Плетельщица снов

Глава 39

Даже в такой поздний час из кухни доносились аппетитные запахи. Кажется, это был аромат свежеиспеченных блинов вперемешку с горьким душком чего-то сильно пригоревшего. Впрочем, я отметила это скорее машинально — есть мне сейчас совсем не хотелось.

Влетев в кухню, я остановилась напротив Лусии, тяжело дыша.

— Мия, а вот и ты! — радостно воскликнула матушка Бульк.

От ее очередного наряда резало глаза: зеленая блузка с длинными рукавами-фонариками, фиолетовая юбка и оранжевый передник сверху.

— Нельзя же все время проводить на работе, — Лусия тыльной стороной ладони поправила съехавшую ей на глаза небесно-голубую чалму и продолжила свои манипуляции над очагом. — Ты наверняка успела сильно проголодаться. Вот я и решила приготовить для тебя поздний ужин. Правда, тыквенная запеканка немного подгорела.

В другой раз я бы пошутила о том, что, судя по дыму, распространившемуся по всему дому, запеканка явно подгорела сильнее, чем думает Лусия, но в данный момент мне было совсем не до шуток.

Я стояла, молча сжимая руки в кулаки, как совсем недавно делал Томас, и не знала с чего начать, боялась, что могу не сдержаться и наговорить такого, что навсегда изменит теплые отношения между мной и матушкой Бульк.

— Детка, что с тобой? — Лусия наконец заметила мое состояние и решительно отложила полотенце.

— Курт кое-что рассказал мне, — сипло проговорила я. — Кое-что о плетельщицах снов Бергтауна и их лавках.

Выражение лица матушки Бульк мгновенно изменилось. Сменяя друг друга, на нем замелькали страх, неуверенность, досада и наконец безысходность.

Ноги Лусии подкосились, и она осела на стул, к счастью, стоящий рядом с ней. Я дернулась, чтобы подхватить старушку, но увидев, что она благополучно опустилась на подушку, осталась стоять там, где была.

— Что ж, я знала, что рано или поздно все откроется, — тихо произнесла матушка Бульк, теребя полотенце кончиками пальцев.

— Рано или поздно⁈ — воскликнула я. — Я поставила на лавку все свое будущее, а вы не потрудились сказать мне, что всех плетельщиц снов выгнали из этого города?

Из коридора выплыла Клотильда, по-видимому, заинтересовавшаяся источником криков, и уселась у ног своей хозяйки, всем своим видом показывая, что готова защищать ее в случае опасности. Лусия, не нагибаясь, дотянулась до кошачьей макушки и рассеянно почесала любимицу за ушами.

— А что бы ты сделала, если б я рассказала тебе о том, что случилось в Бергтауне двадцать лет назад? — неожиданно спросила матушка Бульк.

Ее голос прозвучал настолько ровно и спокойно, что я даже растерялась.

— Что бы я сделала? — переспросила я, в миг превратившись из обвинителя в ответчицу.

— Или правильнее было бы спросить, чего бы ты не сделала? — все так же невозмутимо произнесла Лусия. — Не открыла бы лавку? Не осталась бы в городе? Не раскрыла бы свой дар?

Я хотела возразить, но в голову ничего не шло.

— Я могла бы заняться любым другим делом, — наконец произнесла я, но уже без прежнего запала. — Скажем, работать в магазине или официанткой в ресторане, или открыть свой гостевой дом, как вы. Конечно, для последнего нужны средства и некоторые знания, — добавила я, понимая, что этот вариант я бы точно не потянула.

— Знаешь, дорогая, между тем, что делаешь, потому что всегда об этом мечтала, и тем, что делаешь, потому что вынуждена это делать, лежит огромная пропасть, отделяющая участь от счастья, — Лусия покачала головой и вздохнула. — Некоторых вещей иногда лучше не знать, просто чтобы они не ограничивали представление о возможном.

— В каком смысле? — окончательно лишившись прежнего воинственного настроя, спросила я.

— В том смысле, что знай ты о том, что из Бергтауна были изгнаны плетельщицы снов, ты бы ни за что на свете не рискнула открыть собственную лавку, а поскольку ты не знала, что сделать это здесь достаточно трудно, у тебя все получилось. Ты хоть понимаешь это, Мия? — усмехнулась матушка. — У тебя получилось осуществить невозможное, и собственную мечту заодно, —

Я не знала, что сказать на это.

С одной стороны, я по-прежнему считала, что не сообщить мне столь значимые вещи было верхом легкомыслия и неосмотрительности, но с другой стороны, я действительно получила то, о чем боялась даже мечтать. Причем получила это в лучшем виде. И я не могла не признать, что Лусия права: знай я о том, что случилось здесь двадцать лет назад, я бы ни за что не решилась на открытие лавки. Возможно, я нашла бы какой-то иной выход и все же смогла остаться в городе, но абсолютно точно никакое другое дело, кроме плетения снов, не сделало бы меня счастливой.

Я смотрела на матушку Бульк и Клотильду, на уютную кухню и теплый свет уличных фонарей за окном, который где-то там сейчас освещал и мою лавку снов, и вдруг со всей ясностью осознала, насколько мне повезло, что все это есть в моей жизни.

Лусия, как всегда, без слов поняла все, что со мной творится. Я увидела это по ее взгляду и теплой подбадривающей улыбке.

— Так-то лучше, — кивнула она. — И все-таки я должна рассказать тебе всю историю, раз уж ты о ней узнала.

Лусия вздохнула.

— А это еще не вся история? — забеспокоилась я, уловив в ее голосе тревогу.

— Давай-ка присядем, — бодро произнесла Лусия, похлопав ладонью по соседнему стулу. — Я сделаю нам по чашке какао и расскажу то, чего ты еще не знаешь об изгнании плетельщиц снов из Бергтауна.

Я почувствовала, что за видимой храбростью Лусии на самом деле скрывается что-то, о чем ей совсем не хотелось говорить.

Две большие чашки с какао дымились на столе. Мы с матушкой Бульк сидели рядом и намазывали маслом и медом мягкие ломтики пшеничного хлеба. Клотильда уютно мурчала, устроившись на подоконнике.

Я ждала, когда Лусия начнет свой рассказ, но она все тянула.

— Ты хорошо знаешь Вуну, не так ли? — наконец заговорила Лусия, немало удивив меня своим вопросом.

— Я знаю ее столько, сколько живу на свете, — улыбнулась я. — Она замечательная целительница и всегда была очень добра ко мне. Но при чем здесь изгнание плетельщиц снов и матушка Вуна?

Я никак не могла взять в толк, к чему ведет Лусия, но ее поникший вид очень беспокоил меня, поэтому я поспешила успокоить матушку Бульк.

— Лусия, что бы там ни случилось в прошлом, это ведь уже не так важно…

Договорить я не успела. Следующие слова Лусии прибили меня к месту не хуже каменной плиты.

— Вуна была одной из плетельщиц, изгнанных из Бергтауна, — отчеканила Лусия ровным голосом, но я видела, как нелегко ей дается каждое слово.

— Вуна была профессиональной плетельщицей?

— И держала собственную лавку на улице Веселого времени, — медленно кивнула матушка Бульк.

Пока я пыталась уложить в своей голове услышанное, Лусия, усмехнувшись, добавила:

— Ты же не думала, что она учила тебя плести сны по книжкам?

Я машинально поднесла ко рту чашку и сделала большой глоток какао. Язык и небо обожгло горячим напитком, и я закашлялась.

— Я вообще об этом как-то не думала, — призналась я, сидя с открытым ртом, чтобы остудить обожженный язык. — Это всегда была просто данность: матушка Вуна лечила людей и животных, а на досуге плела сны.

Лусия вновь усмехнулась:

— На досуге! Далеко не каждая способна освоить это ремесло. Мир снов сам выбирает кому открыть свои секреты. Это она лечила на досуге, а плетение снов было ее призванием, ее страстью, ее даром, понимаешь? — Лусия внимательно посмотрела на меня. — Как и твоим.

Я лишь хлопала ресницами, не в силах объяснить самой себе, почему я ни разу в жизни не спросила Вуну о том, как она сама училась плетению снов, и почему вдруг оказалась в Больших Котлах, где ей приходилось тяжело работать, просто чтобы выжить.

Тысячи вопросов теперь крутились в моей голове, и ни на один из них у меня не было ответа.

Лусия отставила чашку с какао и посмотрела в окно на ночной город, подбирая слова.

— Вуна была одной из самых талантливых плетельщиц Бергтауна, — начала она свой рассказ. — Рукотворные сны Вуны не просто развлекали, они исцеляли, освобождали, давали новые силы. Ее талант знал и ценил весь город. Да что я рассказываю⁈ Ты и сама это прекрасно знаешь — именно этому она тебя и учила.

Мне вспомнились уроки с матушкой Вуной, ее наставления и советы, предостережения и подсказки. Оказывается, все эти годы я училась у настоящего мастера по плетению снов и даже не догадывалась об этом.

— Почему же тогда ее выгнали? — тихо спросила я.

Матушка Бульк на секунду поджала губы, но заставила себя продолжить:

— Людям вдруг начали сниться кошмары. Не просто страшные сны, которые время от времени снятся всем, а настоящая жуть, почти реальные наваждения, способные свести с ума. Собственно, многих они с ума и свели. Когда таких случаев стало слишком много, Городской совет был вынужден принять меры. Необходимо было найти виновного, и его нашли. Вернее, их — виновницами обрушившихся на город кошмаров объявили всех живших в то время в Бергтауне плетельщиц снов.

— Полагаю, разбираться и докапываться до сути никто не стал? — хмуро уточнила я.

Лусия лишь покачала головой:

— К тому времени, ситуация приобрела катастрофический масштаб. В довершении ко всему супруге одного из членов Совета с каждым днем становилось все хуже, в конце концов она совсем потеряла разум и вскоре скончалась. Это стало настоящей трагедией для Бергтауна — госпожу фон Грин обожал весь город. Она была добрым и внимательным человеком, заботилась о горожанах не меньше, чем о собственной семье.

Теперь многое становилось понятно в резком поведении главы Городского совета.

— Я и не знала, что Роберт фон Грин потерял жену, — вздохнула я. — Так вот почему он так нетерпим к лавкам снов.

— Еще бы! Он остался вдовцом, а его сын лишился матери в юном возрасте, — кивнула матушка Бульк. — Такое не проходит без последствий.

Отметив про себя, что у фон Грина, оказывается, есть сын, я поспешила вернуть Лусию к главному вопросу:

— Но ведь это не плетельщицы снов насылали на горожан те ужасные сны⁈ Матушка Вуна никогда бы этого не сделала!

Брови Лусии взметнулись вверх:

— Конечно же нет!

Я совсем запуталась.

— Но тогда после того, как плетельщиц изгнали, а кошмары продолжились, люди должны были понять, что причина в чем-то другом, — решительно произнесла я.

Матушка Бульк грустно вздохнула:

— То-то и оно, что сразу после закрытия лавок снов и принудительного изгнания плетельщиц, кошмары вдруг прекратились. Не представляю, как так вышло! Вероятно, это было просто чудовищное совпадение, но оно лишь укрепило мнение Совета и бергтаунцев в том, что причина была именно в плетельщицах.

— Но как? — воскликнула я. — Если дело было не в них, то почему кошмары прекратились?

Лусия потупилась.

— Я не знаю, — тихо произнесла она. — Это вторая вещь, которая не дает мне покоя уже двадцать лет.

Мне вдруг стало ужасно жаль Лусию.

— А какая первая? — осторожно спросила я.

Матушка Бульк вновь посмотрела в окно и после недолгого молчания произнесла:

— Я позволила им это сделать, понимаешь? Позволила изгнать из города свою лучшую подругу, потому что надеялась, что все само собой уладится, и тогда Вуна однажды вернется. Но ничего не уладилось, она навсегда осталась изгоем. Не этого она заслуживала, совсем не этого! Вуна была мне, как сестра, а я предала ее, предала нашу дружбу.

Последние слова Лусия едва смогла произнести. Ее душили слезы.

Я склонилась и крепко обняла матушку Бульк.

— Вы не виноваты, — поглаживая ее по плечам, сказала я. — Вы не могли предугадать всего.

Лусия плакала беззвучно, и лишь ее судорожно подергивающееся тело под ярким одеянием свидетельствовало о том, как ей сейчас тяжело.

— Уже много позже я узнала, что Вуна вышла замуж за какого-то фермера и уехала вместе с ним, — взяв себя в руки, произнесла Лусия. — Она не сообщила мне, куда в конце концов отправилась, не написала ни одного письма за два десятка лет. Лишь с твоим приездом я узнала, что все это время Вуна жила в деревеньке под названием Большие Котлы и занималась знахарством.

— Вы думаете, что она не писала, потому что до сих пор обижается на вас? — мягко спросила я.

— Обижается? — Лусия отстранилась от меня и промокнула глаза передником. — Это слишком простое слово, чтобы описать им ту боль, которую она наверняка испытала после того, как поняла, что я ее бросила.

У меня не было ответа на вопрос, почему Вуна решила скрыться от всего мира, но мне очень хотелось утешить матушку Бульк, поэтому я сказала:

— Лусия, вы слишком строги к себе, а Вуна не из тех, кто затаивает обиды. Я думаю, что она не писала, не потому что считает вас предательницей, а потому что ей было слишком тяжело вспоминать о своей прошлой жизни в Бергтауне, к которой она больше не могла вернуться.

Матушка Бульк затихла, осмысливая мои слова:

— И вы ничем не могли ей помочь, — добавила я. — Было бы странно, если бы вы тоже решили выйти замуж за фермера из Больших Котлов, только чтобы не бросать подругу.

Лусия подняла на меня влажные глаза:

— Мия, тебе никто не говорил, что у тебя настоящий талант утешать? — хитро прищурилась она. — Тебе бы целительницей быть или плетельщицей снов.

Мы рассмеялись, и вновь крепко обнялись.

— Извините, что налетела на вас с упреками и претензиями, — произнесла я. — И спасибо, что помогли осуществить мою мечту. Думаю, вы правы: узнай я заранее, что произошло здесь двадцать лет назад, я бы не осмелилась открыть собственную лавку снов.

Лусия погладила меня по голове, совсем как это делала матушка Вуна:

— Теперь ты настоящая деловая госпожа, и не стоит приуменьшать собственных заслуг. То, что ты создала, ты создала сама, я лишь оградила тебя от ненужной информации.

— Спасибо, — от всего сердца произнесла я.

В прихожей хлопнула входная дверь, и мы с Люсией переглянулись.

В кухню крадучись зашел Максимилиан. Похоже он не ожидал встретить здесь кого-то еще в столь поздний час.

За те дни, что я не видела Флема, он осунулся и выглядел уставшим. Костюм-тройка — в данном случае цвета серого гранита — по-прежнему сидел на нем идеально, но весь был перепачкан грязью, а край левой штанины и вовсе порван. Волосы растрепались и спутались, делая его похожим на шкодливого мальчишку, которого ждет нагоняй за то, что слишком поздно вернулся домой.

— Добрый вечер, — произнес Максимилиан, и его взгляд заскользил по моему лицу и волосам, пока не остановился на глазах, словно он пытался прочитать, о чем я сейчас думаю.

Я ощутила, что уже очень давно не видела Максимилиана, и поняла, как соскучилась по нашим совместным вечерам на кухне, по его ироничному чувству юмора и безусловной поддержке. После того как я узнала от Ванессы Торн, что Макс проводит дни напролет вовсе не с ней, я наконец разрешила себе посмотреть на него иначе.

Я все смотрела и смотрела на Максимилиана, не в силах отвести глаз.

— Уже так поздно, а я по-прежнему забываю запирать входную дверь на ночь, — посетовала матушка Бульк и торопливо поднялась со стула. — Да и спать мне давно пора. Спокойной ночи, мои дорогие!

Лусия так быстро исчезла из кухни, что я даже не успела пожелать ей доброй ночи в ответ.

Мы с Максимилианом остались наедине. Кажется, мое желание исполнилось быстрее, чем я успела его осознать.

— Если ты голоден, то есть блинчики и тыквенная запеканка, — я попыталась вести себя, как обычно, стараясь не обращать внимания на странное чувство, заставляющее все мое тело дрожать.

Максимилиан кивнул и сел на тот же стул, где совсем недавно сидела Лусия.

— Надеюсь, блинчики достаточно пересолены, а запеканка изрядно подгорела? — улыбнулся он, и от одного его взгляда внутри у меня все привычно потеплело, а на губах заиграла ответная улыбка. — В противном случае, я отказываюсь это есть.

— Будь спокоен, — ответила я в том же тоне, стараясь не показывать, что и сама улыбаюсь до ушей. — Все именно так, как ты любишь.

Через минуту перед Максимилианом стояли две тарелки с едой и чашка с какао. Я же уселась по другую сторону стола, так что теперь нас разделяла широкая столешница и растянувшаяся на ней Клотильда в придачу.

Флем скинул пиджак, расстегнул рубашку и так быстро справился с тыквенной запеканкой, что вряд ли вообще ощутил ее вкус. Не удивлюсь, если за целый день он, как и я, вообще ничего не ел.

— Как дела в лавке? — спросил Макс, запивая три проглоченных блинчика большими глотками какао. — Насколько я слышал, от клиентов отбоя нет.

Не без удовольствия я отметила про себя, что Макс, несмотря на собственную занятость, интересовался и моими делами.

— Это так, и я ужасно этому рада, — скромно сказала я. — Может как-нибудь зайдешь?

— Может как-нибудь и зайду, — неопределенно ответил Флем.

— Слишком много дел, да? — я поймала себя на том, что накручиваю на палец прядь волос и поспешила опустить руку.

Мне вдруг очень захотелось узнать, чем все-таки занимается королевский сыщик в далеком горном Бергтауне.

— Честно говоря, я совсем выбился из сил, — неожиданно признался Макс. — Словно бьюсь о стену, причем без всякого толку.

Он откинулся на спинку стула, переводя дыхание после обильного ужина, и я засмотрелась на сильные мускулистые руки под засученными рукавами рубашки, широкие и крепкие плечи, полуобнаженную грудь, равномерно покрытую короткими темными завитками волос. И хотя Максимилиан действительно выглядел уставшим, его внутренняя сила в сочетании с выразительным взглядом и бархатным голосом завораживали и притягивали меня.

— Мне бы хотелось, чтобы однажды ты смог все мне рассказать, — эти слова вырвались сами собой, и я невольно зажмурилась, тут же пожалев о сказанном.

Я ждала, что сейчас от Флема последует какая-нибудь шуточка о женском любопытстве или еще хуже — он скажет, что о таких вещах кому попало не рассказывают. Но когда через мгновение я открыла глаза, чтобы принять неизбежное, меня встретил пристальный и серьезный взгляд медовых глаз. А потом Макс разомкнул губы и произнес:

— Мне бы тоже очень этого хотелось.

Я не знала, как на это реагировать и что значат его слова, а Максимилиан больше ничего не говорил. Мы просто молча смотрели друг на друга, не шевелясь и, кажется, почти не дыша.

Неожиданно Макс, не глядя, водрузил пустую чашку из-под какао на стол, опустив ее ровно на хвост Клотильды. Зашипев, кошка вскочила и, дико вращая глазами, с ненавистью уставилась на предмет экзекуции.

— Прости, Клоченок, — Флем поспешил поднять повалившуюся на бок чашку. — Я правда не хотел.

Кошка недовольно мяукнула, дернула хвостом и, одарив нас обоих презрительным взглядом, спрыгнула со стола и с достоинством удалилась.

— Ну вот, теперь придется прятать тапки, — печально вздохнул Макс и поднялся из-за стола, а я, не сдержавшись, весело рассмеялась.

Я все еще улыбалась, обернувшись и провожая взглядом пушистый кошачий хвост, когда почувствовала теплое прикосновение к руке.

Максимилиан стоял так близко ко мне, что мелкая дрожь прошла по всему телу. И когда он успел так неслышно подкрасться?

Он осторожно убрал прядь волос, упавшую мне на лицо, и нежно провел рукой по щеке. А потом склонился надо мной так, что я ощутила его тяжелое дыхание, и невольно закрыла глаза.

— Я думал, что ты избегаешь меня, — хрипловатым голосом произнес он.

Я приоткрыла один глаз.

Флем внимательно смотрел на меня. Уголки его губ поползли вверх.

Вот же демоны! Он что издевается⁈ Как я могла так легко попасться⁈ Опять!

Я почувствовала, как краска стыда заливает мне лицо. Из-за смущения и одновременного возмущения мое дыхание участилось. Мне очень хотелось ответить что-то остроумное под стать Флему, но на ум ничего не приходило, и я лишь беспомощно приоткрыла губы.

Максимилиан продолжал вглядываться в мое лицо, крепко прижимая к себе обеими руками. И только я пришла в себя и хотела решительно освободиться, как он прильнул ко мне и впился губами в мои.

Промелькнула предупреждающая мысль, что это очередная насмешка и нужно немедленно остановиться, но поцелуй был таким страстным и неистовым, а руки Макса так нежно обнимали меня, что мысль исчезла так же быстро, как и возникла.

Я гладила руками горячую кожу под рубашкой, перебирая мягкие волоски на мужской груди. Ощущала его губы на своей шее, выгибаясь под ласками и вновь стремясь им навстречу. Я забыла обо всем на свете, и весь мир перестал существовать для меня.

— Мия, подожди, — прошептал Максимилиан, с трудом отстраняясь от меня.

Что? Опять⁈

Я заставила себя открыть глаза и выпрямиться.

Максимилиан отступил на шаг, но все еще держал мои руки в своих.

— У тебя много дел, — усмехнулась я, стараясь скрыть обиду и досаду, — ничего я понимаю. Не стоило нам…

— Нет, — прервал меня он. — Я хочу рассказать тебе кое-что о себе.

От неожиданности я опешила и, кажется, даже потеряла дар речи.

— Конечно, если ты готова слушать, — улыбнулся Максимилиан, а я вновь потонула в теплом свете его медовых глаз.

— Готова, — прошептала я.

Внезапно раздался звук дверного колокольчика и сразу же в дверь громко забарабанили. От неожиданности я вздрогнула. Макс же весь подобрался и, велев мне оставаться на месте, решительными шагами пошел открывать запертую матушкой Бульк дверь. Но даже из кухни я услышала срывающийся на рыдания девичий голос.

— Наш дом и ресторан охвачены пламенем! Брат пытается справиться с огнем в одиночку! Я боюсь, что он сгорит там! — кричала Софи. — Умоляю, помогите!