Г

ЛАВА 48


Сердце Силлы бешено колотилось под его пальцами, и Джонас, глубоко вдохнув, наконец позволил себе расслабиться. Она очнулась. Она оправилась от этой странной хвори. И, чувствуя тепло её тела, Джонас ощущал, как внутри него нарастает собственная лихорадка.

Рука, лежавшая у неё на животе, скользнула вверх к мягкому изгибу груди. В тот момент, когда она поняла, кто это, Силла резко ударила локтем назад, освобождаясь с неожиданной силой. Вид того огня в её глазах разлился теплом у него в груди и скатился ниже, собираясь в животе.

— Ты напугал меня, — сказала Силла, шлёпнув его по руке.

Джонас притянул её к себе и наклонившись завладел её губами. В этом поцелуе не было ни пауз, ни медленной легкости, он был настойчивым, голодным и восхитительно горячим. Он отчаянно жаждал её. Джонас теснил Силлу, пока она не ощутила за спиной ткань палатки.

Силла вырвалась из его хватки, запыхавшись.

— Джонас… — начала она, но он прошёл мимо неё, забрался в палатку и потянул её за собой, на мягкие меха внутри.

Внутри было темно, лишь отблески пламени костра снаружи плясали по стенкам, когда Джонас устроился над ней.

— Я ждал этого много дней, — пробормотал он и впился в её губы, ощущая, как жадное желание поглощает его, пока он неуклюже возился с застёжками её платья.

Прошло два дня без нее, два долгих дня беспокойства и страданий. Ему нужны были мир и спокойствие ее прикосновений. Когда он потянул платье вверх, Силла повернула голову, чтобы прервать поцелуй.

— Подожди, — прошептала она. — Мы не можем.

— Почему? — тихо спросил Джонас, усмехаясь.

— Потому что отряд… — она сделала паузу. — Они просто здесь, всего в десяти шагах.

Этот сценарий возбудил его больше, чем он хотел признать.

— Я могу быть тихим, — пробормотал он, прокладывая горячую дорожку из поцелуев на её шее. — А ты?

Он сосредоточил поцелуи и покусывания на области чуть ниже ее уха, каждый её вздох, каждый стон под его губами сводил его с ума. Когда она выгнулась к нему навстречу, он понял — она сдалась.

— Это «да»? — прошептал он.

— Да, — выдохнула она.

Огонь вспыхнул внизу живота. Джонас дёрнул её за платье с такой силой, что она ахнула. А потом была только безумная потребность заполучить ее.

— На тебе слишком много слоев одежды, — проворчал он, торопливо срывая с неё рубашку и нижнюю сорочку. Что-то порвалось, но он даже не обратил на это внимания, потому что, наконец, взглянул на ее обнаженное тело.

Силла, в свою очередь, стянула с него тунику, скользнув ладонями под её край, пока он возился с пряжкой. Наконец он накрыл её своим телом, и их кожа слилась в долгожданном прикосновении. Он провёл зубами по её горлу, вдыхая её аромат глубокими, резкими вдохами. В палатке царила тишина, если не считать шороха постели и их хрипловатых вздохов. Где-то у костра смеялся Гуннар, голос Геклы отвечал ему приглушённо. Джонас тихо выдохнул — осознание, что они так близко, пускало по его спине горячие волны.

Он провел пальцами по ее центру, едва сдерживая стон.

— Боги. Ты скучала по мне, женщина, признай. Ты готова принять меня сразу.

Силла потянулась к нему медленными, восхитительными прикосновениями.

— Кажется, ты тоже скучал по мне.

— Как бы я ни наслаждался ощущением твоей руки, — выдохнул он, — сейчас мне нужно только одно. — Он скользнул внутрь неё пальцами, улыбаясь, когда она сжалась вокруг него.

— Ещё… — прошептала она. — Нужно…

Слабая неуверенность в её голосе подсказывала Джонасу, что её желание ничуть не уступает его.

— Я скучал, — признался он, устраиваясь у её входа. — По твоему дерзкому язычку и по твоему жару. — Он замер. — Я волновался за тебя. — Это изменило всё, — не смог он произнести— когда я подумал, что ты можешь не проснуться. Это заставило меня хотеть того, чего не следовало бы. Но одна только эта мысль заставляла его чувствовать себя открытым и уязвимым, и он не смог произнести эти слова вслух. Вместо этого он показал ей свое тело.


Позже Джонас лежал, распластавшись на мехах, тяжело дыша, а Силла прижималась к его боку — мягкая, расслабленная, почти «расплавленная». Он знал, что если бы мог сейчас видеть её лицо, то там была бы та самая растерянная, немного изумлённая улыбка. Та, что всегда появлялась у неё после, будто она никак не могла понять, как они здесь оказались.

Он и сам не вполне понимал.

Силлу затрясло от сдерживаемого смеха, и Джонас прикрыл её рот рукой, не давая хихиканью вырваться наружу. Её тело дрожало от смеха, и он не смог сдержать улыбку. Она сделала это с ним. Заставила его улыбнуться. Сделала его… счастливым. Она была светом, теплом и всем хорошим. Всем тем, чего такой, как он, не заслуживал.

Но он всё равно это принимал.

Как только Силла взяла себя в руки, то подняла голову и улыбнулась.

— Я была уверена, что они нас услышат, — прошептала она. В палатке было темно, но огонь снаружи освещал уголок её глаза, изящную линию скулы, изгиб челюсти.

— Идеальна, — пробормотал Джонас, переплетая пальцы с ее. На мгновение он мог поклясться, что ее губы тронула хмурая гримаса, но она исчезла так быстро, что он не мог быть в этом уверен. — Ты идеальна, — повторил он, всматриваясь в неё.

Какие бы сомнения ни таились у неё внутри, для него она была совершенством. Тем, чего он не знал, что ему не хватало. Сложностью, которую он не ожидал.

Силла провела костяшками пальцев по шраму на его щеке, теперь уже явно нахмурившись. Джонас прочёл в её молчании: Что с тобой случилось? Он выдохнул, чувствуя внезапную потребность рассказать — потому что если кто и поймёт, то это она. Он глубоко вдохнул, готовясь озвучить свой самый величайший позор.

— Ты знаешь, каково это когда у тебя отбирают землю, которая по праву принадлежит тебе, Кудрявая. Я хочу рассказать тебе всю правду. О том, что случилось со мной. С нами.

Силла нежно сжала его руку. Конечно, она это сделала. Она была идеальна, эта женщина. Его Силла.

— Я убил своего отца, — произнёс он. Тело бросало то в жар, то в холод, но он продолжил. — Он был жестоким человеком, избивал мою мать. А я был тогда ещё слишком мал, слишком слаб, чтобы защитить её. Она сказала мне отвести Илиаса к вязам на окраине нашего участка. Мы забирались туда, прятались от отца, смотрели на облака и мечтали, какой будет наша жизнь, когда мы вырастем. Это было наше безопасное место. Место, где мы мечтали о лучшей жизни.

Джонас глубоко вздохнул.

— Чем старше я становился, тем больше пытался защищать мать, но это только всё усугубляло. Он вышибал из меня весь здравый смысл, а потом возвращался к ней с новым рвением. Мы жили в постоянном страхе перед его гневом. Он называл это «тёмным наваждением». Говорил, это не его вина. Никогда не было его виной. В тот день он наконец зашёл слишком далеко. Он убил её. — Джонас остановился, сжав кулаки. Рука Силлы провела по его руке, ее прикосновение успокаивало. — Я отправил Илиаса к вязу, а сам вернулся в дом. Отец рыдал над её телом. Я сорвался. Сбросил его с неё и заставил заплатить за каждый удар, что он когда-либо ей нанёс.

Между ними повисло молчание. Джонас зажмурился. Неужели он совершил ошибку, рассказав это ей? Он никогда раньше никому не говорил об этом. Даже Рей не знал. А если она больше никогда не посмотрит на него так, как раньше?

Его глупый рот продолжал говорить:

— Мы пошли на Собрание и я встал перед ними, прося суда. У нас были свидетели, хорошие друзья и соседи, которые подтвердили, каким жестоким был мой отец. Его убийство признали справедливым. Но смерть моей матери… её смерть от его рук сочли убийством.

Ее горло пересохло.

— За это Законоговоритель лишил его земли и конфисковал всё золото в пользу Короны. Мы с Илиасом остались без наследства. Не имея ничего, кроме черной метки на нашем имени, мы решили покинуть общину. Лишь доброта нескольких друзей и соседей позволила собрать достаточно монет, чтобы добраться до Суннавика. Именно там мы встретили Рея и присоединились к «Кровавой Секире». Постепенно заработали себе имя в этом королевстве.

Вечное пламя… Он проглотил комок размером с валун, застрявший в горле. Он чувствовал себя опустошённым, но в то же время ему стало легче. Быть услышанным значило больше, чем он ожидал. А если кто и мог понять, так это она — женщина, которую тоже лишили всего, что по праву ей принадлежало.

Он наблюдал, как она подбирает слова. И когда Силла наконец заговорила, он приготовился к худшему. Но, как всегда, она его удивила.

— Я тоже убила свою мать… в каком-то смысле.

Брови Джонаса взлетели вверх, и он быстро заморгал. Через мгновение он потер большим пальцем тыльную сторону ее руки, что, как он надеялся, было ободряющим жестом. Он был неуклюж в таких вещах. Но старался ради неё.

— Это случилось, когда мне было десять. Прошло десять лет, а я все еще не понимаю…

Джонас почувствовал, что она также не уверена, стоит ли делиться этим с ним, поэтому промолчал.

— Если бы я не забыла богом забытый укроп, все могло бы закончиться иначе. — Она облизнула губы. — Пока я была на рынке, случилось затмение, и я, переволновавшись, не положила укроп в корзину. Поэтому я вернулась за ним, пока мама готовила тесто для хлеба. А когда я вернулась домой, ее уже не было. Её увели… Клитенары.

Джонас напрягся.

— Сосед донёс на нас — сказал, что в нашем доме прячется гальдра. Ложь, конечно — у нас не было никакой магии. Я… поссорилась с его дочкой. Она потом утверждала, что я «выпустила свет из ладоней». Но я не выпускала! Это был блик, отражение от воды, от пруда. Она была впечатлительная, с буйной фантазией… Рассказала родителям, те — Клитенарам. Самое неприятное во всем этом то, что они утверждали, что моя мать призналась, что это от неё исходил свет. Она сказала им, что она… — она искала слово… — Несущая пепел. Я даже не знаю, что это такое, но знаю, что у моей матери такого не было. Она не была Гальдрой.

Силла нахмурилась.

— Зачем она это сказала? Чтобы спасти меня? Чтобы снять с меня подозрения? Я не знаю. Я обдумывала это так много раз. Если бы я была дома, я смогла бы рассказать о пруде, о вспышке света. Я смогла бы защитить ее. — Её голос стал глухим, глаза затуманились. — В следующий раз я увидела её уже прикованной к столбу. С кляпом. Я не могу забыть ее глаза. Ее красивые, сияющие зеленые глаза. Я видела, что она хотела, чтобы я отвернулась. Но я не могла. Я хотела, чтобы она знала, что кто-то в этой толпе её любит. Я… я смотрела всё до конца. Я видела, как она умерла. Меня заставили бросить камень. Я помогла убить её, Джонас.

Она задрожала и он прижал её крепче, в животе сжался тугой узел. Он не знал, что сказать, поэтому крепко обнимал ее, пока прошло несколько минут молчания.

Силла отстранилась и посмотрела на Джонаса широко открытыми честными глазами.

— Ты хороший человек, Джонас.

Он едва не закашлялся.

Ее рот был сжат в жесткую линию:

— Правда. Я вижу это по тому, как ты заботишься о своем брате. — Ее брови нахмурились. — Не каждый стал бы делать то, что делаешь ты.

Он молча смотрел на нее.

— Ты — хороший человек, Джонас.

— Я плохой человек, Кудрявая. — Он убрал прядь с её лица. — Но ты заставляешь меня верить, что мог бы быть хорошим.

Силла моргнула. Он почувствовал, как грудь становится слишком тесной для сердца.

— Что? — прошептала она. — Почему ты так на меня смотришь?

Он наклонился и поцеловал её. Медленно. Глубоко. Потом прижался лбом к её лбу.

— Я хочу увидеть тебя после Истре. Что, если я приеду в Копу и нанесу тебе визит? — Он провел рукой по гладкому изгибу ее щеки. — Тебе бы этого хотелось?

Она кивнула, и Джонас почувствовал, будто взмыл в небо, как орёл свободный, невесомый. Он сел, начал рыться в складках своей одежды, пока не нашёл то, что искал.

— Я кое-что сделал для тебя, — прошептал он, вкладывая в её ладонь небольшой диск.

Он наблюдал, как она поднесла его к свету. Треугольные узоры были вырезаны поверх тёмной древесины. Кожаный ремешок свисал с отверстия в верхней части.

— Похоже на твой талисман, — прошептала она, глядя на него.

— Я хочу, чтобы он был у тебя. — Джонас внимательно изучал ее. — Чтобы у тебя было что-то, что будет напоминать обо мне. Пока мы в разлуке. Тебе нравится?

Он затаил дыхание.

— Он мне нравится, Джонас, — ответила она, проводя большим пальцем по рифленой поверхности. Но в ее словах что-то скрывалось, что-то, чего он не мог определить. — Он прекрасен. У тебя настоящий дар к работе с деревом.

Взяв талисман, он осторожно надел его ей на шею, и тот лёг прямо у неё на груди. Тепло разлилось по нему, когда он увидел её с этим талисманом.

Он склонился, чтобы поцеловать её… Но в этот момент громогласный голос Гуннара разнёсся по лагерю:

— Нападение! Всем приготовиться! Кто-то идет!


Загрузка...