Глава 40

Аарон не спал всю ночь. До самого рассвета заседал совет, а после Великий герцог выслушивал бесконечные оправдания, давал указания и грозился перевешать всех, кто причастен к покушению на короля.

А теперь он сидит в своем кабинете и читает очередное донесение.

Правда, сквозь строки проступает женское лицо и острый взгляд янтарных, очерченные длинными ресницами, глаз. Тех самых глаз, в которые он влюбился.

Тринадцать трупов, заговор во дворце, разруха и обвал, а герцога интересуют только глаза — ее чертовы глаза, в которые он хочет смотреть бесконечно. Ловить в них миллионы оттенков ее эмоций.

Наконец, он запрокидывает голову и безучастно разглядывает лепнину на потолке — ему плевать на все. Внутри не просто отрешенность, а бескрайняя пропасть, выжженное поле, пустота.

Столько лет он одинок. Хотя бы секунду побыть рядом с женщиной, которая способна не только подарить покой его душе, но и без страха посмотреть в его лицо.

Эта упрямая женщина до самого рассвета лечила раненых. Вот тут, в донесении все и написано. Она исцелила сорок три человека, пока не упала в обморок от усталости. А он — чертов подлец — только и думает, как воспользоваться ей. Он бы лег в ее постель, обнял, притянул и согрел. Целовал бы сомкнутые губы, касался горячими ладонями изгибов ее тела, зарывался лицом в ее волосы, пахнущие солнцем.

Ему доложили, что ее жизни ничего не угрожает. Она исцелена, вот только очень устала. Ей положен покой и спокойствие. И он может дать ей все это и даже многим больше.

Он — хозяин каждой гребаной души в этом государстве. Почему же он не в силах получить ее душу?

— Дай мне пояснения интенданта по делу о разводе Неялин Лейн, — приказывает он своему помощнику.

Морис давно отвык чему-то удивляться. Он, кстати, далеко не убирал ту злосчастную папку. Достает, передает Великому герцогу прямо в руки, а тот начинает просматривать бумаги, потирая костяшкой указательного пальца губы.

— Заключение доктора Нормана, — сухо, требовательно бросает Аарон и протягивает руку.

Морис вкладывает бумагу в раскрытую ладонь герцога, а тот громко, раздраженно втягивает носом воздух и долго изучает содержимое документов.

— Донесения Нила Дериша и начальника стражи! — приказывает Аарон.

Роул выполняет каждое требование и молчит, хотя интерес снедает его изнутри.

Через какое-то время герцог поднимается из-за стола и начинает хаотично бродить по кабинету. Он останавливается, смотрит сквозь раскуроченное окно в сад, будто решая некую головоломку.

— Еще раз дай мне пояснения стряпчих Мосса и Роше!

Теперь он читает на ходу, а потом рычит:

— Показания ее отца! Живей!

Морис вытирает возникшую в миг испарину со лба. Выполняет все команды, словно цирковой медведь. Еще бы — он понимает, что Великий герцог только с другими сдержанный и холодный, но, на самом деле, он такой же взрывной, опасный и вспыльчивый, как и все мужчины династии Тэнебран.

Аарон прислоняется спиной к стене, напряженно ознакомляется с документом.

— Возможности леди Лейн напрямую зависят от количества ее сил, — говорит он. — Каким образом она могла исцелить саму себя, и даже воскреснуть, если ее магия в день снятия брачной печати только проснулась? Блейк вытянул из нее абсолютно все силы, но интендант подтвердил, что камень Первородной показал в ней небольшой потенциал.

— Не могу знать, ваша светлость, — озадаченно отвечает Морис.

— Ее отец нанимал ей лучших учителей, — вскинув взгляд, говорит Аарон, — но она не знает, как обращаться со своей сутью. И не помнит моего брата. Сложно не знать Сайгара, как считаешь?

— Сложно, — кивает Морис.

— У нее были пробелы в знаниях истории и географии. Да, женщинам это не так интересно, но Неялин не знала очевидного, — Аарон убирает руки в карманы и сощуривает глаза. — Она говорит и мыслит иначе. Даже смотрит…

— К чему вы клоните, ваша светлость?

— Ты видел, как она умерла?

— Да.

— И? Что думаешь по этому поводу? Больше у тебя не было видений?

Барон Роул слегка теряется, быстро вытирает рукавом капельку пота, скользнувшую по виску.

— Не было.

— Ты что, врешь мне? — низко, грубо бормочет Аарон.

— Я…

— Не зли меня, Морис. Я просил тебя сообщать обо всем, что касается этой женщины!

— Ваша светлость…

— Что? Говори! Язык проглотил?

— Это… — Морис прячет взгляд, краснеет. — Видел только, как… Ваша светлость, я не выбираю видения! Они сами приходят ко мне!

— Быстрее, — мрачно отсекает Аарон.

— Вы с ней…

— Черт!

— Вы были… — Морис снимает очки, зажмуривается и трет слепые глаза. — Вы целовали леди Лейн, ваша светлость.

Герцог каменеет на секунду. Сверху донизу прокатывается волна дрожи — приятной, острой, сладкой. Он представляет — хорошо так — как приникает к теплым, нежным губам. Целует медленно, нерасторопно и даже глаз не закрывает. Воображает каждое вожделенное движение губ и языка.

Каково это — целовать ее?

Аарон проводит ладонью по волосам. Тело наливается желанием. Давно он не мечтал с такой страстностью о женщине. О той, что единственная способна утолить его голод.

Морис молчит, не решаясь потревожить герцога. А тот на мгновение исчезает из этой реальности и проваливается в обманчиво-порочные грезы.

— Барон, — наконец, хрипит Аарон. — Ты посвящен в мою жизнь даже больше, чем мой духовник. У этого доверия есть цена.

Роул кивает.

— Как и у преданности, — продолжает герцог. — Я ценю людей, которые мне верны, но безжалостен к предателям.

— Я никому не скажу. Жизнью клянусь, — запальчиво тараторит юноша. — Я ради вас… да, я все сделаю.

Аарон изумленно вскидывает брови. Он — такой жестокий — отчего-то вызывал в людях и такие чувства. Почему? Он никогда не приближал к себе Роула, всегда был принципиально строг с ним и даже пренебрежителен.

— Она хранит какую-то тайну, — бормочет Арон, отталкивается от стены и возвращается за стол, встряхивает руками, вновь принимаясь за дела: — Устрой мне встречу с ней. Этой ночью.

— Да, ваша светлость, — по губам Роула мелькает такая улыбка, что Аарон закатывает глаза.

Герцог пытается сосредоточится на документах — здесь целый ворох бумаг. Показания свидетелей, подробный отчет начальника стражи и даже данные из пыточных, потому как Аарон приказал не гнушаться никакими методами.

Ему нужно найти и выявить всех заговорщиков, не тронув при этом тех, кто лоялен к его власти.

Этим он и занимается весь день без устали. Кроме того, отклоняет несколько требований Кайла о встрече, приказывает удвоить довольствие солдат, разбирающих завалы и выплатить не меньше пяти тысяч золотых соверенов семьям погибших. А еще он велит раздать милостыню и еду для бедняков, приспустить флаги и объявить трехдневный траур, в течение которого запрещено работать.

Все это отвлечет внимание от оплошности короля и обернет даже тяжелое событие на пользу династии.

Герцог занят до поздней ночи, а потом барон сообщает, что путь до покоев леди-наставницы расчищен.

Тишина коридоров становится для Аарона избавлением, но больше — ощущение того, что он прямо сейчас войдет в покои Неиялин, закроет дверь и останется с ней один на один. Это кружит голову.

— Ее сиятельство все еще не приходила в себя. Она крепко спит, — испуганно лепечет доктор, которому было поручено не отходить от леди ни на секунду.

Здесь же хлопочет молодая служанка.

Теперь понятно, отчего граф Бранз не мог успокоится — Шерриден очень хороша. Но Аарон отмечает это походя. Он без ума от рыжих волос, белой кожи, упрямого напористого нрава и медовых глаз. Все остальное — не то.

У входа в спальню сидит Нил Дериш, которому поручено впускать внутрь только доктора и личную служанку. Он тотчас поднимается и докладывает без утаек, что леди крепко спит уже целый день и ни разу не просыпалась.

Аарон переступает порог спальни и бросает коротко:

— До утра не тревожить.

Двери он закрывает с тихим щелчком и разворачивается, оглядывая погруженную в полумрак спальню. Лишь на столе, у кресла, где сидела служанка, слабо трепыхается огонек лампы.

Аарон смотрит на постель, где лежит женщина. Наблюдает издали. Свет пламени мерцает в ее медно-рыжих волосах, которые волнами лежат на белоснежных простынях.

Герцог прижимается спиной к двери и сглатывает. Он рисует в воображении постыдные картины. При том, что он совершенно точно не должен терять голову от вида женского тела.

Зачем он здесь?

Допросить?

Аарон подходит к постели, садится на край и смотрит на Нею. А она спит на боку, подтолкнув подушку рукой. Нежная белая щечка, темные ресницы, пухлые, расслабленные губы и размеренное дыхание. Она вся будто сотворена из солнца.

Он мог быть счастлив с ней. Мог по-хозяйски ей владеть. Мог целовать.

И не мог одновременно.

Стоит только прикоснуться к округлому женскому плечику, перевернуть Нею на спину и нависнуть сверху, тяжело опуститься, толкнув коленом ее бедро…

За связь с одаренной женщины без печати полагалась смертная казнь. Сейчас Аарону казалось, что за возможность вкусить этот запретный плод, он заплатит подобную цену, не раздумывая.

Ему нужен хотя бы небольшой аванс, чтобы жить дальше. Он не может дышать, думать, функционировать. Он сломался. Ему нужен вновь волшебный ключик, который заведет механизм.

Герцог мягко скользит пальцами по изящной женской руке. Вверх… еще вверх, к плечу. Отводит за него растрепанные тяжелые волосы.

Он словно пьяный. Рот заполняет слюна, а перед глазами вспыхивают фейерверки.

Хочет. И жажда снедает, не оставляя даже шанса.

Зачем он пришел? Зачем?

Аарон опускается рядом, вытягивается и смотрит ей в лицо. Быть так близко и не позволить даже поцелуй — это испытание, боль и страдание. Он чувствует ее дыхание на своих губах.

Руки дрожат — Аарон умер со стыда, если бы кто увидел. Он касается ее подбородка, придвигается, ласкает костяшками пальцев краешек ее рта.

— Проснись… — не узнает своего голоса.

Он уже не соображает. Замечает только, как вздрагивают ее ресницы, как приоткрываются губы. И все пропадает, включая чертово самообладание.

А было ли оно?

Все что он делал в последнее время всегда вело сюда, в ее постель.

Ее головокружительный запах, безумно прекрасное тело, медные густые волосы, дыхание, которое он ловил губами… Он уже любил ее — любил с той первой встречи в Арвале. А сейчас к этому примешалось болезненное влечение. Жажда, которую нужно утолить любой ценой.

Аарон откидывает одеяло. Тьма, жившая внутри него, пробуждается, ворочается и выплескивается, точно деготь. Он оглядывает изгибы женского тела, тонкую кружевную рубаху и ведет ладонью по женскому бедру, задирая подол.

Он шумно дышит.

Пальцы касаются обнаженной шелковистой кожи, а взгляд маниакально ловит любые реакции на лице Неялин. И Аарон понимает, что не просто одержим. Он — болен. До дрожи, до кругов перед глазами, до желания пойти на преступление.

Задыхается.

Напряжен.

Оглох.

Прижимается к ее пухлому рту. Не целует. Закрывает глаза, хмурится и едва дышит. А потом позволяет себе мягкое, медленное и сладкое движение губами. Тяжело сглатывает.

Глаза закатываются от наслаждения.

Ее вкус.

Волнующий. Нет — вышибающий разум.

И хочется глубже, сильнее, мощнее — напиться ею, утолить голод.

Его пальцы скользят по шее в вырез рубашки…

Грубый, резкий и совершенно неожиданный толчок в грудь вынуждает герцога скатиться с постели на пол с глухим стуком. Он падает, застывает на полу и, наконец, осознает, что тут только что едва не случилось. И расслабляется.

А Неялин слетает с постели, словно ужаленная. И, кажется, намеревается защитить свою честь любыми способами, потому что хватает с прикроватной тумбы серебряный поднос.

Аарон преспокойно закидывает руки за голову и протяжно выдыхает. А Неялин озадаченно садится на край постели, растерянно оглядывает своего гостя и едва справляется со сбивчивым дыханием.

— Что вы здесь забыли? — она склоняет голову набок, отчего ее густые волосы водопадом падают на левое плечо. — Мне показалось, что…

— Вам не показалось.

Аарон снова вздыхает. Ему нужно успокоиться, иначе это «не показалось» слишком уж бросается в глаза. Факт его слабости. Свидетельство того, что он уязвим. Того, что он подвержен недостаткам, против которых он борется в Кайле.

Сейчас Неялин скажет ему об этом. Вытянет эту мерзкую слабость на свет и явит всему миру. Да — Аарон Элгарион, черт побери, живой.

— Пол холодный, — говорит она, опускает ступню и касается каменной плиты пальцами.

А потом она выкидывает то, отчего все внутри Аарона замирает и наполняется дрожью. Кажется, именно за это он и влюбился в эту женщину.

Она укладывается на пол рядом с ним.

— Следует сейчас меня бояться, леди, — тихо говорит Аарон, сжимая кулаки, скребя пальцами по полу.

— Я знаю, у вас железная выдержка.

— Не сегодня.

— Вы бы никогда…

— Я только что собирался, — произносит он. — Во дворце слишком много крови и смерти, мне сложно удержать свою суть. Вы еще не совсем понимаете, с кем имеете дело. И я хотел, и сейчас хочу заняться с вами любовью. Не задевайте меня сейчас, прошу.

— Можно начистоту, милорд? — спрашивает она без страха.

— Попробуйте.

— В вас сложно не влюбиться.

Аарон медленно прикрывает веки. На секунду он ощущает, как проваливается в камень, словно в зыбучие пески. Его уносит в прошлое — волны наслаждения бьют в голову. В груди все горит, а сердце бьет набатом.

— У нас проблема, леди Лейн, — в тишине его охрипший разом голос звучит обличительно. — Я должен жениться на девушке, которая для меня ничего не значит, и отказаться от женщины, которую люблю.

— Я вам не помощник в этой дилемме.

Аарон взрывается смехом.

Эта женщина ничуть не пытается играть с ним. Она не пользуется своим женским очарованием, не пробует его обольстить. Она такая настоящая, честная и яркая… Как у Чезара могла получиться такая дочь?

— Сейчас я не должен думать о себе, — говорит герцог. — Во дворце слишком много подонков, которые пытаются со мной тягаться. И я не могу показать к вам свое отношение, леди, но хочу, чтобы вы понимали — это не пустые слова. Я без ума от вас. И это, поверьте, очень плохая новость. Я никому не собираюсь вас отдавать. Мы оба в клетке, и будем сидеть в ней пожизненно. Ни один мужчина к вам не прикоснется. Мне жаль. Мне искренне жаль, Неялин, но я не смогу видеть вас с другим.

Он находит ее прохладную руку, греет в своей ладони и перебирает бледные пальчики.

Она не отвечает, и Аарон ощущает тупую боль в области сердца. Он откровенен, как никогда. Обнажает свою душу, которой, думал, что давно лишился.

— Я купил бы тебе дом, Неялин. Там, где бы ты захотела, — тихо, ласково произносит он. — Ты была бы далеко от этой грязи. Со мной. Моей. Я уберег бы тебя от всего. И все бы тебе позволил.

Он слышит ее несдержанный короткий вдох.

Сплетает их пальцы.

— Какие бы тайны ты не хранила, я бы принял, — говорит он.

Она поворачивается на бок, утыкается лбом ему в плечо.

— Я не могу быть вашей мьесой, — шепчет. — Знать, что вы женаты на другой женщине, и она рожает вам детей. Нет.

Аарон поворачивает голову, смотрит на Неялин и горит дьявольским огнем от желания. И теперь вполне очевидно, он хочет не только тело. Гораздо больше — этот безумный, непокорный разум. Но не тронет ее и пальцем — теперь нет. Он слишком сильно ее любит.

— Враги короны сделают все, чтобы вы потеряли дар. — Аарон меняет тему, так как слишком болезненно снова переживать ее отказ. — Нил не отойдет от вас ни на шаг. Но мне потребуется ваше участие.

— Хорошо.

Такое тихое, покорное и немного сердитое «хорошо».

Аарон улыбается. Он тоже поворачивается на бок, осторожно приподнимает лицо Неялин и заглядывает в ее глаза.

— Никогда не видел ничего прекраснее.

Ночь мягко колышет портьеры у окна, сквозняк гулят по полу. А Неялин поддается вверх и вперед и порывисто пробует его губы — очень по-женски, едва прикоснувшись, ненавязчиво. И Аарон страстно возвращает поцелуй, но уже более опасный, глубокий и обжигающий.

— Еще… — все, что он может простонать в ее рот.

Их дыхание смешивается, губы жарко встречаются и нехотя разъединяются.

Загрузка...