Последний звонок. Том 1

Глава 10

— Время — понятие относительное, — говорил Брик, глядя в окно, на дома, фасады магазинов, автомобили. — В каком-то плане для меня эти годы пролетели как один миг. Но, с другой стороны, это была целая вечность. Я изменился, Дима. — Он посмотрел на меня с непонятным выражением. — Здесь, в этом теле, тогда, я изменился. И, вернувшись в… Ну, в общем, к своему привычному состоянию, я понял, что многое чувствую иначе. Слишком многое, чтобы просто забыть об этом незначительном приключении.

— Так это действительно просто дружеский визит?

Мы пронеслись мимо гостиницы «Заря», и я начал присматривать место для разворота.

— И да, и нет, — пожал плечами Брик. — Я оставил на Земле кое-что. И проявление силы этого «кое-чего» ощутил сразу. Проявления становились все отчетливей, и я не смог их игнорировать. Речь о моем ребенке. Кстати, это сын или дочь?

Я вместо ответа закурил и, развернувшись возле заправки, в которую упиралась дорога, поехал в обратную сторону.

— И что с ребенком?

Брик кивнул, будто и не ждал другого:

— Он, полагаю, не совсем обычный подросток. Даже без специальных упражнений у него должны проявляться какие-то способности, необычные для окружающих. А для него они естественны, как дыхание, как движение. И, зная, как у вас принято относиться к тем, кто хоть немного отличается от серой массы, я решил помочь.

— Вернуть отцовский долг, да?

— Называй как хочешь. Здесь, на Земле, есть по-настоящему родная для меня душа. И, верь или не верь, для меня это что-то значит. В романе твоем я следов не нашел, Катя и сам Борис, судя по всему, не в курсе. Остаешься ты. Вот что мне от тебя нужно, Дима.

Правая ступня непроизвольно опустилась ниже, мотор изменил тембр, стрелка спидометра подскочила. «А все-таки, почему ты ей не скажешь?» — спросила сегодня Жанна. И я ответил правду. Но вот сейчас рядом со мной сидит настоящий отец Юли. Который сможет показать ей, как силой мысли сдвигать машины. Это не то же самое, что мои сбивчивые объяснения, это — реальность. И этот человек — не жалкий ссутулившийся псих на препаратах. Взгляд осмысленный, движения скоординированы, спина прямая.

А все-таки, почему ты ей не скажешь?

Вот оно, мое спасение и избавление. Взять и сбросить камень с души, перестать служить объектом ненависти. Нет, конечно, слов благодарности я не дождусь, но хотя бы себя прощу за всё.

Или нет?

— Разве ты не можешь прочитать все в моих мыслях? — спросил я, притормаживая возле отделения полиции. Лежачие полицейские здесь такие, что и не захочешь, а сбросишь скорость до пяти километров в час.

Брик замялся. Я видел, чувствовал, что ему не хочется отвечать.

— Борис многое заблокировал. Читать мысли дорогих ему людей он, например, не дает, я будто бьюсь о стекло, как муха. Вижу возможность, а дотянуться — никак. Я вынужден верить твоим словам, а не мыслям. Поэтому надеюсь, что ты со мной будешь честным.

Я молчал, он — тоже. Он ждал от меня ответа. Возможно, затаив дыхание. Не переводил тему, не расспрашивал о чем-то еще, не крутил головой — только смотрел на меня. Маленький Принц, которому до такой степени дорог ни разу не виденный ребенок?..

— Я буду честным. Честно говорю: этой информации я тебе не дам.

Не доезжая до церкви, где расположились еще два циклопических лежачих полицейских, я развернулся. Время завершать поездку.

— Не доверяешь, — констатировал Брик. — Что ж, закономерно. Учитывая все, что было, я не заслужил твоего доверия. Всегда преследовал лишь собственные интересы, относился к людям как к расходному материалу. Не буду врать, что сильно изменился. В глубине души я все та же хладнокровная и расчетливая тварь, которой ты меня описываешь. Но ты должен по крайней мере признать одно: я никогда не планировал ничего такого, что глобально оказалось бы злом.

— Твоя мать.

Спустя долгую минуту тишины он нехотя ответил:

— Ну… Этого-то я как раз и не планировал.

— Ты решил, что она тебе мешает, и нашел простой способ от нее избавиться. Откуда я знаю, что ты сейчас думаешь насчет… своего ребенка? Может, он каким-то образом тоже тебе мешает. Ну, может, у Исследователей — как у воров в законе, детей иметь нельзя.

— Сверни здесь.

Тон его был до такой степени безапелляционным, что я подчинился. Припарковался за цветочным павильоном. Брик отстегнул ремень и посмотрел на меня:

— Дима, я даже не хочу объяснять, какой бред ты несешь. В этом нет твоей вины, ты просто не знаешь, вот и пытаешься заполнить пробелы фантазией. Тогда я был покалечен, мне нужно было восстанавливаться, а эта женщина забивала мне в сознание раскаленные гвозди. Несмотря на то, что я старался рассуждать логически, это убийство было совершено в состоянии аффекта. Теперь я полноценен. Чем, скажи на милость, мне может помешать человек? А то, что ты говоришь об Исследователях… Знаешь, им проще уничтожить Землю одним движением мысли, чем играть тут в «Терминатора». Этих масштабов ты и вообразить-то себе не сможешь, не сочти за оскорбление. Есть у тебя две тысячи?

Переход получился до такой степени резким, что я не сразу понял, что вопрос не риторический. Вызвал в памяти содержимое бумажника.

— Нет, а зачем тебе? Есть карта…

— Карта не пойдет. Тысяча сто?

Я кивнул.

— Давай. Завтра верну, еще до обеда.

Я успел только вытащить бумажник из кармана, и вдруг он прыгнул в ладонь Брика. Тот деловито его раскрыл, принялся рыться в содержимом.

— Тысяча триста… — Посмотрел в потолок, что-то прикидывая, с досадой щелкнул языком. — Нет, некрасиво. Возьму тысячу сто. Держи.

Он бросил мне бумажник и выскочил из машины, прежде чем я успел что-то сказать. Скрылся за углом павильона. Двух минут не прошло, как он показался снова, с букетом в руках.

Я отвел взгляд. Все, в общем-то, понятно. Как обычно, Маленький Принц логичен и предусмотрителен даже в самых тонких материях. Если он решил вклиниться в семейную жизнь, то изо всех сил постарается сделать ее лучше, и у него получится.

Когда я в последний раз дарил цветы Жанне? Кажется, приблизительно никогда. Изредка возникали такие мысли, но я не решался воплотить их в жизнь. «А что если ей не понравятся цветы? И что вообще за глупость — цветы? Постоят немного и завянут. Как будто я пытаюсь чего-то от нее добиться. Зачем?»

— Сижу и завидую убийце-психопату с раздвоением личности, — сказал я, постукивая большим пальцем по рулю. И добавил, поразмыслив: — Который работает дворником.

Открылась задняя дверь, на сиденье шлепнулся завернутый в хрустящую прозрачную пленку букет. В салоне поселился тонкий сладковатый аромат.

— Все. — Брик плюхнулся рядом со мной и пристегнул ремень. — Вези меня домой. Пожалуй, для первой встречи хватит серьезных разговоров. Расскажешь о себе? Как так получилось, что ты завоевал Жанну? Увидев вас вдвоем, я не поверил глазам. Она изменилась, повзрослела и, кажется, очень тебя любит.

Ехать было всего ничего, а я, к тому же, не горел желанием выворачивать душу. Поэтому рассказ превратился в сухой отчет: узнал от Пети, где бывает Жанна, дождался ее там, забрал и не отпускаю до сих пор.

Умолчал я о многом. О том, как мы разбили машину и ночевали за городом под открытым небом, не сомкнув глаз. Как на попутках утром добирались до дома. О том, как долго Жанна, просыпаясь по утрам, смотрела на меня с удивлением, которое казалось мне то смешным, то страшным. И уж тем более не сказал ни слова о двух точках от внутривенных инъекций, которые в первый же день заметил на левой руке Жанны.

Эти точки с каждым днем становились бледнее, и довольно скоро исчезли, но я все равно смотрел, улучая любую возможность. Один раз Жанна перехватила мой взгляд. Только что смеялась, и вдруг — перестала. «Ты меня очень вовремя нашел», — сказала она, и больше этой темы мы не касались. Поводов для беспокойства Жанна мне давать не хотела: в отличие от меня, она даже курить бросила.

Я закончил рассказ возле Катиного подъезда.

— Все гениальное просто, — задумчиво изрек Брик. — Рад, что у вас хорошо сложилось. Вероятность была ничтожно мала, но тем более я рад. Какие у тебя планы на завтра?

— Отвоевать сына и отпраздновать победу, — вырвалось у меня.

Брови Брика поползли вверх:

— Ого. У вас сын? Мои поздравления! Проклятый Борис совсем не дает мне сведений. Какой в этом смысл? Я попросту делаю у него в голове склад информации, аналогичный уже имеющемуся. А война много времени займет? Хочу завтра навестить своего врача. Думаю, твое присутствие не помешает, ты ведь — вроде моего опекуна.

— Я позвоню. Сам только не лезь, хорошо?

Брик пообещал. Выбрался из машины, захлопнул дверь, но тут же наклонился к окну. Я опустил стекло.

— Поговори с ней, — попросил Брик.

— С Жанной?

— С моей дочерью. Это все, о чем я пока прошу в отношении нее. Просто поговори, дай минимум информации, узнай, насколько она заинтересована в знакомстве.

В животе зародился неприятный холодок. Такое чувство, будто меня к стенке приперли. Но Брик смотрел спокойно, ни в чем не обвиняя.

— С чего ты взял, что это именно дочь? — спросил я.

Он улыбнулся:

— Твои заминки перед местоимениями мужского рода. Твое выражение лица. Когда ты защищаешь девушек — оно одно, когда мужчин — совсем другое. Увы, когда не имеешь возможности читать мысли, приходится обращать внимание на всякие мелочи.

Стукнув на прощание по двери, он сделал два шага к подъезду и обернулся.

— В этот раз я пришел не для того чтобы брать, а чтобы отдавать. — Он поднял руку ладонью вверх, и на ладонь порхнул лист бумаги. Второй, третий, четвертый, — подчиняясь едва заметным движениям головы. — Я верну долги сторицей, Дима. Дай только срок. Знаю, что виноват перед тобой, перед Машей, перед Катей, перед моей пока еще безымянной дочерью, перед самим Борисом. — Целый листопад укладывался в аккуратную стопку у него на ладони и, наконец, прекратился. — Я приложу все силы, чтобы искупить вину, а сил у меня немало. Вы уж все только постарайтесь мне не мешать.

Эта речь, — а особенно ее окончание, — заставили меня поморщиться. Что-то до боли знакомое, созвучное собственным мыслям. Моим ли? Или почерпнутым у того же Маленького Принца? «Я сделаю из него здорового человека, хочет он этого или нет», — говорил я сегодня утром врачу. Говорил и верил, что знаю, как осчастливить всех. Кроме себя.

— Эй, — окликнул я Брика, уже бренчащего ключами у двери. — Цветы забыл.

Он повернулся. Лица в темноте не видно, но готов поклясться, что он улыбнулся:

— Не забыл, Дима. У Кати аллергия на цветы.