Бесстрашная

Глава пятьдесят третья

Кай

Я опускаюсь на неудобный стул, заставляя себя выдавить не менее неудобную улыбку.

— Здравствуй, мама.

Ее усталые глаза смотрят на меня смотрят на меня с пониманием.

— Китт рассказал мне. На самом деле, ты только что с ним разминулся.

— Правда? — Я осматриваю койку, которую она не покидала почти два месяца. — Он все еще навещает тебя?

Сильный кашель разносится по пустому крылу, прежде чем она выдавливает:

— Мы… сблизились после смерти его отца. — Ее рука слабо тянется к моей. — Но не уходи от темы, Кай. Я знаю.

Вздыхая, я провожу пальцами по своим взъерошенным волосам.

— Два дня.

— Как выглядит тронный зал?

Я едва не смеюсь.

— Как сад. Проход и колонны оплетены десятками розовых роз.

— Это же королевская свадьба, — говорит она хриплым голосом. — Они обычно бывают роскошными. — Затем поспешно добавляет: — Ну, кроме моей свадьбы c королем, конечно.

— Потому что отцу нужно было быстро жениться после смерти матери Китта, — почти декламирую я.

Смотреть ей в глаза — словно заглядывать в зеркало. Она изучает меня, будто пытаясь что-то в них найти.

— Я забываю, какой ты юный. Тебе еще так многому предстоит научиться.

Эти слова звучат как предостережение, которое я должен принять во внимание. Но когда королева снова начинает задыхаться от кашля, все мысли отступают перед тревогой за нее. Я поднимаю стакан воды к ее губам, запрокидываю ее покрасневшее лицо, пока прохладная жидкость не прочищает ей горло.

— Мне… — Она делает глоток, затем пытается снова: — Мне жаль, что тебе приходится видеть меня такой.

— Тсс, — строго обрываю я королеву. — Я недолго буду видеть тебя такой, потому что ты поправишься раньше, чем мы успеем осознать это.

Ее улыбка, некогда яркая, потускнела.

— Можешь лгать себе сколько угодно. Но не лги своей умирающей матери.

Я качаю головой, отказываясь верить в ее слова и желая поговорить о чем-то другом.

— Ты не против того, чтобы Китт женился на Пэйдин?

— У Китта есть свои причины, — просто говорит она.

Я не до конца удовлетворен этим ответом.

Она кашляет. Я морщусь.

— Отдохни, мама.

— Так… — судорожный вздох прерывает ее речь. — Так многому нужно еще научиться.

Жар окутывает кухню, распространяя запах картофеля с приправами.

— Джакс практически слюной исходит, — фыркает Энди. — Гейл, сколько еще? Он меня пугает.

Повариха поворачивается, ее круглое лицо сияет широкой улыбкой.

— Почти готово, дорогая. Индейке нужно еще немного времени.

Китт сидит рядом со мной на привычной месте, на стойке, будто мы снова мальчишки. Энди и Джакс занимают дальний выступ, а Пэйдин прислоняется к открытой стене, наблюдая за всеми нами.

— Держись, Джей, — утешает Китт, хоть и с поддразниванием. Он выглядит спокойнее рядом с нами, как будто его разум проясняется от всего, что его преследует.

Джакс выпячивает грудь, длинные ноги свисают со стойки.

— Я голодный, растущий мальчик.

Я смеюсь.

— О, лучше бы тебе уже перестать расти.

— Ага, — Китт смотрит на него с сочувствием, — мы не можем позволить нашему младшему брату смотреть на нас свысока.

Бордовые брови Энди взлетают вверх.

— Если он смотрит на меня свысока, значит, и на вас тоже.

— Я этого не допущу, — заявляет Китт.

— Отличная идея, — Энди украдкой макает палец в миску с картофельным пюре рядом с ней, пробуя на вкус. — Давай сделаем это твоим следующим указом, да?

Гейл даже не поворачивается.

— Я все видела, Андреа.

С широко распахнутыми медовыми глазами Энди шипит нам:

— Как, черт возьми, она это делает?!

Пэйдин смеется, и мое внимание переключается на противоположную сторону плиты. Все взгляды устремляются на нее и ее ослепительную улыбку.

— Кастрюля. Гейл видит твое отражение в кастрюле, Андреа.

Повариха оборачивается к Пэйдин, но ее улыбка не гаснет.

— Не выдавай мои секреты!

— Благодарю, мисс Грэй, — сладко говорит Энди. — Теперь тебе осталось выяснить, как Жасмин жульничает в картах.

Пэйдин кивает:

— Всегда пожалуйста.

— О! — Джакс чуть не подпрыгивает. — Можешь выяснить, куда деваются все мои левые носки?

— Да, это загадка, — моя кузина обнимает Джакса за плечи. — Но будущая королева должна мне пару одолжений после того, как я починила ее дверь. Дважды.

Ее взгляд скользит в мою сторону с легким упреком. Я небрежно откидываюсь на ладони, встречая ее взгляд с легкой усмешкой.

— Я был мертв сутки, а ты все еще беспокоишься о двери?

— О, пожалуйста, — бурчит она. — Мы знали, что ты не мертв. Но не волнуйся, я все равно скорбела из-за присутствия моего дорогого кузена.

— Какой указ ты хотела предложить? — вмешивается Китт, обращаясь к Энди. — Джакс должен перестать расти, верно?

Очевидно, он хочет сменить тему, и, к счастью, наша кузина с радостью подхватывает:

— Думаю, это очень по-королевски.

— Нет! — протестует Джакс.

Я позволяю им препираться, чтобы хоть немного вернуться в прошлое. Здесь, на кухне, все кажется проще, будто мир за пределами этих каменных стен замирает. На лице Пэйдин отражается своего рода облегчение. Возможно, она тоже нашла здесь хоть какое-то утешение. С нами. В семье, которой у нее никогда не было.

— Ну все, — гремит Гейл. — Берите тарелки и накрывайте на стол.

Мы подчиняемся, занимая скрипучий стол в дальнем конце кухни. Миски тут же опускаются на деревянную поверхность, скрывая каждую царапину и пятно. Усадив всех, Гейл занимает место во главе стола и накладывает еду на тарелки.

В детстве это было нашим убежищем — сидеть за этим столом, прячась от давления двора, которого мы не понимали. Теперь это стало еще более важным.

Джакс и Энди спорят, кому достанется лучший кусок индейки, в то время как Китт смеется, совсем не стараясь утихомирить этих двоих и их аппетиты. Я редко вижу его таким счастливым вне кухни или компании семьи.

Пэйдин сидит напротив, накладывая фасоль на тарелку. Она поднимает глаза, бросая мне многозначительный взгляд, который заставляет меня усмехнуться.

— Значит, тебе все-таки нравится зеленая фасоль, — говорю я лукаво.

— Ну, с тех пор как ты заставил меня ее есть, когда я впервые приехала в замок, — напоминает Пэйдин, — она мне понравилась.

— Среди прочего, что произошло с тех пор, как ты здесь.

— Не наглей, Эйзер, — она улыбается, и мне ничего не хочется больше, чем поцеловать ее в губы. — У меня достаточно ножей, чтобы приставить один к твоей красивой шее.

— Вот видишь, — я указываю на нее вилкой, — если ты называешь меня красивым, я слышу только комплимент. А не угрозу.

Она закатывает глаза, но я не успеваю насладиться ее ответом, поскольку знакомый голос прорывается сквозь хаос:

— Король сообщил мне, что ужин сегодня будет в кухне. — Калум стоит в дверях, а его дочь — в тени, которую он отбрасывает. — Надеюсь, мы не помешаем.

— Вовсе нет, — Китт машет им, призывая присоединиться. — Еды полно. Помогите нам ее съесть, пожалуйста.

Мой взгляд скользит к Пэйдин, которая теперь похлопывает по пустому месту рядом с собой.

— Мира, садись.

Та присаживается, несмотря на безразличный вид. Калум занимает место в конце стола и поднимает бокал.

— Давайте поблагодарим Чуму за этот грядущий королевский союз.

Китт не сводит глаз с Чтеца Разума, поднимая свой бокал.

— Слава Чуме.

Эта фраза гулко расходится по столу, пока каждый не поднимает бокал. Но только не Пэйдин. Она лишь склоняет голову и выжидающе поворачивается к Калуму.

Уголки моих губ приподнимаются.

Она не будет благодарить то, что отняло у нее все.

Я все еще смотрю на свою королеву, когда Калум произносит:

— За спасение Илии.