Наставница для наследника престола

Глава 44

ААРОН ГЕРЦОГ ЭЛГАРИОН

Двери в покои королевы были заперты для всех, кроме него.

Аарон садится в кресло, отстраненно смотрит на огонь в камине.

— Не думала, что ты придешь, — Летиция располагается в соседнем кресле и тоже любуется подвижными языками пламени.

Между ней и герцогом Элгарионом давно так заведено — присутствовать друг рядом с другом, но в глаза не смотреть.

— Давай не будем отыгрывать роли, Летиция, — произносит Аарон. — Не нужно строить из себя жертву.

Раздается ее разгневанный смешок — ее чары никогда не действовали на герцога.

— Зачем ты пришел?

— Предложить тебе закончить эту войну.

Она снова фыркает.

— И на каких условиях?

Воевать против женщины Аарону сложно, прежде всего, морально. Любого мужчину он бы уже раздавил. Ее — внешне хрупкую, родившую Сайгару дочь, терпевшую измены и выживающую во дворце — возненавидеть непросто. Да, она всегда была честолюбива и хладнокровна. Но никогда не желала власти просто так — Летиция знала цену престола Равендорма, и она уже заплатила сполна.

— Ты добровольно уйдешь в монастырь, твою дочь я отдам замуж, — говорит Аарон. — Ее дети будут в очереди на трон только после моих детей, я об этом позабочусь. Элиза отречется от престола перед Советом.

— А я сгнию в келье? — язвительно цедит королева.

— Да, — честно отвечает Аарон. — Но зато не сразу. Я сохраню твое лицо. Ты — Тэнебран и часть семьи, а я не хочу порочить династию, отправляя тебя на виселицу. Совет одобрит твое желание служить богине, если оно будет добровольным. Не вынуждай меня лить кровь. Сайгар опасался раскола и не трогал тебя, но я — не он. Если кто-то рискнет оспорить мою власть или власть Кайла, я вырежу его безжалостно вместе со всем его родом, позабыв о необходимости ценить и беречь древнюю магию.

— Как же ты любишь этого мальчишку! — хрипло смеется королева. — Подумать только. Ты — самый бессердечный ублюдок, который только рождался среди Тэнебран!

— Подумай о дочери, — холодно отдергивает ее Аарон. — Я не хочу причинять ей вред.

— Ты не можешь без своих угроз, верно?

— Верно.

— И даже убьешь свою племянницу?

Аарон втягивает воздух, слегка щурит глаза. В пламени огня ему видится нечто завораживающее.

— Пока в этом нет нужды, — отвечает он и, помолчав, спрашивает: — Или есть?

Летиция поднимается, ходит по кабинету кругами и всякий раз Аарон слышит, как она скрипит зубами.

— Не трогай Элизу, ради Великой матери! — наконец, зло выплевывает она. — Ты прекрасно знаешь, что она прямая наследница Сайгара. Трон принадлежит ей по праву и только по прихоти моего мужа, она лишена всего! Да, я желала Кайлу сдохнуть. Но не потому, что презираю его, а потому что пока он жив, Элиза всегда будет в опасности. Когда этот маленький зверь, наконец, вырастет и расправит крылья, он будет еще злее и опаснее, чем ты или мой муж!

Аарон тоже поднимается.

— Подумай, Летиция, — говорит он. — Ты спишь, ешь и дышишь только потому, что я разрешаю. Прошу, сделай выводы.

В какой-то мере Аарон понимает эту загнанную в угол волчицу.

Ей остается надеяться лишь на Совет. Но, чем больше проходит времени, тем больше у Аарона возможностей наладить и укрепить связи с лордами магических семей. Род Эшфортов сейчас его самый верный союзник. И он преспокойно отдаст им торговое дело Блейка, удовлетворив интересы отца Мелиссы, чтобы получить еще больше влияния на Совет.

Ему нужно, чтобы Летиция объявила о своем решении уйти в монастырь до его брака. Покинув политическую арену, она, наконец, освободит ему возможности других ходов. Аарону нужно опутать родственными и семейными связями и другие одаренные дома.

Когда он возвращается в свой кабинет, его уже ждет Нил Дериш.

Признаться, Аарон время от времени мечтал выпустить ему кишки. Еще с той поры, когда узнал, что Нил самолично сопроводил Нею к Варлосу и даже смиренно подождал за дверью, пока те о чем-то ворковали.

— Докладывай, — бросает он. — И побыстрее. Я занят.

— Леди Неялин попросила найти того, кто досаждает ей оскорбительными записками. И я нашел. Это Хью Фергус.

Аарон вскидывает брови — еще не хватало с этим разбираться.

— Понятия не имею кто это, — сообщает он.

— Слуга леди Мелиссы Эшфорт.

Герцог морщится. Ему следовало догадаться, раз Нил с этим делом пришел именно к нему.

Ему хотелось думать, что Мелисса не принесет хлопот. Тем более — таких.

Эта женщина, казалось, понимает, кто именно станет ее мужем. Ей полагалось быть безупречной, фонтанировать счастьем и радостью, восторгаться его подарками и ездить по домам знатных дам в обществе матрон.

— Приведи его сюда, — произносит герцог. — Я задам ему пару вопросов.

— Слугу? — изумленно переспрашивает Нил.

— Да. Это проблема?

— Нет.

— Сделай это сейчас.

Аарон ощущает тихую злость от того, что приходится терять время на эту нелепицу. Он мог бы и не вмешиваться. Или сделать внушение лорду Эшфорту, чтобы лучше следил за дочерью. Но это все чревато лишними телодвижениями, испорченными отношениями и его диким раздражением.

Молодого мальчишку Нил приводит только спустя несколько часов. Аарон успевает уже и забыть об этом поручении, однако, когда Хью Фергуса усаживают на стул и завязывают глаза, настроение герцога окончательно катится куда-то вниз.

— Солжешь мне, — отпивая горячий чай из тонкой фарфоровой чашки, произносит Аарон, — я тебя убью.

Фергус после этих слов, качнувшись, падает со стула без чувств.

Нил молча проверяет его пульс.

— Жив, — хмыкает он. — Просто испугался.

— Черт, — тянет Аарон: — Почему моя семейная жизнь начинается с этого дерьма?

Пока он потирает переносицу, Фергуса снова усаживают на стул и на сей раз придерживают:

— Кто приказал тебе оставлять записки под дверью леди Неялин? — спрашивает Аарон.

— Леди Мелисса, — заикаясь, отвечает тот. — Это просто шалости.

Аарон прикрывает веки и делает еще один глоток — хорошие травы. Надо бы узнать имя травницы.

— Больше ты не будешь так шалить, — говорит он.

— Не буду, — соглашается тот.

— Еще какие-то записки от имени леди Эшфорт куда-то носил?

— Носил, каюсь.

— Н-да? — удивляется Аарон. — И куда?

— Клянусь, я их не читал. Я просто… передавал.

— Кому?

— Лорду Итану Блейку. Но то было еще тогда, когда лорд жил в своем имении.

Аарон втягивает аромат мяты и эвкалипта — ни черта не успокаивает.

То, что Блейк активно обхаживал семейство Эшфортов, герцог знал. И даже то, что Мелисса была не против их брака. Но переписка…

Аарон поднимается, выходит в соседнюю комнату, где работает Морис.

— Ваша милость, вам что-то нужно? — спрашивает помощник.

— Дай мне список всего, что принадлежало Блейку.

Морис некоторое время роется по ящикам своей конторки, а затем протягивает герцогу бумагу с перечнем.

— Где вся эта несусветная гребаная документация?

— Документация?

Аарон встряхивает лист.

— Вся его личная переписка, бумаги, не относящиеся к торговым документам — где это?

— Все упаковано и передано на хранение, — отвечает барон. — Вам нужно что-то конкретное?

— Пусть принесут все сюда, — Аарон хватает Мориса за плечо прежде, чем тот бросается за дверь. — Мальчишку из моего кабинета тайно вывезите в какой-нибудь гарнизон и отдайте в солдаты.

Аарон облокачивается спиной на стену.

Чего он так рассердился?

Переписка.

Ему ведь плевать. Но только не в том случае, если Блейк посмел тронуть его будущую жену. Аарон не собирает объедки за другими и не будет на вторых ролях. Дар в Эшфорт есть — он получил этому доказательство. Мелисса невинна, но и поцелуев будет достаточно, чтобы Аарон разорвал помолвку.

Когда ему приносят тюки с бумагами, он садится в кресло и лично разбирает каждую бумажку. И бесится, что приходится заниматься этим маразмом.

И натыкается вовсе не на то, что ищет. И кровь в его жилах холодеет.

В моменте он просто не хочет ничего видеть. Но руки раскрывают конверт, вынимают письмо.

'Дорогой и горячо любимый Итан,

Я скучаю по твоему запаху, голосу и присутствию. Каждый день думаю о тебе. Жду, что ты простишь меня за то, что я так глупа порой и плаксива. Хочу, чтобы ты знал, что нет в моей жизни и не будет мужчины, которого я буду любить сильнее.

Твоя жена Неялин'.

Вспышка!

Холодная тьма вырывается с такой легкостью, будто все оковы давно сняты, а узилище, в котором Аарон таил свою черную душу, распахнуто.

Герцог поднимается и одним яростным движением переворачивает низкий столик, а затем сметает все с каминной полки и в завершение — будто мало — бьет кулаком в стену. И тяжело дышит, глядя на кровь, которая бежит с его разбитых пальцев.

В этот момент в дверь тихо стучит Морис:

— Ваша милость, я услышал шум. Все в порядке?

— Да, Роул, — глухо сипит Аарон. — Порядок.

Он не может вернуться в себя — утянуть свою грязную душу в ту преисподнюю, из которой она вылезла.

И зачем-то возвращается к стопке писем. Вынимает следующее. Пальцы не слушаются — он все забрызгал кровью. Раскрывает письмо другой, еще целой, рукой.

'Любимый,

Я знаю ты зол. Я — худшая жена и недостойна тебя. Готова молить о твоем снисхождении, стоя на коленях. Я почту за честь целовать твои руки и выполнять все, что ты пожелаешь. И ждать. Смиренно ждать, когда ты снова будешь со мной.

Твоя и только твоя Неялин'.

В голове вспыхивает чертово воспоминание — та ночь, ее мягкие губы, касающиеся его пальцев, ее взгляд, дыхание, объятия, ее «я люблю вас»…

Но ему — Аарону — она не отдалась, не пожелала покориться, «молить о снисхождении». Изменщику-мужу она прощала все. Герцогу — ни одной оплошности.

Неялин писала своему благоверному письма, потому что тот избегал ее, пропадая в публичных домах. Потому, что Блейка воротило при мысли о супружеском долге. А глупышка-Нея только и мечтала, чтобы этот человек вернулся в ее постель.

Аарон толкает дверь, облокачивается локтем на косяк и долго смотрит на Мориса, который встревоженно стоит под дверью.

— Ваша милость…

— Ты что подслушиваешь, черт тебя дери? — мрачно, устало и горько усмехается Аарон. — Я, кажется, поранил руку. Немного. Пригласи доктора.

— Великая мать, — только и всхлипывает барон. — Дело серьезно. Я велю позвать леди Неялин.

Аарон снова хватает Мориса за плечо и шепчет ему в ухо настолько проникновенно, что тот застывает.

— Я сказал — доктора.

Барон сглатывает.

— Будет исполнено, ваша светлость.

Как и ожидалось — Аарон сломал руку.

На совесть.

Главный королевский лекарь, Бенджамин Фулз, завидев травму, хмурит брови и сообщает Великому герцогу, что руку нужно отнять, уж больно она изувечена.

— Не угодно ли вам пригласить леди Неялин? — спрашивает он в итоге. — Графиня ежедневно справляется с разными ранами и заболеваниями. Не иначе Великая мать благоволит и хранит ее. Только вчера горожане выстроились у госпиталя, чтобы увидеть ее. А когда прибыл экипаж, они восхваляли ее, кричали, мечтая, чтобы она обратила на них внимание. И даже ученики лекарских курсов столпились у дверей, чтобы ее увидеть!

На лице герцога не возникает ни одной эмоции.

Конечно, он не глупец — лишаться руки не собирается.

— Хорошо, позовите ее.

Но чего ему это стоит?

Глухой ненависти к самому себе за несдержанность, которую думал, что давно уже вытравил и которую высмеивал в Кайле.

Молча ждет, пока приведут Неялин. А, когда она входит, отворачивается и смотрит в стену, сцепив зубы.

Слышит, как Фулз поясняет, что нужно делать. А леди просто молчит и не спрашивает, как так вышло и почему.

Ей подносят стул, она садится рядом с его креслом. Коротко вздыхает. И даже когда видит, что именно он сотворил с собой, не говорит ни слова.

Наклоняется и касается пальцами его груди. Аарон медленно опускает голову и смотрит на ее белую узкую ладонь, на тонкие пальцы, на которых нет ни одного кольца.

Под ее ладонью вспыхивает сияние.

Аарон переводит взгляд на ее лицо. Ее ресницы не дрожат — она смотрит спокойно и уверенно.

На мгновение герцог представляет, с какой сумасшедшей страстью она могла принадлежать Блейку. Как могла желать его. Целовать. Отдаваться ему.

И стискивает зубы.

В изувеченной руке ощущается легкое покалывание, а затем кости встают на место, срастаются, и боль уходит.

— Великолепная работа, леди, — говорит Фулз.

Она роняет только кроткое «спасибо» и поднимается. И Аарон чувствует себя никем для нее — лишь грозным именем, герцогом-Зло, человеком, на которого она даже не смотрит.

— Леди, останьтесь, — говорит он строго, и ни в его голосе, ни в манере не проскальзывает ни грамма теплоты. — Фулз, я благодарен. Вы свободны.

А ей — ничего. Никаких благодарностей.

Лекарь уходит, а Неялин стоит у дверей, сложив руки на животе — прямая, отстраненная и гордая.

— Морис, не поскупись на вознаграждение для лекаря, — бросает Аарон.

— Да, милорд.

А ей — вновь ничего.

И даже взгляда теплого и то не будет.

А Нея и не ждет будто. Ничего от него уже не ждет.

— Леди, пройдемте за мной, — приказывает Аарон, поднимаясь из кресла.

И он увлекает ее в свой кабинет, в котором не убрал ровным счетом ничего: осколки, перевернутый стол, разбросанные бумаги на полу и брызги крови на стенах.

Он берет письмо, испачканное бурыми отпечатками, вручает Неялин, которая замирает среди хаоса, а сам подходит к письменному столу, открывает верхний ящик и начинает искать другое письмо — где-то ж оно было…

— Что это? — рассерженно спрашивает наставница.

— А на что похоже?

Он достает одну бумагу за другой, а затем комкает и бросает на пол — не то. Все не то.

— На вашу ревность.

Великий герцог вскидывает взгляд и, конечно, понимает, как именно все выглядит со стороны.

— Просто забыл прибраться с утра, — мрачно усмехается он.

— При чем тут это письмо?

— Ты его написала?

Она вновь смотрит на бумагу в своих руках, слегка поджимает губы и отвечает:

— Здесь стоит моя подпись.

— Ты его написала, я спросил? — несдержанно цедит он.

Еще немного, и он снова потеряет контроль над тем мраком, что в нем живет.

— Да. Я.

Он открывает другой ящик и, наконец, находит то, что его так интересует — ее дерзкое, оскорбительное письмо.

— Тогда объясни мне это, — и протягивает его.

Нея сличает два послания, а потом произносит тихо:

— Что будет, если я скажу правду?

— Она останется между нами.

Наставница вскидывает на Аарона взгляд — открытый и слегка взволнованный.

— Я — не Неялин Лейн. Не дочь Чезара Лейна. И не жена Итана Блейка. Я, вообще, никогда не состояла в браке. И я не писала это письмо.

Аарон предполагал все, что угодно. И это тоже. Но все равно признание вышибло почву у него из-под ног.

Он несдержанно, в порыве хватает эту женщину за ткань на лифе платья и ставит перед собой. Зло и нетерпеливо поддевает ее подбородок.

— И кто ты?

— Не знаю, как объяснить, — ее слегка бьет дрожь, и Аарон едва держит себя в руках.

— Уж как-нибудь…

— Я очнулась в ее теле уже после того, как Блейк выжег печать. Не спрашивай, как это работает — я не знаю. Я жила совсем в другом месте — у меня было другое имя и другая жизнь. Там я умерла. А здесь очнулась.

— Знаешь, что я думаю? — резко спрашивает Аарон.

— Нет. Что? — Ее дыхание потрясающе частое и глубокое — напуганное, трепетное.

— Что мне плевать.

В ее глазах дрожит растерянность, и Аарон обхватывает ладонью ее подбородок.

— Почему не сказала сразу? Еще тогда, в Арвале?

В ответ она жадно вглядывается в его лицо, сглатывает и выглядит еще более растерянной. И трогательной.

— Ты мне веришь? — спрашивает.

— Да — верю. И вижу это своими глазами.

Она выдыхает и прикрывает веки, будто какая-то неведомая опасность обошла ее стороной.

Аарон наблюдает, как она закусывает губу, сглатывает и приподнимает ее лицо выше.

— Ты должна простить меня.

— За что?

— За это.

Он притягивает ее к себе — близко, вплотную. И так твердо, что теперь в ее глазах вспыхивает легкий страх. От неотвратимости того, что он сделает.

— Признайся хоть в убийстве, в сговоре, в чем угодно — плевать, — шепчет, накрывая ее губы своими. — Я прощу тебе все, что угодно. Все. Только не любовь к другому.

Жарко целует ее подбородок, шею.

Наслаждение волнами бьет в тело, и Аарон мягко спускает с незримой цепи свои тайные желания — заводит ладони ей за спину, смахивает тяжелые волосы и резко расплетает шнуровку платья.

А Неялин беспомощно хватается за его рубашку.

И молчит.

Не говорит ничего, пока он так же безмолвно раз за разом не дергает ленты.

И в гнетущем молчании захватывает губами ее губы, алчно целует. Самозабвенно. До ощущения эйфории.

Разворачивает ее спиной к себе, выдергивает ленту шнуровки, грубовато сдирает с Неялин платье и прижимает ее спиной к себе — в одной сорочке, не препятствующей никаким его касаниям.

Вжимается лицом в ее волосы, дышит ею. Он уже пьян — так сильно, что отключается разум.

Ладонь — на ее животе. А другой он ведет к волосам и стягивает ленту.

Глотает воздух вперемешку с ее запахом, прижимается губами к ее шее, к выступающим позвонкам.

Ладонь уже горит огнем, и Аарон смещает ее ниже, а затем задирает подол ее сорочки, прикасается к бедрам, кожа которых тотчас покрывается мурашками.

И все.

Холодный гул идет по полу — вся та безумная, адская, ледяная суть, что делала герцога таким жестоким, вырывается и волною расходится в стороны.

Аарону нужна эта женщина: ее нежный рот, горячее сердце, добрая и сильная душа. Коснуться, забрать и напитаться — до полноты.

Разворачивает, впивается в ее губы. А потом вновь целует тонкую шею, сладкую и нежную — так бы и оставил на ней свои метки, заклеймил… Проводит языком, прихватывает кожу зубами.

Разве можно отказаться от нее?

Как можно не вкусить? Не испробовать с ней все?

Задирает ее сорочку выше и касается ладонями груди. Он зашел так далеко, что не остановится. Кем бы она ни была, но она имеет графский титул — за то, что он себе позволил, предусмотрена ответственность.

— Ты будешь носить мою печать, — говорит он со злостью, с отчаянной уверенностью, без компромиссов. — Будешь.

И только сейчас замечает, как она держится за его рубашку — сжав кулаки добела. Как дрожит. Как смотрит — мягко, почти сдаваясь, но с такой болью… И позволяет ему все, не говоря ни слова. И губы у нее красные от поцелуев.

И Аарон прижимает ее к себе, обхватывает ее затылок, сминая ладонью волосы, и едва стоит на ногах. Его ведет — от безумного желания. И хочется снова шарахнуть рукой в стену, чтобы хоть на секунду заглушить боль в сердце.

Он почти дошел до просьб — как он слаб, черт побери. Не может обуздать свои чувства. И не только — его тело не хочет ему повиноваться. А мужские реакции сводят с ума, толкают к тому, чтобы он наплевал на всякое благоразумие.

И скольких бы женщин он не укладывал в свою постель — он желает Неялин. Персонально ее, и ни одна больше не нужна.

— Хорошо.

Это слово запускает цепочку реакций. Оно звучит, точно грохот грома в ушах Аарона.

Он не уверен, что, вообще, услышал его. Нетерпеливо смотрит в глаза Неялин.

— Повтори! — требует охрипшим голосом.

И она шепчет, глядя ему прямо в глаза.

— Ты сделаешь мне больно. Так — как никто. Унизишь меня. Как никогда. Я буду собственностью. Без воли и части своих сил. Ты хочешь для меня этого, — она не плачет, а шепчет горячо и зло: — Бери. Я устала. Не могу.

Аарон не шевелится, только с яростью глотает воздух. Пространство идет рябью, энергия стрекочет вокруг, а на стенах коркой образуется иней.

Его руки, лежащие на хрупких плечах Неялин, неосознанно сжимаются.

В глазах — серых и прозрачных — закручивается ледяная хмарь.

— Я буду чахнуть в твоем доме, ожидая твоих визитов, — шепчет Нея. — И ты в промежутках между своими делами, женой и детьми будешь приезжать ко мне. Сначала часто, потом реже. А потом всем этим ты станешь тяготиться.

Аарон резко отворачивается, делает несколько шагов и подавленно склоняется над столом, облокотившись на ладони.

Все плывет перед глазами.

Где его портсигар?

Где Морис?

Где его чертова привычная жизнь?

Неялин медленно надевает платье — без служанки не завязать, и Аарон разворачивается, в безмолвной злости подталкивает ее к стене, молча и быстро затягивает ленты — рывками, так, что Неялин выдыхает и всхлипывает.

— Напишешь мне все на бумаге, — голос его настолько безжизненный, мертвый и скупой, будто он выжег в себе все, любые эмоции, — как очнулась, что сделал Блейк, кем была до. Передашь через Мориса, лично ему в руки. Поняла? — туго стягивает узел. — Я не слышу, леди?

— Да.

— Кто еще знает?

— Никто.

— Это будет только наш секрет, Неялин. У нас с тобой много секретов. Еще один не сыграет никакой роли, правда?

— Да.

А потом Аарон поднимает с пола еще одну ленту, запускает пальцы в волосы Неялин и собирает в жгут.

— Роулу стоит у тебя поучится, Нея, — говорит он. — А хочешь я скажу, как будет?

— Нет.

— Сперва послушай, рыжая чертовка, — он стягивает лентой ее волосы, слегка надавливает ладонью ей между лопаток, не давая уйти и прижимая к стене. — Кайл вырастет, Неялин, и ты, наконец, перестанешь подтирать ему сопли. Да, найдешь даже свое тихое место при дворе. Готов признать — это больше того, на что ты могла рассчитывать. Но дело в другом, — он разворачивает ее к себе лицом и приближается к губам: — Засыпая в своей холодной постели каждую ночь одна, ты всякий раз будешь думать стоило ли оно того.

Ее глаза вспыхивают злостью.

Она поджимает губы, сдерживаясь, но Аарон нахально усмехается:

— Скажи, что будет иначе?

— Будет иначе, — взрывается она. — Брак — не главное для меня, но, если посчастливится еще влюбиться, я не буду ставить на себе крест.

Герцог щурит глаза. Костяшки его пальцев белеют от напряжения — так сильно он сжимает кулаки.

— Не играй в это, Неялин — проиграешь.

— Имейте уважение к моим решениям, лорд Элгарион. Или вы считаете, что я должна безропотно принимать только ваши? Вы женитесь, черт вас дери!

— Мой брак — формальность.

Ее щеки начинают полыхать.

— Выпустите! — требует она. — Не заставляйте меня презирать вас! Давайте разойдемся мирно. Уважительно. И каждый из нас пойдет тем путем, который выбрал. Дайте мне это право!

Но Аарон не отпускает и смотрит хмуро, сердито и мрачно. Сглатывает наваждение.

Ему нужно отпустить ее. Отсечь. Забыть. Всякая любовь проходит — даже та, которую он считал вечной.

— Я разрешу тебе уехать, — произносит и видит, как Нея устало приваливается к стене, будто ее едва держат ноги. — Тебя будут сопровождать мои люди и Нил. Но аккуратнее с ним, вы стали слишком близки. Не давай ему надежд, иначе я рассержусь всерьез. Решай свои дела в Арвале, отдохни, забудь обо всем. Но одна никуда не выходи. О твоем визите я уведомлю Бейтса. Голову ему оторву, если что случится. Я запросил отчет о твоих делах у поверенного, ты слишком расточительна. Твой пансионат в Арвале требует много расходов. Я выделю тебе средства, иначе скоро тебе нечем будет платить прислуге.

— Я справлюсь.

— Прими это от меня, раз не можешь принять ничего другого, — сердито шепчет он.

Она лишь опускает ресницы, мирясь с этим требованием.

Аарон знает — дни, месяцы, года излечат его от этой хандры. Ему нужно увлечься — его ждет красавица-жена, он может взять себе столько мьес, сколько пожелает. Похоть сменит тихая печаль, краски жизни померкнут, он вновь войдет в ту колею, из которой его выбила встреча с гордой Неялин.

Пусть чувства поутихнут, и тогда он тщательно изучит, как она умудрилась умереть и воскреснуть, кто она, и чем ее появление может грозить Равендорму.

— Не дольше двух недель, — говорит он.

Этого срока хватит.

Смешно.

Всей жизни будет мало, чтобы забыть ее.