Череда дней слилась в последовательное повторение одних и тех же действий. Ранним утром, когда ещё солнце и не думает показываться на горизонте, Стенсер шагал к озеру с наскоро сделанными заготовками, — простыми палками пытаться поддевать камни было тяжело и слишком уж утомительным. Брал с собой немного хвороста, чтобы можно было сготовить прямо там, у вечно зелёного озера, обед и ранний ужин. Но, стоит сказать, что сам Стенсер не тратил времени на готовку, только разводил огонь, — в остальном ему помогал озёрный великан. Как-то раз этот водный дух начал подтрунивать над самим собой:
— Я, уважаемый и почитаемый правитель вод, властитель всего, что живёт в воде, обеспечиваю человека своими слугами… сам же их чищу, потрошу, а после и готовлю… чтобы накормить, своими слугами, да человека… кто узнает, на смех поднимут!
А Стенсер мысленно прибавлял: «Ничего, ничего… вот если ты ещё огонь начнёшь зажигать… вот тут-то будет смех!»
Работу делать, без тех водорослей, было заметно тяжелее. И по первому времени Стенсер немало думал, как бы разжиться чем-то подобным. Но, вспоминая реакцию великана на подобное растение, и понимая, что речник ему не поможет, молодой мужчина решился на хитрость иного рода, — стал искать способ меньше уставать, делая тот же, а то и вовсе больший объём работы. И не сразу он научился избегать не нужных, лишних движений. А после так и вовсе находить способы облегчать работу, за счёт иного подхода к выдиранию булыжника, — не только за счёт одного давления на рычаг, грубой силой, но каким-то образом приспособился рычагом воздействовать на рычаг, который в свою очередь заметно легче выдирал крупные камни. И пусть это сложно звучит, — ещё сложнее было к подобному приноровится.
«Да чтоб тебя!» — мысленно ругался Стенсер, зажимая рану.
Очередная ветка лопнула, а он, не рассчитав сил, ободрал руку.
За время работы и различных, так сказать, оплошностей, он понял одну не мало важную особенность, — если сжать зубы, когда больно, то становится, хоть и немного, но всё же легче.
— На, держи! — сказал озёрный великан.
Они уже начинали привыкать работать друг с другом. И этот крупный, почти что человек, протянул Стенсеру светлые, широкие водоросли. Тот, без лишних разговоров, налепил их поверх открытой раны. Не больше минуты потребовалось, чтобы ноющая, пульсирующая боль отступила, а молодой мужчина вздохнул с облегчением, и привычно сказал:
— Спасибо.
Домой он возвращался с голым торсом, держа свою рубашку, как тюк, а внутри была беспокойная рыба. И, немало намаявшись от холода наступившей темноты, Стенсер возвращался глубокой ночью в свой новый дом. Девушка посмеивалась:
— Король, который ради спасения дочери, жертвует верными слугами, достоин ли он своей короны?
Только Стенсер уже привыкал к особенностям её характера, и специфического поведения. Не один раз он слышал рассуждения о том:
— Жизнь ли это? Юдоль страданий, обмана и безволья!
И всё же молодой мужчина страдал, замечая, как девушка ужасно худеет и слабеет. Но та улыбалась, и даже смеялась:
— Так ли плохо умереть, если это, в конечном счёте, всё равно, что уснуть… только на совсем… и ни каких тебе больше страданий, мучений… неволи.
Стенсер позволял себе спать не так уж и много. Он, едва ложась, сразу же проваливался в глубокую темноту сна. И точно только прилёг, тут же раскрывал глаза, спустя каких-нибудь несколько часов. Приходя где-то ближе к полуночи, он выходил из дома ещё до расвета. И так изо дня в день, — подгонял себя, желая спасти, как он себе говорил: «Эту глупую, не разумную, но обаятельную дуру!»
И с каждым днём он всё больше и больше разваливал, казалось бы, монолитный завал. Камни и булыжники, с громким всплеском, уходили на дно. В некоторых местах Стенсер преуспел, там уже просачивалась вода, но озёрный великан говорил:
— Нужно, чтобы тут было свободное течение. Пусть хоть всё дно будет устлано камнем, точно ваши, людские дороги, но вода должна беспрепятственно проходить!
И Стенсер расчищал завал дальше, не считаясь с усталостью и слабостью.
Но и речник не забыл «заглянуть на огонёк». Стенсер ещё ничего не понимал, просто возникло какое-то скребущее чувство. Но, списав подобное на усталость, продолжил работать и… получил увесистым камнем по лопатке. Больше он так плошать не стал, и просто бросился в воду вечно зелёного озера. Великан помог молодому мужчине, чтобы тот не утонул, — не получалось даже выплыть от нагрянувшей боли. А после, этот крупный, почти что человек, целой чередой запустил камни со дна. И один раз, со стороны пруда, донёсся грубый окрик речника, — тот шипел от боли.
«О, так ему тоже досталось? Ну, что ж, почти в расчёте!» — подумал мужчина.
После того, как речник перестал беспокоить, Стенсер попробовал вновь работать и… слишком уж сильно ушибло камнем, — рука почти не слушалась. И всё же он заставлял себя работать, не обращая внимания на подобную сложность.
Уже возвращаясь домой, в сумраке, Стенсер заметил до боли знакомые водоросли, плававшие в пруду. Озёрный великан тогда уплывал к себе, куда-то на центр великого озера, а Стенсер подумал: «Конечно, быть может, он и не заметит… но нужно ли мне пользоваться чем-то подобным, чтобы справиться с завалом?» — Стенсер отошёл подальше от берега и зашагал домой, думая. — «Может, моё тело заметно слабее, чем у некоторых духов, но это не значит, что я буду пользоваться чем-то таким! Недаром ведь они духи, а я человек!»