Последний звонок. Том 1

Глава 36 Жанна

Из дома я вышла, полная решимости забрать Костика у Диминых родителей, но пока шла — задумалась: а для чего мне, собственно, его забирать? Чтобы, утонув в горьких мыслях, пропускать мимо ушей половину вопросов? Раздражаться от того, что сын не хочет есть суп вместо бабушкиных пирожков и засыпать, не таращась в телевизор? И что я отвечу, когда он спросит: «Где папа?»

Вывод напрашивался сам собой — присутствие Костика в нашей с Димой квартире нужно не Костику. Это нужно мне — чтобы доказать самой себе, что я кому-то нужна. Я ведь даже работу в сентябре не стала искать, чтобы не запихивать сына в детский сад: решили с Димой, что этот год перетопчемся, а потом сразу в школу пойдем. В итоге большую часть времени Костик проводит у бабушки с дедушкой. Неудивительно, что свекровь на меня косится. Хотя, конечно, косилась бы она в любом случае…

— Ни с места! — Меня схватили сзади за руки. — Стоять-бояться, шаг вправо, шаг влево — побег, прыжок на месте — провокация!

— Не смешно. — Я повела плечами, высвобождаясь.

Могла бы и сама догадаться, к чему приведет игнор Элеонориных звонков. Было бы странно, если бы привел к решению оставить меня в покое: Эля не из тех, кого можно безнаказанно не замечать.

— Чего тебе?

— Это вместо «Привет, я тоже рада тебя видеть!» — посетовала Элеонора. — Ничего мне. Просто в гости решила зайти, а ты трубку не берешь. Я и думаю — может, звук отключила, не слышишь? Или спишь? А я все равно тут недалеко оказалась.

— Эль. — Врет Элеонора так же легко, как дышит, и никаких угрызений совести при этом не испытывает. Я не ее карму сейчас пожалела, а собственные уши. — Если и есть в городе человек, который не знает, какое шоу устроила на Последнем звонке добрая девочка Юля, спорю на что угодно, что это не ты! Не надо мне устраивать «у вас проблемы, хотите поговорить об этом», ладно? Я не хочу ничего обсуждать.

— Ну и дура, — объявила Элеонора. Встала передо мной, уперев руки в бока. — А ты далеко собралась, кстати?

— К Диминым ро… Просто гуляю.

— А-а-а.

Вот как ей это удается? Наверняка поняла, что я собиралась за Костиком. И что передумала за ним идти, — тоже поняла.

— А давай в другую сторону гулять? — Эля схватила меня под локоть и решительно поволокла обратно.

Отбиваться бесполезно. Если Элеонора решила осчастливить кого-то своим присутствием — не родился человек, который сумеет отбрыкаться.

Дома я, ненавидя себя, украдкой проверила телефон — ни пропущенных звонков, ни сообщений. Хотя бы просто «Я добрался. Извини» — ну неужели сложно было написать?

— Тишина? — Эля в ванной мыла руки. Манипуляций с телефоном не видела и видеть не могла.

— О чем ты? — Я убрала телефон, прошла на кухню.

— Не «о чем», а «о ком». — Эля вошла вслед за мной, присела к столу. — О Димочке любимом, ясное дело! Что — уехал и не звонит, не пишет? А знаешь, почему?

— Знаешь, судя по всему, ты. — Я села напротив. — И тебе жуть как не терпится поделиться.

— Вот, охереваю я с тебя, — восхитилась Эля. — Открой секрет — чем ширяться надо, чтоб настолько все пофиг было? И куда мужик свалил, и с кем свалил, и когда приедет…

— От того, что я буду психовать, все равно ничего не изменится.

— Изменится!

— Что?

— У меня комплекс неполноценности пропадет. — Эля побарабанила пальцами по столу. — И что тебе твой Димочка наплел? Куда это он так резво рванул?

— В Красноярск. С… — Я запнулась. — С Борисом. — Дима и сам запинался, произнося это имя. Никак, видимо, не мог привыкнуть к тому, что тот — не Маленький Принц. И даже не Борис, по большому-то счету. Так, остатки человека.

— Зачем?

— Эль. — Я вздохнула. — Ну хватит дурака валять! А то не знаешь, зачем. В смысле, за кем… Да, я была против. Да, мы поругались. И на сей раз, похоже, окончательно. Ты это хочешь услышать?

— Я узнать хочу. Он и Машеньку с собой захватил с твоего одобрения?

У меня получилось не вздрогнуть. Кажется.

— Да.

— Врешь ты бездарно, — объявила Элеонора. — Я в детском саду и то круче умела. Обращайся, научу… Хотя, честно говоря, перспектив особых не вижу. — Она встала, заглянула в холодильник. Вытащила початую бутылку вина, открытую то ли месяц, то ли два назад — мы с Димкой те еще пьяницы. — Выпьем, подруженька? С горя-то? Или все-таки делом займемся?

— Каким?

— Догоним твоего благоверного и мордой об капот приложим! Чтоб за собственным дитем приглядывал, а не за чужими гонялся, в компании с бывшей. — Эля бросила бутылку обратно, хлопнула дверцей холодильника. — Собирайся. Поехали.

— Никуда я не поеду. — Я встала, взяла чайник. Открыла кран. — Чай будешь?

— О-о-й, ду-ура… — Эля уселась за стол. Облокотилась, голову сложила на сцепленные руки. Участливо, как на душевнобольную, посмотрела на меня. — Вот в кого ты такая дура, а? Мужика из-под носа уводят — а ей и дела нет. Верит она Димочке!

— Эля. — Я грохнула чайник на подставку. — Сейчас неважно, верю я ему или нет. И не надо на меня так смотреть! Я его знаю, понимаешь? Иногда мне кажется, что лучше, чем он сам себя знает. И если Димка решит, что Маше он нужнее, чем мне — не ему с ней лучше, чем со мной, а ей нужнее, понимаешь? — он уйдет. Он не будет метаться, врать Маше, что вот-вот со мной разведется, а мне — что на работе задерживается. Просто уйдет, и все. И знаешь, что? Если решит свалить — пусть катится! Лучше так. Лучше хоть какое-то решение, чем тот подвес, в котором я по его милости год болтаюсь! Ты бы знала, в каком аду мы живем с того дня как сюда переехали.

Ту встречу в магазине я до сих пор помню. Машу ведь сначала даже не увидела — она не из тех, на кого внимание обращаешь. И я бы не обратила — если б не ее дочь. Вот эта самая шизанутая Юля. Как впилась тогда глазами в нас с Димкой — будто рентгеновским аппаратом просветила. И все у нас с того дня кувырком пошло…

Элеонора отвела взгляд. На мгновение, не больше. Но мне было достаточно, чтобы понять — все она про наши беды знает. Только притворяться умеет лучше, чем я.

— Так тем более! — Элеонора треснула обеими ладонями по столу. — Нечего тут сидеть и терзаться! Поехали. Я своему сказала, что в Красноярск уезжаю. Тебя к врачу везу.

— К какому?

— К зубному! Протезы ставить. А то кусаться нечем будет, когда Димочка вернется. — Элеонора вскочила. — Собирайся. Догоним их, поговорите и…

— Нет. — Я прислонилась к столу и даже в столешницу вцепилась. — Никуда я не поеду. Если Димка хочет вместо собственного сына с чужой шизанутой девкой возиться — флаг ему в руки. Глядишь, переедет к Маше и меня в покое оставит наконец. Ты бы знала, как он мне надоел со своими закидонами! То книжку эту дурацкую писал — ночами не спал, наизнанку в ней вывернулся и меня заодно вывернул. То — бабах! — решил в педагогический поступать. То прицепился — давай в Назарово вернемся… Зашибись вернулись! В общем, не поеду. И не уговаривай.

— Ты… — Элеонора набрала воздуха в грудь. Что собиралась сказать, я догадывалась, но так и не узнала. В дверь позвонили. — Ты… — поперхнулась Элеонора. — Кого там принесло?

— Да кого б ни принесло. Гостей не жду. — Я пошла к двери, уверенная почему-то, что увижу свекровь. Открыла. — Ой… здравствуйте.

Не сразу вспомнила, что директрису зовут Инна Валерьевна. А она на приветствие не ответила. И моему разгневанному лицу не удивилась. И вообще выглядела странно.

Прическа, в школьные времена представлявшаяся мне чем-то вроде сторожевой башни — такая же несокрушимая — сбита набок. Старомодная сережка с изумрудом осталась в одном ухе. Блузка выглядела так, будто ее отжали в стиральной машине, не стирая. Юбка перекрутилась, боковой шов красовался спереди. По колготине на правой ноге поползла широченная стрелка. А запах от этой дамы… ух. В подворотнях так не воняет.

— Я к Дмитрию Владимировичу, — севшим, будто сутки напролет песни орала, голосом объявила директриса. Потянулась ко мне, словно пытаясь обнюхать.

Я отстранилась:

— Что с вами?

— Закрыл, — изучив меня, непонятно сообщила директриса. И, похоже, тут же потеряла ко мне всякий интерес. Уверенно, как к себе домой, зашла в квартиру.

— Кто закрыл? — Я обалдела еще больше. — Что?

— Где Дмитрий Владимирович? — Кажется, мои вопросы интересовали директрису не больше, чем я сама.

— Он… уехал.

— Куда? — Директриса направилась прямиком на кухню.

— По делам. — Я опомнилась. Какая бы ты ни была начальница, и какое там личное горе тебя ни постигло — я вспомнила, Дима говорил, что у Инны Валерьевны вчера умер муж, — это не повод так бесцеремонно в чужое жилье вламываться. — Что вам нужно?!

— Вот интересно, кстати? — Вставшая в дверях кухни Элеонора скрестила руки на груди. — Вам русским языком сказали — Дмитрия Владимировича нет! Если с обыском, то ордер предъявите. Только сначала юбочку поправьте. И, это… — Она ткнула пальцем в сбившуюся набок башню на голове директрисы. — Вы, извиняюсь, сколько дней голову не мыли?

— Ты знаешь, где он, — объявила директриса, глядя на Элеонору.

— Психиатр-то? — обрадовалась Эля. — Да еще б не знала! Димочка с недомерком… ой, с лучшим другом, то есть, в те края дорожку давно протоптал! Жанн, вызывай «скорую». Чую — сейчас нас с ветерком прокатят… И полицию заодно — психи, говорят, в период обострений опасные. А которые директора школ, тех вообще сразу изолировать надо. У них еще и профессиональная деформация.

Я поморщилась:

— Слушай, перестань! Видишь же, не в себе человек. — Взяла телефон, пытаясь сообразить: достаточно ли просто набрать 02, или есть какой-то специальный номер.

— Не могли бы вы подвезти меня до дома? — светски осведомилась меж тем директриса. Она обращалась к Элеоноре. — Вы ведь на машине? А я очень устала. С утра на ногах.

Я представила, что сейчас прилетит в ответ бедной свихнувшейся тетке, и захотелось зажмуриться.

— Эля…

— Конечно, — пару секунд спустя тем же светским тоном, но каким-то не своим, придушенным голосом отозвалась Элеонора. — Я вас подвезу.

И спокойно пошла к двери. По-прежнему держа руки скрещенными на груди.

Директриса, грохая каблуками туфель, поспешила за ней. Я, совершенно обалдевшая — за директрисой.

— Эля… С тобой все нормально?

— Да. — Голос Элеоноры по-прежнему звучал так, будто ее душат. Ко мне она не повернулась, шагнула через порог. — Со мной все хорошо. Я отвезу Инну Валерьевну домой.

— Прямо в тапочках поедешь? — уточнила я. — И сумку не возьмешь?

— Ах, да. Забыла.

Эля вернулась. Сняла тапочки и принялась напяливать туфли.

— Это мои туфли. — Я подтолкнула Элины. — Твои — вот.

— Ах, и правда. Какая я сегодня рассеянная.

Элеонора переобулась, попытавшись перепутать левую и правую туфли. Я машинально помогла — мне по-прежнему ничего так не хотелось, как избавиться от общества Элеоноры и вообще кого бы то ни было. Директриса тоже нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Я попыталась поймать Элеонорин взгляд — очень уж странно подруга себя вела — ожидая увидеть в нем насмешку, ехидство, раздражение моей и Диминой бестолковостью — что угодно, привычную Элеонору! — и отшатнулась. Глаза встретились с безмятежностью домохозяйки из рекламного ролика: купила женщина правильный стиральный порошок и все проблемы решила разом.

Дима в критических ситуациях соображает быстро. Элю он еще на пороге за шиворот поймал бы — увидев, что она в туфлях путается. А я в таких ситуациях туплю. Самоотстраняюсь, смотрю будто со стороны, и только потом — как правило, запоздало — понимаю, что это вообще было.

Вот и сейчас я включилась, лишь позволив Элеоноре с директрисой выйти из подъезда и наблюдая в окно, как они идут к машине.

Эля спину держала прямо, будто солдат на плацу, а ноги ее на высоких каблуках то и дело подворачивались. Сумку несла за длинный ремень — вместо того, чтобы повесить на плечо, — и та едва не шваркала по асфальту. Со стороны Элеонора выглядела неудачной копией директрисы. Та тоже шагала, будто сваи заколачивала, но хотя бы с каблуков не сбивалась.

Как Элька за руль-то сядет в таком состоянии? — запоздало дошло до меня. И куда директрису завезет — тетка ведь явно не в себе?

С такой скоростью я не носилась по лестнице никогда.