65

В какое-то краткое мгновение, в уме Стенсера возникло понимание, что удрать не получится. Тот, кто был за спиной, загораживал единственный выход. А окровавленная рука не внушала доверия, не прибавляла веры в то, что можно ещё всё разрешить без конфликта.

Молодой мужчина сделал единственное, что ещё мог, — рванулся вперёд, к самому комоду. Круто обернувшись, он приготовился встретить угрозу лицом к лицу. И даже не заботясь о том, что нечем отбиваться, он был решительно настроен, а руки сжимал до боли.

Он взглядом рыскал по полумраку комнаты, — искал противника.

«Что это за шутка такая?» — думал он, никого не находя.

Не закрывая глаз, молодой мужчина легко мог припомнить ту окровавленную руку, что тянулась к его плечу.

«Как это понимать?» — удивлялся он, но рук не разжимал. — «Разве могло такое просто показаться… или… померещиться?»

Ещё какое-то время он думал об этом, но после, словно снизошло озарение, — он повернулся к комоду и посмотрел в мутное зеркало.

И его догадка оказалась верна. Всё дело было в зеркале.

«Это… издевательство такое?» — не веря, подумал молодой человек.

Там, в поддёрнутом маревом отражение, Стенсер увидел себя. Увидел окровавленную руку, лежавшую на своём плече. И увидел ещё одного себя, стоящего рядом, — другой он горько улыбался. Та зеркальная копия, стоявшая в отражение чуть позади, пристально глядела в зеркало, также, как и он сам.

Стенсер повернул голову, посмотрел туда, где должна была стоять его зеркальная копия, но… никого там не было. Перевёл взгляд на мутноватый кругляш, — в отражение вновь их было двое. Один сердитый, другой печальный.

«И кто это у нас такой остроумный? Кому так нравится издеваться над мной?» — думал Стенсер, всё больше и больше распыляясь. — «Я разве кому-то сделал какое-либо зло? Может, обидел кого? — припомнив речника, мысленно добавил. — Просто так… нет, не было такого… так почему же со мной так обходятся?»

Руки молодого мужчины задрожали. Пальцы побелели от перенапряжения. А в голове начало пульсировать.

«И ладно бы в открытую, честь по чести, лицом к лицу… но нет же! Шутками, издёвками! Что, весело, должно быть, издеваться над человеком, сидя где-то в тени? Ну-ну… — думал он, подходя в упор к комоду — Ну-ну!»

Рука одним быстрым, порывистым движением, врезалась в зеркало, разбив то на мелкие кусочки. И не чувствуя боли, не замечая новых, множественных ран, Стенсер закончил мысль.

«Пусть я и не знаю, кто ты… пусть я не знаю, где ты… но рано или поздно… когда ты, шутник, попадёшь мне под руку… тогда… ох, берегись меня… берегись!»

Встревоженный шумом битого стекла, домовой вбежал в маленькую комнатку. Он видел только спину мужчины и его обессилено свисавшую, всё ещё сжатую в кулаки, руку.

— Что здесь… — домовой запнулся, разглядев, как обильно течёт кровь из множества ран, — происходит.

Стенсер ничего не мог объяснить. Даже не пытался. Та злоба, которая так неожиданно на него накатила, исчезла без следа, совершенно ничего не оставив после себя. Опустащённый, он почувствовал ужаснейшую тоску, точно став той зеркальной копией. Он не понимал, почему ему так стало горестно на сердце, не мог понять себя, и всё же, печально спросил домового:

— Будимир, почему мне так скверно?

Старик только всплеснул руками, и как не разумное дитя, повёл молодого мужчину прочь из злополучной комнаты. После на плечи домового легла тяжёлая доля врачевания ран. Пришлось вытащить редкие, застрявшие в руке, кусочки зеркала. Сами раны домовой замазал кашецой из трав. И только после, уже запыхавшийся от беготни старик, плотно замотал тряпкой, — точно бинтом, рану.

Стенсер тем временем, точно умалишённый, спокойно сидел, почти ничего кругом не замечая. И даже раны, казалось, не замечал. Только слёзы беззвучно катились по лицу.

— Скажи мне, зачем ты это сделал… зачем разбил зеркало? Что оно тебе сделало!

А Стенсер уже не замечал и старика.

Весь день молодой мужчина просидел на лавочке. Туда его вытащил домовой, а после, не смотря на усталость, куда-то торопливо пошёл. И Стенсер просто сидел, как будто бы брошенная кукловодом марионетка, — даже не пытался шевелиться.

— Что это с ним? — удивлялся банник, глядя на Стенсера.

— Вот этого-то я и не знаю! — отвечал домовой.

Дворовой подошёл к своему новообретённому хозяину и с тревогой вглядывался в бесцельно блуждавший взгляд.

— Что случилось? — спросил дворовой.

Домовой начал объяснять, своим братьям, о той запертой комнате, о зеркале и ранах, которые он, домовой, уже обработал.

— Как же ты такое допустил? Где были твои глаза? — сердито говорил дворовой, подойдя к домовому. — Зачем ты вообще нужен, раз в твоих владениях, да такое происходит?

И, что удивительно, домовой, молча, выслушивал обвинения. Только потупился и слушал.

В тот день, уже вечером, все трое духов остались дома. Они помогали человеку, следили за ним, как за маленьким, и даже кормили с ложечки. Разве что, не просили:

— А ну-ка, скажи а-а-а!

Хотя, стоит отдать должное, банник один раз так поступил, и даже заулыбался. Но, стоило ему оглянуться и посмотреть на домового и дворового, как улыбка сразу исчезла.

Его уложили на лежанку. И он, впервые за долгое время, проявил разумность, — самостоятельно накрылся и повернулся на бок. Хозяйственные духи уж было обрадовались, посчитали, что он вновь стал самим собой. Но на все вопросы Стенсер отвечал молчанием. И в то время, как старики приходили в тихое отчаяние, Стенсер проваливался в особо глубокий сон.

Загрузка...