Дремир. Беспечные. Том 3

Часть 4 Глава 21. Солнышко

На следующий день, позднее утро.

Я снова всё проспал и даже услышал, как Настенька ушла на свою неизменную утреннюю тренировку. А раз заняться мне было особо нечем, то я решил продолжить валяться в постели.

Правда, занятие это оказалось отнюдь не безмятежным — в голову лезли всякие безрадостные мысли, а самая настойчивая из них орала: «Пора валить!» С ней я был абсолютно согласен по более чем одной причине.

Учить я бравых и неблагодарных дремирских воинов больше ничему не собирался. Да, я им честно показал часть того, что умел, и рассказал, как с этим бороться, но я не был настолько наивен, чтобы заблуждаться в их полной лояльности ко мне. Сегодня «ты нас потренируй», а завтра «сдохни, чужеземец!» О таких случаях я был изрядно наслышан, чтобы не считать их просто слухами.

Кроме тренировок, дел у меня здесь больше не было. Вот даже сегодня я уже не знал, чем себя занять. Разве что поискать где-то завалявшуюся книженцию, почитать.

Я, наконец, согласился со своей громко орущей мыслью и наорал на неё в ответ: «Да валю я, валю! Отстань уже от меня!» Мысль отстала, и я переключился на ещё менее жизнерадостную: «Что делать с Настенькой?» Понятное дело, что её надо брать с собой, но я хотел сделать это правильно, а не как обычно…

С каждой минутой мне думать лёжа удавалось всё труднее и труднее, и я сел на кровати, свесив ноги на пол.

Если я раньше переживал, что свихнусь от раздвоения личности, то теперь у меня было растроение. Моё ленивое «я» лежало на диване, закинув ноги на подлокотник, а руки под голову, и периодически меланхолично говорило:

— Забей. Просто бери её с собой и вали.

Моя Совесть «его» игнорировала и молча прожигала во мне дыру взглядом, чтобы я снова не «забил».

Я же ходил по своей мысленной комнате между ними и безуспешно пытался что-то придумать, но ничего не придумывалось, и я понял, что просить всё равно придётся.

Я спихнул своё ленивое «я» с мысленного дивана, уселся на его место и, наконец, остался в своей голове один. Осталось решить — «кого» просить.

Я в упор не мог себе представить, что я подойду к Яромиру и скажу: «Прошу, скажите мне, а из какого Рода моя бабушка и можно ли я буду называть себя „Марк из Рода…“?»

Мне проще было пережить ещё одно магическое истощение со всеми сопутствующими «соплями», чем такой позор выговорить. Язык бы не повернулся.

Значит, снова надо идти искать свою бабушку. Может, хоть она мне сможет имя дать? А если нет? Буду думать дальше по ходу дела…

Не знаю, сколько я так просидел: с четверть часа, полчаса, час… Но всё же пришёл к выводу, что мне пора валить уже завтра, причём одному, если я хочу сначала добыть себе имя, а потом увести Настеньку с собой с новым именем. Ну, или со старым. Как повезёт. Бродить с ней по свету в поисках своего имени даже мне было бы стыдно.

Решить-то я решил, вот только оставалось самое сложное: уйти так, чтобы Настенька поверила на этот раз, что я не сбегаю от неё и обязательно вернусь.

Я встал и подошёл к окну. До полудня оставалось ещё около часа, а значит, она уже скоро должна будет вернуться. Первой моей мыслью было, конечно же, свалить из дома до вечера, чтобы перенести этот разговор на потом, но я соскреб по всем сусекам всю свою отсутствующую силу воли и все же пошёл умываться, завтракать и дожидаться…

Несмотря на все мои старания, после тренировки мне с Настенькой поговорить не удалось — она лишь переоделась и умчалась в неизвестном направлении со словами: «Меня мама просила ей помочь. Буду занята до вечера!» Я даже не успел спросить, могу ли я им тоже чем-нибудь помочь, как за ней закрылась дверь.

«Ну ладно», — отпустил я свою силу воли погулять и отправился гулять вслед за ней по Священному Лесу.

Если уж где-то бесцельно прохлаждаться, то лучше уж там. Бесплатной магии много не бывает. Правда, я уже давно начал сомневаться, всё ли в Дремире бесплатно — даже для своих. В других местах всё намного проще: весь обмен товарами и услугами производится через деньги, и всегда знаешь, кому, сколько и за что должен. А тут… Например, я понятия не имею, откуда в нашем доме берётся еда. Ни огорода здесь нет, ни курятника, ни коровника… А еда есть — и каждый день. Может, конечно, у Настеньки есть какая-то сказочная скатерть-самобранка для муки, яиц, молока, свежих овощей и всего прочего… Но что-то я в этом очень сомневаюсь, а спросить всё время забываю. В общем, как-то меня в последнее время не покидает чувство, что уже кому-то что-то должен, только без понятия — кому, что, за что и сколько.

До Священного Леса я дошёл без приключений. Там ещё побродил по лесным тропам и между ними часа два, а потом всё же пристроился под деревом на магическую подзарядку.

Странная у них всё же здесь магия. Мне порой кажется, что она тебе заодно и мозги прочищает. Через полчаса бездельничанья под деревом и просчитывания моего маршрута в Эвенну меня вдруг осенило, что мне надо попросить у Настеньки собрать мне еды в дорогу. Причём дней так на шесть, если идти через Пожарище сразу на юг. Уходить я собрался пешком, а тут же кругом пустоши и пустыни… Мда… Похоже, завтра уйти у меня не выйдет. По крайней мере, раньше обеда в лучшем случае.

Не особо воодушевленный своим новым открытием, я всё же просидел ещё полчаса под деревом и пошёл выбираться из леса, чтобы успеть перехватить Настеньку до вечерней тренировки. Хотя и тут я не был уверен, стоит ли её расстраивать до тренировки.

Когда я пришёл домой, до её тренировки оставался ещё час, но ни её, ни её доспеха не было. Я вздохнул и пошёл собираться в дорогу. Правда, и тут меня ждал облом: до меня дошло, что сейчас лето и собирать мне особо ничего не надо, блин! Сменную одежду мне дадут в Мирте на постоялом дворе, если я им отдам свою постирать, а до этого переодеваться бесполезно — всё равно зайдешь в город видавшим виды путешественником. Еды у меня нет. Остаётся разве что воды во флягу налить. Налил и пошёл отлёживать бока теперь на лавке в гостиной, чтобы не пропустить приход этой неуловимой особы.

Настенька пришла домой только затемно, и тут меня осенило в третий раз за сегодня: раз на улице уже ночь, то говорить теперь мне придётся честно, юлить и отшучиваться уже не смогу… Но и всю правду я сказать не мог…

С мыслью «Как всё сложно-то!» я сел на лавке, как только услышал, как за Настенькой закрылась дверь, и встал, как только она зашла в гостиную.

Выглядела она очень уставшей, и я решил начать серьезный разговор с простого — обнял.

— Устала? — спросил я.

— Ага.

— Помочь разоружиться?

— Ага.

Я поснимал с неё все ее железяки и, подхватив на руки, отнёс к лавке и усадил себе на колени. Она закинула ножки на лавку и, устроившись на мне поудобнее, тихо сказала:

— Извини. Что-то у меня нет сил готовить ужин.

— Нестрашно, — искренне ответил я. — Я не голоден. Хочешь, я для тебя что-то приготовлю, если ты будешь мной руководить? А то я даже печь топить не умею.

— Есть у меня тоже сил нет, — вздохнула она.

— Отнести тебя в кровать?

— Угу.

«Похоже, все разговоры откладываются до завтра», — мысленно вздохнул я и понес её в спальню.

Но не успел я её положить на кровать, как меня тут же схватили за рукав.

— Не уходи, — попросила Настенька. — Побудешь со мной?

— Я и не собирался, — улыбнулся я и присел рядом, поглаживая её по волосам.

«В смысле, собирался, конечно, но точно не сейчас. В одиночестве за сегодня я уже достаточно насиделся».

— Мне кажется, ты скоро уйдешь, — тихо сказала она и неуверенно добавила. — Ты же возьмёшь меня с собой, правда?

— Проницательная ты моя, — добродушно улыбнулся я. — Возьму, но не сейчас. Сейчас мне надо уйти одному, но я обязательно вернусь сюда, домой…

«Марк, скажи уже это!!!» — опять орала на меня Совесть.

— И к тебе, — всё же выговорил я.

Вроде даже не так ужасно сопливо звучит… Но на второй такой подвиг меня точно не хватит!

— Иди, конечно… — спокойно ответила Настенька.

«Что значит „конечно“⁈ — возмутился я её простому ответу. — Я столько над этим ломал голову, а она взяла так просто и согласилась!»

Тем временем Настенька закончила свою мысль:

— Ты меня уже украл, куда я теперь денусь.

Настенька вздохнула, а потом резко села на кровати и, посмотрев на меня, строго проговорила:

— Но учти: я нетерпеливая! Пять лет ждать не буду!

«Какие ещё пять лет⁈ — мысленно возмутился я. — Я так долго не проживу, если с этим сейчас не разберусь!»

— Через месяц я точно за себя не ручаюсь! — грозно подытожила она.

— Понял, солнышко, — улыбнулся я и крепко её обнял. — У меня есть месяц.

Настенька снова вздохнула, но всё же обняла меня в ответ.

«Наверное, это значит, что я прощен и всё же можно уходить?» — с сомнением подумал я и погладил её по спине.

— Только у меня к тебе будет просьба, — прошептал ей на ушко я.

— Что ещё за просьба? — отстранилась от меня Настенька и недоверчиво посмотрела.

— Соберешь мне еды в дорогу? — улыбаясь, спросил я. — Дней на шесть.

— Ещё чего! — возмутилась она и, перестав меня обнимать, скрестила руки под грудью.

— На пять? — начал торговаться я, продолжая заискивающе улыбаться.

— Не-а, — Настенька показала мне язык и гордо отвернулась.

— На четыре? — не сдавался я.

— Хмпф, — лишь послышалось в ответ, и она даже на меня не посмотрела.

— Ну держись! — грозно пригрозил я ей и пошёл щекотать…

Через пять минут она от меня всё же сбежала, но на еду так и не согласилась. Догнать я её всё же попытался, но она заперлась в уборной и сказала, что не выйдет, пока я не пообещаю её больше не щекотать. Пообщаться я такого не мог, поэтому с горя ушёл спать — и без девушки, и без еды.

Не успел я уснуть, как меня бесцеремонно разбудили, затормошив за плечо и приговаривая на ухо:

— Просыпайся-просыпайся… Ты так просто от меня не отделаешься.

Я приоткрыл один глаз, понял, что ещё не утро и закрыл его обратно. Не люблю, когда меня будят посреди ночи. Но этот злостный нарушитель моего спокойствия на этом не остановился и всё продолжал меня тормошить… Но я тоже не собирался так просто расставаться со своим сном: сначала отмахнулся, потом отполз от края кровати, потом перевернулся на другой бок и накрыл голову подушкой, потом… Я так и не понял, как это произошло, но в моих объятьях оказалось нечто тёплое, приятное на ощупь и обнажённое, и спать тут же расхотелось.

— Что-то ты совсем не умеешь уговаривать, — тихо сказала Настенька, надо мной склонившись, и меня поцеловала.

«Это теперь так называется?» — промелькнуло у меня в голове, и я пошёл исправлять свою недальновидную ошибку…

Когда я проснулся утром, солнце уже было высоко и светило в окно, а мне было хорошо и безмятежно. Я глянул на Настеньку, до сих пор меня обнимающую и почему-то не сбежавшую на свою утреннюю тренировку, и снова подумал, что она — моё ласковое солнышко. С ней было так тепло и уютно, что никак иначе и не назовёшь. Мне даже показалось, будто она немного светится в лучах утреннего солнца.

«Если это был её коварный план, чтобы мне уходить расхотелось, — лениво подумал я, — то он однозначно сработал».

Уходить мне сейчас действительно никуда не хотелось, и все части моего «я» в кои-то веки были со мной солидарны.

Провалялся я так недолго — не удержался и полез обниматься, чем девушку, естественно, и разбудил. Но она вновь от меня не сбежала…

К полудню оказалось, что я был достаточно убедителен, и мне согласились напечь пирожков в дорогу, но при условии, что я никуда не ухожу до завтра. Согласился я незамедлительно, и через несколько часов заветные магические пирожки были готовы.

Под предлогом, что нам теперь нечем заняться, пока пирожки остывают, меня потащили гулять по Яренке и Лесу.

К моему удивлению, даже вечером Настенька не сбежала на свою тренировку, а вместо этого помогала мне собирать походную сумку. А когда нашла в боковом кармане бережно сложенную свою вышитую салфетку, так ещё и запрыгала от радости и повисла у меня на шее…

Сумку мы всё же собрали, но виснуть на мне от этого не перестали. Я всё не мог понять, это она меня так уговаривает не уходить или прощается, как навсегда? Потом всё же решил остановиться на более жизнерадостной мысли и подумал, что это она мне так хочет сказать, чтобы я возвращался побыстрее, потому что с ней хорошо.

Спать я пошёл пораньше, чтобы утром выйти на рассвете, но, как всегда в таких случаях, сон не шёл. Настенька лежала рядом и поглаживала меня по груди.

— Может, мне для тебя всё же попросить коня? — тихо спросила она.

— Я лучше пешком, — ответил я, а про себя подумал: «Не люблю просить».

— А с тобой точно нельзя? — грустно спросила Настенька. — Я тебе не помешаю, честно.

— Извини, нельзя. Не в этот раз.

— Я буду по тебе скучать, — совсем тихо сказала она.

— Я тоже, — тихо признался я и покрепче прижал её к себе.

«Вроде бы не дрожит и не всхлипывает. Уже неплохо», — на этой мысли я окончательно загрустил, но всё же менять своё решение не собирался.

Вскоре она всё же уснула, а я ещё промучился несколько часов, но тоже заснул.

Проснулся я до рассвета и тихо встал. Тихо оделся и тихо ушёл. Не знаю, спала ли в это время Настенька, но она меня не окликнула, а прощаться я не хотел. Не люблю я долгие слёзные прощания и проводы. Что угодно, но только не это. Это совсем уж выше всех моих душевных сил вместе взятых.