Наставница для наследника престола

Глава 21

ААРОН ЭЛГАРИОН

Он просыпается внезапно и жадно глотает воздух. Не прошло и минуты. За окном уже рассвело, а он чувствует себя разбитым и страшно рассеянным, будто ночной разговор с леди Лейн изрезал в лоскуты его душу.

И эти раны нечем лечить. Только ею — чертовой Неялин, которой ему было мало: ее присутствия, ответов, дыхания и даже биения сердца. Пока она задавала ему вопросы, гневно отчитывала, злилась или пыталась его уязвить, он чувствовал себя поразительно живым. Как только ускользнула, он умер. Тотчас, в ту же секунду.

И теперь ему тягостно.

Она ему отказала.

«Нет».

Дурочка. Ни одна женщина в Равендорме не сказала бы ему «нет». И дело не в том, что внешне он приятен, а, скорее в том, что такого человека не посмели бы оскорбить отказом. Как бы опасен не был его дар, любой аристократ отдал бы за герцога свою дочь — даже в мьесы. А уж опозоренную — тем более.

А эта сказала «нет».

Аарон прикрывает веки, устало трет виски, а затем поднимается со стула, разминая затекшие мышцы, и смотрит в окно — он ее хочет. Безусловно, не как любовницу. Внешне она нисколько его не привлекает. Когда он впервые ее увидел, ей было семнадцать. Отец привез ее, как дебютантку на первый в ее жизни бал. Сайгар тогда был еще способен присутствовать на всяких торжественных мероприятиях, хотя и недолго. И вот он вызвал к себе Аарона, пригласил его на балкон и со смехом указал на несуразную, полную и нелепо одетую, слегка сутулую девушку, которая потерялась в парковом лабиринте. Она блуждала среди кустов, пыталась продраться сквозь них и тихо хныкала, опасаясь подать голос. И Аарон тогда смотрел на нее сверху вниз, с балкона.

— Как думаешь, герцог, эта идиотка оттуда, вообще, выберется? — спросил у него король, облокачиваясь на перила и вдыхая ночной воздух.

В ту пору Сайгар был еще красив и силен, хоть болезнь изрядно его подточила.

— Позвал узнать мое мнение? — Аарон оторвал взгляд от леди, чтобы ненароком ее не прикончить, если она решит вскинуть голову.

— Готов с тобой поспорить, что в нашем саду появится еще одно приведение. Теперь рыжее.

— Я пошлю туда слуг, — сухо сказал Аарон, потому что надсмехаться над женщиной, пусть и ничтожно слабой, он не собирался.

— Да погоди же ты. Эта дура сейчас порежет себе все руки — полезла в кусты диких роз. Вообще, я звал тебя по другому поводу, но смотреть, как леди Лейн лезет поверх живой изгороди, гораздо увлекательнее.

— Она дочь Чезара? — герцог удивленно вздернул бровь и сложил на груди руки. — Кто додумался выслать ей приглашение на этот сезон? Ее дар еще не проснулся. Кто ее теперь возьмет?

— Для рода Лейн это последний шанс. Чезар подумывает запереть ее в келье. Наследница рода оказалась слаба, уродлива и глупа. Первородная мать не выбирает таких. Если ее никто не возьмет сейчас, то не возьмет никогда. Через год ей уже восемнадцать…

Аарон вновь перевел на нее взгляд — она исколола руки и тихо плакала, сев на землю. Раздражающе скромная и тихая. Безвольная. Слабая… И ничего в его душе даже не дрогнуло в тот раз.

— Отдай ее Блейку, — произнес он. — Пусть женится на ней.

Герцог помнил, насколько сильно понравилась эта идея Сайгару. Король как раз придумывал, как именно наказать зарвавшегося лорда, который едва не обольстил его фаворитку.

По прошествии трех лет Аарон пожинал плоды собственных решений. Но кто бы знал, что та самая девчонка, которая потерялась в королевском лабиринте, станет женщиной, которой герцог Элгарион предложит свое покровительство.

Его терзает пустота. С уходом Неялин, эта пустота стала и вовсе необъятной.

Аарон давно так не увлекался.

… почему же…

Возможно, это просто азарт. В Неялин нет ничего, что может его привлечь. Впрочем, в ней обнаружилось кое-что интересное — внутренняя сила. Рыжая дурнушка злила, раздражала, заводила и манила, как нечто неизведанное, мощное и превосходящее. В ней жил непоколебимый дух.

Проклятье.

Герцог усмехается собственным мыслям. Едва она коснулась его, он растерял всю свою разумность. Когда он в последний раз говорил хоть с кем-то с таким интересом? Когда был одержим идеей владеть другим человеком? Получить, даже против воли?

Этого не было даже с Эммой. То была любовь — сильная, юношеская и чистая. Хрупкая и ранимая, оставляющая шрамы на сердце. И Аарон по-настоящему любил — безумно, и это больше не повториться. Никогда.

Герцог Элгарион сильно изменился — чувствам в его сердце больше не было места. Но владеть Неялин, как диковинной зверушкой, он хотел. Хотел стать тем мужчиной, перед которым она склонится, кого признает сильнее и отдаст себя. Доверит.

— Я просто рехнулся, — бормочет Аарон.

И признается самому себе, скрежеща зубами, — хочет ее.

Хочет и все.

Герцог сглатывает. Молча наливает в графин воды, жадно выпивает, ощущая, как буквально падает в самую пучину ада — ему дьявольски жарко, в груди все дрожит от нетерпения.

В полнейшей тишине Аарон одевается, механически повязывает платок, выправляет манжеты. Неялин сама установила правила игры — не хочет добровольно, буде иначе — он заберет ее силой. Глупышка решила, что он позволит ей — аристократке из древнего рода — вести жизнь обычной горожанки.

Первородная Мать должна наградить такую строптивицу самым сильным из своих даров. Что, если сила в Неялин все-таки проснется?

Что если…

Аарон даже думать ни о чем не может. Ее слова звенят в его голове: «…я вижу, у вас есть сердце». Он купил бы ей дом — какой она захочет. И приезжал бы туда, чтобы просто слушать, как она ворчит, что она думает о политике, власти, о погоде, о каких-нибудь нарядах. А она бы возилась в саду, как бунтарка, не подпуская садовников к своим розам… Аарон бы просто касался душой ее души… такой целительной, сильной, целостной и… гордой. Вдыхал воздух, пропитанный ее дыханием, и снова ощущал жизнь на кончиках пальцев.

Что это…

Неялин, как свежий ветер. Как бушующая стихия. Как непокоренная вершина. В ней все — абсолютно все — вынуждает Аарона забыться и алчно, до смерти захотеть окунуться в нее, испить до глотка.

Святая Первородная.

Стоит ли, вообще, связываться с ней? Леди Лейн опорочена, а положение Великого герцога не предполагает связи с использованными женщинами, которых подозревают в неверности. Он и она — это насмешка над правящей династией Тэнебран. Его отец бы перевернулся в могиле.

Аарон накинул камзол, подошел к зеркалу, склонился, уперев ладони в тумбу, и посмотрел в свои глаза — льдисто-холодные, обрамленные черными ресницами. В этих глазах закручивался снежный смерч.

Она сказала «нет». Как, вообще, посмела?

Ему — «нет»!

И убежала, а он отпустил. Идиот. Просто последний дурак.

Неялин что-то забрала с собой. Что-то важное. Без чего тяжело дышать. Но Аарон с этим успешно справится — он и так давно мертв, нечего и оживать. И зачем? Ради чего или кого? Глупой женщины или Кайла? Может, ради Сайгара? Или, быть может, собственной страны? Для последней абсолютно неважно жив он или мертв, лишь бы только делал то, что должен.

Борон Роул старательно задернул шторки, но Аарон так и остался сидеть с закрытыми глазами — ему плевать. Его давно не интересовал мир вокруг. Его жизнь — бесцветная, однообразная рутина. Его ждет все тот же кабинет во дворце, привычный распорядок, долг и бесконечное служение Равендорму — хочет он того или нет. Приключение в Арвале закончено.

Он ощущает, как перед ним на сидение опускается Нил Дериш. Аарон сам хотел его видеть до отправки поезда. Но сейчас его буквально тошнит от постороннего присутствия. Это раздражает и отвлекает от мыслей…

… о чертовой Неялин, которая сидит у него под кожей, как заноза.

Он буквально закипает.

Не получил ее.

Она ускользнула.

Все его поиски не принесли результата.

Неудачник.

Это же просто женщина — толстушка из рода Лейн! Он должен был забрать ее, заковать, принудить, сделать то, что положено.

— Слушай, Нил, — цедит он холодно, низко и грубо. — Какого черта ты у меня на довольствии?

— Ваша милость…

— Закрой рот и слушай, — Аарон, кажется, совершенно утрачивает самообладание. Бесповоротно. — Ее будут искать. Все, кому не лень. Запутай их. Сделай так, чтобы Бейтс и его помощник Филипп Бранз ее не нашли. Если сюда сунутся люди Блейка или Чезара, они не должны даже близко к ней подойти. Неялин Лейн не должна попасть в чужие руки. Она — моя. Найдешь, не трогать. Сообщишь, где она и что с ней. Охраняй, пока я не скажу, что с ней делать.

Молчание.

— Да, милорд, — наконец, роняет Нил сухо.

И Аарон потирает костяшками пальцев губы — ему плохо от одной лишь мысли, что он уезжает, а девчонка-Лейн остается в Арвале одна, беззащитная. А, если она кому-то доверится и сообщит о себе? Если кто-то ее присвоит, затащит в постель или, наконец, поставит на ней печать?

Аарон несдержанно чертыхается.

Как была той дурочкой, что потерялась в лабиринте, так и осталась. И снова будет рыдать, не зная, где выход.

Герцог обхватывает ладонью лоб, потирает виски, заводит руку на затылок.

Он чувствует себя проигравшим, а ведь он не проигрывал. Никому.

Раздается звук отодвигаемой двери, и Аарон ощущает вибрацию силы Тэнебран. Очень мощной, надо сказать.

— Доброе утро, ваше высочество, — здоровается Нил.

— Ах, — несдержанно срывается с губ Кайла, но далее он набирается терпения и произносит: — Я так и предполагал. Но ведь вы, господин, были нерасторопны. Я от вас убежал. И это было легко.

Аарон тихо усмехается. Еще бы не убежал. Кайла учили распознавать слежку. Его учили всему — вот только он все равно плохо старался.

— Иди, Нил, — бросает герцог.

А когда Дериш прикрывает за собой двери, Аарон обращает взгляд на мальчишку. И видит перед собой… себя. Такого же самоуверенного и горделивого засранца. И, если раньше он полагал, что это черта всех Тэнебран, то теперь ему начинает казаться, что Неялин была права, — Кайл копирует его поведение.

— Я, пожалуй, что-нибудь почитаю, — говорит Кайл. — Не будем же мы ехать молча?

— Именно на это я и рассчитываю, — отвечает Аарон с беспристрастным лицом. — Ехать молча. Хочешь читать — читай про себя. Можешь не сообщать мне об этом.

Кайл поджимает губы и хмурится.

Аарон скрещивает на груди руки и откидывается на подголовник. Ему нужно вздремнуть. Ночью он не спал, а только мучился. В столице времени на сон уже не будет.

— Обычные люди живут не так, как я думал… — вдруг произносит Кайл, и Аарон отмахивается от этого, будто это лишь очередной назойливый шум. — У них нет денег.

— Ни у кого нет денег, — отвечает на это герцог.

— Тебе плевать? — резко спрашивает Кайл. — Все, что касается поданных короны — это тебя не касается, правда? Они нужны лишь для того, чтобы наполнять казну и армию!

— Я не настроен сейчас говорить о политике, Кайл, — преспокойно реагирует Аарон. — Равендорм претерпевает не лучшие времена.

Аарон всегда был слишком резок с Кайлом. И сейчас ему казалось, будто Неялин шепчет ему в самое ухо: «Вы похожи. С принцем».

Его бесит эта мысль. Потому что — да. Кайл слишком сильно напоминает его самого еще до того, как он превратился в чудовище. У Кайла есть возможность жить, любить, стать королем, быть лучшей версией самого Аарона. Герцог Элгарион лишен всего, его жизнь — это череда бесконечных «должен».

И почему он только сейчас осознал, как его тяготит все это?

Поезд трогается, и Аарон вновь прикрывает веки. До самой столицы он больше не планирует разговаривать.