Последний звонок. Том 1

Глава 3

Меньше всего на свете я хотел здесь находиться. Одно радовало: у мероприятия есть какой-то сценарий, а значит, — начало, середина и конец. Рано или поздно все закончится, можно будет вздохнуть с облегчением.

Когда-то в детстве я считал себя ущербным. Верил, что мне нужно через что-то перешагнуть, чтобы душой и телом оказаться в мире школьных дискотек, шумных сборищ, торжественных мероприятий. Я рвался на этот Осенний бал — не ради Жанны, нет, — ради себя. И сколько же лет потребовалось, чтобы понять: если тебя от чего-то воротит, не лезь туда. А если залез… Ну, сделай минимум необходимого.

«Соберись, — думал я, открывая дверь сначала Жанне, потом — Боре. — Все, что тебе нужно, это просто быть. Для него это важно. Для них обоих».

Для нас с Жанной ничего не было важно, кроме друг друга. Планирование своей свадьбы мы начали за три дня, когда внезапно оказалось, что на ней собираются присутствовать родители и друзья. «Кошмар! — говорила Жанна, просматривая в интернете подержанные свадебные платья. — Ты можешь уехать из Назарово, но Назарово придет за тобой в самый неожиданный момент, вцепится своими щупальцами, высосет всю… Эй, хватит ржать, я серьезно!»

«Назарово» не простило бы нам бракосочетания в чем попало, и пришлось спешно устраивать свадьбу «как полагается». А семь лет спустя щупальца затащили нас обратно. Хотя на самом деле это сделал я. В здравом уме и трезвой памяти.

Боря потерял равновесие, выходя из машины, но когда я протянул руку, пытаясь его поддержать, он ее оттолкнул.

— Не надо. Я сейчас с этим справлюсь.

Надо было сразу обратить внимание на его слова. Еще когда он говорил про Ангела. Или даже раньше. Больше всего мне бы хотелось узнать, кто говорил устами Бориса Брика, когда он заставил нас с Жанной взяться за руки и улыбнуться друг другу.

Иногда мне хочется думать, что это был Боря. А иногда… Иногда я всем сердцем жажду поверить в обратное.

Он шел первым, мы с Жанной — чуть позади. С каждым шагом плечи Брика распрямлялись. Обычно он сутулился, сжимался, будто ожидая нападения. Но к дверям ЗАГСа подошел человек с поистине царственной осанкой. Казалось, сейчас двери сами раскроются перед ним… И они раскрылись.

Из дверей, стискивая пачку сигарет, вылетела Элеонора.

— Ну наконец-то! — махнула рукой, увидев меня. — Привет, поздравляю! — хлопо́к по плечу Брика. — Я там сейчас сдохну уже! — Это снова мне.

Она прикурила, загородив нам дорогу. Брик замер на крыльце, медленно повернулся. Окинул взглядом Элеонору:

— Здравствуй, Эля. Приятно видеть тебя в добром здравии.

— Я — единственный человек во вселенной, которого приятно видеть всегда, — заявила Элеонора. — Но увы, не тебе я, такая красивая, досталась. Иди, спасай свою принцессу.

Тревожный звоночек я услышал только в этот момент, а в моменты последующие он превратился в набат. Колокол, звонящий по мне, да и по всем нам.

Брик усмехнулся. Надменно, скептически, так не похоже на себя.

— Это мы еще посмотрим, — сказал он. — А что с моей принцессой?

Тревожный звоночек услышала и Элеонора. Повернулась к Брику:

— Уважаемый! Вмазался — веди себя прилично. А то я, разгневавшись, могу и по роже обеспечить. Чисто для профилактики. А Катюху твою, между прочим, пара злобных драконов на части раздирает. Скоро прольются слезы, так что — пшел вон.

Элеонора для пущей выразительности топнула ногой. А Брик улыбнулся. Повернувшись к дверям, он качнулся и упал на них. Я дернулся, но Брик, не глядя, выставил мне навстречу левую руку:

— Нормально. Сейчас все пройдет.

Мы втроем наблюдали, как он выпрямляется, держась за ручку двери, как тянет ее на себя и исчезает внутри ЗАГСа.

— Жуткий парень, — заметила Элеонора. — Как за такого можно выйти — не понимаю. Хотя, при таких родителях, можно и за крокодила выйти, ничего уже не страшно. Нет, вот ты мне скажи, нафига в таком возрасте нужны родители? — Элеонора обращалась то ко мне, то к Жанне. — Мое мнение: они после шестнадцати лет должны отмирать, как рудименты, если ничего, кроме детей, делать не умеют.

— Добрая ты, — вздохнула Жанна.

— Ой, если б ты знала, какая я добрая, уже бы икону с меня писала, Барби ты наша коллекционная.

Элеонора увернулась от подзатыльника, мерзко хихикая. Год назад, впервые увидев Жанну в доме моих родителей, она впала в глубокую задумчивость, а за ужином хлопнула в ладоши и воскликнула: «Во! Вспомнила, кого ты мне напоминаешь. Барби!»

Первое время я сам не знал, как относиться к этому. Особенно когда услышал, что Даша, дочь Элеоноры, шепотом спрашивает у мамы: «А когда мы еще приедем в тетю Барби играть?»

Увидев, что я тоже достал сигареты, Жанна поморщилась:

— Ладно, я внутрь пойду.

Когда за ней закрылась дверь, я сказал:

— И вовсе она не похожа на Барби.

— Тебе видней. Я в куклы не играла, с пистолетом бегала, — тут же стала серьезной Элеонора. — Деньги привез?

Мне сделалось не по себе от ее требовательного взгляда. Сразу навалилось все: и утренний разговор с врачом, и серая хмарь на небе, и этот последний год, за который я с места не двинулся, как ни старался.

Достал из внутреннего кармана пиджака конверт, отдал Элеоноре. Хоть бы вид сделала виноватый, что ли. Куда там! Схватила, открыла, смотрит.

— Может, уберешь?

— Не мешай, я считаю.

— Эля, там одна бумажка в тысячу рублей.

— Ну, ты же не обломался для нее конверт купить, дай и мне повыпендриваться. Конверт, кстати, в следующий раз с маркой бери, я ей тогда еще по письму в месяц буду писать. Заметь, за те же деньги!

Дождавшись, пока Элеонора наиграется и бросит конверт на переднее сиденье «Пежо», я спросил:

— Ну и как она?

— Нормально. Бухает.

— И все?

— Все.

— Ты с ней хотя бы говорила об этом?

Элеонора посмотрела на меня с жалостью:

— Говорила, Дима. Так и сказала: «Маша, зачем ты бухаешь? Не бухай». А она мне: «А я, Элечка, не бухаю. Это тебе кажется».

Мне хотелось ее ударить. За эту наигранную жалость, за эти деньги в конверте. Времени все меньше, скоро начнется церемония. Надо идти внутрь, но я стою здесь и смотрю в глаза той, которую считаю лучшим другом.

— Все очень плохо? — тихо спросил я.

— Дим, ты меня вообще хорошо знаешь? — отозвалась Эля. — «Очень плохо» — это когда ты стоишь на дне могилы, которую только что вырыл, а вокруг — пятнадцать человек с автоматами и экскаватор. А в любой другой ситуации запросто можно встать, отряхнуться и уйти.

— Не все так могут. — Я сделал последнюю затяжку.

Окурок полетел на асфальт. Я наступил на него и не затушил даже, а размазал.

— Всю жизнь говорю, — вздохнула Элеонора, — пережевывание соплей вредно для пищеварения. К тебе это, кстати, в первую очередь относится.

Мы пошли к дверям ЗАГСа.

— Юля школу заканчивает, — сказал я, отвечая скорее собственным мыслям. — Потом, наверное, уедет куда-нибудь поступать — девчонка умная, чего ей тут киснуть. И Маша останется одна. Что с ней тогда будет?

Элеонора молчала, а я, повторив мысленно свои слова, поморщился:

— «Наверное»… Я даже не знаю, что она собирается делать после школы. До сих пор…

— А знаешь, почему? — Элеонора забежала вперед и остановилась, положив ладонь на ручку двери. — Потому что она — не твоя дочь. И что бы она со своей жизнью ни делала, тебя это не касается.

Глядя на нее, я вспоминал ту боевую рыжую девчонку, с которой случайно познакомился давным-давно. Просто сказал «Привет» и прошел мимо. А она меня догнала.

— А я-то тебе кто был?

Элеонора всё и всегда понимает, хотя иногда виртуозно прикидывается табуреткой.

— Ты? — Она пожала плечами. — Ты был милым. Как плюшевый зайка, которого под дождем бросили. Пытался слезть со скамейки, а нифига не получалось. Аж слезки наворачивались. А Юля твоя — вот ни разу не плюшевая.

В голове крутилось множество возражений, доводов, но все они бесполезны. Элеонора никогда не сможет понять, что для меня Юля. Мне бы самому в этом разобраться. Каждый раз, как встречаю ее презрительный взгляд, мне хочется уничтожить мир. Или создать новый. Сделать что-то, чтобы избавиться от этого взгляда. Он заставляет меня думать, что я сделал недостаточно, что я плохо старался, что выстроил свое счастье, забрав счастье у нее.

Не дождавшись ответа, Элеонора открыла передо мной дверь:

— Прошу, сударь. Вас ожидают другие сирые и убогие. А потом, если вам будет угодно, подберем у церкви бомжа, отмоем, откормим и выучим на брокера.