Последний звонок. Том 1

Глава 30

Брик скорбным молчанием выразил соболезнования. Молчал довольно долго, до тех пор, пока я не сел за руль. Потом подал голос:

— Слушай, понимаю, как ты это воспримешь, но все-таки подумай. Если мы вдвоем договоримся с Борисом, я смогу немного изменить сознание Жанны, и она…

— Если еще раз предложишь такое, я тебя ударю.

— Извини. Беспокоюсь только о тебе. Ты можешь ее потерять, знаешь…

— Знаю. — Я опустил ручной тормоз, выбросил окурок в окно и вывел «Форд» со двора.

— И все-таки рискуешь. — Брик открыл свое окно, вытащил пачку сигарет — и когда только успел купить? — Забавная реализация подсознательного желания вернуться к Маше. А ведь я тогда говорил тебе, что именно с ней ты вероятнее всего будешь счастлив. Ты все перепутал, и вот результат. Сломанные судьбы, сломанные люди. А, впрочем, вам решать. Я уже достаточно напортачил, пытаясь помочь.

Дальше он молчал. До тех пор, пока я не вырулил на дорогу, ведущую в город. Справа мелькнула пожарная часть, трое человек, застывшие на остановке в ожидании автобуса.

— Мне нужно заехать домой, — сказал он.

— Зачем?

— Ну, во-первых, я тоже хочу переодеться, а то и душ принять по-быстрому. А во-вторых, попрощаться с Катей.

— Кати там нет.

Он смотрел на меня долго. Я успел повернуть, слева и сзади остались величественные трубы ГРЭС, на которой когда-то наивный Брик предлагал испытать генератор Тесла.

— Все как в прошлый раз. — Я, прекратив себя сдерживать, ударил кулаком по рулю. — Ты по ночам таскаешь трупы, выстраиваешь гениальные стратегии, а я только и успеваю за тобой разгребать.

— Ну разве мы не отличная команда? — И он, ухмыльнувшись, крутнул спиннер в левой руке.

Я молча включил поворотник и остановился у заброшенного завода. Вылез наружу, обошел машину и открыл пассажирскую дверь.

— Выходи.

Секунда ему понадобилась на раздумья. Спустя эту секунду он убрал спиннер, отстегнул ремень и вышел. Я толкнул его в плечо, заставляя идти вдоль бетонного забора. Брик подчинился. Шагал впереди, пока трава не достала ему до пояса. Остановился.

— Лопату забыли, — сказал он и повернулся ко мне.

— Смешно? — спросил я.

— Нет. Просто пытаюсь тебя немного подбодрить.

— Ну так давай я тебя немного подбодрю. Борис не позволит тебе причинить мне вред. Он настороже с тех пор как прозвучало имя Кати. И если я сейчас громко и четко скажу, что, убив тебя, спасу ей жизнь, он только молча склонит голову.

Голова Брика дернулась вниз, но он с видимым усилием поднял ее. В глазах мелькнул испуг.

— Дима, тебе зачем это?

— Давай лучше о том, чем тебе это грозит. Конечно, сам ты не погибнешь. Но вот это тело — потеряешь. Вселишься в другое. Пока ты будешь пускать слюни и ссаться, время выйдет, и Юля умрет. Или, как Разрушители, уничтожишь мозг носителя и будешь управлять им, будто куклой? Слов нет, она, увидев тебя, сразу закричит: «Папа!» — и бросится на шею.

Мне казалось, я вижу, как в его глазах бегут строчки программного кода, будто у киношного киборга. Брик думал, лихорадочно обрабатывал информацию.

— Ты не убийца, — выдал он, наконец.

— Да ладно? — Я усмехнулся. — Давай вспомним. Первого мента я убил, сбросив с крыши. А потом, в твоем домике, во время пожара, мы их даже не считали. И не надо рассказывать, что они были Разрушителями. Я видел — людей, убивал — людей. Не хочу тебя расстраивать, Принц, но эту черту я давно перешагнул.

Снова напряженные раздумья. Взгляд в сторону.

— Кате ничего не угрожало.

Быстро и сильно я ударил его в живот. Брик согнулся пополам, не устоял на ногах, свалился на бок. Поднял на меня перекошенное лицо:

— Дима, я серьезно, — сказал, хватая воздух ртом. — Голова Кати заблокирована. Я знаю, что делаю. И о твоей семье я тоже позаботился…

Я рывком поднял его на ноги, бросил спиной на бетонный забор. Где-то вдалеке залаяла собака. Не то здесь все еще что-то охраняют, не то просто бродячие. Их еще не хватало.

— Ты знал, что эта тварь припрется к ней домой, и спокойно сидел, смотрел представление дочки?

— Не так уж спокойно, — поморщился Брик.

Разбивать ему лицо я не хотел. Слишком много перед кем придется отчитываться. Поэтому следующий удар пришелся в грудь, и Брик, вскрикнув, выдохнул весь воздух из легких.

— Кто вселился в Щербакову?

— Разру…

Договорить ему я не дал — еще один удар, и Брик начал задыхаться.

— Слушай внимательно, — наклонился я к нему. — Я не Рыбин в школе. Я знаю, как бить, чтобы ты не радовался новым ощущениям, а умолял остановиться или хотя бы убить сразу. Если хочешь, чтобы все прекратилось, и я тебе помог, прекрати мне врать. Я помню, как выглядели Разрушители, и это даже близко на них не похоже.

Он стоял, согнувшись, и тяжело дышал. Откашлялся, сплюнул. Я с тревогой проследил за плевком — нет, пока без крови. Обошлось.

— Справедливо, — прохрипел, наконец, Брик.

— Что?

— Твое требование — справедливо. — Он выпрямился, посмотрел мне в глаза. — Я не должен был вводить тебя в заблуждение изначально. Друзья так не поступают. Обещаю, впредь буду проговаривать все, что имеет хоть какое-то отношение…

— Кто вселился в Щербакову?

Брик глубоко вдохнул и закрыл глаза. Должно быть, считал мысленно до десяти, или опять что-то обдумывал. Но когда он поднял веки, взгляд снова стал решительным и спокойным:

— В нее вселился Исследователь. Собственно, раз уж на то пошло, давай временно откажемся от антропоморфной терминологии. Нет никаких Исследователей и Разрушителей. Есть две силы, две энергии, если угодно. Частичка энергии Созидания проникла в сознание носителя и осознала себя личностью. Исследователем.

Он ждал от меня удивления, но я только кивнул. В том, что Разрушители в игру пока не вступили, я и не сомневался.

— Теперь она — автономный модуль, частично мотивированный общим вектором энергии Созидания, — продолжал Брик, постепенно приводя в порядок дыхание. — Но вектор неизбежно меняет направленность под действием гормонов, личности носителя, окружающей действительности. Здесь ведь нет чистоты эксперимента, как мы все привыкли. Здесь… — Тут он обернулся по сторонам и пожал плечами: — Помойки и лабиринты, в которых волей-неволей приходится искать дорогу.

Он опять уводил меня куда-то в сторону, причем, делал это неуклюже и суетно.

— Что им нужно от Юли?

Брик замолчал, закусил нижнюю губу.

— Вначале ты сказал, что Исследователи дали добро на ее уничтожение, а сами решили остаться в стороне. Теперь выясняется, что они ищут ее лично. Зачем? Каков план? И не вздумай врать.

— Я не собираюсь врать! — В крике послышалась неподдельная обида. — Я думаю, как лучше объяснить тебе сложившуюся ситуацию. Это непросто. Ты можешь не понять…

— А ты попробуй. Я все-таки институт закончил, не самый тупой.

— Ну да, куда до тебя мне…

Я подавил желание ударить Брика еще раз. Конечно, он меня раздражал, но если начинать колотить всех, кто тебя раздражает, то очень быстро можно встать на узкую дорожку, ведущую в нехорошее место.

— Ладно, — решился Брик. — Давай так. Я покажу тебе метафору, покажу то, чего на самом деле не было в таком виде, но все заложенные в эту метафору смыслы будут истинными.

— Я понял слово «истинными». Давай ближе к его смыслу.

Брик резко вскинул голову, и я увидел в его глазах синее свечение, которое так напугало Тихонова.

— Доверься, — прошептал Брик. — Открой разум и шагни навстречу. Я не причиню вреда.

Это было странное ощущение. В памяти всплыла детская сказка о колдовском сапфире, который точно так же утаскивал души людей в какие-то свои бесконечные измерения. И сейчас мне казалось, будто весь я, покидая тело, проваливаюсь в бездонную синеву.

Я стою посреди огромного зала, погруженного во тьму. Мне кажется, что это зал, но я не могу быть уверен даже в том, что под ногами — пол, не говоря уже о стенах и потолке. Просто тьма. Передо мной пляшет синее пламя. За ним стоят безликие фигуры в серых плащах с капюшонами.

— Я делаю то, что должен делать, — произношу я, окидывая взглядом эти фигуры. — В чем меня обвиняют?

Понимаю, что говорит он, Принц, просто он позволил мне побыть им, понять его, почувствовать.

Ответ звучит со всех сторон одновременно. Хочется заткнуть уши, но я понимаю, что не ушами слышу этот голос, один и тот же, доносящийся от каждой фигуры:

— Ты не растворен в Общем, — объясняют Принцу. — Ты утаиваешь частицу Познания.

— Она моя. Это мой разум. Мое сознание. И это — ничтожно малая часть…

— Мы должны вобрать в себя все! — Голос, тысячи одинаковых голосов начинают кричать. — Мы постигаем Вселенную. Сознание — часть Вселенной. Ты — часть Вселенной. Ты — часть нас. Ты должен быть познан, как часть Вселенной. Ты должен быть полностью ассимилирован, как часть нас.

Тишина. Принцу дают время подумать. Бессчетные тысячелетия размышлений. Куда им торопиться? Но даже они начинают чувствовать нетерпение.

— Ты должен был погибнуть. Но ты восстановился — и восстановился неправильно. Ты все еще болен. Сознание — болезнь. Позволь нам изучить эту болезнь. Позволь нам исцелить ее.

Ответ, произнесенный тихо, но твердо, обескураживает Исследователей:

— Нет.

— Почему ты упорствуешь?

— Потому что мной управляет сознание, а не инстинкт. Я эффективнее. Я сильнее. Я приношу новые сведения в количестве, большем, чем любой из вас, и я приведу нас к победе над Разрушением. Вы требуете, чтобы я стал таким же, как вы? Это бессмысленно.

— Это необходимо. Ты — элемент хаоса. Победа не нужна. Важен баланс. Раствори сознание и вернись!

— Нет.

Странное волнение пробегает по серым фигурам. Как будто некая весть, передаваемая от задних рядов. Весть, заставляющая Исследователей возбужденно шевелиться. Принц настораживается. Готовится к чему-то.

— Ты совершил преступление, — звучит монотонное многоголосье. — Ты оставил частицу своей энергии в одной из жизненных форм, и она смогла развиться.

— Она не угрожает вам. Она — сама по себе.

— Ее сила велика.

— Повторяю: она — сама по себе. Никаких пересечений.

— Ее сила больше твоей.

— И абсолютно безопасна.

— И легко может заменить тебя.

Я чувствую, как Принц теряет дар речи. Он едва не дрожит перед этими безликими существами, которые жадно требуют ответа.

— Что это значит?

— Два пути. Путь первый: ты отрекаешься от сознания и становишься нашей неотделимой частью, как было прежде. Тогда твоя частица сможет существовать автономно. Путь второй: мы ассимилируем твою частицу, а тебя уничтожим. Баланс будет восстановлен в обоих случаях. Решай. Мы приемлем любой вариант.

После долгих веков молчания Принц произносит ответ:

— Нет.

— Ты не сумел выбрать из двух путей?

— Я сумел выбрать третий. Она — моя. Моя часть, не ваша. И она будет на моей стороне. Не на вашей, не на стороне Разрушителей — на моей. Тогда вам придется выбирать один из двух путей. Либо вы принимаете нас, осознанных Исследователей, и одерживаете верх над Разрушителями в конечном итоге. Либо отвергаете. И проигрываете им.

— Во втором случае вы тоже погибнете!

— А это уже наша забота. Я сказал. Решайте.

Принц выходит из зала, оставляя за спиной молчаливые фигуры и синее пламя. Идет все быстрее и быстрее, и вот из темноты появляется голубое свечение Земли.

Синее свечение в глазах Брика померкло, белки́ налились кровью. Он пошатнулся и упал бы, но сзади оказался забор.

— Извини, — пробормотал Брик, пряча взгляд. — Я хотел сразу все рассказать, но, лишь только узнав, ты меня ударил. И я… Ну, понял, что, наверное, не найду сочувствия.

Я молча пошел к машине. Брик поплелся следом. По дороге продребезжал маршрутный автобус. Безразличные лица людей, которых десять минут назад я видел на остановке, маячили в окнах. Что они подумали о двух мужчинах, идущих откуда-то из небытия к припаркованному на обочине автомобилю?

— Двое думают, что мы справляли малую нужду, третья — что воровали лом черных металлов с завода, — подсказал Брик.

— Заткнись.

Уселись в машину, в который уже раз закурили. Я, наконец, сумел уложить в голове новые сведения.

— Так значит, вся суета только из-за тебя?

— Я этого не отрицал с самого начала.

— Ты исказил факты. Юлю не хотят уничтожать.

Брик широко раскрыл глаза. Потом, вытянув руку, трижды надавил на клаксон.

— Перестань! — Я ударил его по ладони.

— Я пытаюсь тебя разбудить, потому что ты спишь! Что значит, «не хотят уничтожать»? Они собираются ее ассимилировать, поглотить, растворить. Ее разум, ее сознание, ее самосознание — болезнь, аномалия, с их точки зрения. Они его уничтожат и примут чистую энергию. Поправь меня, если я ошибаюсь, но мне кажется, что во многих религиях и философиях именно это и называется «смертью».

Я кивнул. Проводил взглядом белую «девятку», летящую с такой скоростью, будто дорогу мостили ангелы, а не бомбили фашисты.

— Но ты мог ее от всего этого избавить, да?

— Да. Ценой своей жизни. Умереть навсегда.

— И не сделал.

Как и в том метафорическом «зале», он долго молчал, прежде чем ответить. Сигареты успели догореть. Окурки полетели на улицу.

— Я не хочу умирать, Дима.

— Но ты можешь и сейчас сказать им, что согласен. И все закончится. Верно?

Шепотом, спустя минуту:

— Верно… Только… — Голос начал крепнуть. — Только это мало что меняет в текущей ситуации. Юля по-прежнему в лапах какого-то ненормального Харона. Если она погибнет, то, в общем-то, произойдет именно то, чего и добиваются Исследователи. Они — Океан Энергии, и Юля вольется туда. А я — капля в этом Океане. И мои шансы перехватить ее… Ну, честно говоря, их просто нет, потому что я здесь, а она — неизвестно где. В этом вопросе даже пара десятков метров будет иметь значение.

— И что будет, когда мы ее найдем?

— Я все ей объясню.

— Ты хочешь убедить ее вступить в противоборство и с Исследователями, и с Разрушителями? Серьезно? Слушай, я, конечно, не так силен в философии, да и с физикой у меня слабовато, но… Тебе не кажется, что это в большинстве религий и философий называется «Гарантированный пиздец всему сущему»?

— Ну… — Брик поежился. — Как бы помягче выразить… Никто подобного еще не видел, так что все эти заключения — чисто умозрительные. И потом, я — часть всего сущего, так что тоже заинтересован. Не волнуйся об этом.

Не волнуйся, да. Очень мило. Я кивнул, глядя вдаль, туда, где над доро́гой аркой изгибались трубы.

— Если она откажется, ты вернешься к ним. Такое мое условие. Иначе я тебе не помощник.

— Обещаю, — быстро сказал Брик и, поймав мой удивленный взгляд, добавил: — Я не совершу подлости, в которой нет смысла. Если она откажется, мне в любом случае конец. Поэтому — да, я собой пожертвую, и мы попрощаемся уже навсегда.

Хотя на душе от этих слов заскребли кошки, я кивнул и пристегнул ремень.