Бесстрашная

Глава семнадцатая

Кай

Я бы так и стоял на краю этой пустыни, пока она не вернулась бы в мои объятия.

То есть, если бы я не был чертовым Силовиком Илии.

Я прохожусь по знакомой дорожке, протоптанной на ковре. Мой стол стоит справа и терпеливо ждет, когда его избавят от груды бумаг, облепивших щербатое дерево. Смена караула, расписание тренировок и правила техники безопасности взывают к моему вниманию, но все мои мысли занимает только одно — она.

Я ни о чем не мог думать с тех пор, как увидел, как Пэйдин направилась по этому зловещему песку. Волосы, блестящие словно лезвие, и ноги, стремительные словно у того, кто всю жизнь провел в бегах, — Серебряная Спасительница начала свое первое Испытание. А я стоял там, наблюдая, как ее фигура медленно растворяется на горизонте.

Именно настойчивость Китта вынудила меня неохотно вернуться в замок. Ему нужно было, чтобы я «был Силовиком, даже когда ее нет рядом». Эти слова на мгновение ошеломили меня, пробудив ту самую подозрительность, о которой говорила Пэйдин. Возможно, король и вправду знает, как безнадежно я влюблен в его невесту. Возможно, он и сам…

Мы не разговаривали с самого возвращения в замок, он тихо удалился в свой кабинет, а я — на тренировочный двор. Лишь спустя несколько часов громких выговоров и утомительных демонстраций, я обнаружил, меряю шагами выцветший ковер, устилающий спальню. У нее осталось меньше трех часов, чтобы войти в тронный зал с короной в руках. И какая-то эгоистичная часть меня надеется, что она этого не сделает.

Как будто это решило бы проблему.

«Если я на ней не женюсь, мне придется ее убить».

Слова Китта преследуют меня, разбивая надежды. Ведь, если Пэйдин провалит хоть одно из этих Испытаний, ее судьба будет страшнее брака. Ее ждет смерть.

Как бы сильно я ни желал ее себе, я гораздо меньше хочу, чтобы она принадлежала Смерти.

Я запускаю руку в волосы, ноги все так же наматывают круги по знакомой ковровой дорожке. Никогда не чувствовал себя настолько беспомощным. Каждая клеточка моего тела рвется найти ее, но долг удерживает меня в стенах этого замка. И все же меня греет мысль, что ей не нужна моя помощь — Серебряная Спасительница дала понять это более чем ясно с того самого дня, как получила свой титул.

И все же, надеюсь, однажды ей она понадобится. Я смогу показать ей, на что готов ради нее, если только она попросит.

Не в силах больше томиться в своей спальне, я распахиваю дверь и выхожу в сумрачный коридор. Гвардейцы спешно расступаются, уступая мне дорогу, так же, как и снующие слуги. Мои шаги ускоряются, и лица прохожих расплываются в сплошное пятно, когда я прохожу мимо. Плюшевый ковер под моими ногами — это то, на что я никогда не обращал внимания, пока Адина, родственная душа Пэйдин, не указала на него перед финальным Испытанием. И с каждым шагом к западной башне я концентрируюсь на его текстуре, чтобы хоть как-то отвлечься от кружащихся в голове мыслей.

Мои быстрые шаги несут меня по замку, и темные коридоры мелькают один за другим. Я уютно устроился в тени, пока лужица света не попадает на мои ботинки, создавая рябь вокруг моих неуверенных шагов. Свет льется из-под двери, которую не открывали годами. По крайней мере, никто, кроме отца.

Нерешительно тянусь к ручке и вдруг чувствую себя провинившимся ребенком. Я всю свою жизнь избегал этой комнаты, повинуясь королевскому запрету. Но его больше нет, чтобы наказывать меня за неповиновение.

Дверь со скрипом открывается на петлях, не привыкших выполнять свое предназначение. Тусклый свет, излучаемый старой лампой, медленно мерцает от перебоев энергии. Я окидываю взглядом застывшую во времени комнату, и мой взгляд останавливается на кровати под брезентом, увенчанной королевской символикой. Китт неподвижно сидит на пыльной простыне, сжимая в перепачканных чернилами пальцах шкатулку для драгоценностей.

Его усталый взгляд скользит по мне, и он лишь слегка удивлен, увидев, что я неловко стою в дверном проеме.

— Странно здесь находиться, да? После стольких лет гаданий, что же там, за этой дверью, — он поднимается с натянутой улыбкой, отставив деревянную шкатулку в сторону. — А в итоге — обычная старая спальня.

Я чувствую себя словно в западне, зажатый в дверном проеме. Неправильно вторгаться в прошлое, которое мне не принадлежит. Айрис Мойра была матерью Китта, а не моей. И только я знал, как отчаянно он жаждал узнать ее, пусть хотя бы немного.

— Отцу не следовало скрывать это от тебя, — тихо говорю я.

— Среди прочего. Но он знал, что мог, потому что я всегда возвращался к нему, — его взгляд становится отстраненным. — Я всегда повиновался.

Я засовываю руки в карманы.

— Итак… что изменилось?

Он на мгновение задумывается.

— Власть. Когда у тебя ничего нет, ты живешь только ради тех, кто обещает тебе все.

— Ты жил ради отца, — повторяю я.

— Теперь я живу ради наследия, — он улыбается. — Ради нас.

Я склоняю голову, даря блеклому ковру свою усмешку.

— Не могу сказать, что мне не нравится служить королю, которому не плевать на меня.

— Ты мой младший братец, — поддразнивает Китт. — Я был вынужден заботиться о тебе всю свою жизнь.

Я тихо усмехаюсь.

— Прости за доставленные неудобства.

Он пожимает плечами.

— Было немного обидно, когда ты начал надирать мне задницу.

— Ну, ты уже должен был привыкнуть к этому.

— Полегче, брат, — после долгого отсутствия мальчишеская улыбка Китта вновь озаряет его лицо. — Давай не будем устраивать драку в единственной комнате, где мы еще не подрались.

Я упиваюсь этим моментом, наслаждаясь каждым смешком, который раздается между нами. Наедине с ним, я не думаю ни о будущем, ни о кольце на пальце Пэйдин. И я благодарен за это. Благодарен просто за то, что мы братья.

— Я оставлю тебя наедине с твоими мыслями, — говорю я после долгого разговора, к которому мы привыкли. — Не хотел мешать. Просто увидел свет под дверью и решил проверить.

— И ничего особенного, да? — задумчиво произносит Китт.

Выражение моего лица смягчается.

— Но это много значит для тебя.

Он кивает в знак благодарности за понимание, и я киваю в ответ.

Дверь снова скрипит и закрывается, оставляя моего брата наедине с воспоминанием о матери, которой он никогда не знал.

Вскоре я уже поднимаюсь по винтовой лестнице западной башни. Я помню время, когда прогулка по шаткой башне вселяла надежду. Теперь же с каждой ступенькой мое сердце бьется все быстрее и быстрее. Воздух становится холодным и влажным, и эта сырость теперь неизменно ассоциируется у меня с присутствием Смерти.

Я поклялся больше никогда не переступать порог лазарета.

Хотя с тех пор, как я дал эту клятву, я был здесь несколько раз. И каждый раз тупо смотрю на деревянную дверь наверху лестницы, позволяя себе долю секунды поколебаться, прежде чем распахнуть ее и войти в большую комнату за ней.

Она выглядит в точности так, как в день смерти Авы.

Вдоль стен тянутся ряды коек, но мой взгляд избегает одну конкретную. Комната так же проста и уныла, как и много лет назад. Направляясь к единственной занятой кровати, я киваю Целительнице, которая спешит мимо, и которая явно рада предоставить нам немного уединения в обмен на несколько минут вдали от этой мрачной башни.

Я медленно подхожу к матери, замечая темные круги у нее под глазами и хрупкие плечи, виднеющиеся из-под накрахмаленного одеяла. От этого зрелища у меня перехватывает горло. Она выглядит хуже, чем когда я видел ее в последний раз.

— Мой милый мальчик, — ее усталые глаза светлеют, когда она замечает меня. — Ты дома. Я так волновалась.

Вина волной обрушивается на меня, словно удар под дых.

— Мне следовало навестить тебя раньше, — я опускаюсь на стул рядом с ней. — Последние несколько дней были… непростыми.

Она смотрит на меня взглядом, пронзающим до костей.

— Я знаю это. Но ты и сам можешь признать, как тяжело тебе здесь находиться. Видеть койку, на которой она лежала, — мать оглядывает лазарет испуганным взглядом. — Я понимаю твою боль.

Я опускаю голову. Конечно, она понимает. Ведь она оплакивала свою дочь.

— Я думала, что сломаюсь, потеряв Аву, — тихо продолжает она. — Но, похоже, потеря твоего отца станет моей кончиной.

Я стискиваю зубы от ее слов и от всего, что хочу ей ответить. Я никогда не мог и представить, что отец заслуживает большего горя, чем Ава. И в этот момент, глядя на мать, я злюсь из-за того, что она позволила своей дочери быть тайной, и умереть в тайне.

Но я ничего этого не говорю женщине, лежащей на смертном одре.

Я изучаю ее бледное лицо и потухшие серые глаза.

— Как ты себя чувствуешь?

— Кай, мне уже недолго осталось, — просто говорит она.

— Не говори так.

— Похорони меня как можно ближе к нему.

— Мама, пожалуйста…

— Я хочу протянуть руку и коснуться его.

Услышав эти слова, произнесенные шепотом, я перехватываю ее руку и прижимаю к своей груди.

— Ты будешь рядом с ним. Я обещаю, — сглотнув, добавляю: — Но это произойдет еще не скоро.

Она качает головой с грустной улыбкой.

— Я буду скучать по тебе, мой милый мальчик. Береги Китта ради меня, — ее темные ресницы трепещут. — Сожалею, что не была рядом с ним…

— Это не твоя вина, — бормочу я. — Китт всегда был… упрямым, когда дело касалось тебя.

— Потому что на самом деле я ему не мать… — долгая пауза. — Я знаю.

Я сжимаю ее руку.

— Он любит тебя. Я знаю.

— По-своему, да. Он даже навещал меня, пока ты был на задании.

— Он упоминал об этом, — тихо говорю я.

— Они были короткими, — ее нижняя губа слегка дрожит. Я никогда не думал, что увижу такое у столь властной и грациозной женщины. — Китт очень по нему скучает.

— Я знаю, — шепчу я, потому что это правда. Я прекрасно знаю, как смерть отца повлияла на моего брата, даже если он не хотел этого показывать. — Ты слышала, что происходит в королевстве?

— Да, — ровно отвечает она. — Твой отец всегда был больше занят заботой об Обычных, чем делами Илии.

Я терпеливо жду объяснений, достойных той головной боли, что отец оставил Китту. Но она ничего не добавляет, и это, как ни странно, разочаровывает. Королева Мила всегда была предана и любвеобильна по отношению к своему мужу, хотя иногда и рассказывала истории о том, как некогда презирала своего короля. Эти воспоминания накатывали на нее лишь после нескольких кубков вина и сопровождались туманными образами из прошлого. Но даже сейчас мать отказывается плохо отзываться о любимом мужчине.

Это достойно уважения, несмотря на все ее упрямство.

— А Пэйдин? — медленно спрашиваю я. — Ты знаешь о его помолвке с Обычной?

— Обычная, — задумчиво повторяет она, окидывая меня проницательным взглядом. — Это не все, кем она является. Особенно для тебя.

Я отпускаю ее руку, стараясь изобразить безразличие, хотя мое сердце забилось чаще.

— Я не знаю, что ты слышала, но…

— О, не стоит все отрицать, Кай, — ее смех переходит в резкий кашель. Я тянусь к стакану воды, стоящему на прикроватной тумбочке. Пока я прижимаю его к ее пересохшим губам, она жадно глотает и наконец произносит:

— Я знала с того самого первого ужина — с того, на котором были все участники Отборочных Испытаний — что между вами что-то есть.

Я шумно выдыхаю.

— Мама…

— А потом она взяла и убила твоего отца, и все стало еще сложнее. — Она говорит это так прямо, что я едва сдерживаю смех. После еще одного сухого кашля она добавляет: — Хотя, возможно, этого было недостаточно, чтобы ты ее возненавидел. Я знаю, что ты к нему чувствовал.

— Он никогда не был мне настоящим отцом, — заявляю я. — Так что нет, не могу сказать, что сильно горюю о его смерти.

Слова резки и пропитаны гневом, который я редко позволяю себе по отношению к нему. Но я выплескиваю их на его жену. И, осознав это, я уже готов извиниться.

Вместо этого она сжимает мою руку и умоляюще смотрит на меня.

— Прости меня за то, что он с тобой сделал. И за то, что я не остановила его, — в наших серых глазах стоят слезы. — Я просто хотела, чтобы ты был сильным. И посмотри на себя — ты неотразим. Но это меня не оправдывает. Я не должна была молчать о твоих тренировках с ним…

— Тсс, — обрываю ее одним словом. — Все в порядке. Ты сделала меня сильным, — слеза скатывается по ее щеке, и я стираю ее костяшками пальцев. — Ты сделала меня сильным, — шепчу я снова.

С ее губ срываются всхлип и смех одновременно.

— И, видимо, недостаточно сильным, чтобы устоять перед ней.

Я качаю головой, слегка улыбаясь.

— Нет, недостаточно сильным, чтобы устоять перед ней.

— Кай, — вдруг серьезно произносит она, — она предназначена твоему брату.

Я отвожу взгляд.

— Я знаю.

— Не позволяй ей встать между вами, — в ее голосе слышится строгость. — Обещай мне это, Кай.

Я качаю головой.

— Мама, кажется, с этим обещанием я немного запоздал.

— Тогда пообещай мне другое, — она с трудом отрывает голову от подушки, и в ее голосе появляется твердость, которой так не хватает ее телу. — Не позволяй ей быть твоей слабостью.

Спустя какое-то время, когда я наконец встаю, чтобы покинуть лазарет, она напоминает мне об этом обещании, которое я так и не дал.

В ответ я напоминаю ей, что Пэйдин Грэй стала моей слабостью с того самого первого ужина перед Испытаниями Очищения.