Наставница для наследника престола

Глава 17

НЕЯЛИН ЛЕЙН

Представить, что герцог Элгарион вдруг объявится в Арвале так скоро, не мог никто. А узнать, что все силы брошены на поиски некой Неялин Лейн, то есть меня, оказывается большой неприятностью.

Произошедшее ночью надолго выбило меня из колеи. Во-первых, я не знала, что делать дальше. А, во-вторых, теперь я остро чувствовала не просто опасность, а смерть, шествующую за нами по пятам. В наш дом ворвались, и нас едва не убили. Дом выгорел полностью. И после случившегося мне хотелось лишь одного — залечь на дно.

— Ты сказал, что барон Роул обладает даром предвидения, — говорю я, глядя на Кайла, привалившегося спиной к сырой стене подземной канализации Арвала. — Что, если нас найдут с помощью его дара?

Мальчик разглядывает свои руки, будто пытаясь осознать, что его родовая сила этой ночью пробудилась неистовым снопом пламени.

— Видения Мориса часто спутаны, — рассеяно отвечает принц. — Он еще только узнает свой дар.

Теперь и самому принцу придется познать свой внутренний огонь и научится управлять им. Активный стихийный дар — величайшее благословение Первородной матери. Кайл рожден быть королем.

Я сажусь рядом с ним и тоже облокачиваясь спиной на стену. Мы оба вымазаны в грязи и саже. Не знаю, оправданно ли все это? Как быстро нас найдут, догадавшись спуститься сюда, под землю, в сырые катакомбы с крысиными тропами, плесенью и нечистотами?

Я вглядываюсь в темноту туннелей, лишь кое-где расцарапанную росчерками света, падающими сквозь решетки ливневок.

— Эти ходы прорыты подо всем городом? — спрашиваю я, наблюдая, как поблескивают мокрые каменные стены тоннелей.

— Да, — отвечает Кайл. — Но ты же не полезешь туда? — его глаза широко распахиваются, когда я приподнимаю бровь и ехидно усмехаюсь.

Мы вместе смотрим на маслянистую дурнопахнущую жижу, вяло текущую по желобам канализации. Воздух со дна поднимается огромным пузырем и лопается с неприятным звуком.

— Ты знаешь, куда именно ведут эти ходы?

— К реке.

— От нее далеко до королевской усыпальницы?

Кайл поджимает губы:

— Ты шутишь? — спрашивает резко. — Даже если мы пройдем по этим тоннелям, усыпальница защищена с севера крутым горным склоном и рекой. Взобраться на эту гору невозможно.

Звучит, как вызов. Нет ни одной горы ни в этом мире, ни в другом, которую я бы не захотела взять, услышав такое.

— Значит, там нас точно не будут поджидать люди герцога Элгариона, — говорю я. — Они ведь тоже сочтут это невозможным.

— Это смешно, — цедит Кайл и кивком головы указывает на зловонную темную воду. — Я туда не полезу.

— Отлично, ваше высочество. Придумайте другой план.

Мальчишка запрокидывает голову, хмуро глядя в сводчатый потолок.

— Что именно случилось с твоим даром? — вдруг спрашивает он, не шевелясь, лишь тяжело сглатывая. — Знаешь, что Аарон говорил о тех, в ком дар так и не проснулся? Что они слабаки. Первородная дает человеку лишь ту силу, которую он сможет вынести. Но, если человек слаб духом, то он не заслуживает дара.

Я тихо смеюсь, и Кайл изумленно глядит на меня.

— Что смешного? — оскорбленно рычит он. — Разве это не так?

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Для меня это не имеет никакого значения. В чем именно ценность этого дара, Кайл? Неужели он делает кого-то лучше или хуже? Гораздо важнее не дар, а то, кто ты есть, и как относишься к людям.

Принц неожиданно отшатывается, вскакивает на ноги, а его глаза страшно полыхают:

— Что ты говоришь? — шипит он. — Все это слабость. Все эти чувства… Твоя жалость делает тебя слабой!

Его всего трясет. На щеках вспыхивает румянец.

— Хорошо, — я тоже поднимаюсь, молча прохожу мимо него и спускаюсь в зловонную жижу, погружаясь по бедра. — Идешь?

Грудь Кайла тяжело вздымается. Он кусает губы. Его кадык дергается, и я отворачиваюсь, чтобы дать ему возможность не потерять лицо, ведь он к этому не готов.

— Почему? — его шепот отдает эхом. — Почему ты это делаешь ради меня?

Ему никак не понять, отчего я, урожденная Лейн, аристократка и наследница рода, лишившись всего: дома, безопасности и спокойствия — готова пойти до самого конца. Готова даже рискнуть жизнью. Из-за заносчивого, высокомерного мальчика, которого я едва знаю.

— Ну, — я затыкаю нос пальцами, пытаясь дышать ртом, — ты этого заслуживаешь.

— Неправда, — раздается еще тише.

— Ты смелый и добрый, Кайл, — говорю я совершенно серьезно. — Из тебя выйдет справедливый король.

— Я не добрый, — рычит он. — И не такой смелый, как ты думаешь. Я хуже… гораздо хуже Аарона. У него нет слабостей. Он неуязвим! А я…

— А ты другой. Не хуже. Другой, — я делаю неуверенные шаги, направляясь в один из узких тоннелей и морщась от отвращения. — Вы будете болтать, ваше высочество, или уже присоединитесь?

Главное не подхватить какую-нибудь заразу.

Слышу всплеск позади — Кайл тоже спускается в поток нечистот и коротко взвизгивает. А потом он торопится за мной, чтобы не отстать.

Мы идем молча, сопим и время от времени пытаемся побороть приступ тошноты или удушья. Главное, потом хорошенько отмыться. Ну, или смело сдаться герцогу Элгариону вот в таком виде.

Путь до извилистой, холодной горной реки мы преодолели довольно быстро, а когда выбрались под потемневшее вечернее небо, грязные, запыхавшиеся и измученные, тяжелые грозовые тучи снова разразились ливнем. И мы с Кайлом блаженно подставляли под прохладные капли лица и ладони, словно два страждущих путника, дождавшихся дождя в пустыне.

Выстирав одежду, мы плюхаемся на глиняный берег, и только потом смотрим на крутой горный склон, на котором вьют гнезда ласточки. Каменистый, неровный, крутой и скользкий после дождя, он кажется непреодолимым препятствием.

— Усыпальница за этим склоном? — спрашиваю я.

Александра Ветрова внутри объемного тела Неялин Лейн нервно дрогнула. Все-таки я спортсменка, а не самоубийца. Взбираться на такой склон с ребенком и без страховочного троса страшно.

— Я должен попасть туда, — сообщает Кайл горько. — Это дело чести и моего слова.

Он закладывает руки в карманы мокрых брюк. Черные вьющиеся волосы облепили его лоб, а потрепанный камзол — развитые плечи.

— Я смогу подняться, а ты? — его взгляд скользит по мне и становиться еще мрачнее.

— За меня не беспокойся, — усмехаюсь. — Я буду на вершине раньше, чем ты моргнешь.

Его взгляд теплеет, а на губах возникает нервная улыбка. Он приближается ко мне, смотрит снизу вверх. Я чувствую, как накаляется кулон под моей одеждой.

— Ты рискуешь больше, — его голос хрипит от того, что он отважился на такую откровенность. — Я этого не забуду.

А затем он идет к склону, а у меня в груди горит — и вовсе не из-за кулона. Этот мальчишка проник слишком глубоко — в самое сердце. Отважный маленький гордец, из глаз которого смотрит уставшая, истерзанная душа. Ребенок, который не знал нежности, ласки и жалости, который вырос одиноким недоверчивым волчонком.

Не такая уж эта гора огромная, в самом деле.

Мы штурмуем ее наскоком, безо всякой подготовки. Ветер, наконец, стихает, и тучи расходятся. Луна сияет ярко, освещая острые грани камней. Мы с Кайлом поднимаемся медленно. Каждый шаг — осторожное выверенное движение. Здесь нет специальной обуви для скалолазания, но я прекрасно помню правильную постановку ног и как применять хват. Подвороты, выкаты, перекаты — несмотря на тело Неялин, я отлично чувствую себя на рельефе. Даже контрофорсы, которые я недолюбливаю на скалодроме, я готова пройти безукоризненно здесь, на влажной почти отвесной скале.

Из-под пальцев Кайла летят камни, и мое дыхание учащается. Я время от времени останавливаюсь, дожидаясь его, и мы продолжаем вместе. При этом мальчик смотрит на меня с нескрываемым восхищением: на мокрую двадцатилетнюю девушку, запыхавшуюся и испуганную, которая, уверена, все еще неслабо благоухает после путешествия по канализации.

Мы преодолеваем весь путь до самой вершины, а потом падаем на траву и лежим, едва дыша от страха, напряжения и торжества.

Кайл внезапно смеется, и я вместе с ним. А затем он находит мою руку, сжимает мои пальцы, и мы оба затихаем.

Небо над нами полно звезд. Оно глубокое и яркое.

Мы оба смотрим вверх — звезды падают, где-то в черной бездне гуляют космические ветра, летят метеоры и кометы… А мы — всего лишь мы — здесь, на траве.

— Пора идти, — Кайл поднимается первый.

Я разворачиваюсь, садясь на пятки и поджимая под себя ноги. В долину ведет тонкая тропа. На вершине стоит белоснежный каменный храм Первородной матери, а внизу располагается территория кладбища королей и усыпальница рода Азариас.

Когда Кайл попрощается с матерью, наши с ним дороги разойдутся. Я не могу оставить Азу и Эльму, а он — целый Равендорм. Этот мальчик станет королем, и надеюсь не забудет свое обещание.

Мокрое платье неприятно липнет к ногам.

Мы с Кайлом осторожно спускаемся к усыпальнице, и с каждым шагом будущий король становится мрачнее, а его движения топорнее и резче.

— Дальше я сам, — вдруг говорит он, останавливаясь. — Подожди здесь.

Киваю и сажусь под дерево, обхватывая себя руками. Ночной воздух становится холодным и неприятно жалит кожу. Я внимательно смотрю, как Кайл перемахивает через ограду и скрывается за квадратными клумбами. Приваливаюсь на шершавый ствол дерева боком, сжимаю и разжимаю слегка дрожащие после физической активности пальцы. Спина побаливает, но это ничего…

Я лениво думаю о том, что будет с моей жизнью дальше.

Пойду работать — вот что.

Моя жизнь будет отныне тихой и спокойной гаванью. Я больше не хочу никаких потрясений. Устроюсь в школу, буду работать с детьми. Или…

Касаюсь кулона. Почему подвеска так реагирует на Кайла? Почему я так прикипела к нему? Не потому ли, что неосознанно чувствую родство наших душ, будто нет в этом мире никого ближе, чем он?

Я вижу, как кусты расходятся в стороны и встревоженно замираю, а потом выдыхаю с облегчением — Кайл спрыгивает с ограды, идет ко мне подавленный и раздраженный.

— Пошли, — говорит он.

Я с недоумением провожаю его взглядом и бросаюсь следом.

— В чем дело? Ты не смог попрощаться?

— Смог. Дело сделано, — бросает он резко, закладывая руки в карманы. — Возвращаемся.

— Постой, — я забегаю вперед, хватаю его за плечи и останавливаю. — Кайл…

— Что? — рычит он, пряча глаза.

— Что-то случилось? Ты… в порядке?

Молчит. Лишь до скрипа стискивает зубы. А я слегка сжимаю его плечи.

— Кайл?

Он резко вскидывает взгляд — его глаза полны слез, лицо искажено гримасой боли.

— Почему она так поступила со мной? — его грудь начинает ходить ходуном. — Почему отдала меня? Ни разу… — он вдруг всхлипывает, и его голос срывается: — она не пришла ни разу! Не попыталась… не боролась… Она забыла обо мне. Почему?

Все дрожит у меня внутри, и я не могу подобрать правильных слов.

— Я ненавижу ее! — вдруг вырывается из моих рук Кайл. — И Аарона! И Сайгара! Я слаб! Я трус! Я не справлюсь! Не хочу быть королем. Я не хочу! — он замирает, отворачивает лицо и прячет в сгибе локтя.

Его плечи сотрясаются от плача, и я не смею до него даже дотронуться. Его горе так велико, что его вопросам нет ответов.

— Кайл, я уверена, твоя мать любила тебя.

— Ты лжешь! — рычит он. — Она бросила меня!

И я все-таки подхожу, мягко касаюсь его плеча, и вдруг…

… он врезается в меня, обхватывает двумя руками и утыкается мне в шею. Я чувствую его рыдания, безумное биение сердца и горячее дыхание на коже. Он плачет отчаянно и горько, будто единственный раз в жизни. Будто никогда раньше не позволял себе этого.

— Я был ей не нужен… — шепчет мальчик. — Никому не нужен.

Я осторожно обнимаю его, прижимаюсь губами к мокрой макушке:

— Мне нужен.

Кулон накаляется до предела, причиняя боль. Я ощущаю, как он обжигает кожу, как жар волнами расходится по груди, окутывая все тело, а затем перетекает внутрь, наполняя каждую клеточку. На мгновение меня ослепляет свет — он проходит насквозь и сверкает яркой голубоватой вспышкой.

— Твой дар… — шепот мальчика не сразу доходит до моего сознания.

Я ощущаю лишь тепло, окутавшее мое тело и медленно уходящее куда-то в солнечное сплетение.

Из-за потрясения не сразу слышу шум шагов, а когда понимаю, что к нам кто-то приближается, мои ноги отказываются повиноваться.