— Ты хотя бы представляешь, как смешно звучат твои слова? — равнодушно спросила девушка.
— В жизни, как выяснилось, много смешного, особенно потерь. Вроде бы дом потерял, а мне даже смешно…
Девушка хмыкнула, подходя к печи, со стулом в руках.
— И ведь даже не представляешь, с кем говоришь… а мне-то казалось, что в кои-то веке да разумный собеседник.
— Если я чего и не знаю, так ты просвети меня, чтобы знал и не глупил.
Девушка, без усилий, оторвала одну из ножек стула, следом другую.
— Объяснить, конечно, можно… — она замолчала, а после отломила ещё две ножки и бросила их перед печью. — Да какая радость от этого?
Замолчав, девушка, оторвала спинку от стула, а после, преспокойно сломала пополам сидение.
— И ведь ты поможешь… теперь я в этом не сомневаюсь, да только, повторюсь, что мне от этого за радость? — после она горько усмехнулась. — Стоит тебе узнать, кто на самом деле находится рядом с тобой, так ты, того и гляди, убежишь не разбирая дороги… куда-нибудь в глушь, чтобы наверняка спрятаться.
— Тебя послушать, так я и вовсе…
— Но, конечно, есть шанс… призрачный, почти не заметный, что останешься и даже больше… но после, ты будешь проклинать тот день, когда мы повстречались на пруду… Будешь медленно сходить с ума, в слепой ненависти ко мне.
— Не понимаю, — сказал Стенсер, а сердце так и волновалось, так и стучало в груди. — Объясни яснее!
— Разведи огонь, — словно не услышав его, сказала девушка. — Я не смогу, — огонь со мной… так сказать, не дружелюбен. А тебе нужно тепло… не хватало, чтобы тебя те водоросли вновь начали съедать.
Стенсер послушно начал разводить огонь, но всё же не стал молчать:
— Расскажи мне о тех водорослях. Почему я после них так себя хорошо чувствовал, и почему после… ну, ты знаешь. Да и отчего бы им меня есть, ведь вроде бы всё было наоборот.
— Эх, человек… как же ты глуп! Знаешь ли, всё имеет свою цену. И та сила, о которой ты так вздыхаешь, всего лишь обман. Те водоросли, они съедают тебя, отдавая взамен твои же силы. Чуть больше обычного… и только. А после, стоит тебе ослабнуть, они начнут высасывать из тебя всё, что только можно и после, когда ты окажешься сухим и больше не сможешь их кормить… — девушка усмехнулась, — в нашем мире прибавится одной полуночной тварью.
Огонь не хотел заниматься, а Стенсер слишком уж увлёкся, слушая девушку, но, стоило ей закончить рассказ, как огонь сразу же вспыхнул и жадно накинулся на полусырое топливо.
«Чудеса!» — изумлялся он.
И всё же, услышав о не знакомом, попытался расспросить девушку:
— Полуночные твари, кто это?
Девушка хохотнула:
— Такие создания, которые ты будешь крайне рад никогда не повстречать.
И всё, больше она ничего не прибавила, а Стенсер не решился давить на неё с расспросами.
— Хорошо. Это… не совсем понятно, но, хорошо. — Стенсер отошёл от печи, отряхивая с одежды редкие опилки. — Лучше расскажи о себе. Кто ты и почему говоришь, что я убегу или… буду тебя ненавидеть?
Девушка молчала. Она оглядывала дом, и внимательно смотрела на различные старые предметы. Оглянувшись в сторону окна, в некотором раздумье поглядела на добротного вида стол, и сияющую лунную дорожку.
— Ты хочешь знать? — спросила она, а после усмехнулась. — Что ж, посмотрим, каков нынче человек.
Несколько мягких шагов к окну и невероятно плавный жест рукой. И как удивительно выглядело то, что случилось после: аккуратная, тощая девичья рука, которая чуть ли не просвечивала, с лёгкостью отшвырнула стол.
А лунное сияние, проникая в окно, вплеталось в её хрупкое тело. Бледная кожа обретала свечение, — становилась ещё чище, ещё светлее. И только волосы совсем потемнели.
Девушка повернулась к человеку, посмотрела на него. Её глаза ярко светились в темноте. И даже голос звучал иначе, более мягко, стал совсем бархатным и нежным.
— Ты ведь понимаешь, что я не простая девушка. И в чём-то тот старикашка был прав. Для вас людей, я всё равно, что последняя тварь. Ты остался жив, тогда, на пруду, только из одной моей прихоти. Мне было попросту скучно.
— И всё же…
Девушка засмеялась.
— И всё же ты желаешь мне помочь? Дурак… какой же ты дурак.
Стенсер судорожно размышлял. Его не покидало чувство, что его собеседница о чём-то не договаривает. И не сразу он понял, что именно его смутило.
— Ты шла сюда, в деревню, в поисках меня. Зачем? На что ты рассчитывала?
— На помощь. Совсем немного, но ещё надеялась, что ты понимаешь устройство нашего мира, что ты всё-таки поможешь. Но…
— Но?
— Но больше всего… — мягко улыбнувшись, девушка продолжила. — Мне хотелось, чтобы ты просто положил всему этому конец… чтобы ты убил меня.
— Что? — удивился человек.
— Но ты даже и не знаешь как… иначе всё сложилось бы иначе… а ведь столько стараний пришлось приложить!
— Прошу тебя, объясни мне, ведь тогда, я наверняка смогу что-нибудь придумать, сделать… не знаю, помочь!
— Убьёшь меня?
— Нет, прости, не смогу.
— Даже если я об этом попрошу?
Стенсер замолчал. Ему потребовалось приложить усилия, чтобы попросить, как он посчитал, о главном:
— Я не понимаю… ты, как я помню, с трудом тащила меня домой… но сейчас… ты без усилий можешь… в чём же причина?
Прежде чем девушка ответила, он заметил, как по её щекам текли слёзы. Стенсер слишком был очарован сиянием глаз, и попросту не замечал тех слёз.
— Это просто… невероятно, до скучного просто, — ответила она.