Темнело. Я набросил на плечи Жанне свою куртку, понимая, что от мокрой ткани мало толку. А Жанна безропотно в нее закуталась, понимая то же самое. Мы стояли рядом с одной из бетонных коробок, подпирая спинами стену с безветренной стороны. Я, Жанна и Элеонора.
Маша повела Юлю на вокзал. Она по-прежнему хромала, но из всех нас ей одной посчастливилось не искупаться в крови — чужой ли, собственной. Кроме того, деньги, хоть какие-то, тоже имелись лишь у нее.
— Вот дерьмо, — буркнула Элеонора, гипнотизируя свою вытянутую руку. Рука тряслась. — Если это навсегда, я… Я…
Она резко опустила руку и замолчала. Я кивнул на нее и, дождавшись от Жанны ответного кивка, отошел. Не знаю, о чем они говорили, и говорили ли вообще.
Брик, свесив ноги, сидел спиной ко мне на бортике. Не то просто смотрел в никуда, не то изучал рентгеновским зрением останки Пети Антонова, укутанные темнотой далеко внизу. Сесть рядом я не отважился, остановился.
Брик покосился на меня. Изо рта у него торчала дымящаяся сигарета. Он протянул мне пачку, я покачал головой. Ушибленная грудь все еще болела так, что я старался глубоко дышать.
— Что, бросил? — Брик отвернулся, убрал в карман пачку. — Давно?
— С час назад, — сказал я. — Навсегда.
Брик кивнул:
— Хорошо. Хоть какая-то польза от всего. Хоть кому-то.
— Мы девчонку спасли, — напомнил я.
Брик меня, кажется, не слышал.
— Как ты десять лет с этим жил? — спросил он тихо. — Десять лет! И не предпринял ничего…
Я не сразу понял, о чем он говорит, а когда понял, то чуть не рассмеялся — показалось глупой шуткой. Но Брик не шутил. Больше того, он чуть не плакал.
— Я был ребенком, — пояснил я. — В детстве такие вещи переносятся легче.
— Да, я только что имел удовольствие видеть наглядное подтверждение твоих слов.
Я пожал плечами:
— Может, дети нынче слабые. А может, наоборот, сильные. Знаешь, сколько раз я думал о самоубийстве?
— Семнадцать раз.
Я закашлялся. Брик улыбнулся, правда, без особого веселья:
— Борис в отключке, скоро очнется, но пока… Извини, это машинально. — И тут же сменил тему, тон: — Я так не смогу. Я не выдержу и попытаюсь изменить…
— Слушай, — перебил я, — а почему бы тебе не изменить свое сознание?
Он вздрогнул, уронил сигарету и вытаращился на меня:
— То есть, как?
— Есть чувство, которое осложняет тебе жизнь. Так в чем проблема? Возьми и отключи, ты же знаешь, как.
Лицо его исказилось от ужаса.
— Кем же я тогда стану?..
— А кем она станет? Задумался, наконец? — Я придвинулся к нему, сжал рукой плечо. — Ты ведь чувствуешь, как ей сейчас погано, потому и ушел. И пока ты все делаешь правильно. Завтра Эля уедет домой, и все закончится.
Брик нехорошо усмехнулся:
— Одна ночь многое может изменить…
— Не дам я тебе этой ночи.
— Что, опять будешь спасать людей от самих себя?
— Нет. От тебя. — Я, вздрагивая от боли, набрал полную грудь воздуха. — Ты не человек. Любое человеческое чувство у тебя — извращенное. Больше я этому потакать не стану. Юля — единственное исключение, лишь потому, что я верю: встреча с тобой для нее — меньшее зло, чем с этим. — Я посмотрел вниз.
Брик отвернулся.
Мы спустились вниз. Как раз вернулась Маша с пятилитровой бутылкой воды. Кое-как умылись. Жанна скинула водолазку и наглухо застегнула мою куртку. Брик уставился на окровавленную тряпку, и она вспыхнула под его взглядом, осветив алым безжизненные стены здания. Брик покачнулся, но выстоял.
— Нужна еда, — сказал он. Подумав, добавил: — И сон.
Я не знал, что он творил с нашими головами, пока Борис был «в отключке». Не помню, как мы вышли с огороженной территории, как все вместе оказались в «Крузере». Почему-то я сидел на пассажирском сиденье, и меня тошнило от запаха сигарет, которые безостановочно курил Брик.
Помню, как очнулся и обнаружил Брика за рулем.
— Ты… Забыл включить передачу, — промямлил я, боясь, что сейчас меня вырвет.
— Не забыл. — Брик постучал пальцем по рычагу, стоящему в положении «N». — Мне так удобнее. Не надо брать в расчет скорость реакции двигателя и трансмиссии. Я и ключ-то повернул потому, что без него руль плохо крутится.
— А что, на телекинез много сил не надо?
— Не очень. Если зайти со стороны кварков.
Голова заболела сильнее, но я повернулся и посмотрел назад. Жанна сидела посередине, встретив мой взгляд, улыбнулась. Маша смотрела в окно, а Эля закрыла глаза.
— Все нормально? — спросил я.
— Все хорошо, — отозвалась Жанна.
— Спи, — сказал Брик. — Я помню, о чем мы говорили.
В сон я провалился тотчас же. А следующая вспышка сознания пришлась на погруженный в темноту двор гостинки. Жанна дергала меня за руку.
— Иди, — сказал Брик, все так же глядя вперед, словно продолжал в мыслях гнать внедорожник силой мысли по дорогам, серым и безразличным, как небеса.
— А ты?
— Посплю здесь. Там не так много места. А я хочу побыть один.
Повернув голову, он сверкнул синевой глаз. Меня тянула за рукав Жанна.
— А что потом? — спросил я.
— Вернусь назад. Начну с начала. Люди не исчезают бесследно. Вместо нескольких дней эта проблема займет несколько недель, месяцев или лет.
— Пообещай, что не уедешь один.
— Много для тебя значит мое обещание! — фыркнул Брик.
— Пообещай.
— Что тебе я? Я думал, ты хочешь уйти, теперь, когда у тебя снова есть семья. Уйти и забыть про все, что может быть для нее угрозой.
Я с трудом повернул гудящую голову и посмотрел в глаза Жанны. Увидел две тени за ее спиной — Маша и Эля ждали. Жанна кивнула, видимо, соглашаясь с чем-то, что прочла в моих глазах.
— Завтра утром все обсудим, — сказал я. — Пообещай…
— Хорошо, Дима! — Брик поднял правую ладонь. — Клянусь, без тебя я в Назарово не уеду. А теперь сделай одолжение, оставь меня хоть на одну ночь.
Кивнув, я уступил Жанне, позволил ей помочь мне вылезти на пронизывающий ветер. Мы поравнялись с Машей и Элей. У последней в руке толстый пакет из супермаркета — похоже, я проспал остановку.
— Предлагаю, — сказала Элеонора, — сегодня вечером сыграть в молчанку на деньги. А все разговоры, слезы, скандалы, примирения и прочую пургу оставить на утро.
Мы поддержали идею молчанием.
Конец первого тома.
Том 2: https://author.today/work/20511