Глава 43

Дни тянутся друг за другом, приближая дату свадьбы Великого герцога. Дворец просто гудит. Все заняты исключительно подготовкой, и она, кажется, захватила весь Гнемар. Правда, один человек в этой предпраздничной суматохе, точно вы выглядит счастливым.

Или не один.

Я продолжаю ежедневно получать душераздирающие записки то с пожеланиями смерти, то с пустыми оскорблениями и, наконец, отдаю этот ворох Нилу. Просто достало. А упорству тайного воздыхателя можно только позавидовать: он меня хейтит, почти ни разу не повторяясь. Я у него то «дрянь», то «падаль», то что-то похуже. И пожелания там соответствующие, особенно «захлебнуться в крови» — это классика.

Нил, который порядком засиделся около меня, сразу воодушевился. Как охотничья собака, выпущенная в лес, он рванул искать виновного. Но от остальных обязанностей не отлынивал, сопровождал всюду, как положено.

Мы возвращаемся из госпиталя, время от времени меняя маршруты. Это мера безопасности, и я не спорю. Отдергиваю шторку, любуясь городом. Работа в госпитале тяжелая прежде всего морально — каждый раз видеть умирающих детей под силу не каждому. Доктор Норман, кстати, оказался там не случайно. Он был лишен возможности работать на высшую аристократию. Место ему было предложено скромное — врач в городской лечебнице на содержании короны без возможности уехать. И иной раз доктор бросал на меня хмурые взгляды, в которых, если начистоту, не было ненависти. Скорее, сожаление, что все сложилось именно так, и жгучий стыд.

— Святая мать послала вас к нам, не иначе, — шептала настоятельница храма.

В госпитале работало много служительниц Великой матери. Это считалось их обетом — помощь ближнему.

Экипаж делает крюк по городу, и я замечаю вереницу богатых особняков.

— Это городские резиденции членов королевского Совета. Еще Сеймуром был принят закон, о наследовании городского имущества лордами древних магических родов, — говорит Нил, сонно приоткрыв один глаз.

А затем он опять дремлет. Впрочем, уверена он наготове даже во сне, и случись неприятность, будет во всеоружие.

— И семейство лорда Варлоса тоже проживает здесь? — спрашиваю я.

— Да.

С тех пор, как Николас потерял отца он из рук вон плохо исполнял обязанности наставника, а последние пять дней после того, как Великий герцог заставил его прилюдно присягнуть королю и поклясться в верности ему самому, так и вовсе почти не появлялся во дворце, отписываясь, что ему необходимо вникнуть в семейные дела.

— Прикажите вознице свернуть туда, — командую я.

Нил разлепляет веки и смотрит на меня с чудовищным осуждением.

— Вам не стоит этого делать.

Кажется, он давно знает об отношении ко мне герцога, и мое поведение кажется ему чудовищной провокацией.

— Это ненадолго.

Я ничего не объясняю. Последнее слово остается за мной, потому что Нил знает, что я все равно сделаю по-своему.

Огромный дом лорда Варлоса будто дремлет. Внутри тихо, как в склепе. Все залито осенним солнцем, но очень тоскливо. Фонтаны, роскошь, тихий звук шагов и обряженные в форму горничные — лишь ширма. В этот доме пахнет тленом и безнадежностью.

Я оставляю Нила в приемной, а сама вхожу в музыкальный зал. Здесь стоит запах лакового паркета, инструмента и алкоголя.

Слуга смущенно закрывает за мной двери, когда я спотыкаюсь о пустую бутылку. Приподнимаю подол, ставлю на нее туфлю и откатываю в сторону. Этих бутылок здесь много. Как и забитых до отказа пепельниц. А еще осколков, содранных с окон портьер, потеков алкоголя на стенах.

— Доброе утро, лорд Варлос, — я нахожу его за пианино.

Он сидит на табурете. Впрочем, это скорее лежит. Его голова покоится на скрещенных на крышке пианино руках.

— Что здесь надо милой потаскушке Великого герцога? — спрашивает он.

И даже не шевелится.

Я вздыхаю.

Сегодня я выгляжу очень строго. Когда я еду в госпиталь, надеваю черное платье наставницы с воротом под самый подбородок и туго зачесываю волосы. И в таком виде я подхожу к пианино, беру с нотной подставки тонкую тетрадь и, не мешкая, сворачиваю ее в трубочку.

А затем хлещу ею Варлоса до тех пор, пока он, закрываясь руками, не падает со стула.

— Спятила?

Наконец, вижу его лицо и светящиеся злостью и изумлением глаза.

— Доброе утро, лорд Варлос, — говорю ему еще раз. — Как ваши дела?

— Что? — от дергает подбородком, трет глаза, будто желая удостовериться, что я не плод его воображения. — Ты сумасшедшая!

Я приподнимаю бровь.

— Допустим.

— Что тебе здесь надо?

Он сгибает ногу в колене, запускает руку в растрепанные волосы и тихо стонет, будто страдая от мигрени.

— Хочу поговорить.

Я сажусь на стул, с которого он слетел. Беру с крышки пианино недопитую бутылку, читаю этикетку:

— М… тридцатилетняя выдержка. Вы расточительны, Николас.

— Издеваться пришла?

Отрицательно качаю головой.

— Вы нужны королю.

— Неужели?

— Вы нужны мне.

И тут он долго смотрит мне в глаза и, кажется, трезвеет. Но почти сразу отворачивается и цедит:

— Не морочьте мне голову. Я прекрасно понимаю, что регент сделает вас своей мьесой после того, как женится. Жена нужна ему для одобрения двора и общества, вы — для удовольствия.

— Я не стану его мьесой, лорд Варлос.

Он вновь вглядывается в мое лицо.

— Точно сумасшедшая, — усмехается. — Такому человеку не отказывают. Знаешь, что он сказал мне на ухо в зале мечников: «Не трогай ее!»

— И ты решил разозлить его, сообщив при всех, что хочешь на мне жениться? — спрашиваю я. — Кто из нас еще сумасшедший, Николас?

— На таких, как ты, не женятся, — сухо отвечает он.

И эти слова пролетели бы мимо, но они отчего-то меня задели.

Я резко поднимаюсь и делаю пару шагов по гулкому паркету, втягиваю запах пыли, лака и алкоголя.

— В гробу я видела ваше замужество, — бурчу в сердцах.

Николас обличительно смеется, вползает на стул и прикладывается к бутылке.

— Отличный тост, — гогочет он.

А я пронзаю его сердитым взглядом, отбираю бутылку, буквально выдергивая из его рук.

— Приди в себя, — кладу ладонь на его плечо и смотрю ему в глаза. — Во дворце заговор. Короля пытались убить. Я сожалею о твоей утрате, но ты не можешь просто закрыть на все глаза. Мы — наставники короля, его соратники, друзья, в конце концов. Ты столько времени проводил с Кайлом. Он… черт возьми, нуждается в тебе!

— И ты?

— И Адам с Джаредом…

— И ты?

— И даже Лоуренс с Эндрю…

— И ты?

— И я, проклятый ты паршивец! — выпаливаю сердито.

А Варлос вдруг хохочет, да так, что я вдруг тоже нервно смеюсь. Он распахивает крышку пианино и начинает бренчать по клавишам:

— В доме Тэнебран

Есть один баран,

Он лишен любви,

Попробуй проживи,

Каждый божий день,

Он один, как пень!

А потом убирает руки с клавиш, молчит, и моя веселость тоже сходит на нет.

— Николас?

— М?

— Ты — дурак.

Он поднимается, встает напротив меня, разнузданно убирая руки в карманы.

— Мне придется всю жизнь плясать под его дудку. У него только один стиль управление — подчинить. Поэтому его ненавидят. Совет будет парализован. Регент и так знает все и о каждом. Он напустил везде шпионов. Думаешь, дело только в Летиции? Она алчно хочет власти, но если Элиза вступит на трон Равендорма, то все решения будет принимать Совет. Единственное, что сдерживает верхушку правящих родов — это неконтролируемый дар Аарона.

— Но Аарон защищает Кайла.

— И правит фактически страной, — заканчивает Николас. — Все очень зыбко, Неялин. Совет в узде держит только страх. Аарон передал в собственность короны все торговые суда твоего бывшего мужа, хотя Блейк имел на тебя все права. Он утвердил тебя в списки наставников, засыпал благами и имуществом, он мотался за тобой по всему Арвалу, как влюбленный идиот. Он и меня женит только для того, чтобы я не смел тебя тронуть. Это распаляет двор — возвеличивать потаскуху никому не позволено, Нея. Даже государю. А теперь он убивает лордов-глав древних родов походя, не замечая и не неся никакой ответственности. Этого мы хотим для Равендорма?

— Прошу, не становись по другую сторону. Я была в том коридоре… Аарон не хотел…

Николас вздыхает.

— Ничего не изменить. Это когда-нибудь прорвется наружу. Регент не имеет возможности решать свои дела иначе, чем через своего помощника. Мелкий рыжий барон с пассивным даром отдает всем команды направо и налево, фактически подменяя Первого советника. Роул имеет такую власть при дворе, что каждый из лордов спит и видит, как Морис свернет себе шею, упав с лестницы. Пожалуй, самый лучший выход — уничтожить Совет, королеву и ее дочь. Удивительно, почему герцог этого еще не сделал.

— Потому что он не зверь.

Николас, кажется, иного мнения, но не возражает. А я понимаю, что Аарону и впрямь надо жениться, стать примерным отцом и добрым мужем. Показать, что он не чудовище. Постараться унять бурю, которая поднялась среди членов Совета. И теперь до меня доходит и другое, почему он не трогает королеву, лишь мягко ограничивая ей возможности пакостить.

— Лорд Варлос, — я смотрю в глаза этого человека. — Кайл станет великим королем.

— О, да, — говорит тот без тени иронии. — Он силен, как и все мужчины его династии. Девять лет они держали его взаперти, делая из него себе подобное чудовище. Но вы учите короля быть человечным, Неялин. Признаю, именно в этом и заключается ваш великий дар.

Варлос вдруг берет меня за руку, улыбается, привлекает к себе и обнимает.

— Ну, хватит, — бормочу я, шутливо отталкивая его. — Вы должны быть во дворце. И не забывайте, король встает в семь.

Николас устало отирает лицо, а я ухожу. Напряженный Нил ведет меня к экипажу и успокаивается, только когда мы выезжаем на прежний маршрут.

— Нашу задержку придется как-то объяснить, — говорит он. — Правда, не думаю, что его светлости не доложат, что вы провели в комнате с лордом Варлосом наедине около получаса.

А я на это думаю только одно — зачем спасать репутацию, от которой и так ничего не осталось? И, вообще, у меня слишком много дел. Я получаю огромное множество отчетов от поверенного и управляющих имениями отца, включая письма из пансиона в Арвале. Мне кажется, скоро у меня не останется времени на сон. Поэтому я не стану тратить его на сожаления о чьем-то беспокойстве, пусть даже это беспокойство чревато ревностью самого опасного мужчины Равендорма.

* * *

Если Аарон и был наслышан о моем поведении, то никоим образом не проявил недовольства. Он, вообще, был целиком и полностью занят делами перед предстоящим медовым месяцем. А ночами он находил утешение в обществе женщин, о чем гудел весь дворец.

Я и раньше слышала, что любовные аппетиты герцога Элгариона были довольно впечатляющими, но в последние дни он, похоже, переплюнул самого себя. Во всяком случае после тренировки у мастера Йена, Джаред Уиндем шутил об этом с Адамом Дерби.

— Думаю, ему давно пора взять мьесу, — произносит Адам. — И не одну. У Сайгара их было четырнадцать.

— Полагаю после брака он именно этим и займется, — растолкав друзей плечами, между ними садится вернувшийся накануне Николас и смотрит издали, как Кайл беседует с Йеном. — Разве герцогу не выгодно породниться со всеми магическими родами, разбросать свое семя и снова возродить династию? Я бы так и сделал… А пока он распыляется понапрасну.

— Если бы ты видел его вчерашнюю визави, ты бы так не говорил, дружище, — толкает его в плечо Джаред.

Я громко прочищаю горло, и они переводят на меня слегка растерянные взгляды.

— Леди Неялин, вы еще здесь? — невинно интересуется Варлос. — Простите, если задели вашу честь. Впрочем, вы уже были замужем, для вас такие беседы не предосудительны.

Я опираюсь на деревянный меч, поднимаюсь и иду отрабатывать удары.

И больше мне ничего не хочется знать о том, как Аарон проводит досуг. Мне следует распрощаться с мыслями о нем. Да, сердце сжимается от боли, когда я думаю о его браке, о том, что он так недосягаем, что выбирает Равендорм, а не меня. Но, с другой стороны, я попала не в мир розовых единорогов.

— Две недели бесконечных балов, — Кайл подходит ко мне бесшумно, и я устало улыбаюсь, утыкаю меч острием в пол и тяжело дышу. — И мне она не нравится.

— Ты о леди Эшфорт?

— Да, — он забирает меч из моих рук, ловко наносит удары по манекену. — Аарон уже купил ей дом. Вчера лорд Пэрри сказал, что герцог велел подарить ей жеребца атсарской породы — самого лучшего. Племенного. Ювелиры из Абриджа привезли драгоценности и леди Эшфорт с другими королевскими фрейлинами почти три часа выбирали украшения для свадебной церемонии.

Я выбиваю меч из руки короля, показываю ему язык и делаю небезызвестный «поворотный удар».

— Он обязан оказывать ей внимание, — рычу.

Но Кайл купирует мой выпад и вскоре легко забирает оружие.

— При том, что он почти с ней не встречается, — говорит он.

Я хватаю еще один меч со стойки — и наше пустяковое деревянное оружие скрещивается.

— Это его дело, — отвечаю я.

— У нее пустой взгляд, — Кайл решительно наступает, и я только успеваю защищаться. — Ее интересуют только развлечения и балы. А еще я знаю, она высокомерна. Почему он выбрал именно ее?

— Мужчины любят глазами, — теперь мой черед наступать.

— Ты гораздо красивее.

Я улыбаюсь. И отвлекаюсь.

Король направляет меч мне в грудь.

— Вы убиты, леди, — шутливо изрекает он.

А я с печалью:

— Наповал.

А потом мы устало бредем по галерее, наблюдая осеннюю хандру за окнами. Серая хмурь неба, тонкие черные остова деревьев, лишившиеся листьев — это навевает тоску. Сейчас все, что я вижу, навевает тоску.

И что хуже: навстречу движется процессия фрейлин, сопровождая юную принцессу Элизу. В тонких золотистых очках, бледная и долговязая она бросает на меня заинтересованный взгляд, в отличие от весело щебечущих вокруг нее девушек. Те, краснеют при виде мужчин, кокетливо приседают в поклонах, скрывают лица за веерами, а меня полностью игнорируют.

Кайл на секунду останавливается. Элиза приседает глубоко и почтительно, лепечет: «Ваше величество», а он дергает подбородком и проходит мимо.

Молодые же мужчины оживляются, приосаниваются, надувают грудь колесом.

А я тороплюсь за Кайлом.

— Ваше величество позволит выслушать совет от своей наставницы? — спрашиваю я.

— Если он касается принцессы — нет.

— Брось, Кайл.

— Она ненавидит меня.

— Ты говорил с ней хоть раз? Вы прожили в этом замке бок о бок чертову тучу лет? Ты хоть раз пробовал с ней пообщаться? Она твоя сестра.

— Двоюродная, — мрачно отрезает Кайл. — И, если ты не знаешь, раньше мне было запрещено покидать северное крыло дворца.

— Но теперь — нет.

— Ее мать пыталась меня убить. Из-за нее погиб отец Нико! Летиция строит козни и вносит раздор в Совет.

Я кладу руку на его плечо, и он озадаченно останавливается и смотрит на меня снизу вверх.

Наставники, едва очарование от хорошеньких леди сходит на нет, норовят врезаться в нас на полном ходу.

— Дай ей шанс, — говорю я. — Ей тоже нелегко.

— Откуда тебе знать?

— Просто поговори с ней.

На лице короля обозначается растерянность.

— Я не стану, — противится он.

Я убираю руку и молчу, и Кайл, зло дернув плечом, идет дальше.

Варлос, проходя мимо, оскаливается:

— Проиграла, Нея?

— Заглохни, — без злости бросаю я.

Он касается указательным пальцем моей ладони, цепляется за юбку, будто невзначай и идет дальше. Я вздыхаю — это будет сложнее, чем я предполагала.

Оборачиваюсь, глядя на свиту юной принцессы. Вижу замершую статную фигурку в черном платье — Элиза наблюдает за мной, стекла ее очков поблескивают в рассеянном дневном свете. Она резко отворачивается и идет дальше. А я лишь утверждаюсь в мысли, что эта девочка, как и Кайл, была лишена детства и воспитана в духе жгучей ненависти к брату. И если тюремщиком Кайла был Аарон, то для Элизы — это родная мать.

Я возвращаюсь в свои покои, меняю платье, предназначавшееся для тренировок (его сшили исключительно для меня) на строгое платье наставницы. У меня есть около получаса перед тем, как строгий лорд Темпл начнет мучить нас государственными делами, вынуждая решать споры, возникающие среди аристократии по земельным или иным делам.

В вязкой тишине библиотеки я планирую хорошо подготовится ко всем каверзам, которые готовит мне этот советник, решив, что женщина ничего не смыслит в праве землевладения и наследования.

Я преспокойно набираю книги, когда по другую сторону стеллажа возникает тень. Стеллаж сквозной, книги на нем располагаются с двух сторон, а над корешками зияет просвет. И я вздрагиваю, натыкаясь на взгляд светло-серых проницательных глаз.

— Как ваши дела, Неялин?

Великий герцог лениво берет книгу, а мое сердце принимается колотится о ребра так, будто желает высечь искры.

— Новости неоднозначные, — отвечаю.

Он вскидывает взгляд.

Какого дьявола он так смотрит?

Жадно, горячо, проникновенно.

— И это все? — спрашивает.

— Да. Но, если вы жаждете подробностей, то скажу вам правду: вас ненавидят все кому не лень.

— Ничего нового.

Он до раздражения спокоен сегодня.

Это разжигает в моей душе пожар ярости — тихой, печальной и ледяной, как айсберг.

— Вы совсем не стараетесь это изменить, — ставлю ему в укор.

— Я готов навесить на себя ярмо ненавистного брака. Это уже слишком много, на мой взгляд.

— В кулуарах шепчутся, что за время помолвки вы встречались с невестой от силы пару раз.

— Более чем достаточно.

— А еще говорят, что в вашей постели побывало бессчетное количество женщин.

— Ложь, — отвечает герцог с некой приторной язвительностью. — Все же думаю, что Роул их считает. И запоминает, чтобы не повторялись.

Я не ожидаю от него такой откровенности. Она задевает меня глубже, чем мне бы хотелось.

— Неужели вы такой развратник, милорд?

— Я должен считать себя таковым после какого количества женщин? — спрашивает он. — Но сперва примите к сведению, что я не монах и пока холост.

— Потрясающе, что таким образом любому мужчине можно оправдать свою распущенность, — говорю я. — А вот разведенная женщина считается недостойной, даже побывав в законном браке.

Я поворачиваюсь и иду вдоль стеллажей с книгами. Слышу шаги следом и укоряю себя. Наговорила ему лишнего. Кому будет легче от выяснения отношений, от ненависти или ревности?

— У вас неплохо получается взывать к совести, Неялин, — бросает он. — Но только не к моей.

Краем глаза вижу, что Аарон идет, поравнявшись со мной за этим чертовым стеллажом, и скоро последний закончится. Замедляю шаг.

— Вашу я не знаю где и искать.

— Там же, где и все ваши радужные мечты о жизни во дворце.

Усмехаюсь.

— Я никогда не считала, что мне здесь будет легко, — говорю. — Но это мой долг, как ваш — быть… вот таким. Резким, нетерпимым к чужим ошибкам, тираничным и жестким.

— Как же вас угораздило влюбиться в такого человека, Неялин?

Я ощущаю, как все во мне обмирает, жар зарождается в животе и растекается по всему телу.

Злюсь, потому что этот мужчина вскрывает мои едва затянувшиеся раны. Он снова бередит во мне то, что едва дает мне спать по ночам.

— Клюнула на вашу внешность.

Останавливаюсь у конца стеллажа, банально струсив. Отворачиваюсь и прижимаюсь к полкам спиной.

— Несмотря на ваш тяжелый характер, в вас есть и хорошие стороны, — говорю чистую правду, приправленную лишь болью полностью признавшего неизбежное человека.

— Мои хорошие стороны недостаточно хороши, как оказалось.

— Боже… лорд Элгарион, мы можем больше никогда не встречаться? — говорю в сердцах. — Вы делаете мне очень больно. Может, я полная дура — не знаю. Любить вас — это самоубийство. Я этого не хотела. Мне это не нужно. Меня утешает только то, что ничего не вечно — это пройдет. Как и те четыре года, отведенные мне в роли наставницы. Я знала, что мне будет нелегко, но любые испытания, презрение двора и вечные оскорбления — ничто по сравнению с тем, что со мной делаете вы!

Я сползаю вниз, кладу на пол книги и сижу на корточках, прижавшись спиной к полкам. Ноги дрожат. Я вся дрожу.

Это финал.

Точка.

Не может быть «мы». Ни в этой жизни, ни в любой другой.

Закрываю глаза, мечтая, чтобы герцог просто ушел. В ушах нарастает гул, и тяжелая действительность, точно каменная плита, опускается мне на плечи. Хочется сделать вдох, но не получается.

Слышу щелчок портсигара, а затем чиркающий звук зажигалки.

— Бросьте, пожалуйста. Это вредно, — слетает у меня с языка.

Тяжелый мужской вдох служит мне ответом.

Стеллаж жалобно скрипит — судя по всему, Аарон облокачивается на него с другой стороны.

— Послушай меня, рыжая чертовка… — говорит он. — Мне нужен только один наследник и больше я к ней не притронусь.

Я закрываю уши руками, но все равно слышу:

— Я согласен на любые твои условия, Нея, и подпишу соглашение, даже не заглядывая в него. Доверься мне.

— Ты хочешь, чтобы я предала себя, но сам уступить не готов.

— Уступить? — шепотом переспрашивает он. — То есть поставить все на карту из-за твоей гордости?

Я резко поднимаюсь, собираю с пола книги.

— Оставьте меня в покое, лорд Элгарион! — говорю сердито.

— Я хочу. Знала бы ты как! — мрачно бросает он. — Но ты все время вертишься рядом. А за тобой вьются мужчины, которые только и мечтают получить в свою постель такую ценную игрушку.

Я молча несу книги к столу.

— Мне надо заниматься. Вы отнимаете мое время, — бросаю через плечо.

— Не забывай, кому ты это говоришь, — раздается прямиком за моей спиной. — Помимо того, что я влюбленный в тебя идиот, я еще и регент, Неялин.

— Кого из этих двух мне надо послать к черту, чтобы вы от меня отвязались? — выпаливаю и оборачиваюсь.

И отшатываюсь, впечатываясь в стол. Вытягиваюсь в струну, глядя в серые, как осеннее небо, глаза.

Аарон делает шаг навстречу, и я цепляюсь за столешницу пальцами. В голову ударяет адреналин, и во рту становится сухо.

Его камзол распахнут, ворот расстегнут, и я всеми силами стараюсь не втягивать с жадностью запах его тела.

А он вдруг опускает голову, рассматривая меня — грудь, талию, бедра.

Не трогая руками, он попросту прижимается ко мне горячим твердым телом. Я ощущаю, как звенит в нем каждая мышца, как вздымается от частого дыхания грудь, как чудовищно быстро бьется сердце.

Он касается щекой моего виска, и по моему телу бежит дрожь. И хочется заплакать. А лучше — зарычать волчицей.

Его ладонь дрожит.

Его пальцы прикасаются к моим волосам — нежно и трепетно. Мягко притягивают ближе мою голову. Твердые губы скользят к уху:

— Я почти готов на преступление, Нея.

Я вскидываю взгляд и накрываю ладонью его руку.

— Пожалуйста, отпусти меня в Арвал.

Теперь он и весь дрожит. И это не страх — такие, как он, ничего не боятся. Он едва удерживает то, что живет внутри. С этим — его вторым я — мне и вовсе не совладать.

Он ведет пальцами по моей шее, поддевает подбородок, склоняется и целует меня в шею. Тихо шипит. Его язык влажно касается мочки моего уха, а потом он захватывает ее губами.

Закрываю глаза — обжигающие слезы бегут из-под ресниц. Аарон ловит их жадно, приникает ртом.

— Пожалуйста! — рычу я уже требовательно.

Он замирает. Задыхается. Оглаживает меня ладонями: ведет по плечам. Опускает голову низко, морщиться, едва справляясь с желанием.

— Как же, черт, сложно…

А потом он отшатывается, отходит прочь, несколько раз встряхивает головой и проводит руками по волосам.

— Хорошо… — его голос так измучен и бесцветен, что я вновь ощущаю, как по моим щекам катятся слезы. — Дай мне подготовится к этому… Черт… дай мне время.

Он вытирает губы тыльной стороной ладони. Сбивая плечом угол стеллажа, уходит.

Через секунду хлопает дверь.

Загрузка...