Последний звонок. Том 1

Глава 6

Родной поселок совсем не изменился. Разве что на подъездах появились металлические двери, да в здании рядом с моим домом открылся настоящий супермаркет.

Ах да, еще изменилась школа. Поступая на заочное обучение в педагогический университет, постигая методики преподавания, я готовился к тому, чтобы вернуться в этот ад. Помочь детям, подросткам, увязшим в болоте. Показать путь к свету, протянуть руку помощи.

Каково же было мое удивление, когда я увидел: в школе стало… светло. Оставшиеся в памяти серые и мрачные коридоры исчезли. В окна светило солнце, учителя и ученики смеялись и улыбались. Жизнь в школе кипела, работали кружки и клубы, и за год учительства я смог найти только одного человека, которому нужна была помощь. Поистине, время — мутное стекло…

Мы с Жанной поднялись домой переодеться. Все та же квартира, в которой прошла половина моей жизни. Переезжая из Красноярска, мы планировали жить в однокомнатной квартире, которую в рассрочку без банка готовы были продать семейные знакомые. Но потом мои родители решили, что ребенку нужна отдельная комната, и все переигралось. Результат озадачивал. Ежемесячные взносы за однокомнатную квартиру делал я, жили мы с Жанной в двушке, а Костик не вылезал от дедушки с бабушкой.

— Ну, пошли! — вздохнула Жанна, выходя из комнаты.

В джинсах и майке она чувствовала себя куда свободнее, чем в платье. Между нами будто исчезла некая преграда. Держась за руки, как влюбленные подростки, мы спустились по подъездной лестнице, вышли на улицу под писк электронного замка.

Небо чуть-чуть разъяснилось. Может, завтра и солнце выглянет? Пора, а то весна нынче как-то не задалась.

— Слушай! — Жанна дернула меня за руку на углу дома. — Загадываю желание: если вдруг Костика не заберем — сходим ночью на плотину?

— Желание? — улыбнулся я.

— Ага. Я — Звездочка, я к тебе, вот, упала. Имею право загадать желание?

— Имеешь, конечно. — Я увлек ее за собой. — Только вот Костика лучше бы забрать. Я уже начинаю забывать, кто его настоящие родители.

— Да ладно тебе. Бабушки с дедушками всегда похищают детей и жестоко балуют. Пушкин, вон, вообще родителей не видел, и ничего, человеком вырос.

— Так с ним не бабушка сидела, а няня.

— Да какая разница? Старушка ведь. А старушкам по фигу, кого баловать, своих или чужих.

Мы шли по дороге, ведущей к школе — кратчайший путь — как вдруг я споткнулся. Навстречу шла и не собиралась сворачивать знакомая фигурка. Какого дьявола она идет из школы в половине пятого вечера? Ах, да, репетиции Последнего звонка. Как будто ей до них дело есть.

— Давай зайдем в магазин. — Я подтолкнул Жанну в сторону.

— Зачем? — уперлась она.

— Ну, тортик, что ли, возьмем.

— Мы просто идем забрать сына.

— Так можно ведь не с пустыми руками зайти. Родителям приятно будет.

Я сам зашел в магазин и затащил Жанну. Юля была еще далеко, и, наверное, мой маневр не походил на бегство. Только я-то все равно знал, что это — бегство. Знала и Жанна. Под равнодушными взглядами трех пенсионерок в очереди на кассу, она поняла, что в очередной раз проиграла.

— Может, вообще меня в кладовке держать будешь? — Жанна отошла к дальней витрине, прежде чем я успел возразить.

Там она стояла, пока я покупал этот чертов тортик. И только когда повернулся к выходу, нехотя приблизилась. За руки мы больше не держались, но к дверям подошли вместе. А на пороге одновременно застыли.

— Здравствуйте, Дмитрий Владимирович. — Юля глядела на меня неповторимым холодно-насмешливым взглядом. — Здравствуйте, жена Дмитрия Владимировича.

— Здравствуй, — хрипло ответил я. — А ты тут…

— Я с репетиции. Хлеба хочу купить. Можно?

Я шагнул в сторону, потянул за собой Жанну. Хлеба купить… Конечно, именно здесь. Не в соседнем с ней доме, где такой же магазин, а здесь. Сейчас. Тут ведь самый лучший хлеб во всем поселке, а к половине пятого вечера он как раз остывает до идеальной температуры.

— Спасибо. — Юля кивнула, но вложила в движение столько подобострастия, что казалось, будто кланяется.

Скрылась за дверью магазина, а мы, наконец, вышли.

Жанна молчала. Ненавижу это ее молчание. Завидую мужу Элеоноры: уж он-то с такой бедой явно не сталкивается. Если Элю что-то не устраивает, об этом знают все в радиусе километра. Впрочем… Оказавшись на месте Жанны хотя бы раз, Эля бы сразу помахала мне ручкой на прощание.

Мне бы что-нибудь сказать, извиниться за дурацкое поведение, но что тут скажешь? Что я чувствую себя виноватым перед дочерью Брика и не хочу гордо выставлять перед ней напоказ свою полноценную и счастливую семью? Ложь, которую я себе повторяю постоянно, в которую не верю сам, и уж подавно не поверит Жанна.

Возле подъездной двери мы остановились, не решаясь войти, занести внутрь то, что тяготило обоих.

— Я бы еще поняла, если бы ты с ней спал.

У меня перехватило дыхание. За все годы, что мы вместе, в разговоре впервые всплыла она.

— Хочешь сказать, было бы лучше, если бы я тебе изменял?

— Я не сказала «лучше»! — Жанна повысила голос, но все еще избегала на меня смотреть. Глаза ее изучали серую, с пятнами ржавчины дверь. — Просто это я бы поняла. А того, что сейчас, не понимаю.

Это «не понимаю» прозвучало как у ребенка — с обидой, с отчаянием. Мне захотелось ее обнять и утешить, но момент неподходящий.

— Такое чувство, как будто бы она тебя погулять отпустила, а ты теперь дрожишь от страха: вдруг домой позовет.

Прежде чем разум успел вмешаться, сработал древнейший инстинкт: «нападают — защищайся»:

— А с кем ты сегодня переписывалась?

Я прикусил язык. Поздно. Жанна вздрогнула.

— Ни с к… — оборвала себя на полуслове. Лихорадочный румянец сменился бледностью. Но все-таки Жанна подняла на меня взгляд: — С Петей. Антоновым. Помнишь такого?

Как будто табуретку из-под ног выбили. Одного мига хватило, чтобы минувшие годы растаяли, как дым. Я вновь стал забитым школьником, вновь смотрел, как Жанна уходит из школы с Петей, старостой класса. Мне даже показалось, что рядом со мной стоит Брик, я услышал его скрипучий голос: «Мерзкий тип, да?»

Я вдавил три кнопки кодового замка, словно поставил в конце разговора многоточие.

На второй этаж мы поднялись с такой скоростью, словно несли на плечах гроб. Не надо было возвращаться в Назарово, не надо было даже думать об этом. Там, в Красноярске, кроме нас не существовало никого. Мы были одни посреди огромного города, кишащего людьми, но не были одиноки. А здесь, в этом крохотном городишке, в нашу жизнь влезло столько людей, что мы, кажется, круглые сутки проводили под прицелом чужих внимательных глаз.

Возле обитой грязно-красным дерматином двери постояли, переглядываясь.

— Хочешь уехать? — тихо спросил я.

Жанна покачала головой — «нет». Но сказала:

— Очень хочу. Только смысла нет. Ты можешь уехать из Назарово, но Назарово придет за тобой в самый неожиданный момент, вцепится своими щупальцами и высосет всю душу.

Помолчав, она добавила:

— Этому блядскому городишке нужна кровь. Иначе он высохнет и подохнет, как старый вампир.

Я чуть ли не впервые услышал, как Жанна ругается матом, и не нашелся с ответом. Она и не ждала — постучала в дверь. Приближающиеся шаги, поскрипывание половиц…

Я чувствую эти щупальца, о которых говорит Жанна. Когда-то давно я сумел перерубить их, все до единого, и вырваться на свободу, унося с собой лишь одну фразу, сказанную Маленьким Принцем: «Ты можешь идти один». И я шел, не прося никого о помощи. Все было прекрасно до тех пор, пока я не решил, что стал достаточно сильным, чтобы, наоборот, помочь тем, кто не может один. И вот — меня сжали щупальца, а перерубить их второй раз — рука не поднимается. Ведь кровь потечет из людей, которые ни в чем не виноваты.