Глава 35 Дима

Я споткнулся о ступеньку и чуть не полетел носом вперед, но Маша умудрилась меня придержать. Брик обернулся, глядя с холодным любопытством.

— Тебя это пугает? Извини, я не буду…

— Нет-нет, продолжай, — махнул я рукой. — Просто неожиданно прозвучало.

— Ясно. То, что называется психической энергией человека, после смерти теряет связь с телом и, как правило, с миром. Но легко можно смоделировать ситуацию, в которой энергия конкретного человека остается здесь, в качестве некоего образа этого человека. При некоторых обстоятельствах его может быть видно, слышно. В принципе, нельзя исключить, что он будет способен оказывать существенные воздействия на среду — двигать вещи, там.

— Убивать? — спросил я, надеясь, что голос звучит ровно. Никогда не замечал за собой клаустрофобии, но сейчас, на широкой лестничной клетке, стены будто давили.

— Ну… — Брик задумался. — Теоретически… Но это на самом деле — сверхуникальное явление. Должно совпасть многое. Дух должен остаться здесь — раз, у него должно хватить сил на взаимодействие с миром — два, и он должен по-настоящему хотеть убивать — три. Я к тому, что обычно убийство — это самозащита, либо случайность, либо объективная необходимость…

«Ага, — подумал я. — Объективная необходимость, как у тебя с твоей матерью?»

«Типа того», — подумал в ответ Брик, а вслух продолжил:

— Настоящая жажда убийства, полноценный Танатос, направленный вовне, — это редкость. И кроме того, на случай, если тебе посчастливится встретиться с призраком настоящего маньяка-убийцы, — они не способны развиваться. Развитие обусловлено физиологией, а дух оперирует тем, что успел накопить за свою жизнь, словно инстинктами. К примеру, призрак физика девятнадцатого века легко выдаст любую информацию, даже ту, что при жизни была у него в подсознании. Но объяснить ему, что такое атомная энергия, не сумеет никто. И — да, на всякий экстраординарный случай: призрак близкого человека не сможет тебя простить. Если он на тебя злится, то это навсегда. Постарайтесь абстрагироваться и понять: это не человек, а всего лишь его энергия. Все, в чем она пытается походить на человека, — радиопомехи.

Этот спонтанный экскурс окончился одновременно с подъемом. Мы остановились перед металлической лестницей, ведущей к квадратному отверстию в потолке. Через него виднелся кусочек голубого неба.

— Черт… — сказал Брик. — Ну… Рано или поздно этот вопрос у тебя все равно назреет. Поэтому давай обсудим сразу. Да, Исследователи — это как раз та самая психическая энергия, свойственная живым существам.

Я пожал плечами. В общем-то, логично, но что означает его взгляд?

— Может, поднимемся? — Маша указала наверх. Разговор о призраках ее не заинтересовал.

— Сейчас, — кивнул Брик, не отрывая взгляд от меня. — Исследователи не способны к развитию.

А вот теперь до меня начало что-то доходить. И холодок, усмиренный было флегматичной лекцией Брика, вновь пополз по коже.

— То есть, Исследователи сами по себе ничего не исследуют?

Брик развел руками, но промолчал, предлагая мне продолжить. Маша нетерпеливо переводила взгляд с него на меня.

— Все их «исследование» сводится к тому, чтобы собирать свежие души, каждая из которых несет новую информацию, — сказал я, даже не озаботившись вопросительной интонацией.

— Поправка, — покачал головой Брик. — Души сами присоединяются, это естественный процесс. Процесс накопления информации. Если перейти на другие уровни восприятия, то это — процесс формирования идеальной вселенной, Пси-Вслеленной. Которая разрасталась бы бесконечно, была бы безграничной, если бы не сдерживающий фактор.

— Разрушители, — сказал я.

— Именно. И, предвосхищая твой вопрос, скажу: да, они тоже притягивают души. Но если к Исследователям примыкают, условно говоря, те, в ком доминировал Эрос, то Разрушителям достаются адепты Танатоса.

— Эрос? — удивилась Маша. — А каким боком вообще связаны Эрос и Исследователи?

— Я бы мог сейчас грубо пошутить на тему всем нам хорошо известного инцидента, но ограничусь надменным взглядом. — И Брик надменно посмотрел на Машу. — Эрос — это не древнегреческий бог любви в данном случае. Это сила духовного восхождения, эстетический восторг и экстатическая устремленность к созерцанию идей истинно сущего, добра и красоты, если я верно цитирую Большую Энциклопедию. Любовь к человеку, любовь к науке, любовь к ремеслу — глобально никакой разницы нет, это одна и та же сила.

Новая информация завертелась у меня в голове. Столько разных выводов и предположений можно было из нее сделать…

Брик поднялся по ступенькам. Маша последовала за ним, я влез последним. Крыша представляла собой ровную бетонную поверхность, прекрасно просматривающуюся во все стороны. Только несколько бетонных коробок непонятного назначения портили вид. Брик шагал к ближайшей, Маша спешила за ним. Ветер тут дул куда сильнее, чем внизу, и Маша в легком пиджачке обхватила себя руками, чтобы согреться.

В первой коробке было пусто. Тем не менее, мы все зашли туда и стояли в полутьме, слушая свист ветра снаружи.

— Мир вещей и мир идей, — сказал Брик. — Между ними — пропасть, но они всегда влияли и будут влиять друг на друга.

— Так значит, нет никакого баланса? — озвучил я одно из своих опасений.

— Есть, — усмехнулся Брик. — Соотношение Эроса и Танатоса по Вселенной — примерно пятьдесят на пятьдесят. Это конкретно на Земле Эрос худо-бедно доминирует.

Он вышел, и его уход больше напоминал бегство. Но он бежал не от неудобных вопросов, а от глупых. Тех, на которые я мог ответить сам.

— Постой! — Маша схватила меня за рукав, когда я рванулся за Бриком. — Что происходит?

— Я пытаюсь понять, что происходит. С Юлей. Со всеми нами.

— Я ничего не понимаю, — покачала головой Маша. — Какое отношение к Юле имеет это все…

Вместо ответа я сбросил джинсовку и накинул ее на плечи Маше. Она попыталась сопротивляться:

— Перестань! Ты замерзнешь.

— Нет. Теперь точно не замерзну.

Я выскочил на крышу, нашел взглядом Брика у следующей коробки, поспешил туда. От всех этих мыслей мне действительно сделалось жарко, и никакой ветер ничего не мог с этим поделать.

— Пусто, — поприветствовал меня Брик. — Но можешь зайти и убедиться сам.

Мы зашли. Я быстрым взглядом окинул помещение. Ничего, за исключением вездесущих окурков и битого стекла.

— Так ты — призрак? — выпалил я свою догадку.

Брик засмеялся и покачал головой:

— Браво! Я — призрак, да. В том плане, что у меня осталось сознание после разрыва с вещным миром. Но моя уникальность в том, что изначально я осознал себя как Исследователь. А потом — стал человеком. Я — невозможное. Элемент Хаоса. Джокер в колоде Бытия. Духовная сила, не только обладающая сознанием, но и способная аккумулировать души. Чем я и занимался, пока не заволновалась общественность.

В комнатку ворвалась запыхавшаяся Маша. Она успела просунуть руки в рукава куртки и даже застегнулась. При виде ее Брик кивнул, будто именно это и рассчитывал увидеть.

— Здесь ничего нет, — сказал он. — Идем к третьей?

Не дожидаясь ответа, вышел. Я рванул следом, Маша торопилась за мной, не отставая, и последний вопрос я задал мысленно:

«Ты, значит, нагреб кучу душ, которые должны были присоединиться к Исследователям, и ослабил их так, что встал вопрос о том, что Разрушители их одолеют. А когда они вступили с тобой в переговоры — ты их послал. Теперь они хотят вместо тебя заполучить Юлю… Зачем?»

«Поправка, — отвечал Брик. — Я бился на их стороне, пока меня не трогали. Против Разрушителей мы стояли вместе. Но яркая индивидуальность раздражает, и — да, меня попытались ассимилировать. И что значит, „нагреб кучу душ“? Я ведь говорил — это естественный процесс, спрос рождает предложение. Те, кто по-настоящему, отчаянно не хочет расставаться с сознанием после смерти, те, у кого потенциал „призрака“ — сами липнут ко мне. Со мной они могут оставаться хотя бы пассивными наблюдателями, пока я оперирую их силой. Но однажды и сила к ним вернется. Вселенной будет править разум, Дима. Вот о чем идет речь».

Он засмеялся, увидев у меня в мыслях ярко вспыхнувшую обложку книги: «Как управлять вселенной, не привлекая внимания санитаров».

— Я не одержим идеей власти, — сказал он вслух, подходя к последней бетонной будочке. — Просто ситуация сложилась так, что я либо побеждаю, либо перестаю существовать. И если Юля всерьез решит расстаться с жизнью ради какого-то эфемерного парения в Великом Ничто, или чем там запудрил ей мозги Харон, то ее сила либо рассеется, не доставшись никому, либо перейдет к Разрушителям. В обоих случаях я проиграю. Мое сознание, сознания тех, кто мне доверился, — исчезнут.

Брик остановился возле будки, резко повернулся ко мне. Маша налетела мне на спину, тут же шагнула в сторону и встала рядом.

— Вы бы хотели после смерти сохранить память? — спросил Брик, глядя мне в глаза. Потом посмотрел в глаза Маше. — Сохранить способность мыслить? Узнавать новое?

Я подавил желание ответить, что вообще не хотел бы думать о смерти. Но Брик задал конкретный вопрос, и я на него ответил:

— Да.

— Нет, — прозвучал ответ Маши.

Мы с Бриком уставились на нее. Она пожала плечами:

— Ты сам сказал, что призрак не может развиваться. Никого не простит. Ничего не забудет. Вечно пребывать тем, кто я есть сейчас? Нет, спасибо. Мне кажется, я потому и живу, что знаю: однажды все это закончится.

— Я способен развиваться, — возразил Брик. — И тех, кто со мной, учу тому же. Для них после смерти жизнь не заканчивается, но выходит на новый уровень. Бесконечное развитие.

Маша медленно покачала головой так, будто прямо сейчас принимала судьбоносное решение.

— Одна эта мысль меня пугает, — сказала она шепотом. Ветер унес ее слова, но они огненными буквами вспыхнули у меня в сознании.

Брик с досадой поджал губы:

— Что ж… Значит, в тебе доминирует Танатос. Увы.

Он не планировал дискуссии, он поставил диагноз. После чего развернулся и нырнул в проем последней из будок.

Ни соринки на полу, как будто специально подметали. А может, действительно — специально. Посреди помещения, на рубеже между падающим через проем светом и тенью от стен и потолка, стояла шкатулка, обитая черным бархатом.

При взгляде на нее у меня перехватило дыхание. Вспомнился давний случай из детства, когда я возвращался с улицы домой и, между вторым и третьим, своим, этажом увидел прислоненную к стене крышку гроба. Красную, с черным бархатным крестом. Кажется, я простоял на ступеньках не меньше пятнадцати минут, прежде чем заставил себя одолеть необъяснимый животный ужас и пройти мимо. Дома я узнал, что у нас, оказывается, умер сосед. Человек, от которого у меня не осталось ни единого воспоминания, кроме гробовой крышки.

Почему-то шкатулка — или, вернее, небольшой сундучок? — вызвала у меня те же чувства. Как будто ее обили тем самым бархатом. Я стоял и мысленно прикидывал, хватило бы ширины креста, чтобы покрыть крышку шкатулки…

Маша, растолкав нас, бросилась к шкатулке, но Брик удержал ее за плечо:

— Стоять! Ты знаешь, что там?

— Нет, — огрызнулась Маша. — Поэтому и хочу посмотреть.

— Дам пару вариантов: бомба, игла с ядом на пружине, ядовитый газ.

Маша подалась назад.

— Шутишь, что ли? Зачем Юле…

— Я не знаю, что происходит у нее в голове, — отрезал Брик. — А ты знаешь? Полагаю, ответ «нет». Нам известно, что она ненавидит вас обоих. Что логично сделать с тем, кого ненавидишь?

Маша стянула куртку и протянула мне, не глядя.

— Выйдите, — велела она.

— Нет, — возразил Брик. — Это ты выйди. Я осторожно силой мысли ее открою. Бессмысленный риск ни к чему.

— Для тебя он, может, и бессмысленный. Юля и так у меня всю жизнь забрала, если теперь и это… Ну, пускай. По крайней мере, пойму, что действительно ей не нужна, и не придется долго ждать конца.

Она отмахнулась от руки Брика и сделала шаг к шкатулке. Я встал рядом, хотя сердце колотилось все сильнее.

— Выйди, — сказала Маша.

— Нет. — Голос звучал сипло и чуждо, пришлось откашляться. — Я не верю, что Юля хочет нас убить. Она, конечно, не подарок, но вряд ли способна планировать зло всерьез.

— А ее видеообращение? — спросил Брик. — Им она вам много добра принесла?

— Может, она и думала, что уничтожает нас, но, по сути, просто выплакалась о наболевшем. Кроме того, она ведь оставила следы, так? Значит, понимала, в глубине души, что мы отправимся за ней. И она не настолько глупа, чтобы предположить, будто мы станем ее искать ради мести.

Брик не унимался:

— А та история с зарплатными картами? Вспомни. Тебя запросто могли посадить, чуть-чуть до того не дошло.

— Готов спорить, что она сделала это за мгновение, а на следующее утро схватилась за голову. И если бы дело зашло далеко — у следствия появились бы новые материалы, отводящие от меня подозрения.

Брик вздохнул:

— Что ж, ладно. В случае чего я передам Жанне, что ты погиб, занимаясь любимым делом. Оставь мне телефон, возможно, он пригодится. И ты, Маша, тоже.

Мы обернулись. Брик стоял снаружи. Наши взгляды он выдержал спокойно.

— Поверьте, не будь у меня других дел, я бы с удовольствием присоединился к вашей афере. Но мне нужна эта физическая оболочка, чтобы найти Юлю. Это куда важней любых амбиций и любой так называемой «веры».

Впоследствии я неоднократно задумывался, почему без рассуждений отдал Брику телефон, как и Маша. В современных телефонах слишком много всего. Контакты, сообщения, заметки, фотографии, пароли и пин-коды от всего на свете. Может, где-то подсознательно телефон воспринимается неким хранилищем души. Чем-то, по чему нас сумеют восстановить. А может, Брик сумел на какое-то время подавить сопротивление Бори и заставил нас подчиниться. Тогда это было неважно. Куда важнее — черная шкатулка посреди непонятного строения на крыше строения еще более непонятного.

— Если что, ты, Дима, иди туда, куда зовет разум, — сказал Брик, делая шаг за шагом спиной вперед. — А ты, Маша, лети, куда потащит. Сознание распыляется за мгновения, по сути, даже испугаться не успеешь.

«Скройся ты, с такими напутствиями», — посоветовал я Брику мысленно. Ответа не пришло. Мы остались вдвоем.

Маша опустилась перед шкатулкой на корточки, я присел рядом.

— Ты бы тоже вышел, — прошептала она, бледнея на глазах.

В ответ я сжал ее руку. К шкатулке мы потянулись одновременно. Когда пальцы коснулись бархата, страх исчез, сменившись любопытством. Я услышал, как Маша глубоко вдохнула.

— На счет «три», — сказал я. — Раз, два, три!

Загрузка...