С чистого листа главы 100-165

Глава 165. Выживание

Из Эрбиля мы вылетели обратно в Инджирлик, где я ещё раз встретился с Эрдоганом и провёл последнюю ночь в Турции. Мы пересели на 747, и я узнал, что обещание выделить средства на восстановление больницы разошлось по всему миру! Буквально за несколько дней фонд Бакмэна собрал для неё более 12 миллионов!

Со временем это станет золотой жилой. Мэрилин сказала, что теперь я богат и пора с этим покончить. Что ж, она права, я был богат, поэтому смог попасть на телевидение и пообещал выделить средства из частных пожертвований на постройку школ и клиник в Курдистане. Раз уж взялся, то надо выполнять.

Вообще, мы планировали из Турции улететь домой, но решили сделать ещё одну остановку. Из Инджирлика мы отправились на авиабазу Рамштайн в Германии. В этой сторонней поездке было две выгоды. Во-первых, я посетил госпиталь Ландштуль всего в нескольких милях от базы, именно сюда доставляли всех серьёзно раненых из Курдистана. Здесь лечили и курдских Пешмерга, и гражданских. И это было по-настоящему мучительно.

Перед тобой отличные ребята, много, особенно участвовавших в битве за долину Азвья, где они потеряли руки и ноги, которые хотят, чтобы их подлечили, и они могли вернуться к своим товарищам. Я понимал это, но видеть их в таком состоянии было тяжело. Однако была здесь и позитивная сторона: невеста Роско смогла туда добраться, мы сказали ей, что с ним всё в порядке, он в безопасности. Оказалась очень милая девушка.

Во-вторых, Конди и Том Ридж смогли собрать саммит НАТО в Рамштайне. Это должна была быть очень короткая встреча, примерно длиной в день или около того, я собирался поблагодарить членов НАТО, входивших в Курдскую коалицию. Наибольшую помощь оказали британцы, пославшие 7-ю бронетанковую дивизию и эскадрон бомбардировщиков Торнадо. Также помогли Германия и Норвегия, пославшие команду химической дезактивации, медицинские части и транспортные батальоны.

Но прежде всего помогла, конечно, Турция, без которой мы бы вообще не смогли ничего сделать. Я встретился с разными представителями стран НАТО. Тони Блэр прилетел из Лондона, так что я мог быть уверен, что встречусь с ним и Ангелой Меркель (канцлером Германии). Страны, которые не оказали помощи или поддержки? Им мало улыбались и пожимали руки, так что очередная встреча НАТО на высшем уровне могла показаться им несколько прохладной.

Оттуда мы отправлялись домой и это был длинный день, мы забрались на Аir Fоrсе Оnе, и я собирался вздремнуть. Нам предстоял девятичасовой перелёт, но учитывая смену временных поясов, прибудем в Округ Колумбия примерно через три часа после взлёта. Все это очень странно. Большую часть ночи мы будем спать в самолёте, а приземлимся около полуночи, и потом у меня ещё будет немного времени.

Мы с Мэрилин садились в самолёт последними, поэтому просто заняли два места впереди. Думаю, первым классом или даже лучше. В любом случае, только мы взошли на борт и сели, пошло всего несколько минут, как двигатели загудели и начался разгон. Когда ты президент, ожиданию нет места. Первый приоритет за нами. Мы выруливали на старт, когда Мэрилин вдруг сказала мне:

– Тебе надо позвонить дочери, когда мы взлетим.

– Которой?

– Молли.

Я пожал плечами, моей малышке уже 22, и ей остался всего год до окончания магистратуры. Она всё ещё встречалась с Баки и проводила лето, работая на стажировке в Харли-Дэвидсон, куда её устроил Таскер. Он крупный дилер компании и пользуется некоторым влиянием в главном офисе в Милуоки. Холли уедет осенью, когда отправится в Принстон на докторскую программу.

Она ещё не остановила свой выбор ни на одном парне, но, судя по всему, так же гетеросексуальна, как её братья и сёстры. Холли говорит, что у неё нет на это времени. То же самое с Чарли, кажется, он предпочитает стройных блондинок-моделей, хотя встречался с девушками самых разных рас. Блондинок он называет "зайки на байках".

Когда мы набрали высоту, я взял с консоли пред собой трубку и, попросив соединить меня с Молли, сразу же повесил трубку, зная, что военно-воздушные силы США, агентство национальной безопасности и центр связи Белого Дома смогут отследить студентку колледжа под наблюдением. Которая на самом деле даже и не думает ни от кого прятаться. Спустя несколько минут телефон снова зазвонил, и я ответил. Мэрилин удовлетворённо посмотрела на меня, так что я заподозрил, что меня подставили. Чего же хочет моя дочь прямо сейчас?

– Алло?

– Папочка?! Я так рада, что ты позвонил! Мама говорит, я должна поговорить с тобой. Вообще-то, это Баки должен с тобой поговорить. Не вешай трубку!

– Баки? – в ответ мёртвая тишина. Я посмотрел на жену:

– Ты знаешь, что происходит?

Он засмеялась и не ответила. Примерно через шесть секунд я услышал в трубке какие-то скрипы, потом Баки Таск вышел на связь:

– Уф, мистер президент. То есть, дядя Карл.

У меня было странное предчувствие относительно того, что будет дальше.

– Я слушаю, Баки. В чём дело?

– Уф, м-да, мы с Молли, мы. М-м-м, я прошу руки вашей дочери, сэр.

Я закатил глаза и посмотрел на Мэрилин. Потом прикрыл трубку рукой и спросил:

– Ты это знала, верно?

Она рассмеялась:

– Молли звонила мне днём, пока ты был занят. Скорее соглашайся, пока они не испугались.

Я фыркнул и убрал руку:

– Хорошо, Баки, не то, чтобы мы с тобой никогда не встречались. Добро пожаловать в семью Бакмэн.

Я услышал радостный визг Молли, должно быть, она бросилась ему на шею:

– А теперь дай мне поговорить с дочерью.

– Ой, папочка, спасибо, спасибо огромное! – она щебетала ещё с минуту или около того.

– Спокойно, юная леди. Позволь задать тебе вопрос. Когда должна быть свадьба?

– Что ты имеешь в виду?

Я скривился и покачал головой:

– Это же срочная свадьба? Мы должны выдать тебя замуж немедленно?

– А?

– До того, как пройдёт девять месяцев?

– Эй, я должен был спросить, – Мэрилин улыбнулась и стукнула меня по плечу.

– Хорошо, слушай, мы должны как можно быстрее сообщить о помолвке. Если ты сказала об этом своей матери, скорее всего, она разболтала уже куче людей, – за это я снова получил по плечу! – Поэтому тебе лучше официально объявить о помолвке завтра или послезавтра.

– Да, хорошо.

– Тут твоя мама, – я протянул трубку Мэрилин. Она взяла трубку и сказала мне:

– Ты крыса! – потом уже в трубку: – Молли? Я только что назвала твоего отца крысой!

Они начали перемывать мне кости, а я просто подозвал стюарда, тот ухмылялся. Должно быть, что-то слышал или, скорее всего, Мэрилин что-то сказала.

– Думаю, нам понадобится бутылочка шампанского, пожалуйста.

– Да, сэр. Поздравляю!

– Да? А ты знаешь сколько стоит свадьба? Было бы дешевле, если бы они просто сбежали!

Он рассмеялся и пошёл на кухню. Команда вокруг нас тоже улыбалась. Мэрилин наверняка что-то сказала! Когда стюард вернулся, она уже повесила трубку:

– Ты точно крыса, ещё и жадная крыса!

– Я тоже тебя люблю, дорогая.

Стюард хлопнул пробкой и налил нам шампанского, мы выпили за помолвку. Потом я обратился к нему:

– Окажите мне услугу. Ничего ему не говорите, но сходите назад, найдите Флетчера Дональдсона и притащите его ленивую задницу сюда, пожалуйста. Спасибо.

– Да, сэр.

Он опустил бутылку в кулер и пошёл в хвост самолёта. Спустя несколько минут Флетчер Дональдсон пришёл к нам. Он огляделся, увидел, что тут только мы с Мэрилин, стюард и агент:

– Отмечаете, Карл? А что?

Наверное, Флетчер был рядом со мной дольше всех репортёров, ещё когда я избирался в Конгресс, а потом и в Бакмэн Груп. С тех пор он звал меня по имени, в том числе с того момента, как я попал в Конгресс. Сейчас, хотя он был почтительнее, чем остальные, мы были просто самими собой, и когда он обратился ко мне по имени, я не стал его поправлять.

То же относилось к нескольким людям из верхушки и близким друзьям. Разумеется, моя семья и друзья не звали меня "мистер президент", мой вице-президент звал меня просто "Карл", как и большинство людей в овальном кабинете и, конечно же, Большая четвёрка: государство, казна, безопасность и правосудие. Флетчер был одним из немногих репортёров, кого это тоже касалось, наряду с Тимом Расселом и Джорджем Уиллом, которых я знал почти столько же.

Будучи на своем месте мне приходилось балансировать между "имперским президентством" и чем-то гораздо менее формальным. И Никсон, и Рейган, наверное, были самыми "имперскими" президентами, презиравшими Конгресс, любившими привилегии своего положения и неограниченную власть над "придворными", которые частенько нарушали закон.

С другой стороны, у нас был и Джимми Картер, который всегда сам таскал багаж и носил свитера, пока в Белом доме отключали отопление. Он выглядел не просто не по-имперски, он выглядел дёшево! Похоже, мне удалось найти некую середину. Нет, я не таскал свои сумки, но работал с Конгрессом и, хоть и полагался на своих подчинённых, всегда был готов призвать их к ответу за их же действия.

– Присядь, Флетчер. Шампанского? – я указал ему на сиденье сразу за нами с Мэрилин и подозвал стюарда.

– Ещё один бокал, пожалуйста.

– Да, сэр.

Он вернулся через несколько секунд и ловко наполнил бокал шампанским. Я запротестовал:

– Эй, подождите, оно слишком хорошо! Он всего лишь репортёр. И вряд ли отличит шампанское от пойла.

Флетчер забрал бокал прежде, чем стюард успел воспринять меня всерьёз:

– Не обращайте внимания. Он возвращается в Америку, где люди едва ли любят его так же, как курды.

Мэрилин рассмеялась:

– Это было жестоко, Флетчер! – прокомментировала она.

– Но правдиво, очень правдиво. В чём дело? – осведомился Флетчер.

– Флетчер, я решил сжалиться над тобой после шутки с прыжком из самолёта. И хочу осчастливить тебя некоторым эксклюзивом!

Мэрилин одарила меня пытливым взглядом, но Флетчер навострил уши и стал похож на пойнтера, нацелившегося на дичь:

– Эксклюзив?

– Дай мне день, может два, прежде чем оповестить остальной мир об одном из самых знаменательных событий президентства Бакмэна!

Он посмотрел на мою жену и спросил:

– Почему у меня странное чувство, будто меня во что-то втягивают?

– Потому что ты умён? – ответила она.

– К чёрту вас обоих! Окей, Флетчер, на самом деле это будет не так полезно для тебя, но твой редактор и издатель, возможно, оценят, – сказал я.

Он отпил половину своего шампанского:

– О? Может это и приятно для обычного репортёра, но я больше не живу в Балтиморе. Я переехал в Округ Колумбия несколько лет назад, поэтому мне не нужно часто с ними видеться. Что же заставит их оценить меня?

– Может ты понравишься редактору общественной странички Sun! – пожал я плечами. – Во всяком случае, Sun – наша местная газета, и я подумал, что вы, ребята, могли о ней слышать. Молли только что обручилась. Мы узнали только сегодня.

Флетчер усмехнулся:

– Поздравляю! И кто счастливчик? Кто-то кого я знаю или слышал о нём?

Я подлил Мэрилин и себе ещё немного шампанского и весело посмотрел на неё:

– Знаешь, а между прочим, он может его знать.

И снова повернулся к Флетчеру:

– Вообще, думаю, ты и правда знаешь его или хотя бы его семью. Это Баки Таск, сын Таскера и Тессы. Я знаю, вы встречались.

– А-а-а, твой бизнес-партнёр, с длинными рыжими волосами? Он?

Я кивнул:

– Сейчас в них много седины. Это папа Баки, и на самом деле мы не были партнёрами. Я просто инвестировал в его магазин мотоциклов. Мы знаем Баки с пелёнок.

– Баки и Чарли были бизнес-партнёрами в гоночной команде, – добавила Мэрилин.

– О. И как это было?

– Довольно хорошо, полагаю. Он снова выступает на национальном чемпионате. Мы собирались как-нибудь пойти посмотреть несколько его заездов. Один будет в Нью-Йорке, в Унадилле, там можно посмотреть гонки и заодно увидеться с родными Мэрилин, – сказал я.

– И когда свадьба?

Я понятия не имел, поэтому только пожал плечами и взглянул на Мэрилин:

– Ничего определённого, но в мае следующего года она заканчивает университет, так что, возможно, это будет следующим летом! – ответила Мэрилин.

– Вы собираетесь делать большую свадьбу в Белом доме? – спросил Флетчер, подливая себе шампанского.

Бутылка закончилась, и стюард принёс ещё одну. Я поблагодарил его и продолжил разговор:

– Понятия не имею. Когда была последняя? Не тогда ли, когда одна из дочерей Никсона выходила замуж в Белом доме? Или это был просто приём?

– Мои дочери будут выходить замуж в церкви! – заявила будущая мать невесты.

Я бросил взгляд на Флетчера:

– Полагаю, это уже решено! Слушай, мы официально объявим о помолвке, когда вернёмся домой и поговорим с детьми и Тасками. Не стесняйся, заглядывай со своими людьми. Мы сделаем официальное заявление через день или два, на высшем уровне.

Я зевнул, и Флетчер сразу понял намёк. Он встал и снова наполнил свой бокал:

– Думаю, я заберу это с собой и заставлю всех представителей прессы мне позавидовать.

Я рассмеялся, а после того, как он ушёл, мы с Мэрилин отправились в свой салон впереди, взяв бокалы и оставшуюся бутылку. Теперь время для клуба десятитысячников.

В течение следующих нескольких дней мне надо было уточнить расписание. Сейчас середина лета, нам предстоит выиграть промежуточные выборы. Победа в войне даёт некоторые преимущества. Мой рейтинг за время "Курдского рассвета" и "Курдского дракона" стремительно вырос. Теперь он составлял около 85 %, такого не было с тех пор, как "Несокрушимая победа" уничтожила Аль-Каиду и Талибан. Расписание было заполнено предвыборными выступлениями по всей стране и помощью всевозможным кандидатам в Конгресс и Сенат удержать места или потерять их, если речь о докучливых демократах. Это должно было затянуться на всё лето и плавно перейти в осень.

Но в первую очередь нужно дать совместное интервью нескольким изданиям вооружённых сил. Аrmу Тimеs, Труды военно-морского института США, Аir-Fоrсе Маgаzinе, Соаst Guаrd Маgаzinе, Lеаthеrnесk – все хотели поговорить со мной о курдской войне и моих усилиях поддержать товарищей-ветеранов. Мы договорились встретиться в одном из конференц-залов. У изданий вооружённых сил интересная читательская аудитория.

Будучи военнослужащим, ты мог сталкиваться с ними, возможно, у тебя даже есть подписка, в противном случае, ты никогда о них не услышишь. Разумеется, если ты служишь давно, и ветеран в звании сержанта или офицер, ты будешь знаком с изданиями своих же служб. Кроме того, писатели и журналисты в них зачастую бывшие военные, а если гражданские, то с хорошими знакомствами и связями. Мне не придётся объяснять разницу между танком и бронетранспортёром, например.

Думаю, большая часть вопросов будет посвящена тому, как Аль Джазире удалось записать мою встречу с курдским солдатом в госпитале в Эрбиле. Её транслировали по всему мусульманскому миру, переводили на местные языки, а оригинальная англоязычная запись попала в американские СМИ. Комментаторы заметили, что это было похоже на мои давние усилия расширить возможности трудоустройства и образования для американских ветеранов. Теперь репортёры хотели узнать моё мнение на этот счёт. У каждого был собственный список вопросов, но я подозревал, что интервью будет опубликовано во всех изданиях почти слово в слово и старался давать продуманные ответы.

В: Вы знали, что разговор с курдским солдатом станет известен всему миру?

О: Вообще-то, нет. О, я осознаю, что почти всё, что я скажу или сделаю, может попасть в запись, и я знал, что там будут репортёры, но тем не менее не придавал этому большого значения. Я просто пытался подбодрить раненого, как бывший солдат другого солдата.

В: И что вы почувствовали, узнав о таком широком отклике, как на родине, так и по всему миру? Его показывали почти во всех военных госпиталях страны.

О: Всё, что я сказал ему, применимо к любому раненому и покалеченному солдату в любой стране. Мы недееспособны ровно на столько – на сколько сами считаем. Жизнь не заканчивается, когда мы оставляем службу. Только служба принимает иную форму.

В: Вы часто говорите ветеранам и другим людям, оставляющим службу, идти в политику. Почему?

О: Интересный вопрос. Думаю, это доказано исторически, если вернуться к основам того, что мы называем Западной цивилизацией, и здесь я имею в виду афинскую демократию и Римскую республику. Тогда военная служба была практически обязательным требованием для политика. Не нужно было становиться генералом, но ожидалось, что вы знаете с какого конца браться за копьё и какой стороной втыкать его в кого-то другого. То же самое было в Америке, по крайней мере, до последнего времени. Думаю, во время корейской войны в Конгрессе процент отслуживших в армии составлял 80–90. Всё изменилось после Вьетнама. Сейчас это около 10–20 процентов. Полагаю, этой стране пошло бы на пользу, если бы процент военных снова вырос.

В: Как это?

О: Я постоянно слышу призывы тех, кого называю "ястребами", отправиться куда-нибудь на войну. Они никогда не служили, и их дети никогда не служили, но, Господи, как они рады указывать мне и моим детям что делать! По своему опыту знаю, что на самом деле последние, кто захочет развязать войну это те, кто на ней уже побывал. Я может и не герой войны, но в армии повидал достаточно, чтобы знать, чем это может обернуться.

Мы также обсудили некоторые социальные проблемы, затрагивающие военнослужащих.

В: Вы сторонник защиты прав геев. Вы планируете отменить закон "не спрашивай, не говори"?

О: Не знаю, думаю, я скорее сторонник того, чтобы не судить кого-то по тому, с кем они спят. Это не столько "не спрашивай, не говори", сколько "не спрашивай, не обращай внимания".

В: Но вы не планируете отменить текущий закон?

О: Нет. Думаю, это будет слишком поспешно. Однако, полагаю, время придёт и раньше, чем вы думаете. Считаю, что с нынешним постановлением о гомосексуалистах в силовых структурах будет покончено в течение десяти лет или менее. Это дело поколения. Принятия постановления хотели люди моего возраста и старше, но не младшие поколения. Они его не понимают или не согласны с ним. Всякий раз, когда проводятся опросы по этой теме, ответы представителей старшего поколения резко отличаются от ответов молодёжи. Через десять лет "не спрашивай, не говори" уйдёт в историю. Через двадцать лет молодёжь даже не поймёт, почему нас это так волновало.

В: Некоторые утверждают, что присутствие геев в силовых структурах вызовет разобщение в силовых частях и снизит их эффективность.

Больше глав на сайте https://dark-novels.ru/

О: Кажется, я припоминаю, что те же аргументы высказывались против чёрных в силовых структурах и женщин. Похоже, мы справились с этими двумя кризисами. Добавлю, я просто обожаю тех людей, кто утверждает, что делить окоп с товарищем-геем будет проблематично. Это лишь показывает, что они не знают, о чём говорят! Я бывал в окопах, и единственное, что меня тогда волновало относительно парня, сидевшего рядом со мной, хватит ли у него боеприпасов и не сделает ли он чего-то, что убьёт нас обоих. Никогда не был в окопах с кем-то храбрее!

В: Вы собираетесь уменьшить ограничения касательно женщин в бою?

О: Я этого не одобряю, но буду честен. Во мне достаточно всего от динозавра, чтобы считать, что сражения – мужское дело, не женское. Не все со мной согласятся, конечно, а закон допускает работу женщин в большинстве военных областей, и я не собираюсь это менять. Единственное, что меня волнует, достаточно ли она будет компетентна. Мужчины и женщины отличаются. В среднем мужчины крупнее, выше и физически сильнее. Я отлично понимаю, что сейчас некоторое количество женщин вполне может дать мне под зад, но в среднем, нагрузка, которую мы можем нести, больше той, с которой справляются женщины. Чтобы обойти этот факт, были введены гендерные нормативы, и я считаю это серьёзной проблемой. Если бы я собирался в бой, то хотел бы, чтобы люди рядом со мной смогли справиться с нагрузкой, включая меня самого. На это моя жена и дочери говорят, что я просто сварливый старик, не думаю, что могу что-то противопоставить этому доводу.

Мои ответы о женщинах и геях стали основной темой воскресных утренних шоу уже через неделю после публикации интервью. Как обычно, религиозное право сочло мои ремарки предвестниками конца времён и падения цивилизации, а либералы решили, что я ограниченный ретроград. Иногда просто невозможно победить.

В начале сентября меня ждало одно мероприятие, на котором я должен был стать хозяином, оно было неполитическое. Балтиморский симфонический оркестр начинал осенний сезон в Мейерхоффе. Как одному из крупнейших патронов и почётному члену фондового комитета (забавно, как всё сложилось!) мне принадлежала честь открывать сезон. Будучи президентом, я пропустил несколько лет из-за несовпадения расписаний, но в этом году я был свободен.

Это мероприятие предписывало Вlасk Тiе, настоящее гала представление, и я должен был принимать гостей и пожимать руки властям Мэриленда. Там будет Боб Эрлих, губернатор штата, вместе с Мартином О'Мэлли, мэром Балтимора, и ещё несколькими политиками штата и самого города, несколько конгрессменов, хотя бы один сенатор и огромное множество других больших шишек. Это будет вечер Вагнера, сопровождаемый очень приятной (и дорогой!) коктейльной вечеринкой, а это уже моя забота.

Мэрилин и я прибыли к главному входу на Кафедрал Стрит. Из Округа Колумбия мы приехали на лимузине, что заняло не больше времени, чем перелёт от Южной лужайки до любой точки в Балтиморе, где мы и взяли лимузин. Уверен, там бы нашлось место или парк, где можно было бы приземлиться, но довольно невежливо сажать вертолёт в общественном парке. Подъехав к парадному входу, мы дождались, пока агенты проверят оцепление, потом дверь открылась, и я вышел из машины, затем подал руку Мэрилин.

Начались вспышки фотокамер, я махал толпе по ту сторону оцепления, в основном репортёрам и фотографам. Это гарантированно попадёт на первую полосу раздела "Общество" следующего номера Ваltimоrе Sun. Оттуда мы вошли внутрь, где проходил приём исключительно по приглашениям. Без приглашения никто даже не войдёт в здание, при этом входящие должны пройти через продуманную систему магнитометров. Я знал, что агенты службы безопасности находятся снаружи, в толпе. Возможно, некоторые дежурят на ближайших крышах, а прямо внутри оцепления выстроились офицеры полиции Балтимора.

Мэрилин на пару секунд ускользнула, чтобы поздороваться с Шерил Дедрик. Я помахал ей, а потом заметил Боба Эрлиха, который размахивал руками, чтобы привлечь моё внимание. Я двинулся к нему.

̶ Пистолет!

Я не успел даже оглянуться. Раздалось несколько приглушённых хлопков, но меня уже затащили обратно в лимузин и бросили на заднее сиденье. Завизжали покрышки, засверкали сирены, через несколько секунд мы уже были далеко.

– Что случилось?! – dыдавил я.

– Где Мэрилин?!

Я огляделся, но её в лимузине не было. Я почувствовал привкус крови, должно быть, прикусил язык, когда меня схватили.

– Пистолет, сэр! Миссис Бакмэн в другой машине! – сообщили мне.

Я смутно подумал, куда мы направляемся, но вам никогда этого не скажут. У них план, и лицам, находящимся под защитой, не нужно знать подробности. Кроме того, я в этот момент чувствовал себя неважно, возможно, из-за нервного напряжения. Я был уверен, что прикусил язык, крови во рту было много, а дыхание слегка затруднено.

– Где? – выговорил я и почувствовал, как кровь потекла изо рта на рубашку. В резиденции, наверное, обмочатся. Это уже не отстирать.

«ЧЁРТ! ПРЫГУН СБИТ, ПОВТОРЯЮ, ПРЫГУН СБИТ! НАПРАВЛЯЕМСЯ В ШОК-ТРАВМУ!»

Должно быть, кого-то чем-то ударило. Я смутно подумал кого, и почему меня куда-то тащат и срывают рубашку. Больше я ничего не помнил. Следующее, что я осознал: что проснулся в помещении, очень похожему на больничную палату, но это бессмыслица. Я не был ранен или болен, так почему я в больнице? Я попробовал повернуться, но всё тело затекло, а из обеих рук торчало множество трубок, что-то обвивало голову. Но это всё бессмыслица, я попытался сесть – тоже не получилось. Я снова лёг, силясь понять.

Во второй раз я очнулся в том же помещении, но в голове было яснее. Я смог открыть глаза, потолок надо мной, где бы я ни находился, был облицован плиткой. С него свисали какие-то провода, вешалки, меня окружало что-то похожее на медицинское оборудование.

Я слегка повернул голову вправо и снова увидел медицинское оборудование, было слышно размеренное: «бип-бип-бип», – прямо как в каком-нибудь медицинском телесериале. Доносились приглушённые голоса, может, они тоже из того медицинского сериала. Я попытался заговорить, но во рту пересохло. Затем я хотел повернуться налево, но так и не смог.

Третий раз был немного приятнее. Я чувствовал себя бодрым, а также в полном сознании. Я повернул голову и увидел, что действительно подключён к монитору, показывающему мой пульс, дыхание и давление, очевидно, я лежал на больничной койке. Медсестра уже закончила и теперь говорила с кем-то по телефону. Тут же была и моя жена. Мэрилин сидела на стуле, смотрела на меня и плакала. Что случилось? Я мёртв и теперь переживаю внетелесный опыт, паря вокруг своего тела и наблюдая за людьми?

«Что случилось?» ̶ я попробовал произнести это вслух, но получился только хрип. Медсестра подошла с чашкой воды и гибкой трубкой, она её поднесла к моим губам. Мэрилин теперь стояла с другой стороны, стиснув мою руку мёртвой хваткой. Медсестра дала мне попить, я облизнул рот, чтобы смочить его. Потом сделал ещё глоток и смог еле различимо спросить:

– Что случилось? Где я?

– О, Боже, Карл, тебя подстрелили! – воскликнула Мэрилин.

Я насмешливо посмотрел на неё:

– Нет, меня не подстрелили! Где я?

В этот момент вошли двое, очень похожие на врачей:

– Доброе утро, мистер президент! – сказал первый.

– Да, Вас чуть не застрелили. Вы в Шок-травматологическом центре в Балтиморе.

Оба начали осматривать меня, ощупывать, тыкать и светить, куда только можно.

– Эй, если бы меня подстрелили, разве я бы не почувствовал?

Второй фыркнул:

– Поверьте мне, сэр, вы это почувствуете довольно скоро.

– Кто вы?

Второй представился:

– Я доктор Хоули. Это доктор Ренфрю. Он хирург, а я инфекционист.

– Инфекционист??? Что здесь происходит, чёрт побери? – я требовал ответа.

– В прошлую пятницу вас ранили, в Симфоническом, сэр. Вас привезли сюда, и мы извлекли пулю, но потом вы подхватили инфекцию, и это оказалось гораздо хуже, чем ранение, – ответил Ренфрю, первый врач.

Я посмотрел на жену:

– В прошлую пятницу?! Какой сегодня день?

– Среда. Ты был без сознания целых четыре дня! – Мэрилин сжала мою руку.

– Четыре – я недоверчиво покачал головой.

– Что произошло?

Никто не ответил. Затем я оглядел палату и заметил в углу агента безопасности, одного из моих людей, он кивнул:

– С возвращением, мистер президент. Начальник управления Бэшем вам всё объяснит. Он уже едет сюда.

– Кто сейчас управляет страной?

– Джона выбрали исполняющим обязанности президента, – ответила моя жена.

Эта фраза открыла мне глаза!

– Я уже видел этот фильм! Будем надеяться, что закончится всё иначе.

После этого Мэрилин не выдержала. Она склонилась надо мной и, крепко обняв, разрыдалась. Моя правая рука была относительно свободна, поэтому я поднял её, чтобы погладить супругу по спине, и почувствовал ожидаемую боль в груди. Это заставило меня застонать, тогда я посмотрел на Ренфрю:

– Куда меня ранили? Что произошло?

Агент кивнул ему, и доктор Ренфрю начал рассказывать:

– Пуля попала вам в грудь справа вверху. Выстрел был не очень мощный, но пуля прошла через ребро и пробила лёгкое. Вас привезли сюда, и мы её вытащили довольно быстро, но вы подхватили инфекцию, или во время выстрела, или уже здесь, в больнице. С тех пор мы занимались ей.

Доктор Хоули добавил:

– Инфекция довольно серьёзная. Нам пришлось несколько дней продержать вас без сознания на сильных антибиотиках и обезболивающих. Вчера вы пошли на поправку, поэтому седативные отменили, и вот вы с нами, снова в сознании.

– Ох. Четыре дня. После такого мне кажется, что я не так уж и важен на своей должности, – я задумчиво улыбнулся.

– Значит, я буду жить?

– Возможно, ещё хотя бы лет тридцать-сорок, сэр! – улыбнулся мне в ответ Хоули.

Я фыркнул и заулыбался ещё больше, когда Мэрилин погладила меня по голове:

– Двадцать-двадцать пять, максимум, док. Альцгеймер, паралич и деменция преследуют мою семью. Сомневаюсь, что смогу протянуть больше 70 и ещё нормально функционировать.

– Карл! Твоя мама ещё жива, ей 77!

– Она держится достаточно долго, чтобы вбить кол мне в сердце, – засмеялся я, это тоже было больно.

– Когда я смогу отсюда уйти?

– Вы ещё не совсем в форме, сэр. Не ранее, чем через несколько дней.

Я только кивнул, и два врача продолжили свои ощупывания и тыканья. Потом вмешался агент:

– Начальник управления Бэшем здесь.

Я посмотрел на врачей:

– Если только вы больше не собираетесь меня вскрывать, мне нужно поговорить с людьми. Окей?

– Мы скоро вернёмся, сэр. Вместе с вашим постоянным врачом.

Они вышли за дверь, после них вошёл Ральф Бэшем. Он был одним из "трёх амигос", а когда Брайан Стаффорд, предыдущий начальник управления, ушёл в отставку, вместо него я назначил Бэшема. Я смог помахать ему рукой:

– Привет, Ральф. Доброе утро или уже добрый день?

– Добрый день, мистер президент! – ответил он официальным тоном. – Я здесь, чтобы извиниться за происшествие, и подать прошение об отставке.

Он сунул руку в карман куртки и вытащил конверт:

– Мои люди снаружи, они ждут ваших распоряжений.

– Боже правый, – пробормотал я.

– Ральф, почему ты не говоришь мне, что случилось и заставляешь решать, нужно ли тебе уходить в отставку? Насколько мне известно, кто-то в меня стрелял. Что случилось?

Он подошёл ближе и положил конверт передо мной на кровать, но я его проигнорировал:

– Да, сэр. Мы схватили стрелявшего и уже всё выяснили. Вы когда-нибудь слышали о Роберте Мурадяне?

– О ком?

– О Роберте Мурадяне.

Я порылся в памяти, но ничего не вспомнил:

– А должен был?

– Нет, сэр. Но мы всё равно должны были спросить. Это 25-летний продавец ковров из Восточного Патчога, Лонг Айленд. Не знаю, как лучше выразиться, но он не совсем в своём уме. Я кивнул, и жестом попросил Бэшема продолжать.

– Армянский продавец ковров в третьем поколении. Его дед приехал в страну незадолго до Второй Мировой войны и постоянно рассказывал своим детям и внукам о геноциде армян турками-османами во время Первой Мировой. Большая часть его семьи была убита, он бежал и в конце концов осел в Нью-Йорке.

– Окей, похоже, я уже слышал об этом, но при чём тут я? – спросил я.

– Что ж, как я уже сказал, у этого парня, внука, не все дома. Дедуля хорошо нажаловался на турок всем своим детям и внукам, но в основном они считают себя американцами и просто терпят старого сварливого дедушку, когда он опять заводит свои проповеди. Этот внук, Роберт, решил, что, когда вы ездили в Турцию и помогали им атаковать Ирак, вы всё равно что атаковали Армению.

– Это безумие! – возразил я.

– Вполне возможно, это и есть окончательный диагноз, мистер президент! – согласился Ральф.

– И как же ему удалось подобраться достаточно близко, чтобы выстрелить в меня?

– По правде говоря, он подобрался к оцеплению. Похоже, он отслеживал все ваши перемещения с тех пор, как вы вернулись домой из Европы, но ему не удавалось придумать, как попасть на одну из встреч. Потом он узнал о ежегодном посещении Симфонического и бросился туда, надеясь на удачу. Он украл пистолет у дяди, отставного полицейского, живущего в Квинсе. Вам повезло, это был сорокалетний короткоствольник 38 калибра, а патронам было ещё больше, от времени он вышел из строя. Парень сделал три выстрела, а потом пистолет дал осечку.

– Он выстрелил трижды?

Бэшем пожал плечами:

– Первая пуля попала вам в грудь. После чего вас прикрыли, а балтиморский полицейский смог схватить этого парня. Его скрутили, он продолжал стрелять, но Мурадяна удалось удержать и разоружить. С тех пор он постоянно болтает, даже когда его адвокат говорит ему заткнуться!

«Чёрт!»

– А что с полицейским? – перебил я.

– С ним всё в порядке. На нём был бронежилет, а пистолет оказался действительно паршивый. Он получил несколько синяков, ушиб рёбер и отличную историю, которую когда-нибудь будет рассказывать внукам. У него всё будет отлично и его отправили в принудительный отпуск, будет несколько дней ловить рыбу в заливе вместе с одним из моих ребят, который за ним присмотрит.

– Я хочу с ним встретиться, поблагодарить.

Ральф кивнул:

– Да, сэр, но вы должны принять это. Всё случилось на моём дежурстве.

– Ральф, заткнись. Я не собираюсь тебя увольнять и не позволю сбежать. Выкинь это из головы, немедля. Сейчас, полагаю, ты ведёшь расследование. Можешь не отвечать, я знаю, что так и есть. Если расследование покажет, что ты облажался, или это сделал кто-то из твоих людей, мы сможем повесить виновных. Ты знаешь, у меня с этим делом проблем не бывает. Поэтому отдохни, пусть работа продолжается, посмотрим, что они выяснят.

После чего заговорила Мэрилин:

– Мистер Бэшем, я видела кровь у одного из ваших агентов. Он тоже ранен?

– Да, мэм. Пуля, попавшая в президента, сначала задела одного из агентов в руку.

– Тогда ваши люди сделали свою работу, не так ли?

Он не ответил. Поэтому я повернулся к жене и сказал:

– Иди и найди этого подставившегося под пулю.

Мэрилин улыбнулась мне и пошла к двери. Она открыла её и сказала что-то, чего я не расслышал, Бэшем просто покачал головой. Она привела в палату ещё одного человека.

– Вы спрашивали обо мне, мистер президент?

– Кто вы?

– Я Брайан Нагель, заместитель начальника управления секретной службы, сэр. Начальник управления Бэшем приказал мне явиться! – отрапортовал он.

– Не думаете, что мне следует его уволить?

– Нет, сэр!

– Рад за вас. Подойдите и заберите это конверт в офис и уничтожьте. Вы по-прежнему заместитель начальника управления.

Я повернулся к Бэшему:

– Если возникнет необходимость тебя уволить, я сообщу об этом. А пока ты всё ещё начальник управления.

Кажется, Нагель вздохнул с облегчением, а Бэшем был смущён.

– Подождите, минутку… Если Маккейн исполняющий обязанности президента, я же могу это сделать?

Ральф Бэшем впервые улыбнулся:

– Вы всё ещё президент, сэр. Мистер Маккейн уже направляется сюда, чтобы увидеться с вами.

Я улыбнулся:

– Хорошо! Такое может сбить с толку, не так ли?

– Да, сэр.

– Слушайте, возвращайтесь уже к работе. Мы ещё поговорим.

Я повернулся к Мэрилин:

– Когда ланч? Я умираю с голоду!

Когда Бэшем и Нагель ушли, вошли Хоули, Ренфрю и штатный врач Белого дома Табб.

– Джентльмены! Есть шанс, что мне удастся поесть? Хороший стейк и пиво были бы неплохи.

Они с улыбками переглянулись:

– Мы примем это к сведению, мистер президент, – ответил Табб и присоединился к ощупываниям и тыканьям. Они попросили медсестру вытащить из меня несколько трубок. Потом мне дали тарелку бульона и какое-то красное желе.

Я как раз ворчал по этому поводу, когда показался Джон Маккейн.

– Здравствуй, Джон. Не желаешь немного вкусного бульона и желе? – попытался узнать я.

Он улыбнулся:

– Не хочу мешать твоему выздоровлению. Рад тебя видеть, Карл! Как себя чувствуешь? Привет, Мэрилин.

– Привет, Джон! – Отозвалась она.

Я ответил:

– Немного побаливает. Это ужасно, но кажется чем-то нереальным. Я не помню, как в меня стреляли, но просыпаюсь спустя четыре дня. Что тут было? Мне сказали, ты теперь исполняющий обязанности президента.

Маккейн кивнул:

– Это произошло на следующее утро, когда стало очевидно, что ты пока не в состоянии что либо делать. Мы использовали статью четвёртую 25-й поправки, как и ты, но никто особо не волновался. Не то, чтобы совсем не переживали, но мы, по крайней мере, знали где ты.

Теперь была моя очередь понимающе кивать.

– Теперь когда ты очнулся, если врачи тебя отпустят, сможешь вернуться к работе. Думаю, совет Белого дома сейчас занят бумажной работой.

– Звучит неплохо. Что происходило в мире, пока я был без сознания?

– Обычный бардак и хаос. Все высказывали слова сочувствия. Уверен, некоторые были даже искренни.

Мэрилин фыркнула и закатила глаза.

– Ты всё ещё хочешь такую работу? – спросил я, с улыбкой качая головой.

Он засмеялся:

– Когда выписываешься?

Я посмотрел на жену, она казалась озадаченной, поэтому мы позвали доктора Табба. Мне предстояло ещё подлечиться в больнице, а потом начинать восстанавливать силы, пройти реабилитацию и физиотерапию. На текущий момент предполагалось, что я проведу ещё одну ночь в шок-травме, а потом меня переведут в Бетесду на несколько дней, пока я не буду в состоянии вернуться в Белый дом.

Я не удивился, ведь вообще-то, шок-травма – это Шок-травматологический центр, часть Медицинского центра университета Мэриленда и одно из лучших отделений экстренной медицинской помощи в стране. Они занимаются только экстренными случаями и травмами, например, пациентами с огнестрельными ранениями. Я даже не уверен, есть ли у них койки не в блоках интенсивной терапии. Это определённо не центр долговременной медицинской помощи или реабилитации.

– Наверное, мне нужно сделать заявление, но я, должно быть, ужасно выгляжу. Полагаю, внизу репортёры только и ждут, когда меня объявят мёртвым?

Все трое засмеялись и закивали.

– Вы должны пойти и сделать заявление, что поскольку только лучшие умирают молодыми, я ещё долго тут пробуду. Во всяком случае, что-то в этом роде.

– Вам нужно отдохнуть, мистер президент! – объявил доктор.

Я вдруг почувствовал, что устал:

– Может и так.

Мэрилин поцеловала меня, и они удалились.

Я задремал на несколько часов и проснулся, когда вошла медсестра, чтобы опять меня ощупать и потыкать. Я узнал вечерние новости и совсем не удивился, что являюсь их основной темой. Сообщили, что я в сознании и реагирую нормально, а моё состояние значительно улучшилось. Потом зачитали выдержки из встречи журналистов с Мэрилин, Джоном Маккейном и доктором Таббом.

Они сообщили всё то же самое (очнулся, реагирует, состояние улучшается), а также поблагодарили агентов секретной службы, офицеров полиции Балтимора, врачей и медсестёр Шок-травматологического центра. Я буду госпитализирован ещё несколько дней и смогу скоро сделать заявление.

На мой взгляд, лучший момент был, когда кто-то спросил у Мэрилин, вернусь ли я в норму. На что она ответила:

– Ну, Карл попросил стейк и пива и ворчал, когда ему вместо этого подали бульон и желе. Это вполне нормально, не думаете?

Мне стало смешно. Потом я снова ел бульон и желе на ужин.

Вечером Мэрилин привела ко мне Чарли и девочек. Тот прилетел с гонки, а Молли и Холли приехали с учёбы. Приятно было с ними увидеться, а потом мы отпустили их обратно разбираться в личной жизни. Чарли пропустил гонку в минувшие выходные, а девочки начинали осенний семестр в Принстоне и Мэриленде. Они все и правда выросли.

На следующее утро, после очередного ощупывания и тыканья, а также бульона с желе с соком и чаем, меня перевели в военно-морской госпиталь в Бетесде. Для этого пригнали военный вертолёт для перевозки раненых, погрузили в него и полетели в Бетесду.

Меня ещё раз осмотрели, убрали оставшиеся трубки, катетер и попросили немного пройтись. Я чувствовал слабость и немного пошатывался, но, кажется, все решили, что прогресс на лицо. Ещё мне сказали, что я могу есть и более существенную пищу. Я попросил стейк, но мне предложили овощной гамбургер.

– Как только я отсюда выйду, мы поедем в ближайший Макдональдс! – заявил я всем. Мэрилин при этом умирала со смеху.

Мне удалось встретиться со своими людьми. Джон Вейсенхольц из совета Белого дома прислал письмо на подпись мне и доктору Таббу, в котором говорилось, что я жив, здоров и готов вернуться к своим обязанностям президента. Этого требовала процедура возвращения Джона Маккейна на его обычный пост.

Пришёл Фрэнк Стауфер, и мы рассмотрели всё, что я пропустил за это время, а с Уиллом Брюсисом обсудили вечернюю пресс-конференцию. Её можно провести здесь, в Бетесде, Фрэнк обещал прислать кого-нибудь, кто принесёт мне одежду, что-то попроще. На ланча у меня был бульон и зелёный салат без заправки. После ланча я немного прогулялся, и физиотерапевт пришёл меня помучить. Нужно выбираться из этой больницы!

Пресс-конференция намечалась короткая, может на минут двадцать-тридцать максимум. Уилл ограничил доступ СМИ: допущено было только несколько основных изданий и печатных репортёров. Она будет проходить в зале совещаний, здесь, в Бетесде. Уилл настоял на этом, а Мэрилин и физиотерапевт помогли мне принять душ, помыться и побриться. Единственной моей повязкой был огромный бинт, закрывающий правую верхнюю часть груди. Уилл заставил меня надеть брюки и толстовку на молнии. Доковыляв до пресс-конференции, я выглядел уже почти по-человечески. Именно доковылял, на самом деле это было слишком близко к правде. Правое колено начинало меня по-настоящему беспокоить. Обычно я опирался на трость, но теперь, когда справа в груди у меня была дыра, это стало намного труднее.

Всё-таки, я предпочёл бы встретиться с журналистами, твёрдо стоя на своих двоих. Последним президентом, который мог встречаться с прессой в инвалидном кресле, был ФДР[9]. Горько признавать, но в современную эпоху телевидения, это стало бы началом конца. Поэтому перед входом в зал совещаний, я остановился за дверью, сделал глубокий вдох, выпрямился и передал трость одному из агентов. Я с улыбкой оглянулся на Мэрилин.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

– Будто меня подстрелили, я пролежал без сознания четыре дня и провёл неделю в больнице.

– Всё будет хорошо.

Я зафиксировал улыбку на лице, сделал шаг вперёд, и неважно как в этот момент взвыло моё тело. Огни камер ярко сияли, на мне не было ни капли грима, но я нагло это отрицал. Я шёл вперёд и махал всем и каждому, доктор Табб подставил мне кресло. Мэрилин прошла за мной и села рядом, так что я оказался между Таббом и Мэрилин. Передо мной стоял стол, и перед всеми троими людьми – микрофоны.

– Здравствуйте. Спасибо, что пришли. Пользуясь случаем, я лишь хотел сообщить всем, что слухи о моей кончине сильно преувеличены. Я сделаю краткое заявление и отвечу на несколько вопросов. – Я подождал, пока остальные устроятся и приготовятся, а теперь шоу. Передо мной на столе лежал текст заявления.

Я: Здравствуйте, спасибо, что пришли. Моё сегодняшнее выступление частично продиктовано необходимостью подтвердить, что я действительно выжил после покушения и уведомить, что я жив. С другой стороны – это главное, я хочу публично поблагодарить всех причастных к моей защите и спасению моей жизни. Первая леди и я хотели бы поблагодарить агентов секретной службы и офицеров полиции Балтимора, которые рисковали своими жизнями, защищая меня и остальных в прошлую пятницу вечером.

Мы также хотели бы выразить свою благодарность врачам, медсёстрам и остальному персоналу Шок-травматологического центра Балтимора и Военно-морского госпиталя здесь, в Бетесде. И миллионам людей, которые думали о нас и молились последние несколько дней. Мы вам очень признательны. Наконец, я хочу лично поблагодарить Джона Маккейна, занявшего моё место, пока я был не в состоянии исполнять свои обязанности. Уверен, сейчас у вас много вопросов, давайте начнём.

Так началась довольно продолжительная сессия вопросов и ответов. Я понимал, что уже относительно поздно, а редакторы будут яростно пытаться исправить всё и урезать для вещания, но меня это не волновало. Прямо сейчас важнее всего показать нации, что я жив, со мной всё хорошо и выгляжу я вполне "по-президентски". Я не замечал, кто задаёт вопрос, просто пытался дать возможность каждому.

В: Как Вы себя чувствуете, мистер президент?

Я: (Улыбаясь). Первая леди спрашивала меня об этом прямо перед тем, как мы вошли. Я сказал ей, что чувствую себя так, будто меня подстрелили, я пролежал без сознания четыре дня и провёл неделю в больнице! (Смех в зале). А если серьёзно, рана болит, слабость, но с каждым днём мне всё лучше, я буду в норме через несколько недель. До той поры я собираюсь сбавить обороты и следовать "приказам" своего врача. (Я посмотрел на доктора Табба). Правильно?

Табб: Состояние президента Бакмэна значительно улучшилось за прошедшие выходные. Ответственно заявляю, что президент в превосходной физической форме для пятидесятилетнего мужчины или даже того, кто на десять-пятнадцать лет моложе. Это ему очень помогает в процессе выздоровления. Ожидается, что он сможет вернуться в Белый дом буквально через несколько дней, однако полное восстановление и физиотерапия потребуют больше времени.

В: Что за терапия?

Я: Ну, у меня вот здесь, в груди, дырка от пули. (Я показал на свою грудь справа). Мышцы повреждены. Сейчас там довольно сильно болит, и я чувствую слабость. Мне нужно восстановить силы и дать ране зажить, чтобы я мог вернуть привычную свободу движений. Это очень утомительно, но должно быть сделано.

Табб: Президент… (он выдал пару минут медицинской латыни, я знал, что это полностью вырежут).

В: Правда ли будто первое, что попросили, были стейк и пиво?

Я: (Смеясь, Мэрилин засмеялась следом за мной). Абсолютная правда! Всё лучше, чем бульон и желе! Первое, что произойдёт, как только мы выйдем отсюда – весь кортеж поедет куда-нибудь! (На этот раз смеялся весь зал).

В: Сообщалось, что покушение организовано армянскими террористами. Это так?

Я: Я не в праве отвечать на этот вопрос. Могу лишь сказать, что, по-видимому, тут нет террористического акта или другой внешней связи. Более того, я просто сообщу, что подозреваемый арестован, и расследование продолжается.

В: Вы действительно уволили начальника управления секретной службы?

Я: Нет, это не так. Позвольте затронуть обе темы. В настоящее время ведутся два расследования. Первое расследует само покушение: кто был причастен, как это произошло и так далее; второе связано с первым, но это внутренняя процедура секретной службы. Первое ещё продолжается, и я уже ответил на вопросы секретной службы касательно происшествия. Скажу только, что я не намерен комментировать информацию о задержанном. Я твёрдо верю в презумпцию невиновности, пока вина не доказана, фигурант заслуживает судебного слушания. Что касается самой секретной службы, я определённо не планирую увольнять людей, пока мы не знаем, что произошло, даже если и было нарушение.

Мэрилин: Один из агентов секретной службы и офицер полиции Балтимора получили ранения, спасая моего мужа. Думаю, мы оба больше беспокоимся об их выздоровлении, чем о том, чтобы начать охоту на ведьм! (Я кивнул).

В: Вы уже с ними встречались?

Я: Нет, но я намерен это сделать.

В: Это заставит Вас пересмотреть оружейный контроль?

Что ж, так и знал, что до этого дойдёт. Моё имя связывали со спонсированием и продвижением Второй поправки к закону о самозащите в пользу оружия. Я тайно надеялся, что кто-то спросит мнение Мэрилин по этому поводу. Может она и демократ и более либеральна, чем я, но мы говорили об оружии, и её не беспокоила Вторая поправка. В нашем первом путешествии у нас не было оружия, тогда как у Паркера оно было. Тогда нас это тоже не беспокоило.

О: Я не против законов о контроле за вооружением. Я против именно глупых законов о контроле за ним. Я не могу погружаться во все детали, но, как я понимаю, человек, стрелявший в меня, украл пистолет у человека, который владел им легально, оружие было зарегистрировано и хранилось должным образом. Никакой закон об оружейном контроле, кроме полной конфискации всего оружия у населения, не смог бы помешать ему заполучить этот пистолет, и мы не станем этого делать!

В: Миссис Бакмэн, Вы сторонница законов о контроле за вооружением?

Мэрилин: То, что я демократ, не значит, что я ненавижу оружие в принципе. Карл владеет оружием ещё со времён службы в армии, и меня не беспокоит, что оно находится в нашем доме. Оружие – не игрушка, вы обязаны хранить его и ухаживать за ним как следует, и как Карл, так и Чарли этому обучены. Если с оружием обращаются должным образом, меня не беспокоит тот факт, что у кого-то оно есть.

Я заметил, как несколько человек странно переглянулись. Этот вопрос ни к чему не привёл.

В: На данный момент вы официально президент? То есть, вице-президент ведь был назначен исполняющим обязанности президента, пока вы были без сознания.

Я: (Кивая и улыбаясь). Это так. Сегодня утром я подписал письмо, заверенное доктором Таббом, в котором постановляется, что я достаточно здоров, чтобы вернуться к своим обязанностям как президента. Это письмо было отослано временному председателю Сената, сенатору Стивенсу, и спикеру Дома, конгрессмену Дилэй. В соответствии с 25-й поправкой я уже обсудил это с вице-президентом Маккейном. Как бы то ни было, я скоро стану настоящим экспертом по 25-й поправке, потому что именно так я сам стал президентом. А вообще, я хочу поблагодарить Джона за его поступок. Он говорит, что я выбрал правильного человека.

В: Вы поддерживали вице-президента в том, что он занял Ваш кабинет?

Я: Я не знал, что Джон Маккейн официально выдвинул свою кандидатуру. А до тех пор я не мог его поддержать. Могу лишь утверждать, что он стал бы превосходным президентом, по моему мнению. И если он официально заявит о своём участии в выборах, я с энтузиазмом его поддержу. Но до этого ещё два года. Давайте подумаем об этом позже, хорошо?

В: Вы помните, что происходило, когда Вас ранили?

Я: (Хмурясь и качая головой). На самом деле, нет. Всё произошло так быстро, я даже не понял откуда было нападение. Я лишь помню, как меня схватили и втащили в машину, а пока я спрашивал агентов, что произошло, они заметили, что я истекаю кровью. После чего всё смешалось, а потом я очнулся в больнице спустя несколько дней. Мы с Мэрилин решили, что это как в песне Билли Джоэла: только лучшие умирают молодыми, – поэтому я пробуду здесь ещё долго, очень долго. (Тут Мэрилин засмеялась и взяла меня за руку).

В: Миссис Бакмэн, что Вы почувствовали, когда узнали, что Ваш супруг ранен? (Проклятье, что за идиотский вопрос!)

Мэрилин: Я была напугана, но знала, что Карл крепкий. Какое-то время я обзванивала детям и другим членам семьи, к тому моменту, когда всё было сделано, пулю уже вытащили, а Карла подлатали. Настоящей проблемой оказалась подхваченная им инфекция. Она была намного серьёзнее. А сейчас я просто хочу забрать его домой, чтобы он мог поправиться.

Я: (Смеясь). Это сработает, если доктор Табб скажет Мэрилин, будто я не уделяю достаточно времени физиотерапии, а потом натравит её на меня, чтобы она замучила меня до смерти. Очень неприятно! (Доктор Табб засмеялся, а Мэрилин возмущённо пихнула меня в левую руку).

На этом пресс-конференция завершилась. Я немного устал, но держался при этом молодцом. Затем мы вышли в коридор, там меня посадили в коляску, и мы убрались подальше от камер. Следующие несколько дней я поправлялся. Мне начали давать нормальную пищу, отменили обезболивающие и назначили посещать физиотерапию дважды в день. В воскресенье Чарли, Молли и Холли навестили меня, и мы смогли поболтать. Позвонила Сьюзи, а также несколько друзей, я поговорил с матерью Мэрилин, которая пообещала, что расскажет всем родственникам как я.

На протяжении всех выходных Фрэнк и другие старшие сотрудники совершали утреннее паломничество в зал совещаний в Бетесде, где организовали для меня мини-офис. К счастью, в мире было всё спокойно. Я должен был ответить на звонки от всевозможных глав штатов и американских политиков, а также благодарить их за добрые слова и помыслы или хотя бы дать им знать, что я жив и всё ещё остаюсь занозой в их задницах. А порой и то, и другое!

В понедельник врачи посчитали возможным выписать меня из больницы, хотя мне ещё требовалось лечение. Меня посадили в лимузин и привезли в Белый дом. Я огляделся вокруг и спросил сопровождающего агента, отмыли ли лимузин от крови. Он покраснел и начал сбивчиво извиняться, но я лишь посмеялся и отпустил его.

Может это и не смешная шутка. В Белом доме мне показалось, что весь персонал Западного крыла и Резиденции пришёл поприветствовать меня аплодисментами, когда я выходил из машины. Я поблагодарил всех и сказал, как ценю их жест. Я уже мог нормально передвигаться, не выдыхаясь, и мне больше не нужна была коляска. Я не стану инвалидом, ведь я ненавижу это!