Плетельщица снов

Глава 1

— Да как тебе в голову пришло сплести пастуху сон о драконах? Бедняга в жизни этаких чудищ не видел — чуть в штаны с испугу не наложил!

Такой разгневанной я Вуну еще не видела. Длинная седая коса растрепалась, фартук съехал на бок, глаза разве что молнии не мечут. Деревенская ведьма большими шагами отмеряла единственную комнату в приземистом, сколоченном из неотесанных бревен доме. А я, потупившись, стояла посередине, боясь произнести хоть слово.

— Сто раз говорила тебе, нельзя показывать людям то, к чему они не готовы!

Вуна устало опустилась на низкую скамейку и привалилась спиной к стене. Из ее груди вырвался усталый вздох.

— Надоело мне плести про новорожденных телят да полные мешки зерна, — виновато промямлила я. — Ты рассказываешь мне удивительные вещи и даришь книги про существ, которых в нашей деревне отродясь не видали.

Мать отдала меня на обучение к деревенской ведьме, когда мне исполнилось девять. Она хотела, чтобы я научилась готовить полезные снадобья да разучила несколько лечебных заклинаний. Это было очень практичное решение, учитывая, что Вуна была единственной ведьмой на несколько близлежащих деревень, и зачастую ее попросту не оказывалось дома, когда кому-то в Больших Котлах вдруг требовалась срочная целительская помощь.

Но едва я увидела, как Вуна по вечерам плетет сны, это стало моей страстью. Я не отстала от колдуньи, пока она не научила меня всему, что знает сама, а потом под ее присмотром продолжила развивать свои способности плетельщицы снов. Со временем я научилась создавать яркие многомерные видения, вплетая в сны не только картинки, но и внутренние ощущения для тонкости восприятия. Тогда мне казалось, что ничего более завораживающего и увлекательного, чем рукотворные сновидения, просто не существует. С тех пор прошло одиннадцать лет, а я по-прежнему так считаю.

— Я хочу плести такие сны, которые люди будут помнить много лун, — заявила я упрямо.

— Уж поверь мне, сегодняшний кошмар пастух не забудет еще очень долго, — покачала головой Вуна.

И вдруг ее губы начали растягиваться в улыбке. Ведьма рассмеялась, да так громко и заразительно, что я начала хохотать вместе с ней.

— Твоему таланту не хватает масштаба, Мия, — внезапно затихнув, сказала Вуна уже совсем мягким, почти ласковым голосом. — Тебе бы пожить в Бергтауне — и представить себе не могу, как могли бы раскрыться твои способности у подножия Магических гор.

Сердце ухнуло куда-то вниз. Веселье мгновенно улетучилось, и я сильнее сжала губы, чтобы не выдать свои чувства. Но Вуна всегда знала, о чем я думаю.

Наставница встала, опираясь одной рукой о стену, поправила передник и сделала шаг в мою сторону.

— Отец никогда не отпустит меня в город, — в моем голосе прозвучала давняя обида. — Он говорит, что сны — это баловство, занятие для тех, кому нечего делать. Говорит, что знаний бытовой и целебной магии вполне достаточно для жизни.

Сколько раз я поднимала дома разговор о том, чтобы меня отпустили учиться в город, и каждый раз они заканчивались громким семейным скандалом. Отец грозился запереть меня в доме и запретить общение с Вуной. Этого я допустить не могла, поэтому каждый раз шла на попятную и обещала больше времени посвящать помощи матери и сестре в ведении домашнего хозяйства.

Я почувствовала, как теплая рука опустилась на мою макушку. Вуна молчала.

Все, что могла, она уже сделала. Ни один разговор с моими родителями о поездке в город для развития моего дара плетельщицы снов не принес результата. И хотя с Вуной отец всегда разговаривал очень сдержанно, он четко дал понять, что ни при каких обстоятельствах не отпустит своих дочерей в город, о котором ходят самые разные слухи. О каких именно слухах шла речь, отец никогда не уточнял.

— Уже поздно, Мия, — тихо проговорила ведьма, отстраняясь. — Тебе пора домой. Завтра поможешь мне сплести сны о богатом урожае для ярмарки к началу лета — они всегда хорошо продаются.

Я кивнула. Что еще мне оставалось? В деревнях людей если и интересовали рукотворные грезы, то только о самых примитивных вещах. В начале лета они уже спали и видели результат осенней жатвы — полные мешки зерна в амбаре, или поля с гигантскими оранжевыми тыквами, которые можно будет продать подороже.

Я почти дошла до дома, погруженная в собственные мысли, когда мне на встречу вылетела Ева.

­­— Где тебя весь день носит? — строго проговорила сестра, подражая тону нашей матери. — Опять с матушкой Вуной по лесам-полям весь день гуляла?

Я только улыбнулась и показала язык.

Ева была всего на два года младше меня и при этом моей полной противоположностью. Люди всегда удивлялись, узнав, что мы единокровные сестры. Я — брюнетка с прямыми темно-русыми волосами и серо-зелеными глазами, Ева — обладательница светлых вьющихся волос и голубых глаз. Единственное, что нас объединяло, это высокий рост и стройная фигура с пышными формами. А если судить по внутренним мечтам и желаниям, то мы с Евой были настолько не похожи друг на друга, насколько это вообще возможно.

На Еве было струящееся бледно-розовое платье, выгодно подчеркивающее цвет ее глаз. Она надевала его только по особым случаям, которых в нашей деревне было не так уж много. Так, стоп!

— Ева, почему ты в праздничном платье?

Только сейчас я заметила, что рядом с нашим домом стоит чужая телега с впряженной в нее серой кобылой. Телега была нагружена здоровенными мешками, рядом лежали толстые рулоны льняного полотна, а по бокам стояли многочисленные корзины с гусиными яйцами, сушеными ягодами и грибами.

Я перевела взгляд на сестру. Ева разве что не пританцовывала:

— Меня за тобой уже несколько раз посылали! Сваты к тебе!

Я чуть не поперхнулась, не веря собственным ушам.

— Какие еще сваты?

Сестра схватила меня за руку и потянула в дом.

— Шон Гатри и его родители приехали тебя сватать, — Ева прямо-таки светилась.

Я вытащила руку из ее цепких пальчиков.

— Шон Гатри? Сын овцеводов из соседней деревни?

— Ага, — радостно закивала сестра, и белоснежные локоны упали на ее широко распахнутые глаза.

Я никак не могла поверить, что все это происходит на самом деле. Тем более, что замужество в ближайшее время вообще не входило в мои планы. Я наконец овладела искусством зельеварения, научилась заговаривать страхи, но самое главное — у меня стали получаться совершенно особенные сны. Даже Вуна удивляется, насколько яркие и необычные сны я теперь могу сплести. Вот что по-настоящему интересно! А не муженек и домашнее хозяйство.

Ева сдула волосы с лица:

— А что? Быть женой овцевода и владеть большой отарой очень даже почетно. Жаль только, что он совсем не красавчик.

За этим последовал такой печальный вздох, что мне стало ясно одно — ничего хорошего все это не предвещает. Я почувствовала, как мои руки сами сжались в кулаки.

— Мама говорит, что Шон Гатри очень достойный жених, — серьезно сказала Ева.

В отличии от меня, сестра с самого детства мечтала выйти замуж. С таким же интересом, с каким я училась магии у деревенской ведьмы, Ева перенимала от нашей матери навыки по наведению в доме уюта и овладевала секретами приготовления наваристых щей, жаркого в горшочках и всевозможных пирогов. А вечерами мечтала о большом и красивом доме, в котором она будет жить вместе с мужем и оравой крикливой детворы. Ужас!

Я напрягла память:

— Когда я видела Шона Гатри в последний раз, он развлекался тем, что показывал одной из своих овец язык, ждал, когда она сделает то же самое, а потом падал на спину и от смеха дрыгал ногами в воздухе.

На лице сестры появилось сомнение, которое, впрочем, довольно быстро улетучилось.

— Когда это было? — уточнила Ева.

— Не помню, может, года два назад, — припомнила я.

— Это было давно, — отмахнулась сестренка. — Ему уже двадцать, как и тебе, и ему нужна жена.

— А больше ему ничего не нужно? — процедила я сквозь зубы.

Никогда не понимала наших деревенских обычаев, по которым людям приходилось жениться, только потому что они достигли определенного возраста. И ладно еще, когда жених и невеста сами этого хотят, а если — нет?

Вуна рассказывала, что городские жители предпочитают сначала обучиться какому-то ремеслу, встать на ноги, а затем уже думают о семейной жизни. И пару выбирают себе сами, а не по договоренности родителей.

Как эти Гатри вообще добрались до нас? Большие Котлы находятся в нескольких часах езды от Холодного Ручья! Чуяла я, что разговор отца с Нормом Гатри на зимней ярмарке был вовсе не о взаимопомощи деревень во время посевных работ. То-то весной ни одного помощника в нашей деревне так и не объявилось.

В любом случае, я не собиралась становиться женой человека, который предпочитает развлекаться, показывает овцам язык. И не важно, как давно это было!

— Идем, все ждут только тебя, — Ева снова взяла меня за руку. — Только…

Сестра окинула меня оценивающим взглядом. Я невольно опустила глаза на свое серое платьице чуть ниже колен. Из-под грязного подола выглядывали льняные штанишки, которые Вуна сшила специально для меня. Ничем не собранные волосы, разметались по плечам. Родителям не очень-то нравился мой рабочий вид, но так мне было удобнее всего блуждать по полям в поисках редких трав и птичьих перьев, чтобы потом вплетать их в сны.

— Не мешало бы тебе переодеться, — заключила сестренка.

— Вот еще, — фыркнула я.

Ева, подобрав низ платья, взбежала на крыльцо.

— Отец считает, что свадьбу лучше играть осенью, после сбора урожая, а господин Гатри настаивает на конце лета, — обернувшись, доложила мне сестра, и скрылась внутри дома.

По спине пробежал неприятный холодок. Мое же мнение имеет значение, верно?

На негнущихся ногах я поднялась по ступенькам и решительно распахнула входную дверь.

Судя по стройному ряду кружек, собравшихся на столе в центре, семейство Гатри заседало у нас действительно давно. В дальнем конце комнаты мама о чем-то шепталась с невысокой полноватой женщиной. Они стояли перед выдвинутым ящиком комода, в котором хранилось постельное белье и вышитые скатерти, и казались давними подругами.

— Ты хорошо подготовилась, Марта, — удовлетворенно кивнула гостья, изучая содержимое.

Эту женщину я тоже хорошо помнила по зимней ярмарке — обладательница рыжей шевелюры и громоподобного голоса госпожа Гатри всегда говорила то, что думает. И за словом в карман она никогда не лезла.

Обе разом замолкли и словно по команде одновременно обернулись, услышав мои шаги.

— А вот и она, — воскликнула мама, задвигая ящик комода. — Дорогая, ты помнишь Лару Гатри?

— Здравствуйте, госпожа Гатри! — обратилась я к гостье.

Я быстро оценила серьезность ситуации. На маминой шее красовалось жемчужное ожерелье, которое выгодно оттеняло ее светлые волосы, и которое мама надевала только по особым случаям. А значит, о приезде семейства Гатри родители знали заранее.

— Здравствуй, Мия! — широко улыбнулась Лара Гатри, пробежавшись по мне оценивающим взглядом. — Ты по-прежнему учишься магии у матушки Вуны?

— Теперь я больше помогаю Вуне, — не без гордости ответила я. — Она говорит, что я давно научилась всему, что знает она сама.

— Чудесно!

Продолжая улыбаться, госпожа Гатри подошла ко мне совсем близко и слегка похлопала теплой ладонью по моей щеке.

— Такие же зеленые глаза, как у отца, — произнесла она, больше обращаясь к маме, чем ко мне.

— Да, Ева пошла в меня, а Мия в Криса, — кивнула мама. — И характером такая же упрямая, как муж.

Интересно, где отец и остальные гости?

Я покосилась на маму, но она и бровью не повела.

— Это ничего, — добродушно откликнулась госпожа Гатри. — Жена с характером — именно то, что нужно нашему Шончику.

Ева, притаившаяся в углу с пяльцами в руках, тихо хихикнула.

Я почувствовала, как мои щеки вспыхнули. Как же! Ждите!

— Мама, — демонстративно громко воскликнула я, — вообще-то я не собираюсь…

С заднего двора донеслись мужские голоса.

— Мия, тебе нужно срочно переодеться, — мама так резко перебила меня, что я на мгновение даже растерялась.

Обычно она никогда не повышала голос на нас с Евой, а приказные нотки появлялись в нем только в исключительных случаях.

— Отец показывал господину Гатри и Шону свою кузницу, но они уже возвращаются, и я хочу, чтобы ты надела то темно-зеленое платье с вышивкой на воротнике.

— Но… — снова начала я, однако закончить фразу не смогла.

Мама буквально выталкивала меня в коридор, ведущий к спальням.

— Мама! — воскликнула я, успев зацепиться обеими руками за дверной косяк. — Что ты делаешь?

В этот момент оживленные голоса, что слышались с заднего двора, раздались совсем близко. Входная дверь открылась, и в дом вошли трое мужчин.

Я сразу узнала Шона Гатри — ярко-рыжие, как у матери, волосы и лицо в веснушках. С тех пор как мы виделись в последний раз, парень сильно раздался в плечах, и теперь был не только на голову выше меня, но и почти в два раза шире. А еще его рот был вечно приоткрыт, будто он все время хочет что-то сказать, но так и не решается. Из-за этого Шон производил впечатление не самого умного молодого человека. К тому же он всегда был на редкость стеснительным.

Увидев меня, Шон опустил глаза в пол, да так и застыл.

Рядом с сыном стоял Норм Гатри. Отец семейства тоже имел яркую шевелюру и длинную рыжую бороду в придачу. Рука моего отца по-дружески лежала на плече господина Гатри, а веселый блеск в глазах обоих свидетельствовал о том, что мужчины уже выпили ни одну кружку папиной медовухи.

— А вот и моя дочурка, — радостно возвестил отец.

— Дочка! — тут же воскликнул господин Гатри.

Отец Шона раскинул руки в объятиях и, широко улыбаясь, шагнул прямо на меня. Я невольно отшатнулась.

— Мия! — предупреждающе зашипела мама.

Но что я могла поделать? Когда на тебя движется не совсем трезвый рыжебородый великан, желающий сжать в огромных лапищах, становится не до рассуждений о законах гостеприимства.

На лице отца отразилось недовольство.

— Мия! Это не очень-то вежливо с твоей стороны, — произнес он. — Норм и Лара приехали просить твоей руки для своего сына Шона, и скоро ты станешь и их дочкой тоже.

Пока я раздумывала, стоит ли прямо сейчас заявить о своем отказе, или лучше сначала поговорить с мамой и папой наедине, господин Гатри добродушно произнес:

— Ничего, Крис, я бы тоже сбежал, захоти я сам себя обнять.

Норм Гатри засмеялся собственной шутке. Отец немедленно к нему присоединился, а мы с Шоном так и остались стоять на пороге, стараясь не смотреть друг с друга.

— Давайте сядем за стол, нам нужно еще многое обсудить, — подала голос госпожа Гатри. — Шон и Мия тоже имеют права высказать свои пожелания на свадьбу.

— Конечно, — проворковала мама. — Гусь как раз запекся, поэтому прошу всех к столу.

Я вздрогнула. То, что еще несколько минут назад мне казалось дурацким недоразумением, приобретало вполне реальные очертания. От этого мне по-настоящему стало не по себе. Я вдруг осознала, что никто до сих пор даже не спросил меня, хочу ли я вообще выходить замуж за Шона.

Все немедленно расселись вокруг стола, и мужчины снова загремели кружками.

Я решила, что действовать все-таки лучше через маму. По крайней мере, она была трезва и могла рассуждать здраво. Уж она-то должна меня понять. Что может быть хуже замужества без любви? С чего вообще они решили устроить договорный брак?

Пронося мимо меня огромное блюдо с жирным гусем, обложенным яблоками, мама кивнула на дверь:

— Иди переоденься и причешись. Быстро!

— Мама, — начала было я, но она больше даже не взглянула в мою сторону.

Словно ничего особенного и не случилось, мама поставила блюдо в центр стола и принялась разделывать птицу.

Мне же просто необходимо поговорить с ней наедине. Объяснить, что я не собираюсь выходить замуж. И совершенно точно не хочу выходить за Шона Гатри. Но теперь мама стояла ко мне спиной, развлекая гостей, и подозвать ее не было никакой возможности.

Я прошмыгнула в спальню, быстро умылась, натянула на себя зеленое платье и заплела волосы в объемную косу. Видимо придется отказывать Шону Гатри при всех прямо за праздничным столом. Что ж, сами напросились!

За окном понемногу темнело. Когда я снова появилась в общей комнате, оба семейства сидели за столом. Громкие веселые голоса мужчин, звонкий смех женщин, аппетитный запах запеченного мяса и разговоры о внуках. Эта картина единения напугала меня больше, чем страшилки Вуны о злых подземных жителях и ужасных проклятиях.

— Иди сюда, Мия, — увидев меня в дверях, загрохотала госпожа Гатри. — Садись рядом с Шончиком.

Я нехотя подошла к столу и присела на край длинной скамейки.

— Я лучше здесь, — сказала я, перебрасывая косу на правое плечо.

— Лучше поближе к Шону, — пророкотал господин Гатри. — Привыкай!

Господин Гатри толкнул локтем сына и опять громко захохотал. Я перевела взгляд на Шона — тот, как ни в чем не бывало, откусил огромный кусок мяса и, глупо улыбаясь себе под нос, начал с аппетитом его жевать. По небритому подбородку стекали струйки жира и капали прямо на мамину белоснежную скатерть. Похоже Шона вполне устраивало все происходящее. Второй рукой он вцепился в большую деревянную кружку с медовухой, которая уже наполовину опустела.

Меня передернуло. О таком муженьке только и мечтать!

— Садись, куда сказали, Мия, — вдруг повелел отец и посмотрел на меня так, что я решила не перечить.

Я села рядом с Шоном, стараясь даже рукавом платья до него не дотрагиваться. Ева поставила передо мной тарелку с печеным картофелем и гусиным крылышком. Мама подошла и налила в мою кружку медовухи, хотя раньше мне не разрешали ее пить даже по праздникам.

— Мама, — я схватила ее за рукав и изобразила на лице выражение паники.

Но мама предпочла сделать вид, что ничего не заметила и, прежде чем сесть на свое место, лишь велела мне не сутулиться.

Я почувствовала себя пойманной в капкан. Справа от меня сидел Шон, который с огромной скоростью уплетал все, что попадало в его тарелку. Слева — его отец, чей чересчур громких смех свидетельствовал о том, что мужчина уже сильно навеселе. Напротив восседала его мать, которая облокотилась на стол и, словно грозный страж, не сводила с меня глаз. Рядом с госпожой Гатри в праздничных платьях с аккуратно заплетенными волосами сидели мама и Ева. Сестре явно было поручено следить, чтобы тарелки и кружки не опустевали. А во главе стола восседал мой отец, и по его улыбающемуся лицу не трудно было понять, что он всем очень доволен.

— Конечно, у нас им будет тесновато, но зато я буду присматривать за молодой хозяйкой, — продолжая начатый ранее разговор, сказала госпожа Гатри.

Я снова метнула умоляющий взгляд на маму. Она лишь мило улыбалась.

— Ничего, — вкрадчиво произнесла мама. — Когда-нибудь Шон построит и собственный дом.

— Да зачем ему собственный? — загрохотал господин Гатри. — Людям, живущим под одной крышей, легче следить за большой фермой. А у нас в основной отаре семьсот голов! — гордо заявил мужчина, поднял кружку высоко над головой и сделал из нее большой глоток.

Отец уважительно покачал головой и тоже поднял кружку за овец семейства Гатри.

— Каждая пара рук в нашем хозяйстве просто незаменима, — снова заговорила госпожа Гатри. — Мия, а чему именно научила тебя матушка Вуна? Ты умеешь принимать малышей во время ягнения?

Я даже не сразу поняла, о чем меня спросили. В моей голове сами собой вырисовывались картины семейной жизни с Шоном Гатри на ферме его родителей в окружении сотен овец. И эти видения меня совсем не устраивали.

— Что? — соображая все хуже, переспросила я.

— Мия может находить лечебные травы, варить из них отвары, готовить и заговаривать разнообразные мази, — начала быстро перечислять мама мои умения.

— Тоже полезные навыки для молодой хозяйки, — закивала госпожа Гатри. — А ходить за ягнятами я ее научу.

У меня появилось стойкое ощущение, что меня саму сейчас продавали, словно овцу.

— А еще Мия умеет плести сны, — неожиданно подала голос Ева.

Я посмотрела на сестру, и она подбадривающе мне улыбнулась.

— На развлечения времени не будет, — тут же отмахнулась госпожа Гатри. — С утра до ночи Мия будет занята мужем, детьми и овцами.

— Так выпьем же, Крис, за союз моего сына и твоей дочери! — снова поднял кружку господин Гатри.

Отец немедленно к нему присоединился:

— За союз моей дочери и твоего сына, Норм!

Больше я просто не могла все это терпеть!

— Никакого союза не будет! — медленно и громко проговорила я.

Над столом повисло молчание. И только Шон еще несколько мгновений продолжал чавкать сливовым пирогом, пока не заметил, что что-то в комнате явно изменилось. Наконец затихли и эти звуки.

— Мия, ты что? — первой подала голос мама.

Госпожа Гатри перевела взгляд с меня на мою мать, а затем на своего мужа.

— Норм? — в ее голосе прозвучало возмущение и одновременно призыв.

Норм Гатри с грохотом опустил кружку на стол, но сказать ничего не успел. Отец сверкнул глазами в мою сторону и поспешно сказал:

— Переволновалась от радости. Такая честь для нас!

— Честь? — я почти взвыла. — Честь стать женой тупого жирного скотовода, чтобы всю жизнь обслуживать его семейство и их непомерное стадо?

Я вскочила и теперь тыкала пальцем в плечо Шона, который низко склонил голову и таращился в свою полупустую кружку.

— Отару, — низким голосом поправил меня господин Гатри и тоже встал. — Стадо овец называется отарой.

Я успела заметить, как Ева вжалась в маму.

— Господин Винд, я что-то не понял! — проревел отец Шона, переведя наливающиеся кровью глаза с меня на моего отца. — Мой сын недостаточно хорош для твоей дочери?

Отец продолжал сидеть во главе стола, держа руки над тарелкой и сжимая в одной из них только что отломленный кусок ржаного хлеба. Я видела, как заходили желваки на его скулах.

— Конечно, нет, Норм, — медленно проговорил папа. — Мия, немедленно извинись за свои слова.

К горлу подступили слезы. В голове пронеслась мысль, что мое мнение не имеет никакого значения. Они все равно заставят меня. По какой-то непонятной причине мои родители хотят выдать меня замуж за глупого, несимпатичного, неприятного мне человека.

Я почувствовала, что скоро не смогу произнести ни слова так, чтобы не разрыдаться. И пока предательский ком в горле не лишил меня этой возможности, громко и твердо сказала, глядя отцу прямо в глаза:

— Я не буду извиняться. И я не выйду замуж за Шона Гатри.

— О Мия, — раздался едва слышный голос мамы, но больше она ничего не сказала.

— А я думал, мы договорились, Крис, — хмуро проговорил господин Гатри и отодвинул от себя кружку.

Отец медленно вытер руки о лежащее на столе полотенце и поднялся. Говорить я больше не могла, но по-прежнему стояла, подняв подбородок вверх и из последних сил продолжая упрямо смотреть в глаза отцу.

Лишенная поддержки в собственном доме. Среди людей, которые словно на рынке покупали меня за несколько мешков зерна и пару отрезов тканого полотна. В окружении родных, для которых мое будущее и мое счастье ничего не значили.

— Мия Винд, — проговорил папа, — пока ты живешь в моем доме и ешь хлеб из муки, купленной на заработанные мной деньги, ты будешь делать так, как я говорю. И ты выйдешь замуж за Шона и будешь ему хорошей женой и хозяйкой!

Отец с такой силой бросил полотенце об стол, что оно опрокинуло стоявшую рядом кружку. Медовуха желтым пятном растеклась по скатерти, медленно впитываясь в ткань.

Поток слез, готовый в любой момент прорваться, застилал мне глаза. И хотя я уже практически никого не видела, я остро ощущала на себе взгляды всех собравшихся в комнате: рассерженный взгляд господина Гатри, возмущенный взгляд его жены, испуганный Евин и растерянный мамин. Но больше всего меня пугал суровый взгляд отца. Отца, который в одночасье превратился из любящего папы в непреклонного тюремщика, и теперь требовал от меня беспрекословного повиновения.

Я собрала всю свою храбрость, все силы, которые еще оставались во мне, и уже дрожащим от слез голосом выкрикнула:

— Нет, не буду!

Больше оставаться здесь я не могла. Оттолкнувшись руками от стола, я перелезла на другою сторону скамьи, бегом пересекла комнату и, толкнув дверь, вылетела на улицу.

— Это все сны! — донесся до меня громовой голос отца. — Глупые фантазии! Неси их все сюда, Марта! В топку их все, в печь!

Дверь захлопнулась, а я бросилась бежать, не разбирая дороги.