Глава сорок пятая


Пэйдин


Яма поглощает меня целиком, и все же мой взгляд не отрывается от его лица. Я вдыхаю, готовясь опуститься на шесть футов под арену, в песчаную могилу.

Закрываю глаза и на мгновение вижу ореховые глаза Адины, смотрящие на меня. Она как дом. Я вижу отца, с улыбкой на губах и книгой в руках. Он как безопасность, и это мимолетная секунда покоя.

Невидимая рука вытаскивает меня из когтей Смерти.

Я выскакиваю из песка, телекинетический захват Кая крепко удерживает меня. Носки моих ботинок повисают над песком, пока я отплевываюсь, пытаясь вдохнуть. Грубый песок покрывает каждую часть моего тела. Он заполняет рот, прилипает к ресницам, цепляется за окровавленную кожу.

Меня дергают вперед, мое застывшее тело устремляется к нему. Рев толпы прорывается сквозь звон в ушах, воздух свистит вокруг, сдувая песок с кожи. Я с трудом фокусирую мутный взгляд, чтобы увидеть, как Кай обнажает меч у бедра.

Мое сердце замирает, отдаваясь болью во всем теле.

Он поднимает длинный клинок, направляя его в грудь, мчащуюся прямо на него.

Это, на самом деле, подходящий конец моей мучительной борьбы за выживание.

Я снова закрываю глаза, позволяя ему нести меня к моей погибели, надеясь, что Адина и отец будут по ту сторону этого клинка.

И тут чья-то рука резко врезается мне в плечо, останавливая мою судьбу.

Крики становятся приглушенными. Мир замирает. И мы — в его центре.

Я вижу три вещи, когда набираюсь сил открыть глаза.

Первая — острие меча, зависшее на расстоянии вздоха от моей груди.

Вторая — это как будто взгляд со стороны на происходящее. Мое тело все еще парит над землей, удерживаемое силой разума Кая и заимствованной способностью. И все же он удерживает ладонь на моем неповрежденном плече, будто не хочет, чтобы меня пронзили, пока он не посмотрит мне в глаза.

И третье…

Третье, что я вижу — выражение его лица. Оно противоречиво, словно смесь решимости и сострадания искажает его черты. Кажется, он борется с собственным разумом. Его рука дрожит, и клинок дрожит вместе с ней, царапая мою кожу. Но я не отвожу взгляд от надвигающейся бури в его глазах, боясь, что он не станет последним, кого я увижу.

— Все в порядке, — шепчу я, голос надломлен, как и тело, висящее перед ним. Носки моих ботинок едва касаются песка, на который капает моя кровь. — Адина умерла здесь. Я тоже хочу умереть здесь. — Кровь из ушей смешалась со слезами, бегущими по моему лицу. — Тогда я не смогла ее спасти. Но сейчас могу спасти тебя.

Он замирает, в его глазах собираются слезы. Я медленно тянусь к нему, прерывая резкое покачивание его головы. Моя окровавленная рука мягко ложится на его бьющееся сердце.

— В грудь, помнишь? — Слеза скатывается по щеке, прокладывая путь сквозь налипший песок. — Так я хочу умереть. Как и те, кого я любила.

Силовик ломается.

Слезы струятся по его лицу, когда эмоции наконец пробиваются сквозь толстую маску, которую он носил. Телекинетический захват ослабевает, мои ноги касаются песка, и я падаю на колени. Кай делает то же самое, позволяя мечу выскользнуть из его пальцев.

Мы смотрим друг на друга, колени соприкасаются, слезы текут.

— Прости, — хрипло шепчет он.

— Ты — Силовик, — слабо выдавливаю я. — Обычному не дано было победить.

Он качает головой.

— Но ты не совсем обычная, правда? — Затем, выровняв дыхание, он приказывает: — Теперь следуй за мной.

Кай поднимается на ноги с легкостью, которой я завидую. Мое тело молит о покое, но я заставляю его встать. С дрожащими конечностями я выпрямляюсь перед ним.

Одобрительные крики толпы больно бьют по окровавленным ушам, заставляя меня поднять взгляд к трибунам. Ряды обезумевших илийцев вскакивают, ожидая моего неминуемого конца. Даже солнце выглядывает, достаточно заинтересованное, чтобы задержаться в пути по небу.

Когда мои уставшие глаза возвращаются к Каю, он кивает и коротко говорит:

— Правый хук.

За этим следует летящий кулак.

Я уклоняюсь, уходя влево по его предупреждению. Ошарашенная, едва слышу его бормотание:

— Джеб.

Снова подчиняюсь его словам, отскакиваю назад прежде, чем он успевает нанести удар в живот.

— Хорошо, — выдыхает он. — Теперь бей — кросс, правый хук.

Я пригибаюсь, а затем блокирую удар предплечьем. Его грудь оказывается открыта, и я наношу сильный удар ногой, от которого он пошатывается. Я не упускаю шанс, наношу еще один удар в бок своим ботинком. Он ловит мою ногу, крепко сжимает и, вращаясь, швыряет меня в песок.

Его пятка вдруг несется к моей груди, но я успеваю перекатиться. Поднимаюсь на ноги прежде, чем он наносит еще один удар пяткой, на которую я наступаю, ловлю его через плечо, чтобы затем ударить коленом ему в живот.

Слышу, как воздух вырывается из него, когда удар достигает цели. Свободной рукой хватаю его за шею, снова и снова вбивая колено.

Шипя от усилия, я опускаю его голову, перекидываю ногу через нее, крепко зажимая шею, вторая нога уходит под его подбородок.

Импульс бросает нас на землю, я прижимаю подбородок, когда песок ударяет в спину. Зажатый в плотном захвате между моих ног, Кай отбрасывается на землю, пока я перекатываюсь на ноги.

Силовик едва поднимается на колени, как я наношу удар в челюсть. Задыхаясь, он блокирует его, но я уже замахиваюсь хуком к его виску. Он ныряет под него, хватает меня за запястье, прежде чем врезать мне плечом в живот.

Мои ноги внезапно отрываются от земли. В одно мгновение он обхватывает бедро, перекидывает меня через спину. Встав, он отклоняется назад, подбрасывая мои ноги в воздух в грубом подобии сальто, которое заставляет меня упасть на песок.

Последний воздух вырывается из легких. Я отплевываюсь, глядя в небо, каждый дюйм моего тела ноет. Едва замечаю, как Кай подбирает мой забытый кинжал, и мне даже плевать, когда он направляет его на меня.

— Давай, Пэйдин, — шепчет он. — Не сдавайся сейчас.

Мой взгляд устремляется на экран над ареной — оттуда на меня смотрит мое окровавленное лицо. Я выгляжу уставшей — до боли уставшей от попыток выжить. Впервые я хочу свободы от этой борьбы.

Но ради Кая я дарую себе гибель, которую стоит запомнить.

Моя нога резко взмывает вверх, ударяя по его руке с кинжалом. От удара оружие выскальзывает из его пальцев. Серебро сверкает на ярком солнце, а затем мой клинок погружается в песок рядом со мной.

Я не трачу эту внезапную крупицу силы. Другой ногой зацепляю его ступню, дергаю со всей мощью, на которую я только способна.

Точно так же, как я поступила с королем, теперь я поступаю с его сыном.

Кай валится в песок, а я хватаюсь за кинжал, набрасываюсь на него, оседлав тело, как делала много раз прежде. Я нависаю над ним, держа в руке оружие, моя победа — это лезвие, которое вот-вот опустится.

Но я лишь наблюдаю, как его серые глаза расширяются, когда я вкладываю рукоять кинжала в его ладонь.

Мои пальцы обвивают его, желая удержать их в последний раз. Лезвие направлено мне в грудь, в нескольких дюймах от бешено колотящегося сердца.

— Все в порядке, — шепчу я. — Я готова. Всю жизнь была готова.

Он качает головой, чуть приподнимаясь.

— А что, если сегодня я хочу спасти тебя? — Кинжал поворачивается, его рука направляет острие к собственной груди. — Может, это хоть немного искупит все те разы, когда я не смог спасти других.

— Нет, — выдавливаю я. Острие опасно приближается к нему, я тщетно борюсь с его силой. — Нет, прекрати.

Он все так же смотрит мне в глаза.

— Все в порядке.

— Нет! — сиплю я, хватая его руку обеими своими. Слезы застилают эту ужасную сцену. — Кай, остановись!

Кончик кинжала касается его груди.

Я умоляю:

— Пожалуйста! Кай, ты мне нужен!

— Все в порядке, — снова шепчет он. — Все будет хорошо. Просто помоги мне сейчас.

Слезы текут по моему лицу. Я вообще дышу?

— Нет, я не буду! — пытаюсь вырвать руки с кинжалом, но он поднимает свободную, сжимает мои.

Сталь вонзается в его плоть.

— НЕТ! — я сопротивляюсь ему, пытаясь вырвать кинжал из того места, где он начал скользить в его грудь с отвратительным звуком. — Нет, пожалуйста! — Я борюсь с этой медленной смертью изо всех сил. Но это бесполезно.

Клинок входит глубже, вырывая яркую кровь из углубляющейся раны. Мои слезы капают в багровую лужу, рыдания обжигают горло.

Последний раз он шепчет:

— Все в порядке. Это был хороший бой.

И затем лезвие вонзается по самую рукоять.

Я кричу.

Это звук моего разбивающегося вдребезги сердца. Я чувствую, как осколки дрейфуют в груди, пронзая легкие, которые больше не могут дышать. Я захлебываюсь в неверии, цепляюсь за ускользающие нить жизни, которую я хотела с ним.

Кульминация этого момента настолько страшна, что заставляет замолчать тысячи голосов вокруг.

— Нет, нет, нет… — мои дрожащие руки прижимаются к ране, кровь окрашивает ладони и щиплет в носу.

Глаза Кая устремлены в небо, взгляд становится отстраненным.

— Вытащи его для меня? — его прерывистый вздох сопровождается струйкой крови в уголке рта. — Я хочу, чтобы он был у тебя.

Я сползаю с него, все тело трясет, когда я перемещаюсь по песку. Осторожно укладываю его голову себе на колени.

— Нет, ты… ты должен исцелить себя, — умоляю я, и голос срывается. — Кай, ты должен исцелить себя ради меня.

Он умудряется едва заметно покачать головой.

— Я не очень хорош в исцелении, — его ухмылка едва заметна. — Недостаточно… практики. — От хриплого кашля кровь брызжет из его рта. — К тому же… нет способа вылечить эту… боль.

— Нет. — Это слово звучит так беспомощно, срываясь с дрожащих губ. — Помогите! — Я поднимаю свой безумный взгляд на молчаливую толпу. — Кто-нибудь, помогите мне! Мн… мне нужен Целитель! — Мои крики эхом разносятся по арене, бесполезные перед лицами, не желающими помочь. — Вы же Элитные! — надломленный крик тонет в тишине. — Черт, сделайте что-нибудь!

Я сдерживаю крик разочарования. Разочарования в Чуме. В Элите. В своем бессилии.

Смотрю вниз, прижимаю ладонь к щеке Кая.

— С тобой все будет в порядке, хорошо?

Та же самая ложь, которую я сказала Адине в этой самой Яме.

— Ты мой самоуверенный засранец, — я силюсь улыбнуться сквозь дрожь, — ты не можешь позволить мне победить.

Его серые глаза затуманено моргают.

— Только… только на этот раз.

Он переплетает липкие пальцы с моими, его хватка слабеет. Я качаю головой, грудь судорожно вздымается.

— Но ты мне нужен. — Рыдание сотрясает мое тело. — Ты все, что у меня осталось. Ты знаешь, что я нуждаюсь в тебе!

Будто Адину убивают снова. Я повторяю те же обрывочные фразы на том самом песке, который когда-то был запятнан ее кровью. Та же толпа снова склонилась, наблюдая за зрелищем — за тем, как мое сердце рвется на части. Разрыв, который Адине больше не суждено зашить.

Вот я, лицом к лицу с дежавю и самой Смертью. История повторяется в центре этой Ямы, пока любовь медленно умирает у меня на руках. Кровь Кая окрашивает мои ладони, как тогда, когда жизнь Адины утекала сквозь мои немощные руки. У Силовика рана на груди, как и у швеи до него.

И если бы я уже не стояла на коленях, то упала бы, умоляя его остаться со мной. Я прижимаюсь своим лбом к его, проглатывая рыдание.

— Я не могу потерять и тебя. Пожалуйста… пожалуйста, не покидай меня.

Тело Кая содрогается подо мной, будто он стряхивает холодную руку Смерти, чтобы подержать мою еще чуть-чуть.

— Мне жаль. Я… я бы хотел, чтобы все было иначе.

— Тсс. — Мои слезы капают ему на лицо. — Все хорошо, Кай. Я рядом. Я никуда не уйду. — Я сжимаю его руку, пряча всхлипы в каждом слоге. — Только ты и я. Под ивой.

Улыбка трогает его окровавленные губы, обнажая ряд залитых кровью зубов. И когда показываются эти чертовы ямочки, я задыхаюсь от крика, подбирающегося к горлу. Меня накрывает сожаление за каждое мгновение, когда я притворялась, что ненавижу их — за каждое мгновение, когда я притворялась, что ненавижу его.

Он уводит свой взгляд в сторону от меня.

— Видишь…

Я наклоняюсь ближе, ловя слова, которым не суждено прозвучать. Потому что свет гаснет в этих серых глазах.

— Нет. — Это слово — вызов.

— Нет. — Это — мольба.

Нет!

Боль. Вот что проносится сквозь меня, прежде чем вырваться наружу.

Я трясу его неподвижную грудь. Снова и снова.

— Кай. Кай, вернись ко мне.

Я почти не могу дышать сквозь судорожные рыдания. Его серые глаза остекленело смотрят в голубое небо, но я пытаюсь заставить их снова увидеть меня.

— Нет, ты не можешь уйти! Ты обещал, что не оставишь меня, помнишь?

Мой лоб касается его лба, и я шепчу слова, которые, как надеялась, отпугнут его. Признание, которое я слишком долго боялась произнести — и которое теперь станет моим самым горьким сожалением.

Но я шепчу это сейчас, снова и снова:

— Я люблю тебя, Кай. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Агония.

Вот это чувство. То, что рвет меня пополам, раздирает душу. Но я больше не пытаюсь его заглушить.

Отклоняясь назад, я освобождаю свою боль.

Это леденящий душу крик, который можно услышать даже на самых высоких трибунах. Я хочу, чтобы арена почувствовала мою боль, вкусила ее на ветру, уносящем душу, которую Кай запятнал ради меня. Горячие слезы стекают по коже, падая на безжизненное тело мужчины, которого я люблю.

В затуманенном и истеричном состоянии я впервые замечаю движущиеся фигуры вокруг. Проморгавшись сквозь слезы, мои горящие глаза фокусируются на забытых Наблюдателях. Я резко поворачиваюсь к экрану, на котором по-прежнему показан пустой взгляд Кая.

Все самообладание, что еще оставалось, в этот момент рушится.

— Убирайтесь от него! — кричу я, слабо размахивая слабой рукой в их сторону. Они не обращают на меня внимания, продолжают смотреть пустыми глазами, тянутся к его телу, хватая его за конечности. Я выхватываю с песка брошенный меч и разворачиваю его между ними четырьмя. Мой голос звучит безумно, как у сумасшедшей.

— Отойдите. Прочь.

Они моргают, и это движение прерывает трансляцию на экране. Моя рука дрожит под тяжестью меча, но я не позволяю себе его опустить. И все же Наблюдатели начинают тащить Кая прочь, оставляя за собой кровавый след.

Нет!

Я отбрасываю меч в сторону — во мне больше не осталось сил для борьбы — и тянусь к его безжизненному телу. Его тянут по песку, и все, что я могу — это волочить ноги вслед за ним.

— Нет, оставьте его! — я спотыкаюсь на следе его крови и падаю на колени. Рыдания сотрясают мои плечи, пока я смотрю, как Наблюдатели неумолимо утаскивают его прочь.

— Пожалуйста, — шепчу я сквозь ветер. Он пахнет смертью. Разрушением.

Я почти могла бы рассмеяться.

Вот кем я оказалась в конце. Его погибелью.

Я поднимаюсь на дрожащих ногах, вся в крови Кая. Она все еще теплая на моих ладонях, когда я поворачиваюсь к…

Гнев вспыхивает во мне.

Ты.

Я знаю, он слышит это обвинение, удобно устроившись в этой стеклянной коробке. Я больше не уверена, на кого смотрю. Все, что я вижу — это зеленые глаза убийцы.

Моя рука поднимается, и я указываю дрожащим пальцем на короля. Гнев рвется из горла, подпитанный болью и тем, что у меня отняли последнюю любовь в этом мире.

— Как ты мог?! Он был твоим братом!

Кровь стучит в ушах так громко, что заглушает внезапный ропот, прокатывающийся по толпе. Я наклоняюсь, снова хватаю рукоять брошенного меча окровавленными пальцами. Лезвие тянется по песку за мной, вдавливается в мою липкую ладонь. Мои шаги тверже, чем должны быть, когда я иду к нему, оставляя за собой кровавый след.

— Как ты мог?! — снова кричу я, горло саднит. Китт опускает взгляд, его голова чуть покачивается. — Посмотри на меня!

Требование разносится по арене, заставляя замолчать всех сплетничающих Элитных. Я стою там, ничтожная Обычная, задыхающаяся в Яме.

И все же, когда я приказываю, он подчиняется.

Китт встречается со мной взглядом, наполненным смесью недоверия и отчаяния. Он всматривается в меня, в каждую крупинку песка и каплю крови.

— Как ты мог…

Чья-то рука обвивает мою израненную шею, прижимая влажную тряпку к моему носу.

Мои колени подкашиваются.

Пылающие глаза закатываются.

И на какое-то время я не знаю ничего.

Даже боли.

Загрузка...