— Ах ты рыжая гадина!
Он резко склоняется надо мной, упирая руки в подлокотники моего кресла.
— Я закричу, — предупреждаю его тихо.
Он смотрит на меня пристально и тяжело втягивает воздух. Ноздри его трепещут. Лицо бледнеет. Кажется, он на грани того, чтобы меня ударить.
— Никогда не бил тебя, но прекрасно понимаю, почему это делал твой отец. Ты невозможно глупа, — рычит он. — Если не подпишешь соглашение, тебе придется вернуться к отцу. Неужели, соскучилась? — по его губам скользит усмешка. — Отец на тебе живого места не оставит. Ты — позор семьи. Если бы я на тебе не женился, он бы упрятал тебя в монастырь. И сейчас, если только посмеешь вести себя, как тупая корова, он тебя воспитает по-своему.
Холодею.
— Сейчас скажешь им, что все подпишешь, — приказывает Блейк. — Поняла?
Молчу, и он грубо хватает пальцами меня за лицо, сдавливает щеки.
— Ты поняла, я спросил?
Его глаза снова наливаются холодом, светлеют, а стужа забирается мне под кожу, жалит, словно жидкий азот.
— Не выводи меня, дрянь!
Задыхаюсь. Из меня будто по крупицам вытекает жизнь.
— Да! — отвечаю.
Он резко отталкивает мое лицо, выпуская из жесткой хватки, будто брезгуя лишний раз ко мне прикасаться.
— Если вдруг ослушаешься, я больше не стану терпеть, — говорит хладнокровно. — Если надо, воспитаю, — он убирает руки в карманы брюк. — Я собираюсь жениться, и мне важна репутация. Моя невеста — женщина из хорошего рода. Лучшая из лучших. И ради нее я пойду на многое.
Боже, куда я попала? Разве моя земная жизнь была настолько неправильной, что, умерев, я оказалась в настоящем аду?
В комнату, наконец, возвращаются мужчины.
— Итак, леди Неялин, — я смотрю, как по губам интенданта расплывается понимающая улыбка, — будем подписывать?
Он переводит взгляд на Итана, который преспокойно возвращается в свое кресло.
В современном мире женщина защищена законом, в этом — полностью бесправна. Все в этой комнате понимали, что Итан имел возможность приструнить свою разбушевавшуюся жену. И все готовы были спустить ему это с рук.
Я внимательно и долго гляжу на Блейка, обвожу взглядом другим мужчин и, наконец, бросаю:
— Я уже сказала, что не стану! И я не останусь в этом доме ни секунды. Никто из вас, господа, не смеет распоряжаться моей жизнью. Я разведена, а значит больше не принадлежу роду лорда Блейка. Я уезжаю. Сейчас же.
И плевать, что будет. Я в свое время прожила непростую жизнь, погибла в горах, так какого ж черта я вновь боюсь смерти? Пусть лучше так, чем терпеть издевательства.
— Лорд Блейк, я требую, чтобы вы выплатили мне положенную компенсацию и позволили уехать. Я хочу, чтобы вы, королевский интендант, засвидетельствовали мою просьбу.
Лицо последнего вытягивается. Он снова смотрит на Блейка так, будто тот загоняет ему спицы под ногти. Но Итан не дожидается никаких просьб, а холодно рычит своему стряпчему:
— Господин Роше, выплатите ее сиятельству тысячу соверенов.
Я жду, когда мне передадут деньги. Молча забираю, ибо эти средства — гарантия, что я хотя бы не умру с голода. Мне, на самом деле, некуда идти. Я не знаю этого мира. Но, несмотря на это, я хочу вырваться.
Обманываться не собираюсь, Итан захочет поквитаться. Скорее всего, он напишет моему отцу, а тот подаст прошение хозяину земель, Великому герцогу Элгариону, и меня признают сумасшедшей.
— Могу я собрать личные вещи?
— Куда ты пойдешь? — спрашивает Блейк. — Ты хоть понимаешь, как опасен Гнемар для аристократки?
«Лишь бы подальше от тебя, чудовище!» — хочется прокричать мне.
Коснутся бы щек, где до сих пор ощущались его жесткие прикосновения, и стереть эти прикосновения безвозвратно.
— Куда угодно, — сердито говорю я и обращаюсь к интенданту: — Прошу вас остаться и убедиться, что лорд Блейк не станет мне препятствовать!
Ухожу.
Поднимаюсь по лестнице в одиночестве.
Сердце гулко бомбит в груди. Я еще не верю, что смогу уйти. Это подобно тому, как птица вылетает из клетки на волю — хочется устремиться в самую высь. Но я понимаю, все только начинается. И моя борьба тоже…
Ну, что ж. Я умею бороться. И терпеть. И преодолевать.
В комнате меня дожидается Азалия, та самая «нянюшка-Аза». Ей за шестьдесят, но она довольно крепка и подвижна. Лицо круглое и загорелое. Все это время она одна искренне за меня переживала. Правда, мало, что рассказывала, опасаясь, что я впаду в истерику и буду плакать.
— Я уезжаю, — говорю ей. — У меня с собой только тысяча соверенов. Я не знаю, что будет дальше и куда пойти тоже не знаю. Я плохо помню некоторые события. После снятия брачной печати, все изменилось — я не люблю Блейка и никогда к нему не вернусь.
Обозначаю позицию сразу.
— Неюшка, — шепчет Азалия. — Как же это? Куда же ты пойдешь? А лорд Блейк? Это же позор… а твой батюшка… — и она бледнеет и уводит взгляд. — Лорд Лейн так осерчает. Убьет. Точно — убьет.
Вот почему Нея выросла такой закомплексованной и забитой. Возможно, история с лишним весом тоже родом из несчастного детства.
— У меня мать хотя бы есть? — спрашиваю.
— Есть, но… леди всегда занята. Вами матушка никогда особо не интересовалась.
Вздыхаю — что тут поделать?
— Помоги мне сложить вещи.
Оглядываю свою спальню.
Платья у меня почти все были поношенные и нелепые. И только одно, что я достала, казалось более-менее подходящим: темно-зеленое, лаконичное и строгое. Его и возьму.
Из книг у Неялин был только маленький молитвенник. И старый томик «Династии государства Равендорм». Религия, кстати, здесь строилась вокруг родовой силы и ее источника — Первородной Матери. Раскрыв молитвенник, нахожу много пометок на полях и несколько приписок: «Пусть Итан полюбит меня!»
Испытываю жалость к той, чье тело заняла. Я приведу ее жизнь в порядок. И никто меня и пальцем больше не тронет — не позволю!
— Ты такая другая, — вдруг говорит Аза: — И хорошо. А то мне больно видеть твои слезы.
— Больше я плакать не буду, — обещаю ей.
Азалия достает из шкафчика шкатулку и открывает. Внутри — пара колец, кулон на цепочке, монеты и несколько купюр.
— Совсем немного, — вздыхает няня.
Я вытягиваю кулон, внимательно смотрю на темно-красный камень.
— Это артефакт семьи Лейн, — поясняет Аза. — Передается старшему ребенку в семье в пятнадцать. Это знак наследника рода. Столько плакала ты, милая. Сказала, что никогда его не наденешь, потому что Первородная тебя отвергла.
Вот как?
Медленно надеваю подвеску на шею и прикасаюсь к кулону — приятно теплый. Этот жест получается символическим — Неялин это заслужила.
— Я поеду с тобой, — говорит Азалия. — Одна пропадешь.
— Спасибо, — благодарю ее искренне. — Но я не смогу платить тебе жалование.
— Я же тебя вырастила, дурная, — улыбается она. — Неужто я родное дитя на соверены променяю?
Она помогает мне собирать вещи, а сама говорит:
— Поедем в Арвал. Давно я там не была, но авось не прогонят.
— В Арвал?
— Там я родилась, милая. Много лет назад я оттуда уехала. Был на ту пору там крепкий дом. Надеюсь, выстоял. Поселимся в нем.
Чувствую к этой женщине безмерную благодарность. Здесь она при деле, в тепле, а все равно готова поехать со мной неизвестно куда, на старость лет. И это ценно — не передать как!
Когда все вещи сложены, мы покидаем дом. В холле уже стоит Блейк и господин-интендант, а под парадной лестницей жмется и перешептывается прислуга. Еще бы! Такое событие — хозяин вышвырнул на улицу бывшую жену!
Блейк неожиданно обхватывает мой локоть, склоняется к уху, обдавая запахом терпкого парфюма:
— Смотри не пожалей, Неялин, — шепчет. — Я этого тебе не прощу.
Отшатываюсь, подхватываю чемодан и, кивнув интенданту, иду на крыльцо. Там меня с ухмылкой встречает еще один мужчина — пижонистого вида блондин. Одет он с иголочки. Опирается на трость, скалит зубы в подобии улыбки.
— Вам помочь, леди Неялин? — спрашивает, кивая на чемодан. — Неужели так его и потащите?
— Потащу.
И спускаюсь с крыльца.
— Позвольте хотя бы нанять вам коляску, — он идет следом, а затем забирает чемодан из моих рук, и с легкостью несет до калитки. — Я бы со стыда сгорел, если бы жена вздумала меня так позорить, — вскидывает брови, понимая, что я с озадаченностью разглядываю его лицо: — Филипп Бранз, леди. Друг вашего мужа. Вернее, бывшего мужа. Не признаете?
— Спасибо за помощь.
Он оставляет чемодан в тени дерева, идет по дороге, окликая извозчика. А потом смотрит, как мы с Азалией садимся в коляску.
— На вашем месте, я бы не делал глупостей. Покатайтесь по столице. Гнемар красив. И возвращайтесь, — он снова широко улыбается. — К тому моменту все уже остынут. Разведенная аристократка — это нонсенс. Слухи докатятся до короля, а он такой позор терпеть не станет.
Киваю, но остаюсь при своем.
Блондин отходит и салютует нам весело кончиками пальцев.
Извозчик ударяет поводьями, и коляска катится по дороге. Я широко распахиваю глаза — вот он, Гнемар. Столица государства Равендорм!