Аарон шумно втягивает воздух. Разочарование затапливает разум, и ярость поднимается молниеносно.
Это не она.
Не его Неялин.
Ему подсунули кого-то другого. Стройную, фигуристую, аппетитную девушку с тугой косой темно-медных волос. Одетую в простое черное платье. С красивыми бледными кистями, которые так выгодно контрастируют с ее одеждой. С длинной, беззащитной шеей.
— Повернись, — с холодной злостью приказывает Аарон.
Незнакомка поворачивается — глаза плотно закрыты. Ресницы черные и пышные. Кожа нежная и бледная, лишь на щеках обозначен легкий румянец, а губы и вовсе кажутся обкусанными. Такими… томно зацелованными.
Кто ее сюда послал?
Эти выпавшие из косы пряди у лица… такие по-женски игривые.
Очертания ее груди и бедер дают пищу для фантазии.
Аарон впечатлен. Давно он не видел таких хорошеньких женщин.
Но это не то.
Ему нужна та самая Неялин. Другая — нет.
— И что мне с тобой делать? — спрашивает он жестко. — Выбирай себе наказание. Но сперва потрудись объясниться, иначе я потеряю терпение и придумаю что-нибудь на свой вкус. Королевские палачи ценят мою фантазию.
Кажется, она слегка вздрагивает. Еще бы, его тон напугает кого угодно.
— Хорошо, милорд, — звучит ее твердый голос, и Аарон летит в бездну.
Она? Та, что была с ним в Арвале?
Он никогда бы не спутал ее голос ни с одним другим.
— Черт, — вырывается у него несдержанно. — Кто ты, дьявол, такая?
Герцог не может совладать с собственной сутью. Все бушует в нем. Он едва находит точки опоры. А она и бровью не ведет:
— Неялин Лейн, милорд.
— Не лги мне, проклятье!
Это невозможно. Что за насмешка?
— Это правда, — она вытягивает руку и задирает рукав отточенным движением, будто делала это много раз. — Думаю, виной всему сила, которая во мне проснулась. Но моя внешность ничего не меняет. Я — это я. Вот, посмотрите, — она подносит свои длинные пальчики к пуговицам на горловине и начинает расстегивать платье.
Аарон снова запускает пальцы в волосы, ощущая, как его бросает в жар.
Женщина вытягивает цепочку, на которой висит кулон — амулет рода Лейн.
— Какие вам еще нужны доказательства? — спрашивает она.
Дурочка.
Пришла к мужчине, который ею болен.
Добровольно.
Вот такая — другая.
И Аарон смотрит на расстегнутый ворот, обнаживший ключицы и пульсирующую жилку на шее. Молочная нежная кожа. Беззащитная. И его желания — мужские, ненасытные — превращают его в пленника. Он не властен над собственным взглядом, мыслями, реакциями тела.
Он медленно отступает, садится в кресло и смотрит на Неялин издалека. И слов больше нет — и, кажется, не надо.
— Позвольте мне стать наставницей Кайла, — говорит она. — Я готова пройти проверку.
Чеканит, словно новобранец. Подбородок вздернула.
Ей двадцать, и она потрясающе хороша. В ней не осталось и следа от той девицы, которую он видел в королевском парке несколько лет назад.
— Какой у вас дар, леди Лейн? — спрашивает Аарон, подпирая рукой подбородок.
Лениво и расслабленно.
Вздор! Он напряжен до невозможного.
— Я могу исцелять любые раны.
— Любые?
— Да.
Поднимается, подходит к столу, распахивает верхний ящик и находит нож. Безмолвно рассекает ладонь.
— Покажи, — берет ее руку, накладывает ее ладонь на свою.
— Боже… что это?
— Быстрее, если не хотите, чтобы я истек кровью, — говорит он почти безразлично.
Она сглатывает. На ее лбу появляются недовольные морщинки. Закусывает губу.
Проклятье…
Этот рот надолго приковывает к себе внимание Аарона, но, когда под пальцами Неялин возникает золотистое сияние, он на секунду отвлекается. Рана затягивается, оставляя после себя лишь приятное тепло.
— Потрясающе, — произносит герцог. — Редкий дар. А теперь, Неялин, отпустите свою суть. Я хочу вас почувствовать.
Еще как хочет. Всем своим существом, той темной стороной, которая едва поддавалась контролю.
— Отпустить? — переспрашивает леди.
— Этому учат любого одаренного.
Секундная заминка, и Неялин удрученно выдыхает:
— Я не умею.
Аарон выгибает бровь. Уголок его губ нервно подрагивает — смешно.
— Не умеете?
— Стыдно признать, но совершенно, — отвечает она.
— Тогда стойте смирно, — говорит он строго, скорее для того, чтобы не дернулась, не испугалась. — Я научу.
Он встает сбоку, к ее плечу, и смотрит сверху вниз. Эта женщина едва ли достигает макушкой его подбородка. Он втягивает аромат ее волос: нежный, едва уловимый и слегка сладковатый. Она пахнет собою — чистотой, ветром и солнцем.
Аарон прикладывает ладонь к ее пояснице, ощущая взволнованное дыхание. Боится его? Или все дело в прикосновениях? Губы Неялин слегка распахиваются и тотчас поджимаются. Может, она готовилась к чему-то более жесткому?
— Еще здесь, — другой раскрытой ладонью герцог прикасается к ее животу, слегка надавливает, а Нея судорожно тянет носом воздух, напрягая плечи. — Любая сила зарождается внутри, поднимается сюда, — он ведет ладонью вверх, к ее груди, но благоразумно задерживает пальцы на уровне ее солнечного сплетения. — Тут должно быть горячо.
— Ну… допустим.
— Допустим? — Аарон, не отрываясь, смотрит в ее лицо, и кажется, ее реакции на происходящее — это самое интересное, что он когда-либо видел. — Просто позвольте ей свободно струиться по вашим венам, а затем дайте ей волю.
Аарон склоняет голову, шепчет, почти касаясь губами виска леди Лейн. И между ними уже пылает пожар — спутать невозможно. Их тела так близко.
Герцог позволяет себе недопустимое — ведет пальцами между ее грудей к яремной ямке. Задевает складки одежды, огибает ворот ее платья, пока подушечки пальцев не замирают под ее ключицей. По светлой нежной коже бегут мурашки.
Дыхание углубляется.
Его.
Ее.
Аарон замирает, прикрывает веки, ощущая острое удовольствие только потому, что эта женщина реагирует на его прикосновения.
— Потом вот здесь, — хрипло звучит его голос.
Его пальцы ощутимо скользят к плечу.
— К рукам… — легкое длящееся касание до тонкого женского запястья.
Аарон приподнимает ее руку, раскрывает и нажимает большим пальцем в сердцевину слегка шершавой крошечной ладошки. Неялин работала руками — у мизинца слегка огрубела кожа и остался след от мозоли. Аарон разминает пальцем ее ладонь, слегка усиливая нажатие. Потирает…
— Что вы чувствуете? — спрашивает он.
— Горячо.
— Да?
— Обжигает.
— Хорошо.
И снова его ладонь опускается на ее живот, но теперь так низко, как мог позволить себе лишь любовник.
— А здесь?
Ее ресницы начинают подрагивать, к щекам приливает жар, дыхание срывается.
Аарон представляет ее в своей постели. Этот образ возникает в его голове против воли, назло всему: его сдержанности, прагматичности, рассудительности. Великий герцог просто не может об этом не думать.
А леди Лейн, между тем, отшатывается.
— Прошу прощения, — и дрожит.
Да — дрожит и пылает. Ее тонкая, мягкая, но настойчивая сила ощущается физически. Она стелется туманом, оседает росой, бьет ветром. В ней удовольствие, нега и покой. В ней сила самой жизни.
Никогда Аарон не чувствовал ничего подобного.
Мощь, которая сокрушает и ставит на колени нежно — вот она Неялин Лейн.
И, тем не менее, она беззащитна перед королевским двором. Она — женщина. Желанная им. А последнее все сильно усложняет.
— Хорошо, леди, — одобрительно произносит он. — Очень хорошо. Теперь подчините ее себе. Осторожно. Заставьте ее вернуться.
Сила рода Лейн уходит нехотя, звеня капелью, грозя морозным холодом.
Аарон подхватывает Неялин в тот момент, когда она оседает на пол. Поднимает на руки, усаживает в кресло, растирает совершенно холодные пальцы.
— У вас очень мощный дар, Нея.
— Просто голова закружилась, — в оправдание бормочет она.
Аарон опускает колено на сидение кресла, склоняется и прикладывает пальцы к ее шее, слушая пульс.
Снова близко.
И мягкие губы, на которые он смотрит. И острый подбородок. И нежная кожа за ушком, куда хочется прижаться поцелуем.
— Воды? — спрашивает он.
— Да, пожалуйста.
Аарон отходит и склоняется над столиком, упираясь в него ладонями. Безотрывно глядит перед собой, на дно графина, где мерцает свет. Кажется, все безнадежно.
В ту чертову ночь в Аврале это уже было понятно — он будет обладать этой женщиной. Будет, иначе никак.
НЕЯЛИН ЛЕЙН
Глоток за глотком.
Вода кажется прохладной, густой и вкусной.
Ко мне медленно возвращается способность думать. А еще я вдруг осознаю, какой проделала путь и где оказалась — я перед регентом Равендорма, человеком мощной и сокрушительной силы, мужчиной, который ко мне прикасался…
— Я могу просить об откровенности? — я отставляю бокал.
Слышу, как герцог делает несколько шагов в сторону камина, и судя по всему, облокачивается на него спиной.
— Да, — его голос становится глубоким и спокойным, будто созерцание меня в его кресле, способно успокоить даже ту бурю, что живет внутри него. — Только сперва позвольте вопрос.
— Хорошо.
— Какого цвета у вас глаза?
Теряюсь на секунду.
Долгий путь до Гнемара, страх разоблачения, отчаяние… Но меня задевает глубоко внутри именно это. Его желание просто познавать меня. Морально сжимаюсь в тугой комок — не хочу проникаться доверием к мужчине, который может с легкостью разрушить мою жизнь.
— Карие.
Короткий мужской вдох. Я считываю в нем и сожаление и какую-то надежду.
— Отдал бы многое, чтобы увидеть.
И все.
Это больше, чем «откровенно», это заставляет меня ощутить себя… смущенной. А я не часто попадаю в ситуации, где это может пригодиться. Я достаточно взрослая и циничная — в меру, конечно. Но верить в то, что я заинтересовала первое лицо государства, не могу в силу опыта и трезвого взгляда на некоторые вещи. Мужчинам, вообще, редко нравятся женщины, демонстрирующие самостоятельность.
— Теперь я могу задать вам вопрос? — уточняю я.
— Надеюсь, вас не интересует цвет моих глаз?
Снова его холодная, немного колющая ирония. Умение делать любой самый серьезный разговор обманчиво несерьезным. Элгарион — политик и весьма сильный. Он всегда остается главным, даже, когда я всеми силами пытаюсь перенять инициативу.
— Уверена, они серые и холодные, как сталь, — отвечаю.
И, кажется, попадаю в точку, потому что герцог какое-то время молчит. Может, было бестактно и дерзко — вот так его поддевать. Говорить про «холод» и «сталь»? Но ведь цвет вечного холода, ледяной морозной стали, твердого льда и прозрачного неба подходят этому человеку, как незыблемая часть его я.
— Ну раз начали, продолжайте, леди Лейн, — вдруг произносит он без тени обиды. — Что еще можете сказать обо мне, кроме того, что я «Герцог-Зло»?
Этот вопрос вызывает у меня виноватую улыбку. Я раздосадовано тру ладонью лоб.
— Это письмо, вообще, не должно было попасть к вам в руки.
— Отправить его было очень безрассудным поступком, — говорит он. — Особенно, если адресат — бездушное чудовище.
— Я не считаю вас чудовищем.
Легкое движение — лишь колебание воздуха. Мне кажется, этот человек может быть всюду и нигде одновременно. Сглатываю — он непознанная тьма, в которой я блуждаю. Ощущаю его рядом, будто он присаживается на корточки напротив моего кресла и смотрит мне в лицо — кожа горит огнем.
— Обнадеживает, — произносит он, и от его шепота по моей спине бежит дрожь. — А кем считаете?
Он хочет знать, как я к нему отношусь?
Чувствую его заинтересованность и очевидное мужское влечение. Правда, не могу понять, откуда это взялось? Мы всего единожды встречались в Арвале.
— Я скажу правду, — предупреждаю его.
— Очень на это рассчитываю, — в его голосе чувствуется усмешка.
— Вы — человек, который организовал мой брак с лордом Блейком ради желания с ним поквитаться, — отвечаю. — Человек, который отнял у герцогини Азариас единственного сына и превратил его в пленника короны. Человек, который живет лишь интересами своей страны, — долго молчу, прежде чем вымолвить наконец: — Человек, который в эту самую секунду может либо спасти меня, либо уничтожить.
— Чертовски верно, — сипит он с горечью. — Могу. И хочу, кто бы знал как. Леди Неялин, даже то, что вы здесь, со мной наедине, уже компрометирует вас. Не говоря уж о том, как в глазах общества выглядит ваш побег. И зная все это, вы возвращаетесь в Гнемар. Это самонадеянность или вера в мое благородство?
— На последнее я не возлагаю больших надежд, — пытаюсь слегка разрядить напряжение, — рассчитываю в первую очередь на вашу разумность. Мой дар может быть очень полезен королю.
— Согласен. А в чем ваша выгода?
— Быть рядом с королем уже большая честь…
— Не держите меня за идиота, — отсекает герцог. — Ему двенадцать.
С закрытыми глазами не вижу его лица, но меня словно пронзает. И голоса его достаточно и ощущения близости. И негодования.
— Боюсь, я не могу быть с вами откровенна до конца, — отвечаю искренне, зная, что ложь этот человек почувствует, словно ищейка. — Некоторые свои мотивы я оставлю при себе.
Он смеется.
Глубоко, волнующе, приятно. Так, что нечто чисто женское внутри меня тонко вибрирует.
— Ответ, который лишь провоцирует эти мотивы узнать. Неялин, я не тот человек, перед кем стоит обнажать душу. Но раз вы здесь и просите меня вопреки здравому смыслу приблизить вас к трону, вы покаетесь передо мной во всех грехах.
Молчу.
Мне кажется несправедливым, что он видит меня, а я его нет.
Он самонадеян. И поделом — он может все, я — ничего.
— Я видела, какое положение здесь занимают женщины, — начинаю крайне запальчиво: — В лучшем случае — вещь, которую используют. Я работала, ваша светлость, в пансионе для девочек, где их можно было купить состоятельным лордам. Их жизни ничего не стоят. Женщина — товар. И даже аристократка — безвольная пленница сначала отца, потом мужа. Клеймо на моей руке — знак позора, хотя я не сделала ничего, за что должна бы стыдиться. Простите, милорд, но вы — часть этой жестокой системы. А Кайл — нет. Он пока еще слишком юн, чтобы относится к женщинам потребительски.
— Святая Мать, — этот смешок нивелирует всю важность момента и вгоняет меня в свирепое уныние. — Откуда в вас все это взялось, Неялин?
— Я просто перестала терпеть. Может, я хотела быть хорошей женой и матерью, но получила лишь презрение от человека, который назывался моим мужем! Я хочу иметь имя, свое я, а не быть придатком другого человека. Быть свободной без осуждения. И это под силу каждой женщине. Я готова рискнуть всем, чтобы доказать это.
— Черт… — в ответ на мою речь лишь одно слово.
Шепотом.
Горячим.
— Ваша светлость? — вопрошаю я.
— Так бы и слушал этот бред, Нея.
— Что?
— Столько гордости… подумать только. Свободной? Какие слова… И как горячо ты это отстаиваешь…
И весь налет светскости и его манерной вежливости, которая ему, на самом деле, несвойственна, бесследно исчезают.
Цепляюсь пальцами за подлокотники. Но в следующую секунду на меня будто переворачивают ведерко ледяной воды:
— Зачем тебе свобода, глупая дурочка?
Сжимаю зубы.
— Чем я хуже вас? И почему она мне не положена? — спрашиваю я. — Это благо, которое выдают только мужчинам?
Он снова смеется — снисходительно. А я напряженно сглатываю — едва сдерживаюсь, чтобы не взорваться. Сложное дело, ведь Аарон Элгарион — мужчина, взращенный на почве мужского доминирования. Он и сам по себе противоречивый, сложный и подавляющий. И очень сильный — до того, что рядом с ним я ощущаю себя буквально никем.
— Женщине не место у трона, — спокойно говорит он, игнорируя мои, по его мнению, глупые вопросы.
— У его величества много врагов. Королева Летиция мечтает видеть на троне свою дочь. Многие ваши вассалы поддерживают ее. Я нужна королю. Как целитель в первую очередь.
— С этим я не спорю.
— И этого недостаточно? — спрашиваю я.
— Я еще не решил, — отвечает он и поднимается.
Я слышу, как удаляются его шаги, а затем он открывает дверь и бросает: «Роул! Принеси камень!»
Подбираюсь в кресле, не смея открыть глаза. Случайная смерть вовсе не входит в мои планы.
Спустя всего минуту, чувствую прикосновение к запястью. Герцог берет меня за руку, обхватывает пальцы.
— Я проверю ваш потенциал, — говорит он.
Руки у него приятно теплые и сухие.
Легкая боль вспыхивает на безымянном пальце. Я ощущаю, как бежит кровь.
— М, — доносится до меня, когда камень вспыхивает сиянием. — Этого недостаточно, леди. Потенциал высокий, но не настолько, чтобы занять место королевского наставника.
— Я буду стараться, — цежу раздосадовано.
Герцог оборачивает мой палец платком и поднимается.
— Вы не представляете, что вам придется выдержать, — внезапно говорит он. — Осуждение — самая незначительная часть. И, став наставницей, вы не найдете у меня защиты. Я готов защищать лишь то, что принадлежит мне. Это вы понимаете?
— Да.
— И то, что отвергли мою помощь дважды?
— Если ваша помощь предусматривает отказ от себя — да.
— Иначе я не могу на вас претендовать, Неялин, — говорит он, и это не оставляет между нами никакой двусмысленности. — Статус мьесы никто не осудит. Риски несу только я, связывая свою жизнь с разведенной женщиной.
— Я никогда не стану мьесой, — отрезаю я. — И вы не обязаны делать подобное ради моей репутации. Я не дорожу ею. Это последнее, что меня интересует.
Герцог молчит.
Он снова зовет барона Роула, и когда тот входит, сухо приказывает: «Отвези ее сиятельство в храм на коронацию. Она наследница рода Лейн. Ей следует быть там».
Я не сразу понимаю, что это означает. А когда догадка опаляет мое сознание, все внутри скручивается в тугой узел страха. Барон подает мне руку, и я медленно иду к двери, все еще не открывая глаз.
Несколько шагов, и я едва не врезаюсь в герцога. Мое плечо прикасается к его плечу, а вся правая половина оказывается прижата к его телу. Жесткая хватка его стальных пальцев обездвиживает меня. Чувствую, как он склоняется к моему лицу. Его слегка колючая щека царапает мою щеку, губы прижимаются к уху.
— Я делаю это не ради вашей репутации, — шепчет он.
Его рука разжимается. Барон Роул ведет меня дальше, а я судорожно втягиваю раскаленный воздух.