Последний звонок. Том 1

Глава 48 Дима

Я лег, Маша все сидела на стуле, что-то набирая в телефоне.

— С кем ты так многословно переписываешься? — спросил я.

Маша бросила на меня быстрый взгляд:

— С самым близким человеком. Мы немного поссорились, но теперь я настроена восстановить отношения.

В груди у меня что-то болезненно заныло от этих слов:

— С Элеонорой?

Представил себе, как рассвирепеет Элеонора, получив сообщение от Маши в такую поздноту.

— Нет. Дневник я пишу, Дима.

С ответом я не сразу нашелся. Всегда неосознанно думал, что дневники на бумаге ведут лишь всякие выдающиеся личности, а мобильными забавляются глупые подростки. Все же остальные люди, если есть у них такая потребность, ограничиваются блогами.

Легко можно было представить Юлю, ведущую дневник в телефоне. Но Маша…

Она положила телефон на стол, запустила пальцы в волосы, поморщилась, вздохнула:

— Спать хочется… Ладно.

Маша легла на один край кажущегося теперь гигантским матраса, я лежал на другом. Лежал, смотрел на нее, а она смотрела на меня. В темноте это можно было лишь угадать. Вполне возможно, она закрыла глаза, но я чувствовал взгляд сквозь тьму.

— А вы с Элеонорой общаетесь? — спросила Маша.

— Конечно. С ней трудно не общаться.

— Мне, кажется, удалось. Никак не пойму, что с ней такого произошло? Правда, как будто бес вселился.

Я молчал, но Маша насторожилась.

— Ты ведь сейчас что-то хочешь сказать, да? — прошептала она.

— Не хочу.

— Но скажешь?

В конце концов, она же вернула мне этот кулон, зная, что он лишь разбудит у меня в душе бурю. Предпочла раскрыть карты. Почему я должен поступать иначе? По крайней мере, я могу быть с ней честным, хотя бы теперь.

— Элеонора тебя не любит, — сказал я. — С тех самых пор, ну ты понимаешь… Но я попросил, чтобы она общалась с тобой, и она общалась.

Почти перестав дышать, я прислушивался к Машиному дыханию, старался угадать, какая будет реакция. А какая она может быть? Либо слезы, либо просто тишина.

— За деньги?

— Что?

— Юля как-то обмолвилась. Мы ссорились, как обычно, и она кричала, что «даже эта рыжая сука сюда только ради денег ездит». А когда я спросила, о ком это, она замолчала и закрылась в комнате. Так что, ты Элеоноре платил за это?

В моем молчании она расслышала ответ.

— Господи… Вокруг меня, оказывается, целый заговор.

— Ты не расстроилась? — спросил я, ощущая теперь себя прежним, подростком, рассказавшим Маше, что на Осенний бал я иду с Жанной.

— Не удивилась.

Разговор продолжал висеть между нами, ожидая каких-то слов, которых мы не знали. Я несколько раз хотел что-то добавить, оправдать себя, Элеонору, но каждый раз в последний миг останавливался, понимая, что скажу глупость. А потом оказалось, что времени прошло слишком много, и говорить «вдогонку» будет нелепо.

Я почувствовал прикосновение — ладонь Маши оказалась рядом с моей. Случайно? Во сне? Дыхание ровное, спокойное. Да, наверное, спит. Я осторожно погладил ее пальцы, и они откликнулись на движение, переплелись с моими.

Время, прежде разбитое на несколько крупных осколков, сделалось цельным. Мы возвращались в прошлое, чтобы сказать, что ни о чем не жалеем. Мы были в настоящем, прощая друг друга за то, что мы такие, какие есть. И пытались разглядеть туманное будущее.

Я придвинулся к ней и поцеловал. Маша в ответ накинула на меня свое одеяло. Мне казалось, что у нее жар, что сам я сейчас сгорю.

Хотел спросить что-то, и вопрос, не сумев облечься в слова, так и остался мыслью. Но ответ пришел, все так же мысленно, громко и отчетливо, произнесенный голосом Маши: «Мы эту ночь не переживем иначе».

Я помог ей избавиться от футболки, провел рукой по дрожащему, будто от холода, но горячему телу, услышал, как в ответ сбивается дыхание. Наверное, мы могли остановиться, оправдаться моралью или еще какой-нибудь ерундой. И не пережили бы этой ночи. Утром это были бы уже не мы, другие. Какие-то непонятные взрослые люди, сделавшие правильный выбор и заставляющие себя этим гордиться.

«Потом начнется ад», — успел подумать я, прежде чем мысли исчезли.

«Ад никогда не кончается, — отозвалась Маша. — Но рай мы создаем сами».

…

Потом, лежа в тишине, где-то за гранью времени и пространства, в странной точке под названием «здесь и сейчас», зависшей посреди великого Ничто, мы обменялись парой фраз.

— Я тебя отпускаю, — прошептала Маша. — Все хорошо. Ты можешь идти один.

Вот и произнесено заклинание. Мне дали свободу, которой я ждал год или гораздо дольше. Свободу, похожую на серебряный кулон на цепочке.

— Не хочу, — ответил я.