Грохот прекратился, и на смену ему прилетела трель звонка. Я оглядел комнату в поисках хоть чего-нибудь, что могло сойти за оружие, но самое опасное, что нашел, оказалось Бриком.
— Что делать?
Я старался не замечать перепуганного взгляда Маши, которая искала защиты у меня. Где-то в глубине души мне очень хотелось оправдать доверие, но разум не оставлял камня на камне от нелепых надежд: против того, что там, за дверью, я не смогу сделать ничего.
Брик, сдвинув брови, беззвучно шевелит губами, будто что-то просчитывая. Наконец, кивнул и посмотрел на Машу:
— Двадцать пять приседаний очень быстро, вопросы задашь потом, как закончишь — иди открывай, Дима, ты — следом, можешь тоже присесть десять раз.
— А ты? — спросил я. — Погоди. Что значит, «открывай»? И что за чушь с…
— Заткнись, — оборвал Брик. — Маша, хватит таращиться! Если хоть немного хочешь пережить эту встречу и продлить жизнь своей дочери — сделай быстро двадцать пять приседаний и иди открывать.
Маша выскочила из комнаты. Видимо, делать приседания в халате рядом с нами ей не хотелось. Брик повернулся ко мне:
— Ты — разуйся, ботинки осторожно поставь у входа. Расстегни воротник рубашки. Никакой агрессии. Захочет войти — пусть войдет. Говорить будешь следующее…
Выслушать его я постарался без эмоций. Лишь одно меня смутило:
— А если оно прочитает мои мысли?
— Я заблокировал ваши мысли от чтения.
В дверном проеме появилась Маша с лицом, раскрасневшимся от приседаний. Брик молча щелкнул пальцами и показал на дверь. После чего остановил спиннер и, взяв с письменного стола свою кружку, спокойно отхлебнул.
Тишину разорвала очередная трель, следом вновь загрохотала железная дверь. Я на цыпочках выскользнул в прихожую вслед за Машей, поставил ботинки у двери. Маша оглянулась на меня в поисках поддержки. Я кивнул и прошептал:
— Подтверждай все, что я скажу!
Она отодвинула засов и толкнула дверь.
Первым делом я испытал разочарование. Воображение нарисовало мне черт знает что в духе Лавкрафта, но вместо этого я увидел знакомое лицо Инны Валерьевны. А она, в свою очередь, увидела покрасневшую и тяжело дышащую Марию Вениаминовну и меня, Дмитрия Владимировича, глядящего с плохо скрытым испугом.
Потребовалось время, чтобы до всех троих дошло в полной мере, что означает эта сцена.
— Я так понимаю, Юлии Шибаевой дома нет, — сказала директриса, глядя поверх очков.
Совершенно не фантастический вид женщины подействовал и на Машу. Она отделалась от испуга и, как я смог заметить даже стоя позади, покраснела еще гуще.
— Вы… Вы неправильно поняли, мы вовсе не…
Инна Валерьевна остановила ее взмахом руки и брезгливой гримасой, как будто она, вся в шелках, шла на званый вечер, а навстречу ей попался хромой сифилитик, моля подать копеечку. Все это было до такой степени в духе настоящей Инны Валерьевны, что я поневоле задумался, а не перестраховался ли Брик.
— Меня ни в малейшей степени не интересуют ваши отношения. Я пришла по другому поводу. Позволите зайти?
Вопрос был риторическим. Инна Валерьевна вошла, не дожидаясь разрешения. Мы с Машей расступились перед ней. Директриса сбросила туфли, шумно втянула воздух ноздрями, будто пытаясь взять след, и пошла к дальней комнате — той самой, в которой когда-то проходили уроки танцев. В черной юбке и белой блузке она напоминала бы школьницу, если б не чрезмерно грузная фигура. Да и сумочка, висящая на плече, выглядела старомодно.
— Пару месяцев назад, — говорила директриса, не оборачиваясь, — различные ВУЗы Красноярска и Новосибирска проводили тесты. Юлия Шибаева прошла некоторые из них.
Инна Валерьевна вошла в комнату и практически сразу вышла. Направилась во вторую, ту, где оставался Брик.
— Постойте! — вырвалось у меня.
Надменный взгляд поверх очков, но она остановилась.
— Сегодня я получила ответы, — произнесла Инна Валерьевна, глядя мне в глаза, и перевела взгляд на Машу: — Результаты, показанные вашей дочерью, заинтересовали институт информатики и телекоммуникаций аэрокосмического университета. Дело, конечно, не мое, но если мое мнение имеет хоть какой-то вес, то я бы посоветовала не упускать такой шанс.
— Можно посмотреть бумаги? — спросил я.
Инна Валерьевна, уже сделавшая шаг к комнате, вновь остановилась и ощутимо замялась.
— С собой их у меня нет. Они у меня дома.
— Поверить не могу! — Я всплеснул руками. — Из аэрокосмического университета? Вы уверены?
Инна Валерьевна метнула на меня еще один презрительный взгляд:
— Да, молодой человек, уверена. Так написано на эмблеме университета, трудно перепутать.
Когда она вошла в комнату, я на секунду зажмурился. Но оттуда не донеслось ни криков, ни ударов, ни взрывов. Инна Валерьевна, кажется, прошла до окна, развернулась и вышла. Сверкнув на нас стеклами очков, направилась в кухню. Маша посмотрела на меня:
— Она серьезно?
— А зачем ей врать? — пожал я плечами. — Знаешь, похоже, Юля сорвала джек-пот. Я всегда знал, что русский и литература ей особо не пригодятся.
Маша выглядела озадаченной, а я внезапно успокоился, уверившись в том, что Инна Валерьевна лжет. Нет, конечно, я мог представить, что институт информатики заинтересуется интеллектом Юли. Не мог только представить Юлю, проходящую их тесты. Не мог поверить, что директриса, придя сообщить такую приятную новость, не захватила с собой доказательств. И не мог не заметить, что говорит, пусть и ложь, настоящая Инна Валерьевна, а по дому ищейкой рыщет нечто иное. И уж подавно не мог поверить в то, что эта женщина только что пережила тяжелую утрату.
— Харон, — донеслось из кухни. — Что это может означать?
Я поспешил на голос. Инна Валерьевна замерла возле стола, свысока глядя на ноутбук. Пальцы левой руки ловко скользили по тачпаду.
— Смерть, смерть, смерть, — бормотала Инна Валерьевна. — Кто бы ни был этот человек, общение с ним не принесет Юле ничего хорошего. На вашем месте я бы обратила внимание. Ладно. — Она по-хозяйски захлопнула ноутбук и уселась на стул, на котором пятью минутами раньше сидел я. — Позвольте дать вам совет, Дмитрий Владимирович. Ставьте свое авто подальше. В таком месте как Бор трудно сохранить секрет.
— Трудно, — кивнул я, доставая сигарету из пачки в нагрудном кармане. — Но вы ведь мне поможете, так?
— Я? — Кажется, Инна Валерьевна впервые удивилась.
— Не будете никому рассказывать о том, что здесь видели. Услуга за услугу.
— Интересно, — фыркнула директриса, — что за услугу можете оказать мне вы?
— Да мало ли. — Я прикурил сигарету и подошел к раковине, стряхивать пепел. — Вы теперь одна, без мужа. Иногда ведь требуется грубая мужская сила. Диван, например, старый выбросить, или еще что.
Лицо Инны Валерьевны перекосило. Глаза за стеклами очков сверкнули синим. Если бы сегодня я уже не видел этого побочного эффекта от «пробуждения силы», то, наверное, вздрогнул бы.
— Понятно. — Инна Валерьевна трижды кивнула. Вернее, уже не Инна Валерьевна. Директриса исчезла в тот же миг, когда захватившее ее существо поняло, что притворяться нет смысла. — Я сохраню тайну. Но мне нужна информация.
— Все, что угодно, — развел я руками.
В кухню вошла Маша. С осуждением взглянула на сигарету у меня в руке, но тут же перевела взгляд на Инну Валерьевну:
— Так насчет университета…
— Отец Юли — Борис Брик? — огорошила ее Инна Валерьевна.
— Вряд ли, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и уверенно. И сработало: Инна Валерьевна повернулась ко мне.
— Утром ты сказал… — начала она.
— Утром я сказал то, что должны знать все жители этого поселка, потому что это — не их дело. А сейчас я говорю то, что надо знать лично вам.
— Борис Брик…
— Точно могу сказать одно: к ней, — я кивнул в сторону Маши, — он и пальцем не притронулся, исключая танец. Да вы бы его видели в те годы! Метр с кепкой, пухлый… Хотя, вы его, конечно же, видели.
Инна Валерьевна смотрела на меня, и под этим пытливым взглядом мне сделалось не по себе. Отчасти потому, что я не находил в нем ничего похожего на взгляд Разрушителя. Шестнадцать лет назад, глядя на меня, Разрушитель хотел одного: найти и уничтожить. Сейчас же то, что устроилось в голове у Инны Валерьевны, кропотливо собирало информацию. Возможно, это из-за того, что Брик назвал «симбиозом»?
Прежде чем она повернулась к замершей с приоткрытым ртом Маше, я добавил:
— Я отец Юли. Понятия не имею, что у вас тут за дела, и знать не хочу, но если вас интересуют возможные потомки Брика… — Затягиваясь в последний раз, я покачал головой.
Взгляд Инны Валерьевны переметнулся к Маше:
— Это действительно так? Вы можете сказать, кто отец вашей дочери, Мария Вениаминовна?
Секундное колебание, и Маша кивнула. Посмотрела на меня:
— Он. Дим… Дмитрий. Владимирович.
Инна Валерьевна вскочила со стула, сжав кулаки. Казалось, сейчас бросится в драку, но ограничилась возгласом:
— Это немыслимо! Ваши мысли… Ваши мысли по примитивизму не уступают мыслям животных! Ничего там нет, помимо того, что вы говорите. Пустота! Как на Земле может быть какой-то прогресс, если такие, как вы, производят потомство? Занимаются обучением и воспитанием детей?
— Да ладно. — Я включил воду тонкой струйкой и, тщательно погасив окурок, отправил его в мусорное ведро. — Это просто поселок Бор. Кого вообще волнует, что здесь происходит?
— Меня, — отрезала Инна Валерьевна. — Я буду ставить вопрос о вашем увольнении.
— Не вопрос, я как раз хотел занести вам заявление, — улыбнулся я. — Мы переезжаем в Красноярск. Все решено.
— Н-да? — В голосе Инны Валерьевны прорезался сарказм. — А здесь что происходит? Трогательное прощание? И где, в конце концов, Юля? Я бы хотела ее увидеть.
— Я бы тоже, — вздохнул я. — Но мы с ней сегодня немного повздорили на репетиции, и она куда-то убежала. Здесь ее нет, увы.
— Видела я ваше «увы»! — продолжала кипятиться Инна Валерьевна, расстроенная нашей безнравственность. — Мария Вениаминовна, вас не затруднит позвонить дочери?
Маша, наконец, пришла в себя. Решительно сложив руки на груди, она сказала:
— Уже звонили. «Аппарат вызываемого абонента…»
— Перезвоните при мне! — Инна Валерьевна топнула ногой, и вместе с ударом отчего-то послышалось хлюпанье. Маша опустила голову, и ее брови в изумлении поднялись вверх:
— Инна Валерьевна, вы… обмочились?
— Это не имеет никакого значения, — прошипела, краснея, Инна Валерьевна. — Да, мне еще трудно контролировать все аспекты бытия этого организма. Но мне нужен результат по Юле! Я не могу отработать сразу все версии. В СибГАУ ждут ответ! Если в течение нескольких дней она не… Почему… Позвоните ей!
Казалось, у Инны Валерьевны сейчас взорвется голова. Глядя на ее багровое лицо, я вспомнил, что она гипертоник. Вот будет здорово, если сейчас с ней случится приступ…
Ее трясло. Теперь я понимал, как Брик убил свою мать. Он жаждал знаний, а перед ним стояла преграда, такая же, наверное, тупая, как и мы с Машей.
— Хорошо. — Маша достала телефон из кармана халата. — Сейчас. Но…
Инна Валерьевна выхватила телефон у нее из рук и, яростно сопя, заколотила большими пальцами по экрану. Поднесла к уху.
— «Аппарат вызываемого абонента выключен…» — услышали мы.
— Очень плохо! — рявкнула в микрофон директриса и, сбросив вызов, снова принялась тыкать пальцами в дисплей. — Я сохраню здесь свой номер. Как только Юля появится, прошу вас позвонить. Это в ее интересах и в ваших. Сделаю вызов. Ваш номер у меня тоже будет. На всякий случай.
Из сумки у нее на плече послышалось начало мелодии, но Инна Валерьевна тут же сделала сброс. Положила телефон на стол, рядом с кружкой чая. Посмотрела на кружку, на другую, что так и стояла на барной стойке. Усмехнулась:
— Что, чаю попить не успели?
— Завидно? — с неожиданной злостью отозвалась Маша.
Инна Валерьевна вздрогнула, будто ее перезагрузили. Посмотрела себе под ноги и всплеснула руками:
— Ах, господи! Как неудобно. Прошу, пожалуйста, простите. Сегодня… Сегодняшний день — это просто какое-то безумие. Что я тут наговорила? Что я вообще тут делаю? Ох… Вы позволите, пожалуйста, тряпку?
— Ну что вы, не беспокойтесь, я са… А, впрочем, сейчас. — Маша выбежала из кухни в ванную, оставив меня наедине с Инной Валерьевной. Настоящей. Верховным божеством школы номер четыре, внезапно обнаружившим себя в грязи, со свиньями. Посмотреть на меня она не решалась. Выкатившиеся из-под очков слезинки упали на пол, в лужу.
— Вот. — Вернувшись, Маша поставила на пол пластиковое ведро, наполовину полное, и бросила на его край тряпку.
— Да, спасибо, — тихо сказала директриса. — Прошу… Оставьте меня.
Мы оставили. Перешли в комнату Юли. Опустившись на колено, я заглянул под кровать и увидел Брика, задумчиво таращившегося в Юлин телефон. Заметив меня, он сделал рукой нетерпеливый жест, отсылая меня прочь.
Я ушел в соседнюю комнату. Раздвинул занавес из бамбуковых палочек, которые отозвались приятным перестуком. Раньше тут такого не было. Комната тоже изменилась. Диван новый, хотя и ему уже не меньше десятка лет. Старые шкафы исчезли, вместо них — новые, стилизованные под антиквариат и, наверное, дорогие. Покрытые тонким слоем пыли. А вот ковра не стало вовсе, его заменил линолеум.
Подойдя к окну, единственному, что осталось здесь из прошлого, я остановился. Маша присела на край дивана.
— Ты правда уезжать собрался?
— Правда.
— Почему? Случилось что-то?
За окном, во дворике, двое детей качались на качелях. Все быстрее и быстрее, о чем-то весело перекрикиваясь.
— И да, и нет. Просто я здесь больше не могу.
Хотел сказать «мы», но осекся, и тут же об этом пожалел. «Может, тогда вообще меня в кладовке держать будешь?»— вспомнились слова Жанны.
— Везет тебе, — тихо сказала Маша. — Я здесь уже лет десять как «больше не могу».
С ответом я не нашелся. Вспомнились философствования подвыпившего Васи, механика, с которым мы столько лет проработали вместе: «Женщины — это страшная сила. Там, где мужики уходят в запой, в депрессию, в петлю, — они только рогом крепче упираются и прут себе дальше. Всю жизнь. Нахрена— сами порой не знают. Но прут». Вася знал, о чем говорил. В перестроечные годы он, как и многие другие, лишился отца — тот однажды просто исчез.
— А насчет аэрокосмического…
— Нет, — покачал я головой. — Это просто предлог, чтобы войти. Его переименовали в Сибирский государственный университет науки и технологий, я потому и уточнил.
Маша молча опустила голову.
Из ванной донесся шум воды — Инна Валерьевна полоскала тряпку и обмывала ведро.