Забытый край

34

Уже казалось, что вот-вот вырвется из цепких лап тумана, что вскоре убежит от щёлкающих порождений тумана, только…

Стенсер, тяжело дыша, чувствуя не привычный жар в ногах, старался бежать как можно быстрее. Над головой хлопали крылья. И он многое бы согласился отдать, от ещё большего отказаться за какую-то горсточку камней.

Кружившая над его головой сова громко кричала, будоража округу и созывая со всех краёв щелкунов. Этот птичий крик для Стенсера звучал всё равно, что прощальный набат.

Выход из тумана казался уже таким близким, — он с трудом мог различить высокую берёзку где-то вдалеке. В глазах мутнело от усталости, и в висках пульсировала злая боль. Но всё же, не теряя надежды, злясь на треклятую птицу, заставлял своё тело работать.

«Вот бы тебе крылья пообрывать да тому зайцу на полянку бросить!» — подумал он, и даже в столь скверном состояние, смог почувствовать, как губы растянулись в злобной усмешке. — «Думаю, он бы не побрезговал!»

Как и опасался мужчина, щёлканье, от которого он успел оторваться, вновь слышалось где-то в отдаление. Стенсер понимал, что птица так просто от него не отстанет, а преследователи рано или поздно нагонят. Понимал, но ничего не мог изменить.

А ведь немногим ранее, когда вокруг почти не встречались светлячки и туман собой напоминал лёгкую дымку, уже начал ощущать, что ночь не так уж и плоха, чувствовал некоторую нежность к свежему и холодному воздуху, но… как же птица сумела, одним своим присутствием и криком, испортить настроение, сломать уверенность, что сможет вырваться из лап кошмара!

«Как бы от тебя избавиться?» — думал Стенсер, поглядывая себе под ноги. — «Чем тебя взять?»

Только под ногами была густая, едва дрожавшая трава. И ничего-то человек не мог углядеть, чем можно было бы отпугнуть или вовсе избавиться от назойливой совы.

И он просто бежал. Понимал, что не получиться избавиться от преследователей. Понимал, что раз птица кружит над его головой, то ни по чём уже не оставит его в покое. Понимал, что его загонят и ничего-то он не сможет сделать… И всё же заставлял уставшее тело двигаться, заставлял себя жадно вдыхать холодный воздух и продолжал делать то немногое, что ещё мог.

Поначалу щёлканья долетали эхом, теряя свою силу, — они звучали как нечто далёкое, ещё едва заметное на горизонте. Но, по мере того, как преследователи нагоняли Стенсера, их перещёлкивания меняли своё звучание. Они становились более явственными, громкими и бьющими по ушам не хуже совиных воплей.

Несколько раз Стенсер оглядывался, не замедляя бега. Он пытался разглядеть преследователей. Не знал для чего, но надеялся, что это, быть может, ему как-нибудь поможет.

Глаза подводили, и он смог различить только смутные кляксы среди туманной дымки. Всего несколько, но двигавшиеся на некотором расстоянии друг от друга, — брали его в полукольцо. После, спустя какое-то время, Стенсер вновь оглянулся и смог разглядеть щелкунов, — только радости это не принесло.

Высокие фигуры, по его предположением, в треть выше его самого. Но это ещё куда не шло, но длинные руки, которые свисали ниже колен и скрывались где-то в траве, — это внушало инстинктивный страх. Стенсер попытался представить, как могли выглядеть вблизи эти тёмные силуэты. И даже в столь сильной усталости богатое воображение смогло создать примерный образ каких-то чудовищ с сильными, могучими руками.

«Вот ведь угораздило!» — подумал он, заставляя себя бежать быстрее прежнего.

Больше не оглядываясь, стараясь не замечать щёлканий и совиный вой, Стенсер торопился убраться как можно дальше от чудовищных созданий тумана. Он не глядел под ноги, все свои силы, всё своё внимание он тратил только на бег. И это стало причиной того, что он кубарем полетел с холма.

Тихо ругаясь, Стенсер проскользнул сквозь густые заросли малины. Порядочно исцарапавшись, мужчина свалился на зараставшую полевую дорогу. Рядом было одно из тех одичалых полей, которые он когда-то прежде видел.

Не сразу мужчина понял, что полностью вырвался из лап тумана. Поглядел вверх, на небо, на едва тронутую облаками, глубокую тьму и яркое ночное светило. Следом перевёл взгляд на густой бурьян перемежаемый ставшей дикой рожью. И только после мужчина глянул на холм с которого так неудачно «спустился».

«Нужно убираться отсюда… наверняка они меня так просто не оставят!» — думал Стенсер.

Только сил и возможности подняться на ноги у него уже не было. Мужчина, желая окончательно избежать возможности тесного знакомства с преследователями, на четвереньках пополз в сторону бурьяна. И только тогда послышался шелест крыльев. Он знал кто кружил над его головой, знал, что неизбежно услышит, знал, но всё же совиный вопль заставил сердце сжаться, как от неожиданного испуга.

«Вот ведь крыса пернатая!»

И точно под освистывание, как маленький, но невероятно уставший ребёнок, Стенсер полз через дорогу к полевому бурьяну. И ведь дорога была не особо широкой, но преодолеть её стоило не малых сил. Ещё больших усилий стоило заставить себя отползти от дороги хоть немного вглубь.

«Нужно затаиться, нужно укрыться где-то подальше, чтобы эти, — думал он, и представил образ щелкунов, — не увидели сразу, чтобы им эта зараза летучая не могла помочь!»

Когда преследователи спустились с холма, когда они не торопливо приближались к полю, Стенсер смог их должным образом рассмотреть. И то, что он себе навоображал было куда как мягче действительности.

Это были высокие создания, едва напоминавшие собой людей. Длинные руки оканчивались когтистой лапой. Ноги, выше колена, крупные и мясистые, но ниже колена, — тростинка обтянутая кожей. Голова как у человека, но у каждого из щёлкунов был свой собственный, не похожие на другие, клюв.

Эти птицы-переростки не спешили подходить к полю. Поворачивались друг к другу, перещёлкивались о чём-то. И только один, точно заводила, стоял впереди других и вглядывался чёрными глазищами в поле.

С тревогой в сердце, смотря на странных созданий в редкие прорехи бурьяна, человек удивлялся:

«Чего они там медлят? Наверняка знают, где я… так чего же они?»

Не один из преследователей не торопился зайти в бурьян. Тот, что держался впереди сородичей, с явной неуверенностью, приблизился к невидимой черте. Его сородичи слишком уж часто перещёлкивались. Оглянувшись, он несколько раз гулко щёлкнул, — и настала глубокая тишина. Вновь глянув на поле, встретившись взглядом с загнанным человеком, птицеподобный шагнул в густые заросли трав.

Точно этого только и ожидая, где-то вдалеке взревел медведь. И так громко проревел медведь, что травы зашумели, словно налетел порывистый, злой ветер. Уши заложило, но Стенсер продолжал глядеть на преследователей… смотрел не отрываясь, как те быстро улепётывали, а сам задумался:

«Спасся из одной пасти, а попал в другую!» — обречённо думал Стенсер.

Готовясь к худшему, больше не имея сил бороться, Стенсер развалился и уставился, сквозь колыхавшиеся травы, на усыпанное звёздами небо. Он сознавал, что если ему с трудом удалось уйти от тех «птичек», то уж от испугавшего их медведя ему точно не скрыться.

Только странное дело, грозное животное не спешило к человеку. С течением времени в сердце оживала надежда, что сможет выжить, что сможет убраться с поля и вернуться домой. И так он крался, так осторожно двигался, что каждый шорох, который он делал, отзывался живейшей тревогой: «Того и гляди, опомниться зверь, да придёт за наградой!»

Из одичавшего поля Стенсер выбирался уже заметно смелее. И стоило выбраться, как увидел свою деревню. Он уже не мог воспринимать её иначе, кроме как свою. Ему хотелось скорее убраться домой, подальше от всех тех странностей, которые успели свалиться за ночь.

Только он медлил. Внутренний порыв. Странный, неразумный порыв требовал, чтобы он поблагодарил своего, пусть и случайного, спасителя.

«Не думаю, что он хотел меня выручить… просто повезло. — думал Стенсер, — да и не услышит… надеюсь, не услышит!»

Но всё же, перед уходом домой, обернулся к высоким, точно стеной росшим травам и сказал:

— Спасибо, что выручил… и что не съел, тоже спасибо.