Дорога Костей

Г

ЛАВА 24

СВАРТИ

Силла и Джонас шагали по утоптанной земле центральной улицы Сварти, между ними повисла неловкая тишина. По рукам Силлы пробежали мурашки, и она не была уверена, это от присутствия рядом Волка, или потому, что не взяла с собой плащ. Она поклялась не надевать в Сварти свой алый плащ — на случай, если они знали, что она носит красное.

Игнорируя тупую боль в висках, она оглянулась через плечо, выискивая что-нибудь подозрительное. Малейший намек на слежку, хоть один странный взгляд и она свернет в переулок, чтобы раствориться. Но, если боги к ней благосклонны, люди королевы еще не догадались, что она так быстро нашла попутчиков, и не ожидают ее в Сварти.

Глянув влево, Силла поежилась. Тишина между ней и Джонасом становилась невыносимой. Она искала, что сказать, но единственное, что крутилось в голове — это воспоминание о том, как его рука скользила по ее горлу. Она почувствовала, как Джонас повернул голову, изучая ее, и крепче обняла себя.

— Замерзла, Кудрявая?

Она резко выдохнула, он сказал это так же, как несколькими ночами ранее.

— Я… забыла плащ.

Джонас вздохнул, стянул с плеч свой черный плащ и протянул ей.

— Благодарю, — сказала Силла, накидывая его на плечи и закрепляя бронзовую застежку. Натянув капюшон, она вдохнула его запах, а вместе с ним, остаточное тепло его тела.

Они прошли мимо одного из аколитов Медвежьего Бога. В одной руке он сжимал изогнутый медвежий клык на тонком кожаном шнуре, обмотанном вокруг запястья, в другой держал книгу в кожаном переплете, которую читал. Силла напряглась, когда до ее слуха донеслись обрывки проповеди.

— …Медведь — воплощение Отца, Супруга, Сына, того, кому надлежит поклоняться и повиноваться…

Те, кто принадлежал к Дому Урсира, всегда вызывали у нее глубокое беспокойство. К счастью, вскоре голос проповедника стих, и с ним исчезло напряжение в ее плечах.

Нужны. Листья.

Пальцы Силлы нервно скользнули к стеклянному пузырьку, поглаживая его гладкую поверхность. Боль в висках становилась все настойчивее с каждым часом. Ей нужно попасть к аптекарю и как можно скорее.

Воздух был прохладным, и она сунула руки в карманы плаща Джонаса. Ее пальцы нащупали кованое серебро. Его талисман. Вытащив его, она внимательно рассмотрела рисунок, выгравированный на поверхности. Три переплетенных треугольника.

— Что ты делаешь?

Джонас метнулся за ним, но Силла развернулась на пятках. Его большие руки тут же сжали ее плечи, притянув ближе. Их взгляды встретились, и она замерла. В глазах Джонаса полыхал холодный синий огонь, а тело было напряжено, как перед схваткой, на виске билась жилка. В лесу ей нравилось дразнить его, но сейчас… сейчас это не было игрой.

— Это не шутки, Силла. Отдай.

Она сглотнула и протянула талисман.

— Веревка порвалась.

Он не ответил.

— Он значим для тебя? — мягко спросила она.

— Да. — Его кулак сжался так сильно, что побелели костяшки. — Это все, что осталось от моей прежней жизни. Это и Илиас.

— Эти символы что-то означают?

Джонас замешкался, затем медленно разжал ладонь, показывая диск.

— Треугольники символизируют основы моего рода. Семья, уважение и долг. Три качества, которым должны следовать те, в чьих жилах течет моя кровь.

Он убрал талисман в карман.

— Значит для тебя это важно, нести в себе эти черты семьи?

Джонас глубоко вдохнул, но не ответил.

Силла прикусила губу, наблюдая за ним. Любая мягкость, которую он проявил ранее, исчезла, сменившись обычным холодным выражением лица.

— Что ж, Волк, не будем об этом. Я лишь хотела понять тебя.

— Зачем утруждаться? Ты ведь уезжаешь через несколько дней.

Силла резко опустила взгляд на дорогу. Да, зачем тратить время, пытаясь разобраться в этом невыносимом человеке? И все же его противоречия сбивали ее с толку. Интриговали.

Защитник, но при этом всегда на грани нападения.

Эгоистичный, жадный и в то же время талисман доказывал, что ему важна семья.

А еще то, как он смотрел на нее в лесу…

— Хорошо, — сказала она наконец. — О чем же нам поговорить?

— Может, о тех опасных играх, которые ты так любишь?

Ее щеки вспыхнули.

— Это был момент слабости.

Она знала, что он ее подначивает, и ненавидела себя за то, что поддается.

Джонас усмехнулся.

— Ну раз ты так говоришь.

Из ее горла вырвался раздраженный звук.

— Что это значит?

— Только то, что тебе слишком часто требуется отвлекаться.

— Дважды, — фыркнула она. — Не слишком-то зазнавайся, Волк. Хвала богам, что Илиас тогда тебя позвал. Я была не в себе.

— Лгунья.

Она резко подняла взгляд.

— Что?

— Я видел, как ты смотришь на меня, Силла. — Она вздрогнула, услышав, как ее имя сорвалось с его губ. — Поверх костра. Пока ты едешь в повозке. Ты знала, что твое лицо выдает каждую мысль? А у тебя в голове было немало весьма… нехороших мыслей.

— Пепел, — пробормотала Силла, ускорившись. Но Джонас легко удлинил шаги и снова оказался рядом. — Ты слишком высокого мнения о себе, правда, Волк?

Джонас лишь пожал плечами.

— Твоя самоуверенность потрясает. — Из ее груди вырвался раздраженный вздох. Как она вообще могла желать этого невозможного мужчину? Должно быть, у нее временно помутился рассудок, иначе не объяснить. — Я была… одинока. Скучала по отцу.

— Если ты так говоришь, Кудрявая.

— Ну… так и есть! — выпалила Силла, натягивая капюшон ниже, словно желая провалиться под землю подле этого человека.

— Разве ты хочешь не этого? Спорить со мной? Разве это не волнует тебя? Не разгоняет кровь?

— Тебя радует, что ты меня злишь? — выплюнула она.

— Да. — Его откровенность застала ее врасплох. — Когда ты злишься у тебя загораются глаза.

Чистые простыни, начала она повторять про себя, надавливая пальцами на виски. Запах свежеиспеченного хлеба. Кудахтающие куры. Ее пульс замедлился, дыхание стало глубже, напряжение в груди ослабло.

К ним приближалась повозка, запряженная лошадьми, и они отступили в сторону, чтобы дать ей проехать. Силлу отвлекло движение на дороге, в самый раз, чтобы перестать думать о близости Джонаса.

Вдруг прямо на улицу выскочил щенок, его мягкие уши хлопали на бегу, пока он несся прямо под копыта лошади.

— Нет! — Силла бросилась вперед, подхватывая его на руки и перебегая на другую сторону дороги. Она почувствовала едва ощутимое касание воздуха, когда пронеслась мимо лошадиного копыта, но удача оказалась на ее стороне, и импульс движения вынес ее в безопасное место.

Возница осыпал ее проклятиями, но слова тонули в гуле крови у нее в ушах. Она прижалась спиной к стене, сжимая щенка в руках, чувствуя на себе взгляды прохожих.

Глупая! — пронеслось у нее в голове. Ты не должна была привлекать к себе внимание.

Но щенок радостно заерзал в ее руках, а его мягкий, бархатистый язык скользнул по ее щеке, возвращая в реальность. На губах Силлы заиграла улыбка, и она почесала малыша за ухом.

— Непослушное маленькое создание, — пробормотала она. — Тебе надо быть осторожнее.

На улицу, тревожно оглядываясь, выбежал мальчик лет восьми-девяти. Завидев щенка, он обмяк от облегчения.

— Клофи!

— Он был на волоске от того, чтобы его затоптали, — предупредила она, пытаясь, но так и не сумев придать голосу строгость.

Щенок принялся с радостью облизывать лицо мальчишки, вернувшись к своему хозяину. У Силлы потеплело на сердце, и она спрятала этот момент в копилку теплых воспоминаний.

Мальчик поблагодарил ее и убежал на боковую улицу.

Рядом, качая головой, появился Джонас.

— Тот факт, что ты дожила до этого дня — настоящее чудо.

Силла бросила на него возмущенный взгляд.

— Ты бы просто смотрел, как щенка затаптывают?

— Некоторые звери не должны выживать, — задумчиво проговорил он.

— Милосердные боги, Джонас, — пробормотала она. — Стоит мне подумать, что ты уже не можешь стать хуже, как ты открываешь рот.

— А я-то думал, тебе нравится мой рот.

Силла прикрыла глаза, снова надавливая пальцами на виски.

— Ты такая задница. Но если я не ошибаюсь, тебе тоже нравился мой.

— О да. Нравился. Нравится. — Он замолчал, а его взгляд замер на ее губах. — Я не перестаю думать о них уже несколько дней. — На мгновение он выглядел так, будто был зол сам на себя за эти слова. Но затем выражение его лица изменилось. Вернулась привычная самоуверенность. — Интересно, они такие же мягкие, какими кажутся? — его голос стал ниже. — Интересно, какой у них вкус.

— Вечное пламя, — пробормотала Силла, ощущая, как по телу разливается жар.

— И еще мне любопытно, — продолжил он, — твои скромные невзрачные платья и показная невинность — это обман? Потому что хорошие, сладкие девочки не обладают таким острым и лукавым языком, как у тебя. И милосердные боги, Силла, я далеко не хороший человек, потому что единственное, о чем я думаю — это как бы затащить тебя в свои меха и узнать, на что еще способен этот язык.

Его слова продолжали отдаваться в ней пульсацией даже после того, как он замолчал. Она моргнула несколько раз, пытаясь вернуть себе ясность мысли.

— Невзрачные платья? — фыркнула она. — У них есть карманы. Они удобны! Мы путешествуем по Дороге Костей!

Джонас расхохотался. Это был искренний, теплый звук. Она украдкой взглянула на него. Его лицо смягчилось, в уголках глаз собрались крошечные морщинки. Пепел. Почему он должен выглядеть именно так?

— Вот что ты вынесла из моих слов? — он провел рукой по макушке, потянув за свою косу. — Ты… неожиданная.

Он двинулся дальше по дороге, и после глубокого вдоха Силла последовала за ним. Она поправила капюшон, краем глаза заметив серебристо-черное мерцание кольчуги. Двое Клитенаров двигались им навстречу. Они были невероятно высокими, а пряжки их доспехов лязгали с каждым шагом. С каждым мгновением напряжение в груди Силлы становилось все сильнее. Она ощутила их взгляды на себе, острые, как клинок, только что сошедший с точильного камня.

Они знают? Дошли ли до них вести из Рейкфьорда?

Их шаги замедлились. Ближайший воин положил руку на рукоять своего хеврита. Время замедлилось. Силла задержала дыхание, сосредоточившись на дорожной грязи под ногами.

Но Клитенары прошли мимо, а звук их шагов вскоре растворился в гуле города. Голова у нее кружилась, перед глазами мелькали пятна. Она заставила себя расслабить мышцы, сделать несколько глубоких вдохов.

Ты должна помнить, что поставлено на кон, мысленно напомнила она себе.

— Ты в порядке? — спросил Джонас, наблюдая за ней.

Силла натянула на лицо улыбку и медленно кивнула. Ей нужен был отвлекающий разговор, что-то, что не дало бы мыслям свести ее с ума.

— Давай начнем сначала, Джонас. Пожалуйста. Мы же можем поговорить о чем-то другом. — Она задумалась. — Расскажи мне что-то правдивое о себе. То, что мог бы знать только друг. И без пошлостей, — добавила она.

Он бросил на нее удивленный взгляд.

— Правдивое?

— Да. Расскажи мне что-то настоящее.

Она скрестила руки на груди, затем снова опустила их, бросив быстрый взгляд через плечо.

Джонас долго молчал. Она надеялась, что он скажет хоть что-то, что разрядит напряжение, все еще сковывающее ее.

— Что бы ты делал, если бы не был в «Кровавой Секире»?

Его большой палец провел по жесткой щетине бороды, пока он обдумывал ответ.

— В идеале у меня было бы столько соласов, что мне никогда больше не пришлось бы работать. Я жил бы во дворце, ел бы мясо и пил эль, пока меня обслуживают красивые женщины.

Силла закатила глаза.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты совершенно бесстыжий, Джонас?

— Множество раз, — вздохнул Джонас. — Почему мне вообще должно хотеться уйти из «Кровавой Секиры»? Мерзнуть до костей и жрать дрянную стряпню Сигрун месяцами. Что может быть лучше?

— Похоже, тебе это не по душе.

Силла украдкой посмотрела на него. В чешуйчатых кожаных доспехах, с оружием, надежно закрепленным на поясе, и висками, выбритыми почти до кожи, Джонас выглядел тем самым грозным воином, которого она видела в битве с «Железными Воронами». А осознание того, что этот человек только что признался, что хочет затащить ее в постель… от этого у нее кружилась голова.

Джонас долго молчал.

— Думаю, азарт угас.

— Тогда почему ты все еще этим занимаешься?

— Мне нужны соласы.

— Это ты предельно ясно дал мне понять. — Она нахмурилась. Почему ему так нужны деньги? — Разве ты не мог бы зарабатывать их каким-то другим способом? Разве счастье не важно?

— Это… сложно.

— В чем именно сложность?

Джонас колебался.

— Мне нужно присматривать за Илиасом.

— Ты заботливый брат.

Джонас фыркнул, но ничего не добавил. Значит, он действительно сильно привязан к брату. Она замечала, как они часто сидели вместе, погруженные в разговор или за игрой в кости. Их было легко представить дополняющими друг друга — Джонас, сдерживающий безрассудность Илиаса, и Илиас, приносящий в жизнь Джонаса ту легкость, которой ему самому явно не хватало. Она еще раз взглянула на холодного, эгоистичного человека рядом с собой, пытаясь понять, не скрывается ли под этим что-то большее.

— Если бы тебе не нужно было присматривать за Илиасом и не пришлось бы думать о деньгах, что бы ты тогда делал? Если бы мог заняться чем угодно?

Он раздраженно выдохнул.

— Не знаю.

— А я бы хотела свою ферму, — сказала Силла, отчасти чтобы заполнить тишину, отчасти потому, что сама мысль об этом наполняла ее теплом изнутри, словно мягкая, свежая сладкая булочка. — С несколькими животными и большим садом. Я бы проводила весь день у очага, месила тесто, варила в котле скаус, а вечером сидела бы в гнезде из овечьих шкур с чашкой горячего роа у очага. — Она на мгновение замолчала. — И у меня были бы куры.

Джонас приподнял брови.

— Ты хорошо все продумала.

— Долгие дни на кухне способствуют мечтательным мыслям, — пожала она плечами. — А что бы ты делал?

— Убийства — мой единственный талант. Какой смысл мечтать о том, чему не суждено сбыться? Это моя жизнь. Мне не суждено быть кем-то другим.

— Но… это ведь возможно. Сколько зим видел Илиас?

— Двадцать одну, — ответил Джонас. В его голосе появилась ледяная нотка, но Силла проигнорировала предупреждение.

— Ему действительно нужна твоя защита? Он кажется вполне самостоятельным.

— Нужна.

Она тяжело вздохнула. По его тону было понятно, что вопрос закрыт. Они продолжили путь в тишине.

Силла почувствовала запах рынка еще до того, как они добрались до него: смесь животных, древесного дыма и горячего железа кузницы. Волнение и тревога смешались в груди. Там будет полно людей, а значит, ей нужно быть начеку.

Когда они свернули за угол, перед ними открылся рынок. Ряды столов под навесами чередовались с лавками, откуда доносились крики торговцев. Овцы и козы беспокойно блеяли, молот кузнеца громко лязгал по металлу, а с повозок с глухим стуком выгружали ящики — весь этот хаос сливался в живую симфонию городского шума.

Силла прижала руку к животу, быстро пробежавшись взглядом по площади, в поисках Клитенаров. Пара в дальнем конце, идущие мимо хлебного прилавка. Еще двое у стены лавки, где продавались яркие полосы ткани с орнаментом.

Значит четверо, подумала она.

Ее внимание привлек странный озноб, пробежавший по венам. Она обернулась и увидела, что Джонас изучает ее. Его руки были скрещены на груди, золотистый свет дня подчеркивал четкость его скул и пряди бороды. Силла не смогла отвести взгляд.

— Эй! — рявкнул грубый голос.

Резкий толчок в спину — и Силла полетела вперед, падая на руки и колени на утоптанную землю.

Они нашли меня, пронеслось в ее голове, паника захлестнула грудь. Все кончено.