Я не успеваю увидеть Чезара — меня сразу уводят, а затем направляют от одного лорда к другому.
Барон Роул представляет пожилого черноволосого мужчину:
— Граф Бертон к вашим услугам. Он занимает должность старшего королевского казначея и ведает денежным довольствием королевских наставников. Пожалуйста, следуйте за ним.
Барон Роул указывает мне направление, отвешивает поклон и уходит. А я неловко иду за казначеем, который чуть позже отсчитывает мне стопку купюр — столько, на самом деле, что я недоуменно уточняю, вся ли сумма из этого положена мне одной.
— Вы занимаете одно из самых привилегированных положений. Корона никогда не скупилась на содержание двора, тем более, если это касается первых лиц Равендорма.
Первых лиц…
Я, кажется, сплю.
— Вы можете нанять охрану, поверенного, вам будут изготовлены печати и выделена земля, если вы таковой не владели ранее. Корона будет содержать вас и вашу прислугу — одну служанку. Так же вы можете купить цирюльника, потому что почти каждый штатный и дворовой слуга закреплен за определенным лордом и времени у них совершенно не остается. Впрочем, вам не нужно бриться по утрам… — невпопад завершает свой монолог казначей. — Если выйдет растратиться, я могу выдать вам ссуду…
— Спасибо, но я постараюсь жить по средствам.
По тонким губам казначея проскальзывает нечто, похожее на недоверчивую усмешку.
— Дальше вас проводят к распорядителю двора. Он выдаст вам расписание его величества.
— Спасибо.
Меня и правда ведут к следующему лорду. Мрачному молодому человеку, с темными прямыми волосами до плеч и хмурым бледным лицом. Он выслушивает пажа, который докладывает о том, что герцог Элгарион утвердил меня королевской наставницей, и переводит на меня настороженный взгляд, который я встречаю без ужимок.
— Что ж, вам потребуется служанка, — говорит он без лишних вопросов.
Кажется, обсуждать при мне волю герцога, а тем более возмущаться никто не будет.
— У меня есть служанка. Пока она не приедет, я справлюсь одна.
Темная бровь распорядителя изумленно изгибается.
— Леди, при всем уважении, — говорит он, — вы слишком далеки не только от придворной жизни, но и от понимания сути наставничества. Боюсь, у вас не будет времени даже поесть. Помощница предоставляется лордам-наставникам не просто так. Она занимается гардеробом, приносит еду, пробует ее, если требуется, доставляет прессу и выполняет все ваши поручения. Дворец огромен, леди Лейн… Одной вам не справится, — и он оглядывает меня, непростительно долго.
А я отчего-то повторяю:
— Пробует еду?
— Всенепременно, если вы озабочены тем, чтобы срок вашей службы был долгим.
Вот она дворцовая жизнь.
— Советую подойти к выбору прислуги ответственно, — сообщает распорядитель. — Я занимаюсь крылом наставников и прочих королевских служащих: старших фрейлин, камергеров, главных королевских конюших и ловчих. Вам позволительно посещать крыло его величества, но предупреждаю, что вам не дозволены прогулки по южному саду и южным апартаментам, которые занимает исключительно Великий герцог. Если вы слышите глашатаев, пажей или герольдов, предупреждающих о его появлении, где бы вы ни были, вам нужно немедленно опуститься в поклоне и спрятать глаза. Все встречи и прошения вам нужно передавать на бумаге с оттиском своего вензеля и печатью. Любая корреспонденция должна быть конфиденциальна. Во дворце работают посыльные, пажи и прочая челядь. Если будете дешевить, все ваши секреты станут достоянием общественности. Любовные переписки запрещены.
Только и делаю, что киваю, как игрушечная головешка.
— Сношения вне брачных уз или уз покровительства запрещены, — он косо смотрит на меня и добавляет: — я обязан это сказать… гм, даже несмотря на то, что вы леди.
Он ловит какого-то мальчишку в ливрее:
— Барон Элмор, пожалуйста, приведите ключницу восточного крыла.
Женщина, облаченная в черное, немолодая и жеманная появляется спустя десять минут.
— Это новая королевская наставница, леди Неялин, — представляет меня казначей. — Покажите ей покои, пожалуйста.
Ключница не высказывает удивления, лишь ее крючковатый нос начинает поддергиваться от напряженного дыхания.
— Я пришлю к вам одну из свободных служанок, — добавляет распорядитель. — При наличии любых хозяйственных вопросов буду рад помочь.
Благодарю его и направляюсь с молчаливой ключницей по длинному коридору.
— К вечеру к вам пришлют королевского портного, — говорит она, — снять мерки. Наставники носят черно-лиловые одежды. Цвета их родов им позволено носить только на праздничных торжествах и неформальных вечерах, — и она косится на мое довольно женственное платье.
Дворец — это даже не Гнемар. Это мир показного величия королевского дома, это ритуалистика и бесполезный церемониал.
Во дворце всюду стоит стража. С дурными намерениями здесь и мышь не проскочит.
И все эти ограничения, рамки и правила слегка душат.
Ключница, между тем, открывает покои, впуская меня внутрь. Я замираю на пороге, но вовремя беру себя в руки, не выказывая истинного изумления. Лаконичный кабинет в духе французской провинции, с милым открытым балкончиком, на котором стоят цветы, с письменным столом, отполированным до блеска. Камин, а рядом кованная кочерга, уютное зеленое кресло, блеск шелка на обоях, изысканные подсвечники и небольшая люстра из покрытого золотом металла — мой взгляд выхватывает все эти детали, а мозг погружается в эстетический экстаз.
Ключница распахивает створчатые двери, влекущие в спальню. Теперь, зная, что меня ждет невероятная роскошь, я просто восхищаюсь видами: большая кровать, кристальная чистота, свежие цветы на округлом столике, платяной шкаф и даже раковина в углу.
Большая ванная радует не меньше.
Поверить не могу, что буду здесь жить. Вместе с эйфорией на меня запоздало накатывает тяжесть ответственности.
Ключница продолжает свою экскурсию, несмотря на мои терзания.
Следующая дверь ведет в комнату прислуги, которая ожидаемо оказывается скромнее.
— Ваши ключи, леди, — мне вручают целую связку.
Два комплекта от каждой комнаты. Нахожу в связке один небольшой ключ и тотчас получаю пояснения:
— Это от шкатулки. Личные письма, деньги и драгоценности можете хранить там.
— Спасибо, — роняю растерянно.
Ключница не успевает уйти, как на моем пороге возникает юноша от распорядителя с целым ворохом документов. Он предоставляет мне расписание короля, в которое я гляжу долго, будто в книгу заклинаний.
— Здесь ни секунды свободного времени, — говорю глухо.
Расписание похоже на схему. Стоит куча подписей, где-то уверено-размашистым почерком внесены исправления.
— Это рука Великого герцога, — догадываюсь я. — Он лично следит за расписанием короля?
— Документ составляют члены Совета, далее он согласовывается с учителями и наставниками и подлежит утверждению его светлостью, — отвечают мне.
— Как часто его меняют?
— Он составляется на неделю, но порой меняется ежедневно. До шести утра расписание должно быть подписано и передано королю для ознакомления.
Черт возьми…
Я неловко улыбаюсь. Вновь благодарю. Кажется, сегодня я только и делала, что говорила: «Спасибо!»
Когда я остаюсь одна, то сажусь за письменный стол и жду чего-то. Кажется, будто не поставлена какая-то точка, словно мне еще не дали пресловутый приказ «о приеме на работу». Я ощущаю, что мне не хватает разъяснений Великого герцога. Подумать только, несколько недель назад он искал меня по всему Арвалу, а теперь я здесь, но мы сознательно не спешим поговорить наедине.
Да и зачем.
Он сделал то, что я просила. То, что просил Кайл. Он пошел против Совета. Он рискнул. И он сказал мне в лоб: «Никакого особого отношения».
Это разумно.
Только это мне и нужно.
В одиночестве я остаюсь недолго — тревожный стук в дверь перечеркивает все надежды на относительное спокойствие.
— Леди Неялин, вас желает видеть ее величество королева Летиция, — говорит один из королевский стражей.
Рядом с ним притихла фрейлина. Платье на ней нежно-кружевное, из голубой струящейся ткани. В период праздничных торжеств все фрейлины носят парадную униформу. В остальные дни их платья строго темно-синие.
Эту фрейлину я уже видела на балу вчера. И выражение ее лица, к сожалению, ничуть не изменилось в сторону дружелюбия.
Меня охватывает легкая паника, но я сдержанно киваю, закрываю дверь на ключ, показывая готовность исполнять волю коронованных особ. Тем более, таких, которые наловчились подсылать наемных убийц даже к своим родственникам. Не испытываю к коронованной кобре никаких чувств, кроме презрения и настороженности. Она была готова убить ребенка. И фактически убила в ту ночь на кладбище семьи Азариас.
Пока иду, не на шутку распаляюсь.
Вчера на балу она показала, что я недостойна даже внимания.
К черту ее!
Меня приглашают в ее будуар. Половицы слегка скрипят — комната наполнена светом и ароматами цветов и сладостей. Стража остается у входа, а фрейлина ведет меня внутрь.
В комнате царит умиротворение. Одна из приближенных читает вслух какие-то стихи, ее голос слегка дрожит от волнения.
— Довольно, Леана, — раздается уверенный приказ.
Все тотчас смолкают. Даже волнистые попугайчики, которые порхают в высокой, узкой клетке в углу.
Королева сидит в кресле, утопая в складках собственного платья. Безупречно красивая. По твердому хищному взгляду ясно — она человек жесткий. У нее большие синие глаза, и синева эта настолько холодная, что я поеживаюсь.
— Ваше величество, — склоняюсь в реверансе.
Фрейлины молчаливо взирают на меня, и я ощущаю себя мышью, попавшей в гнездо гадюк. Натыкаюсь на взгляд леди Эшфорт, словно на выставленное копье, и внутри все начинает трепыхаться от раздражения. И, тем не менее, внешне я абсолютно спокойна. Не транслирую и признаков стыда, которые, вероятно, все ждут.
— Свободны девушки, — произносит королева.
Фрейлины поочередно поднимаются, приседают в реверансах и уходят. Значит, разговор будет «тет-а-тет». Откровенный.
В отличие от всех остальных королева знает о моей жизни очень много: о том, например, что именно я помогала Кайлу в Арвале и о том, что встречалась там с герцогом.
Но я молчу, позволяя Летиции задать тон нашей беседе.
— Я помню ваш первый выход в свет, — вдруг говорит она задумчиво. — Вы потерялись в королевском парке, порвали платье и так горько плакали, что ваш отец не знал, куда деться со стыда. А вчера я вас не узнала. И не только из-за внешности. Вы смотрите по-другому.
— Прошло много лет.
— Люди так не меняются, — убежденно говорит королева. — Ваше преображение кажется мне очень занятным, но оно беспокоит меня не так сильно, как поведение лорда Элгариона. Он еще никогда не делал для женщины больше, чем сделал для вас.
Сдержанно слушаю ее откровения, не позволяя ни одной эмоции вырваться наружу.
— Его светлость считает мой дар полезным для короля.
Летиция скрывает усмешку.
— Чтобы использовать ваш дар, ему не обязательно было делать вас наставницей.
Она вдруг поднимается, шурша светлым платьем. Пока она отпирает шкафчик стола, а затем и шкатулку, я стою молча, ощущая себя орудием, которым эта женщина хочет воспользоваться.
В ее руках оказываются свертки каких-то документов. Она протягивает их мне, сохраняя на лице нечитаемое выражение, и поясняет:
— Это письма отчаявшейся матери.
Неужели она думает, что кто-то в Гнемаре не знает этой истории? Великий герцог привез ко двору Кайла, когда тому было три года. По приказу короля Сайгара.
— Аарон может быть безжалостным, — вдруг говорит Летиция и поднимает на меня колкий взгляд.
Думаю, нет смысла интересоваться, откуда ее величество раздобыла эти письма.
— Я не смею судить о его решениях, — чеканю ровно.
Взгляд королевы стекленеет, а губы едва заметно поджимаются.
— Ему было всего двадцать два года, когда он забрал Кайла. Но даже в этом возрасте он был одним из самых безжалостных и опасных людей Равендорма. Скольких же он убил, Неялин… Только взгляда и было нужно.
Сглатываю.
Если она хочет меня напугать, то справляется плохо. Я и без нее знаю, с кем имею дело.
— Передайте эти письма его величеству, — наконец, приказывает королева. — Кайл должен знать правду.
Недальновидно.
Я и пальцем не пошевелю.
Королева с изумлением заглядывает мне в глаза, сжимая стопку писем, а затем понимающе скалится.
— Королю обо мне лгут. Герцог оградил его от всего, даже от правды. Я никогда не желала Кайлу зла. Я и сама мать, Неялин. Я знаю, что мои дни сочтены, но я хочу, чтобы моя дочь жила. В ней тоже течет кровь Тэнебран, но с момента, когда я взяла ее на руки, я поняла — это конец. Она родилась девочкой и была всего лишь третьим ребенком Сайгара. И уже тогда я знала, что Аарон захочет избавиться от нее.
Я столбенею. Смотрю в ее глаза, и я не могу уловить чертовой лжи.
Королева вновь протягивает письма, и я молча беру. Взгляд невольно скользит по строчкам: «Умоляю Вас своей жизнью и всем, что мне дорого, позвольте мне повидать сына. Хоть издали, хоть тайно… только бы увидеть его…», «Ваша светлость, я тяжело больна и молю вас — заклинаю! — позвольте увидеть и обнять его!», «…больше не осталось ничего в моей жизни, кроме надежды…»
— Он никогда никого не жалел, — шепчет королева, — не пожалеет и мою дочь.
Она отходит к креслу, устало опускается и смотрит на хрустальную вазочку, наполненную разноцветными драже. Извлекает одну и крутит в пальцах:
— На вашем месте я была бы осторожна. Вам тоже есть, что терять, — она закидывает драже в рот и делает легкое движение пальцами.
Разговор окончен.
Я кланяюсь, смиренно иду к выходу, ощущая себя пешкой, вылетевшей с шахматной доски. Письма, которые я несу, жгут мне ладони. И что мне теперь с ними делать?