ее света.

Солнце, песок и ее окровавленное, изломанное тело у меня на коленях внезапно предстают перед моими глазами. Я отмахиваюсь от воспоминаний, заставляя себя забыть звук ее предсмертного хриплого дыхания или топот кровожадных Илийцев, окружающих нас в Чаше.

— Пэйдин?

— Хм? — Я поднимаю голову и вижу, что Элли смотрит на меня с беспокойством. Я даже не осознавала, что смотрела в пол. — Прости, да, все более чем устраивает.

Прокашлявшись, я захожу глубже в комнату. Проигнорировав, как я уверена, столь же изысканную ванную комнату слева от меня, я нахожу нечто гораздо более привлекательное.

Я оказываюсь перед балконом спустя несколько секунд. Бросив Элли легкую улыбку через плечо, распахиваю стеклянные двери и выхожу на широкую каменную террасу.

Свежий воздух гладит мои волосы, пока я любуюсь красотой, раскинувшейся подо мной. От садов с этой высоты захватывает дух. Ряды цветов вьются вокруг круглых мощеных дорожек, цвета смешиваются на каждом повороте. Фонтан, в котором я хорошенько облила Китта, находится в центре всего этого…

Китт.

Во время Испытаний он был для меня просто Киттом. А еще принцем и внешне точной копией своего отца. Но так же и другом. Другом, которого я предала. И тем, кто как я думала, наверняка убьет меня за это и за многое другое.

Но теперь он стал кем-то большим. Сначала другом, потом врагом, а теперь моим будущим.

Я вздрагиваю от этой мысли и от всех последствий. Развернувшись на каблуках, я возвращаюсь в свои королевские покои и нахожу Элли, терпеливо ожидающую моего возвращения.

Закрыв двери балкона, я опираюсь на них с показной небрежностью, которую совсем не чувствую и не чувствовала уже очень давно.

— Где королева? То есть вдовствующая королева?

Я морщусь от того, как коряво прозвучал вопрос, но Элли, настоящий ангел, отвечает прежде, чем я успеваю еще больше все испортить.

— Ее перевели в западное крыло замка. Там находится лазарет, — тихо поясняет она. — Хотя, даже если бы она была здорова, все равно больше не занимала бы эти покои. Потому что, как ты знаешь, это покои королевы, и…

— А я буду королевой, — заканчиваю я, прижимаясь к двери всем телом.

— Верно. — Она слабо улыбается. — И для меня будет честью стать твоей горничной. То есть… если ты, конечно, позволишь.

Я выдыхаю, и вместе с этим вырывается усталый смех. Как же приятно снова почувствовать, как тело содрогается не от боли. Как приятно издать хоть какой-то звук, кроме всхлипа.

— Элли, если меня и правда сделают королевой, я прослежу, чтобы ты больше никогда не работала ни дня в жизни.

— О, я не против работы. Она отвлекает, — застенчиво признается она. — Да и… я хочу служить тебе.

Снова вырывается смех — на этот раз с колкостью.

— Правда? После всего? — Я делаю несколько шагов к ней. — Ты ведь слышала слухи. Возможно, даже правду.

— Я уверена, у тебя были на это причины, — мягко говорит она, избегая моего взгляда.

Ее ответ — словно внезапная волна облегчения. Я сглатываю, испугавшись собственного вопроса.

— Но почему ты не ненавидишь меня, как все остальные в Илии?

Она смотрит на меня, позволяя тишине растянуться между нами.

— Потому что остальные в Илии не знают тебя.

— А ты знаешь? — спрашиваю я слишком быстро.

— Лучше, чем большинство. О человеке многое узнаешь, будучи его горничной.

Затем она подходит к туалетному столику, выдвигает подходящий по цвету стул и подзывает меня, похлопывая по плюшевой обивке.

— А теперь иди сюда, давай приведу тебя в порядок.

Я подчиняюсь, ощущая себя неловко и неуверенно. Опуститься в это мягкое кресло — будто шагнуть назад во времени. В то время, когда моей единственной заботой было выжить на Испытаниях и скрыть кровь Обычной. В более простые времена, до того, как я присоединилась к Сопротивлению и вонзила меч в грудь продажного короля.

И вот как я за это награждена. На моей голове оказалась корона, а королевство, жаждет моей смерти.

— Ты подстриглась, — мягко говорит Элли, в ее голосе слышится вопрос. Смочив ткань теплой водой, она начинает вытирать засохшую кровь, покрывающую мою кожу.

Она возится с особенно упрямым пятном у подбородка, когда я бормочу:

— С такими волосами стало трудно убегать от смерти.

Гораздо проще сказать это, чем озвучить жалкую правду. Гораздо легче, чем вспоминать, как кровь прилипла к моим волосам настолько, что я умоляла Кая отрезать их. До сих пор бледнею при одном ее виде. До сих пор чувствую ее на ладонях. До сих пор боюсь, что она снова зальет мои руки только уже от другого, любимого человека. Хотя их осталось так мало… и это, пожалуй, приносит даже странное облегчение.

Я наблюдаю, как Элли тянется к ножницам.

— Хочешь, я подравняю? Концы немного…

— Нет, — выпаливаю я. А потом мягче: — Спасибо. Я хочу оставить все как есть.

Элли кивает, хотя я почти уверена, что ей не дает покоя причина. И, если бы она спросила, я бы рассказала. Я бы объяснила, почему не могу отпустить эти кривые кончики.

Я много раз подрезала челку Адине. И выглядела она точно так же.

Эти неровные серебристые пряди напоминают мне о долгих ночах в Форте, когда я подстригала кудрявую челку Адины, не видя ничего, кроме звезд. Ей было щекотно и она хихикала, пока я неровно стригла ее волосы. А потом мы смеялись, обвиняя друг друга в неудачном результате.

Теперь я никогда больше не получу такой возможности. Поэтому я держусь за эти воспоминания с помощью кончиков своих собственных волос.

— А как это было? — наконец спрашивает Элли с распахнутыми глазами. — Бежать через Скорчи вот так?

— Одиноко, — шепчу я. — Страшно.

Элли медленно кивает, заправляя прядь за мое ухо.

— Но тебе идет такая длина. И… я рада, что ты вернулась. Живая.

— Спасибо, — тихо отвечаю я. — Я сама в таком же шоке, как и весь двор.

— Да, я слышала об этом. — В ее голосе слышится мука. — И не могу сказать, что прислуга восприняла это намного лучше.

— Могу себе представить, — стону я. — Честно говоря, не удивлюсь, если повара отравят меня еще до конца недели.

Элли качает головой, все так же аккуратно проводя тканью по моей коже:

— Нет-нет, они не посмеют. Не после того, как король объявил тебя своей невестой.

Объявил меня своей.

Я никогда не думала, что эти слова будут ассоциироваться с Киттом. С другой стороны, его брат… Я точно знаю, каково это, когда Силовик заявляет на тебя права. И я приняла это.

— Ну, это… обнадеживает, — бормочу я.

— Ему стало намного лучше, знаешь ли, — мягко добавляет Элли, скользя взглядом по шраму на моей шее. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не съежиться под тяжестью ее очевидного беспокойства. Но, к счастью, она продолжает: — После коронации его редко видели. Он держался особняком, запершись в своем кабинете. — Она наклоняется вперед, понижая голос, как будто мы были не единственные в этой комнате. — Он выбрасывал свою еду из окна. Некоторые из нас, слуг, натыкались на кучу объедков под его окном во дворе. — Хотя, конечно, это неудивительно, — вздыхает она. — Он ведь горевал по отцу после произошедшего. — Ее глаза встречаются с моими, прежде чем она отводит их в сторону. — Похоже, визиты Калума пошли ему на пользу. Его Величество наконец услышал, что происходит в стране, не из отчетов, а от живого человека.

Я медленно киваю, все еще пытаясь сложить этот странный пазл.

— То есть Калум навещал его? В кабинете?

— Ну… не сразу, — уточняет она. — Сначала он несколько дней провел в подземелье, переживая… Чума знает что. Но, видимо, Китт что-то в нем увидел и стал говорить с ним по-человечески. — Элли пожимает плечами. — Это все, что я знаю. Все, что знает прислуга.

Я никогда прежде не испытывала такой смеси шока и полного отсутствия удивления.

Такое противоречие — единственно логичный отклик на последний час моей жизни.

Потому что, несмотря на все, на свою веру в него, я никогда по-настоящему не верила, что Китт рискнет идти наперекор всему, чему учил его отец.

Похоже, я оказалась права. Этому королю не так уж важно единство Илии — лишь бы королевство выжило, любой ценой.

Я почти нахожу в себе смелость улыбнуться. Потому что это начало.

У Китта есть полное право ненавидеть меня после того, как я убила его тирана-отца. Но он нуждается во мне. Вместе мы можем спасти это королевство не только от гибели. Мы можем освободить его от сегрегации, что отравляла эти земли десятилетиями. Возможно, без Эдрика, который больше не нашептывает сыну ложь и не подогревает его жажду одобрения, Китт впервые сможет мыслить ясно.

А если рядом с ним Калум — советник, помогающий видеть правду, — тогда надежда еще есть. Его красноречие и та сосредоточенность, с которой он слушает, делают Чтеца Мыслей по-настоящему убедительным. Или, быть может, он просто использует свою способность, чтобы пробираться в наши мысли, выуживая чувства и убеждения, прежде чем произнести именно то, что нужно услышать.

Мой взгляд падает на кровать, рядом с которой валяется единственная моя вещь — грязный мешок. Вероятно, его принес в покои один из слуг. Не по своей воле. Но внутри — дневник. Тот самый, который я мечтаю показать Калуму. И Китту.

Это неизбежное напоминание о моем отце заставляет меня с трудом сглотнуть… Странно осознавать, что человек, которого я знала, был лишь ниточкой в клубке правды, которую я только начинаю распутывать. До недавнего времени Адам Грэй был просто отцом. Целителем, который научил меня выживать, наблюдать, тренироваться. А потом я увидела, как он умирает. И этот один-единственный разрушительный момент погрузил меня в жизнь, которую я никогда не думала, что смогу пережить.

Мой отец был лидером Сопротивления. Только вот, судя по его дневнику, он… вовсе мне не отец.

Вырываясь из заточения собственных мыслей, я снова обращаюсь к Элли:

— А что с остальными из Сопротивления? Я думала, некоторых взяли в плен.

Она качает головой.

— Последнее, что я слышала, так это то, что они тоже в подземельях. Но это было сразу после последнего Испытания… с тех пор прошло время…

Она замолкает, давая мне возможность дорисовать в уме всевозможные ужасные варианты их смерти. Я задаюсь вопросом, сколько бойцов Сопротивления — сколько Обычных и тех немногих Элитных, вставших на их сторону — были схвачены после той бойни в Чаше? Сколько погибли мучительной смертью, потому что даже после лет подготовки их восстание разбилось в прах?

Я поднимаюсь и выскальзываю из-под мягкого прикосновения Элли.

— Мне нужно поговорить с Киттом. С королем. — Я прочищаю горло. — И с Калумом.

Она выглядит напуганной из-за этой идеи.

— Только не в таком виде! — И тут же смущенно сникает. — То есть… у тебя был долгий путь. Тебе нужно отдохнуть…

— Я думала, что умру задолго до этого момента, — спокойно перебиваю я. — Думала, что в том тронном зале меня пронзит меч. Но этого не случилось. И я намерена узнать почему. — Голос понижается, становится почти зловещим. — Возможно, мне осталось жить совсем немного. И я не собираюсь тратить это время на отдых.

— Ладно, — мягко соглашается Элли. — Не отдых. Но хотя бы прими ванну, прежде чем снова покажешься во дворце.

Верно. Все мое существование теперь свелось к внешнему виду.

Я киваю, и внезапно все, о чем могу думать — это кровь, засохшая на моей коже. Какое это будет облегчение — смыть с себя все, что осталось от беглянки-предательницы, стремившейся выжить. Каждую каплю крови, пота, слез, пролившихся на этом проклятом пути.

Уже дойдя до ванной, я вдруг резко оборачиваюсь и выпаливаю:

— Ты не слышала о Ленни? Я видела его в своем путешествии. Но наши пути разошлись.

— А, да, об этом… — Ее взгляд ускользает от моего прищуренного. — Он… он здесь. В замке.

— Что? — задыхаюсь я. — Где он?

Она подходит ко мне, и пучок ее коричневых волос подпрыгивает в такт шагам.

— Я расскажу. После ванны.

— Элли…

— Моя леди, — с поднятой бровью подчеркивает она.

— Ладно, — вздыхаю я, снова поворачиваясь к ванной. А через плечо, нарочито весело и, на удивление, искренне, бросаю: — Но только потому, что кровь под ногтями может свести меня с ума.