Забытый край

47

Некоторое время, пока Стенсер вытаскивал всякий хлам из сарая, ему помогал Кондратий, — складывал барахло так, чтобы то быстро прогорело. И как вскоре убедился Стенсер, великан знал толк в подобном деле.

Немало перепачкавшись, молодой мужчина с явным наслаждением наблюдал за взметнувшимся пламенем. Ещё больше его радовало понимание, что всё, грязная работа окончена. Только оставался ещё один вопрос:

— Что теперь?

Кондратий улыбался, подставляя руки огню.

— А теперь, всё, что мы можем делать, — это ждать!

«Чего ждать? — подумал Стенсер. — Как долго ждать? И чем это закончится?»

Только вслух он не решался озвучить свои мысли. Слишком уж странные черты стал обретать его знакомый. И не сразу, но Стенсер заметил некоторые изменения, — у верзилы руки покрывались густой шерстью. Они и прежде были сильно уж волосатыми, но теперь их начинал покрывать прямо-таки слой звериной шерсти.

Молодой мужчина понимал, что Кондратий очередной дух, но, только там, у сарая, он начал задаваться вопросами: «А что он за дух-то такой. И что он может? И чего от него следует ждать?»

И когда уже догорал огонь с ненужным, полусгнившим хламом, Стенсер лишний раз убедился, что его новый знакомый не так уж и прост.

Показался взволнованный, перепуганный домовой. Он шагал в сторону сарая, но часто озирался, и щурился подслеповатыми глазами. Стенсер хотел его окликнуть, но опоздал, — Кондратий первым кликнул старика.

— Эй, домовой! — зычным голосом проревел Кондратий. Он был, как и всегда, весёлый и улыбчивый. — Ты чего-то потерял… или, быть может, помощь, какая нужна?

Только старик замер, и так затравленно поглядел на Кондратия… и только мельком глянул на Стенсера, точно не признав.

— Да нет… нет… — дрожавшим голосом, сказал домовой.

— Да ты брось! Говори, чем тебе помочь?

— Не… не-е-е нужно. Я сам… справлюсь.

Кондратий раскинул руки. Усмехнулся.

— А то гляди… Тебе и твоим братьям… я в помощи ни по чём не откажу!

Старик запинаясь, как-то неясно поблагодарил и… бросился наутёк ничем не хуже дворового. А Кондратий вздохнул и… неожиданно сник. Он печально поглядел на Стенсера, после на предзакатное солнце, и сказал:

— Поздно уже… пойду я… пока чего-нибудь не случилось.

Стенсер хотел что-нибудь сказать ему, но просто глядел, как Кондратий, огромный, с широченными поникшими плечами уходил в сторону далёких полей. Смотрел и не понимал, что только что случилось, почему он так быстро переменился в настроение и…

«Почему Будимир так испугался?»

Оставшись в одиночку, рядом с догоравшим кострищем, молодой мужчина пытался разобраться и в своих чувствах.

«С одной стороны, как-то жутко он выглядел… но ведь только что…» — на него столь сильно повлияла недавно разыгравшаяся сцена, что даже мысленно не получалось понять своего отношения. Только чувства боролись меж собой, точно дикие звери. С одной стороны боязливость и опасливость, с другой жалость и сострадания».

Уже поздним вечером, когда кругом густились сумерки, а он возвращался домой, Стенсер понял, почему ему было жаль Кондратия: «Он точно не желал так поступать. Как будто бы, вне зависимости от своего желания, не мог поступить по-другому».

Только зайдя домой, увидев домового, Стенсер сказал:

— Будимир, есть разговор!

Старик, словно не услышав, развернулся, и молча, скрылся за печью.

Молодой мужчина пытался поговорить с домовым, обращался к нему, только тот молчал.

— Да чего ты разобиделся-то? Что я тебе сделал? — удивляясь, говорил человек.

Только домовой молчал, ни на что не реагировал. И даже когда Стенсер сготовил ужин, на приглашение поесть, старик ответил молчанием.

«Чем я его задеть успел?» — изумлялся Стенсер.

У него были догадки о причинах такого поведения домового, но не больше того… только догадки… много догадок. И одна «краше» другой.

«Обиделся, что я дворовому решил помогать? Взъелся, что с Кондратием общался? Не понравилось, что дворового из сарая прогнал? Костёр, который мы с Кондратием сделали, чем-то задел? Разобиделся, что его не спросил и не посоветовался с ним?» — и многое, многое другое, переполняло его голову. Целые вереницы образов выстраивались, и поочерёдно мучили его.

Совсем скоро, чувствуя усталость, Стенсер забрался под одеяло. Но и тогда мысли не покинули его голову. Напротив, он ещё больше думал. Только результативность… катастрофически ухудшилась. Различные образы наползали друг на друга, менялись местами, изменялись и… как один из образов, точно причина, по которой домовой так разобиделся на него, Стенсера, был таков: «Будимир, наверное, думает, что я опять выпивал… только на этот раз в хорошей компании и разобиделся, что его не позвали. Он ошибочно подумал, что мы изрядно набрались, а его вот, забыли позвать! И он, похоже, до того разобиделся, что и говорить с нами больше не желает!»

Были и другие, не менее бредовые идеи и предположения. И до того Стенсер увлёкся размышлениями, что не заметил, как уснул.