Бесстрашная

Глава пятая

Кай

Я столько раз проигрывал в голове эту встречу, вновь и вновь прогоняя заученные слова.

Именно разговор, занимающий мои мысли, заставил мои ноги вести меня по знакомому маршруту — в его кабинет. В кабинет, который когда-то принадлежал нашему отцу, а теперь — брату, который становился все больше похожим на него.

А может, и нет. Может, он совсем не такой, как человек, которого я ненавидел.

Я не знаю, что думать после его рокового заявления в тронном зале. Вот почему я стою сейчас перед знакомой деревянной дверью — мне нужны ответы.

Постучав костяшками пальцев трижды, я нажимаю на ручку и вхожу. Эта маленькая комната такая же душная, как и тот подвал, где Силовик воссоединился со своей Серебряной Спасительницей. Мой взгляд скользит по окружающему меня кабинету, по четырем стенам, заключающим в себе немалую часть моего прошлого. Угли медленно догорают на дне очага, слабо мерцая последними остатками тепла. Три мягких кресла обращены к камину; одно из них, кожаное и потертое, слишком надолго приковывает к себе мой взгляд.

Я прочищаю горло, прежде чем подойти к большому столу в центре комнаты. Китт склонил голову, его глаза бегают по свитку, зажатому в пальцах. Только когда я склоняюсь над ним, он поднимает голову:

— Привет, брат.

Я моргаю, услышав это обращение. Это звучит странно, особенно когда это произносит тот, кого я вынужден был оставить, чтобы найти убийцу нашего отца. Это больше не тот сломленный, обезумевший человек, о котором шептались в королевстве. Передо мной кто-то другой.

— Привет, Китт, — медленно отвечаю я. — Ты выглядишь… неплохо.

Он коротко усмехается, отложив бумаги.

— Бывали дни и похуже. Ты ведь знаешь.

Взгляд, который он сейчас на меня бросает, кажется знакомым, словно это отголосок той улыбки, которую он так часто мне дарил.

— Прости, что я был таким… отстраненным перед твоим отъездом. Но я горевал. Я чувствую себя лучше, если тебе интересно.

Он качает головой, светлые волосы развеваются.

— За последние несколько недель я многому научился.

Я тихо хмыкаю, не зная, что сказать. После короткой паузы заявляю:

— Рад, что тебе лучше.

— Я снова чувствую себя собой, — добавляет он с легкой улыбкой. — Ах да… — Он роется в кипе бумаг, отыскивая что-то. — Это твое.

Он опускает какой-то предмет на единственное свободное место, выглядывающее из-под бумаг. Я смотрю на перстень Силовика с крупным гербом на нем. Два льва обрамляют букву «А» — наша фамильная печать и символ силы.

Хотел бы я видеть в нем только это.

Но я вижу лишь то, что мне пришлось сделать — и что делали до меня, — во имя этого герба. Каждую каплю крови, пролитую ради могущества нашей семьи. Каждый исполненный приказ, поскольку этот атрибут связал меня на всю жизнь.

И все же я надеваю кольцо на палец. Чувствую, как холодный металл впивается в мою кожу. Сжимаю ладонь. Десятилетия смерти вплетены в это кольцо, сжимающую мою кожу, и я не смею даже пошевелиться.

— Значит, — тихо бормочу я, не сводя взгляда с кольца, — я снова заслужил его.

Он пожимает плечами.

— Ты же привел ее ко мне, разве нет?

— Привел, — признаю я.

И сожалею об этом больше, чем о чем-либо в жизни.

— Надо отдать тебе должное, Кай. — Он откидывается на спинку кресла, в точности повторяя отцовский жест. — Я и не думал, что она доберется обратно.

Я ищу скрытый смысл в его словах. Я уже не уверен, говорит ли это мой брат или король, которым он стал.

— И ты боялся, что я этого не допущу, — спокойно озвучиваю я его невысказанное.

Он улыбается с ноткой грустного веселья.

— Думал, ты позволишь ей уйти.

— Почему ты не сказал мне о своем плане насчет нее? — Вопрос срывается с моих губ гораздо резче, чем я репетировал в своей голове.

Он моргает, сбитый с толку на мгновение, прежде чем возвращает себе самообладание.

— Честно? Я и сам не знал, что делать с ней. Пока не стал прислушиваться к советам Калума. Нашел записи с письмом отца.

— Так это Калум сказал тебе жениться на ней? — Мой голос звучит угрожающе тихо. — Лучше скажи, зачем ты вообще его слушаешь?

— Потому что он открыл мне глаза на многие вещи, — резко парирует Китт. — Внезапно я оказался в роли короля, охваченного горем и гневом. И когда Калум рассказал свою историю, то, что на самом деле происходит в трущобах, я понял, как мало знаю о собственной стране. — Его грудь тяжело вздымается, но голос остается ровным. — Поэтому я слушал. Я узнал много нового. И впервые в жизни пришел к собственным выводам. Так что называй меня сумасшедшим, как и все королевство, но…

— Я не думаю, что ты сумасшедший. — Мои тихие слова заглушают его собственные. — Думаю, ты прав. Если Илия в опасности, ты делаешь то, что должен, чтобы ее спасти. — Я ухмыляюсь. — Обычные должны вернуться в наше королевство, даже если это не вопрос выживания. Потому что я тоже многое узнал во время путешествия. Узнал, как нам лгали. И кто эти лжецы. — Китт открывает рот, но я продолжаю: — Я пришел не спорить о политике, не обсуждать Элитное королевство Эдрика, построенное на лжи. — Я упираюсь руками в стол, наклоняясь. — Я пришел поговорить о ней.

Он медленно поднимается на ноги, почти встречаясь со мной взглядом.

— Полегче, брат.

— Женитьба, Китт? — Почти кричу я, качая головой. — Ты в своем уме?

— Я думаю, — говорит он жестко, — у меня нет иного выхода.

— Ты король! — Теперь я действительно кричу. — У тебя всегда есть выход. В отличие от нас.

— Ладно, хочешь другой вариант? — В его голосе звучит вызов, и от выверенного королевского спокойствия не остается и следа. — Альтернатива — убить ее. Именно так я и собирался поступить. Как тебе такой выбор? Доволен?

Мы смотрим друг на друга, тяжело дыша. От шока я открываю рот, а грудь сжимается от страха. Его слова парализуют почти так же сильно, как невысказанные, повисшие между нами. Потому что хуже ее смерти может быть только одно — если ее придется убить мне.

— Если я не женюсь на ней, — выдыхает Китт, умоляя меня понять, — у меня не останется выбора, кроме как убить ее. Она убила нашего отца, Кай. Но как моя невеста, она может помочь восстановить Илию. — Он опирается на стол, наклоняясь все ближе с каждым словом. — Это взаимовыгодное соглашение. Я защищу ее. И скажу правду о том, что произошло между ней и отцом. А взамен она станет символом мира для других королевств.

Я провожу рукой по волосам. Не помню, когда начал расхаживать из одного угла комнаты в другой, но мои шаги уже отбивают ритм по потертому ковру. Я горько смеюсь, не в силах сдержать рвущийся из меня звук.

— Помоги мне понять, потому что, когда я уезжал, ты был полон ярости и был готов отдать мне приказ пронзить ее грудь мечом. — Я устремляю на него суровый взгляд. — Так что изменилось?

— Все, — выдыхает он, и его голос звучит настолько тихо, что мне становится стыдно за свою резкость. — Все изменилось. Тогда я был сыном, скорбящим по человеку, которого считал любимым отцом. Сейчас понимаю — это была не любовь, а одержимость. Отец не учил нас чувствам. Но без его наставлений я ощущал себя озлобленным, мстительным и неуверенным в себе. — Китт прерывисто вздыхает. — Я пережил утрату. Узнал много нового. Пришел в себя. Ты прав. Я уже не тот безумный мальчишка, которого ты оставил. Я — король.

Его слова сильно бьют по мне, словно удар в грудь, от которого у меня перехватывает дыхание. Я сглатываю.

— А что стало с тем сыном, который был готов на все, лишь бы угодить отцу? Потому что твое решение — это прямой вызов всему, чего он хотел для Илии. Даже если ты при этом ее и спасаешь.

Он глубоко вздыхает, отводя взгляд.

— Отец заботился лишь о том, чтобы уничтожить Обычных, а не укрепить королевство. Он прятался за своей Элитной системой, которую создал, а тем временем Илия слабела. Теперь я это понимаю. — Наконец он встречается со мной взглядом, и в его глазах горит решимость. — Я хочу, чтобы это королевство стало по-настоящему великим.

Я медленно киваю. В каждом слове Китта сквозит рвение, которое больше не сдерживается нашим отцом. Его любовь к Илии и желание восстановить ее достойно уважения. Но я горжусь не королем. Я горжусь тем мальчиком, который когда-то мечтал только об одобрении. Теперь он носит отцовскую корону и отказывается быть ее рабом.

Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Мысли об отце опасны. Они приводят меня к ней.

Вырываясь из самого темного уголка моего разума, обрывок фразы слетает с моего языка, звуча едва громче шепота:

— Ты ее не ненавидишь?

К моему удивлению, он выдавливает из себя улыбку. Это резкий, едва заметный жест, которым он готов поделиться со мной.

— А ты?

Мы смотрим друг на друга, и впервые с тех пор, как он надел корону на голову, я думаю, что мы, возможно, понимаем друг друга. Потому что внезапно я снова вижу в нем себя. Пэйдин — это не что-то правильное или неправильное, не что-то простое, как «да» или «нет». Она — само смятение, ощущение сомнения, цвет между черным и белым. Черт возьми, она — моя Серебряная Спасительница. И ненавидеть ее не так просто, как может показаться.

Для меня оказалось трудным не любить ее.

— Я не хочу, чтобы это встало между нами, — осторожно произносит Китт. — Я хочу, чтобы все было как раньше. Мы против всех. Как братья.

Я открываю рот, чтобы ответить…

Дверь распахивается.

Мне даже не нужно оборачиваться. Ее присутствие я ощущаю всем телом — оно чувствуется в изгибе моей шеи, где когда-то покоилась ее голова. Она прикована к моей лодыжке и вечно тянет меня к себе.

Китт смотрит мне через плечо, его глаза чуть расширяются от удивления. Я поворачиваюсь. И больше не могу отвести взгляд от нее.

И вот она здесь. Ее поза такая же напряженная, как и выражение лица. Волосы коротко подстрижены и немного вьются, касаясь линии подбородка. Под мышкой зажат дневник ее отца в кожаной обложке, плотно прилегающий к облегающей фигуру блузке. Синева ее глаз обрушиваются на меня, как волна, и я внезапно осознаю, что с тех пор, как мы приехали в замок, я был почти лишен возможности утонуть в них. Только сейчас у меня появился шанс окунуться в них.

Я наблюдаю, как она делает то же самое, хотя стоическое выражение лица с нее не сходит.

Притворяйся.

У нее это получается лучше. Хотя, неудивительно, ведь передо мной «Экстрасенс». Она всю жизнь училась притворяться.

Ее взгляд отрывается от моего и устремляется на Китта.

— Не нужно вводить меня в курс дела. Так случилось, что я… все слышала.

Мои брови взлетают вверх, не то в удивлении, не то в насмешке.

— Итак, можно с уверенностью предположить, что ты подслушивала, стоя у двери.

Она переводит глаза на меня и награждает обманчиво-ласковой улыбкой.

— Только до тех пор, пока вы двое не начали кричать. Тогда и все остальные в коридоре тоже начали подслушивать.

С тяжелым вздохом Китт опускается обратно в кресло.

— Пэйдин, я собирался все тебе объяснить…

— Правда? — Она прерывает его своим резким, как лезвие ножа, голосом.

— До свадьбы или уже после?

Я замираю, взгляд скользит вниз по ее руке к сверкающему кольцу на пальце. Это так непринужденно прозвучало в этой комнате, в этом разговоре. При виде этого символа здесь, сейчас, возможно, навсегда, у меня щемит в груди.

Наверное, я ревную даже к кольцу. К тому, как оно прижимается к ее коже. Как чувствует каждый ее вздох. Потому что это должен быть я.

— До, конечно же, — говорит Китт ровно, не глядя ей в глаза. — Уверен, у тебя полно вопросов.

— Еще бы. — Эти слова похожи на смех. — Начну с задания, которое ты поручил Ленни.

Я прислоняюсь к столу, вытянув ноги на ковре и скрестив лодыжки. Мой взгляд скользит через плечо к брату.

— И в чем же оно заключается?

Китт открывает рот, но я слышу голос Пэй.

— Ему приказали охранять… — Пэйдин сглатывает. — Дверь Блэр. И, скорее всего, каждый ее шаг.

В ее глазах пылает ярость, и только сейчас я понимаю, что именно разжигает ее.

Адина.

Я видел, как ветка разрывает ее грудь. Видел, как Пэйдин рухнула в том песчаном карьере, плакала, держа ее тело, и кричала, когда Адина испустила последний вздох. Но до этой трагедии она стала победительницей Финального Испытания.

Блэр провела ветку сквозь грудь Адины с помощью силы. И с улыбкой на лице.

Когда я смотрю в глаза Пэйдин, в них отражается жажда мести. И у меня такое чувство, что только кровь Блэр будет единственным, что доставит ей удовольствие.

— Я должен поддерживать мир, — медленно произносит Китт. — Ее отец — генерал, которому доверяют, и я не могу допустить, чтобы будущая королева затевала бойню в замке. Я знал, что ты будешь преследовать ее, и решил, что поставить Ленни между вами двумя — самый безопасный вариант. — Он проводит рукой по волосам, растрепав светлые пряди. — Мне нужно, чтобы ты вела себя идеально, если ты хочешь, чтобы эта помолвка состоялась.

— Ты действительно хочешь, чтобы она состоялась? — Пэйдин говорит неожиданно спокойно. — Наша помолвка. Объединение Обычных и Элитных.

— Чтобы спасти Илию, да, — уточняет Китт. — Нам нужно возобновить торговлю, а это возможно лишь в том случае, если соседние королевства перестанут нас ненавидеть. Я бы рассказал больше про нашу свадьбу, но, кажется, ты и так уже все услышала…

Она кивнула, и ее серебристые волосы взметнулись.

— Да, я… услышала большую часть. Кроме одного вопроса, который ты предпочел обойти стороной. — Она делает шаг вперед, бросая дневник перед нами. Ее пальцы обхватывают край стола, почти касаясь моих. — Ты меня не ненавидишь? После всего, что я сделала?

Китт делает длинный, дрожащий вздох. Я перевожу взгляд между ними, становясь свидетелем этого вежливого противостояния.

— Дело не в ненависти или любви, — наконец заявляет он. — А в том, что будет лучше для всех. А я не могу править королевством, которое падет.

— Я убила твоего отца, — резко бросает она. — И ты мне это прощаешь?

— Ты ведь еще не извинилась.

— Я защищалась, — шепчет Пэйдин. — Ты должен знать это. Он напал на меня. И я едва вышла живой из того боя. — Ее голос дрожит, но она высоко поднимает голову. — Мне жаль, что я убила твоего отца. Но я никогда не буду извиняться за убийство тирана.

В комнате воцаряется тишина, такая громкая, что почти оглушает.

Я наблюдаю за выражением лица Китта, пытаясь уловить хоть малейшее изменение, и знаю, что Пэй делает то же самое со своей псевдоэкстрасенсорной наблюдательностью. Но он даже не моргает, возможно, даже не дышит. Когда он все-таки говорит, его слова звучат слегка отрывисто:

— Тебе не нужно мое прощение. Тебе нужна моя защита. И теперь… — его голос становится холодным, совсем не таким, каким он говорил со мной, — теперь я дал тебе цель.

Костяшки ее пальцев, вцепившихся в край стола, побелели. Она моргает, на ее лице отражаются шок, обида и приглушенное понимание. Но Китт имеет полное право питать неприязнь к Обычной, убившей его отца, поэтому Пэйдин просто кивает в ответ на его искренность. Она больше не настаивает на прощении, не сейчас.

— А как насчет остального? Болезни, в которой вы обвиняли нас, Обычных? — Она тянется к дневнику, перелистывая потрепанные страницы, пока не становится виден неровный почерк. — Моим отцом был Адам Грэй, Целитель в трущобах. Он записал все.

Я скрещиваю руки на груди.

— В его записях говорится, что отец подкупал Целителей, предлагая им серебро на вес золота, если они подтвердят ложь о том, что Обычные отбирают у Элиты силу. — Я вздыхаю. — Как бы мне ни было противно это признавать, но все в дневнике сходится. Неудивительно, что все Целители живут в роскоши и на широкую ногу. У них есть все и нет никакого желания помогать тем, кто живет в трущобах.

Когда мой взгляд останавливается на Пэй, она кивает в знак молчаливой благодарности и продолжает:

— Каждый Элитный в этом королевстве презирает Обычных. Получать деньги за распространение лжи — лишь приятный бонус для Целителей. А король… — она делает паузу, — он воспользовался этой ненавистью. Пытался купить молчание моего отца. Не один раз. Но он был одним из немногих Целителей, кто остался в трущобах. Он знал, что все это ложь, но не мог ничего изменить.

— Поэтому он и создал Сопротивление, — тяжело вздыхает Китт, все еще избегая взгляда Пэйдин. — Калум рассказал мне все. Как и письмо, что отец оставил. — Он выглядит уставшим, пока массирует пальцами лоб. — Я знаю о лжи, которую распространяли Целители десятилетиями.

— И ты собираешься рассказать об этом королевству? — Пэйдин сглатывает.

Китт отмахивается:

— Да. Хотя и оберну правду в более удобную форму. Я, возможно, и начал презирать отца, но это не значит, что я хочу очернить наше имя. — Он наклоняется вперед, глядя на кольцо на ее пальце, на которое я не могу даже смотреть. — Я защищу наследие Эйзеров. Но… — он произносит неохотно, — я также защищу тебя, Пэйдин. Королевству поведают о том, что на самом деле произошло за пределами той арены между тобой и королем…

В его голосе слышится резкость и горечь, которых я раньше не замечал. Я киваю в сторону стола:

— А что насчет записей? И Калума? Они изменили твое мнение об Илии?

Китт поворачивается ко мне, и выражение его лица смягчается.

— Это не произошло сразу. Я много говорил с Калумом, пытался понять причины атаки. А он все говорил о том, почему вообще возникло Сопротивление. Я узнал больше о трущобах, и о том, куда катится Илия. — Он переводит взгляд на Пэйдин. — Все, что он говорил, совпало с тем, что я увидел, Когда ты тайком меня вывела из замка. Я понимаю, что для Сопротивления это было больше, чем просто предательство, — он почти смеется, — но, тем не менее, это помогло мне понять. Калум, как Чтец Разума, знал, что я начинаю видеть правду. Он стал моим советником. Предложил мне жениться на Пэйдин, чтобы спасти Илию. Сначала я отказывался. — Китт снова смотрит на меня. — Но я навестил королеву, твою мать, и она рассказала мне о письме, которое оставил для меня отец. По ее словам, это был план на будущее… — Он прочищает горло. — И только когда я прочел его, я понял, что нужно делать. Отец не заботился о королевстве, он ненавидел Обычных. А чертовы записи о дефиците пищи и перенаселении это только подтвердили. Он пытался построить общество Элитных и провалился. Теперь нам придется расплачиваться за его ошибки.

Каждое слово наполнено отвращением и предательством. И я рад этому. Наконец-то, после всех этих лет, в течение которых он пытался ему угодить, Китт видит нашего отца таким, какой он есть, точнее был.

Выражение лица Пэйдин отражает выражение лица Китта, как будто он выплюнул все свое отвращение ей в лицо.

— Его мечты об Илии были разрушительными. Примитивными. И он хотел, чтобы я продолжил их. — Китт качает головой, будто вспоминая, как готов был на все ради одобрения. — Он разрушал королевство ради глупой идеи. Он жаждал величия. А добился посредственности.

Мои брови взлетают от удивления. Это уже не тот брат, которого я оставил. Что-то изменилось. Может, все началось с разочарования.

— Значит, — осторожно спрашивает Пэйдин, — ты больше не хочешь исполнять волю отца?

Она спрашивает об этом, прекрасно зная репутацию Китта. Вся его жизнь была направлена на то, чтобы угодить одному-единственному человеку, которому он бросил вызов одним-единственным указом. Я перевожу взгляд на короля, сидящего перед нами, и наблюдаю, как слова слетают с губ, тронутых улыбкой:

— Зачем повиноваться человеку, если я могу превзойти его? Раньше я считал, что его планы достойны моей преданности. А теперь вижу, что нет.

Мне сложно сдержать улыбку. Китт, наконец, вырвался из цепких рук отца.

— Ты делаешь это только ради спасения Илии, — говорит Серебряная Спасительница. Это не вопрос, а разочарованное утверждение.

Китт складывает руки на столе.

— Я делаю это ради величия.

— Ты не хочешь единого королевства? — не отступает она.

— Это не причина, по которой я иду на это. — Его голос спокоен, несмотря на ее пристальный взгляд.

— Возможно, для кого-то это станет приятным исходом. Но мне не нравится, что силы Элитных ослабеют из-за смешения с Обычными. Хотя, по сути, Примитивные уже составляют половину населения. Но с этим мы разберемся позже.

Я задерживаю дыхание, пока Пэйдин мгновение обдумывает это. И когда она наклоняется над столом, я делаю тоже самое.

— Я мечтала о свободной, единой Илии всю жизнь. И если это единственный путь к ней, пусть будет так. — Ее голос слабеет. — Но, похоже, у меня вся жизнь впереди, чтобы изменить твое мнение об Обычных.

Китт склоняет голову.

— Все изменилось. И теперь я тоже желаю, чтобы мы были едины.

Мое сердце бешено колотится в груди, оно бьется ради нее, из-за каждого мгновения, которое мы, возможно, никогда не проведем вместе.

И когда слова, наконец, слетают с ее губ, она с таким же успехом могла бы вонзить кинжал мне в спину, как и обещала давным-давно:

— Тогда я выйду за тебя замуж, Китт. Чтобы спасти это королевство от него самого.