С чистого листа главы 100-165

Глава 121. Дети всех сортов

1996–1997

Ну, я пережил выборы в 96-м году. При всей борьбе уже на личном плане, все прошло намного чище, чем большинство гонок просто потому, что ни у кого из нас не было грязи, которой можно забросать другого. Я говорю не о наших достижениях в качестве общественных работников, а в личном плане. Теперь же моя жизнь была как открытая для всех книга. В чем бы Стив Раймарк мог меня обвинить, в том, что я убил своего брата? Пожалуйста! Уже не новость! Что же касалось его – поверьте, мы все обшарили! Его ширинка, казалось, крепче моей собственной. Донна Раймарк просто сияла, когда во время кампании у нее рос живот. Когда она в августе родила очередного сына, единственное, что мы могли придумать – это, улыбаясь на камеры, навестить их всей толпой вместе с детьми в больнице, и чтобы у каждого была огромная коробка с одноразовыми подгузниками.

Это были очень дорогие выборы. Нам нужно было выравниваться с Раймарком нос к носу, и он мог на все потратить очень крупную сумму. В Институте Возрождения Америки появилось ощущение, что наша кучка, связанная с Гингричем, была уязвима, и они направили часть средств местным кандидатам. Вдобавок, Девятый Округ Мэриленда не был бедным округом, особенно в районе Балтимора, и у Раймарка было достаточно пожертвователей, которые могли дать ему максимум. У него был крупный бюджет, чтобы бороться со мной.

Раймарк кучу времени потратил на то, чтобы обвинять меня в том, что я был в Банде Восьмерых и мы закрыли правительство, и что я был дружком Гингрича. Лучшее, что смог придумать я – это назвать его либеральным Демократом, который просто ненавидел Вторую Поправку. Я просто продолжал свою тенденцию, вкладывая деньги в достойные цели, общаясь со всевозможными группами, и упорно давя на продолжение исполнения своих обязанностей. Пятого ноября, в свой сорок первый день рождения, я умудрился переизбраться. Соотношение составляло 55–45 процентов в мою пользу, что в среднем было вполовину меньше соотношения в моих победах. По многим меркам это считалось легкой победой, но назвать эти выборы нервирующими было бы преуменьшением. Стив Раймарк позвонил мне в половину двенадцатого и довольно любезно сдал позиции. Ко времени, когда я выступил со своей речью, было уже слишком поздно для того, чтобы меня кто-то слушал.

Может, мне повезет, и в 1998-м году он будет баллотироваться куда-нибудь на другой пост где-нибудь в другом месте! Минусом же было то, что большинство предстоящих предвыборных гонок проходило бы против действующих Демократов, таких, как Паррис Гленденинг на пост губернатора, или Барбары Микульски на пост сенатора. Но опять же, хорошей новостью для меня, что мы уже не были в той эре, когда проигравший мог через пару лет попытать счастья еще раз. Теперь же, если ты проиграл – то в общем счете уже окончательно. Скорее всего, мне не пришлось бы снова избираться против Стива Раймарка и его невероятно очаровательной семьи. С другой же стороны, если решит баллотироваться Донна Раймарк, то меня сразу же накроет волной дерьма. Если будет проходить жеребьевка по фотографии, то все, что ей нужно будет сделать – это надеть блузку с глубоким вырезом, и я буду в полном пролете.

В результате, спустя где-то месяц после выборов, на связь с Раймарком вышел переизбранный Белый Дом Клинтона и предложил ему место в качестве государственного прокурора по штату Мэриленд, заменив Линн Батталью, которая стала федеральным судьей. Это был очень простой ход. В начале года он был помощником прокурора штата, а в конце стал федеральным прокурором, ответственным за весь штат. Если он хорошо там будет справляться, то однажды он сможет баллотироваться в губернаторы или сенаторы.

Если Демократы и хотели очернить Банду Восьмерых и выставить нас из города, они форменно облажались. Все из нас пережили выборы, как и сам Ньют. Хотя такого нельзя сказать о всех наших коллегах. Республиканцы все еще держали Палату под своим контролем, но мы проиграли десять мест Демократам, таким образом, в общем счете двести двадцать восемь Республиканцев, двести шесть Демократов и один Независимый. Ньют остался на позиции спикера, но по этому поводу раздавались громкие бурчания. Большое количество наших коллег смотрели на результаты, и на куда более жесткие предвыборные гонки, в которых они участвовали, чтобы остаться на своем месте, и показывали на Гингрича пальцем, что он усложнил им жизнь. Хорошо то, что никто не тыкал пальцем в меня или кого-то еще из банды Восьмерых (уже Семерых, потому что Рик Санторум был сенатором и стоял выше нас – жалких конгрессменов). Еще влияло и то, что Ньют требовал, чтобы мы голосовали также, так что вина за их серьезно исхудавший бюджет кампании лежала на нем.

Не уверен, что Ньют замечал все эти указки. Думаю, что если он и заметил, то не обращал на это внимания. У него была миссия – уничтожить Билла Клинтона. Он уже начал затрагивать тему импичмента, пока что тихо и, казалось, уже искал повода, чтобы это сделать. В подтверждение этому он ловил на себе множество ошеломленных взглядов от тех, с кем обсуждал это.

Импичмент – это серьезное дело, чертовски серьезное! До этого он проводился всего дважды, один раз в отношении Эндрю Джонсона после Гражданской войны, и один раз на Дике Никсоне после Уотергейта. Преступление Джонсона на самом деле заключалось в том, что во времена радикализма он был умеренным; Республиканский Конгресс хотел заставить Юг страдать, а Джонсон хотел, чтобы все улеглось. Они собрали пачку обвинений и поставили его перед судом; Джонсон выиграл за счет перевеса в один голос. Нарушения Никсона были куда более серьезными и незаконными, да и до самого импичмента дело не дошло. Никсону сообщили, что если он не уйдет в отставку первым, то ему предъявят обвинения, и он ушел. До разбора всех бумаг дело не дошло.

Теперь же Гингрич рыскал везде в поисках чего-нибудь, что он мог бы ухватить и поджарить задницу Клинтона. В некоторых сферах Конституция восхитительно неопределенна, и это была одна из таких сфер. В отношении президента мог быть проведен импичмент за «измену, подкупы или другие серьезные преступления и правонарушения». С изменой и подкупами все было и так понятно, но что подразумевалось под серьезными преступлениями и правонарушениями оставалось неясно. Преступлением Джонсона назвали игнорирование реальных сил в Конгрессе и кабинете министров, и это не совсем то, что задумывали Основатели. Преступления Никсона действительно подразумевали преступления, такие, как приказы о взломах и вторжениях, и обладание запасом денег на взятки за пределами Овального Кабинета. Преступления же Клинтона, какими бы они ни были, казались несколько легче по такой шкале, но Ньют продолжал активно на это давить.

Итак, все, что было точно известно, так это про обвинения в получении взятки во время бардака с вложениями в агентство недвижимости Уайтуотер в Арканзасе; хотя деньги получал не Клинтон, а его друг. Насколько это было достоверно, никто не знал. Жалоба была только от одного человека, и это была целая трясина. Учитывая, что Клинтоны на самом деле в этом проекте потеряли деньги, многие из нас решили, что дело расследования не стоит – если ты получаешь деньги, да, это подкуп; но если ты теряешь деньги, то ты идиот и заслужил это. Что касалось множественных интрижек Клинтона на стороне, то дыма в деле было много, но огня было не видать; как это может стать причиной импичмента, никто понять не мог. За походы налево не отстраняют, а разводятся! То же относилось и к другим мелким моментам, вроде доступа к файлам ФБР и вопросы со Службой организации поездок. Это постыдно, но за такое не смещают с должности.

Одной из самых частых шуток того времени была:

– Что вы получите, если скрестите жулика-адвоката и жулика-политика:

– Челси!

Плюсом было то, что поскольку я не был сенатором, мне не пришлось голосовать по поводу импичмента. Я решил ни в коем случае не голосовать за его отстранение. Мне бы хватило того, что Хиллари просто отрубила ему стручок ржавым мачете.

Враги у меня были не только на стороне Демократов. Ньют Гингрич придерживался мнения, что если вы не с ним – вы против него. Незадолго после выборов я обнаружил, что больше не состоял в комитете вооруженных сил. Меня снова вернули в комитет по науке, космосу и технологиям. Теперь я был где-то в середине всей стаи. Думаю, что если бы существовал комитет по защите вымирающих животных – меня бы назначили именно туда. С другой стороны, у моего старого друга Харлана было достаточно времени в армии с накопившимися отпусками и множеством других приятных штук, чтобы уйти в отставку в феврале 1997-го года. Он умудрился за пару месяцев добыть назначение напрямую в комитет вооруженных сил, и ему светило место с Объединенной Обороной, изготовителями гаубицы М109 Паладин, с которой он уже сталкивался ранее в своей карьере.

Я потерял парочку младших сотрудников, когда стало известно, что Гингрич нацелился на меня. Старшие же работники могли видеть, что происходит, но они также и видели, что Гингрич начинал потихоньку съезжать с катушек. Я сказал им, что Гингрич рано или поздно допрыгается, и остаться со мной может сделать им доброе дело в долгосрочной перспективе. По крайней мере, мы не потеряли свой офис. Устав Палаты не позволил бы Гингричу отправить меня обратно в Кэннон и «Клетки», о чем он наверняка раздумывал.

В это время жуткий кризис разрастался в семействе Бакмэнов. Это начинало зарождаться уже на протяжении десяти лет, и теперь окончательно начало выливаться в катастрофу. Близняшкам было уже по двенадцать с половиной лет, они быстро приближались к возрасту в тринадцать лет, и они уже были в седьмом классе. Не стало больше моих чудесных маленьких ангелов. Они погибли, их уничтожили зомби, а их мозги высосали и заменили на отродья Сатаны.

Уже практически ежедневно раздавались тревожные крики «МАААМ!» и на меня направлялись взгляды, полные ненависти с причитаниями «ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ!», после чего слышался громкий звук резко и с силой захлопывающейся двери в спальню. Эти всплески в общем происходили только от моего существования и постоянного выживания на планете. Как я понял, дочери Люцифера просто были возмущены тем, что я жив.

Я никак не мог объяснить причину такой внезапной ненависти ко мне. Мэрилин тоже не могла ничем помочь, она только закатывала глаза во время таких бурь и говорила мне просто не трогать их, что это просто «трудности роста». У обеих девочек случился скачок роста с разницей в один день. Они сами тоже менялись. До этого они были низкого роста, немного худощавые, с круглым лицом и немного вздернутым носом от мамы, и прямыми волосами от меня. Теперь же, хоть они все еще были низкого роста, они начинали несколько наливаться, и уже не были такими худощавыми. Если конкретнее – у них уже начинала расти грудь и бедра их становились шире. Хуже всего то, что я не единственный мужчина, который это заметил. Их брат Чарли был склонен безжалостно их дразнить, вызывая тем самым подзатыльник от любого из нас – родителей, кто был ближе всего, когда мы его ловили за этим делом. Это была не худшая часть. Худшая часть заключалась в том, что это замечали и другие мужские особи, которым не было интересно их дразнить. Казалось, что даже дочерям конгрессмена-миллиардера могут поступать предложения о «свиданиях» и обрывать лямки бюстгальтеров.

Ни их отец, ни их мать не стали мириться со всем этим, но только мне приходилось сносить их гнев. Мэрилин же избежала большую его часть. Это было просто нечестно.

Однажды я через это уже прошел с Мэгги. (У Элисон с ее синдромом Уильямса был далеко не такой же взбалмошный характер). Я думал, что с Мэгги невозможно справиться, но я никогда не рассчитывал проходить через стадию всплеска гормонов с близняшками! Я начал говорить Мэрилин, что я собираюсь переехать в Вашингтон на постоянную основу.

– Только если возьмешь меня с собой! – раздался ответ.

Особенно громко и недовольно Холли с Молли закричали, когда я спросил Мэрилин, что она думает о том, чтобы отправить их в школу-интернат в Швейцарию и забрать оттуда только после того, как им исполнится восемнадцать. Мы с Мэрилин оба знали, что девочки в этот момент слушали и следили за нами, так что когда она сказала, что подумает об этом, они с криком рванулись в свою комнату и в очередной раз громко захлопнули дверь. Мэрилин смотрела на то, как они бежали, и затем с улыбкой взглянула на меня:

– Ну ты и злой!

В этот момент из коридора начала реветь музыка.

– Ты думаешь? – спросил я.

Моя жена фыркнула и вернулась к готовке пирога.

В другой раз они объявили, что они собираются уйти из дома.

– И вы ничего с этим не сделаете! – они сказали это сразу после спора перед ужином, так что мы все вместе сидели в обеденной.

Я задумчиво кивнул и затем ответил:

– Ну, может, вам будет интересно, но вы же слышали про GPS, так? Глобальная отслеживающая штука. Ну, когда вы еще были маленькими детьми, мы переживали из-за похитителей, так что мы хирургическим путем вживили в вас маячки. Мы можем найти вас в любой точке мира, – все это я говорил с максимально серьезным выражением лица.

Мэрилин только закатила глаза, а Чарли заухмылялся и кивнул.

Девочки были в шоке, конечно же. Они не знали, что когда они родились – GPS еще не изобрели.

– Врешь! – вскрикнула Молли.

– Где он?! – вскричала ее сестра.

– На спине, рядом с позвоночником.

– Ага, у меня тоже такой есть, – добавил Чарли. Он развернулся, задрал сзади футболку и провел по пояснице пальцем: – Где-то здесь. Я его чувствую под кожей…

Обе девочки завизжали и умчались из обеденной. Пару секунд спустя мы услышали, как захлопнулась дверь в их спальню. Мэрилин сказала мне:

– Может, перестанешь уже их дразнить? – и Чарли она добавила: – И не нужно отцу помогать в этом!

Чарли посмотрел на меня, а я сказал:

– Отличный прикол был – «чувствуешь его под кожей». Они наверняка теперь там сидят, ищут шрамы и пытаются его найти.

Мэрилин с убийственным взглядом повернулась ко мне:

– Толку с тебя! – затем она вздохнула и поднялась. – Наверное, надо им все-таки сказать.

– Может, после ужина? Тут сейчас так здорово и тихо.

– НЕТ! – и она вышла из обеденной и направилась по коридору. Мы с Чарли закончили расставлять все по столу и набрали свои порции. Через десять минут Мэрилин привела близняшек обратно; у нее был позабавленный вид, а у близняшек было убийственное выражение. Чарли расхохотался и затем схватил свою тарелку и умчался из обеденной, прежде чем они бы убили его.

По крайней мере, они еще не встречались ни с кем. Мы решили, что до старшей школы ничего такого не будет. Мэрилин вполне доступно (вместе с суровым лицом, грозя пальцем, и всем таким) донесла до меня, что никто из мальчиков в средней школе не будет развлекаться с ее дочерьми так же, как этим в свое время занимался я. Я от души посмеялся – и согласился!

Летом 1997-го года я поднялся с уровня «непомерно богат» до «богат, как шейх-нефтяник», хотя это бы не проявилось еще целых пару лет. На летнем барбекю, проведенном на первых выходных июня того года, я умудрился тихо посидеть с Мисси Талмадж, моим адвокатом Такером Потсдамом и Дэйвом Марквардтом. Мы работали с Дэйвом еще с тех пор, когда впервые вложились в Microsoft пятнадцать лет тому назад, и теперь он был партнером по части инвестиций Бакмэн Групп в Силиконовой Долине. Хоть я и не был активным участником в Бакмэн Групп, я много времени провел там, и все еще знал, что в бизнесе.

Обычно с нами был и Джейк-младший, но он взял G-IV, чтобы улететь в Ирландию со своей семьей. У его жены там были родственники, и они улетели в отпуск. Я же просто сказал ему привезти по бутылке виски от каждого ирландского производителя, каких он только сможет найти, на дегустацию.

Дэйв Марквардт спросил меня:

– Как думаешь, что в этом году произойдет в Купертино? Когда, думаешь, они объявят о банкротстве?

Купертино означало Apple Computers, конечно же. Я улыбнулся Дэйву:

– Самое время купить Apple по дешевке, – ответил я.

Дэйв с Мисси уставились на меня.

– Купить? Ты шутишь? Их акции упали ниже плинтуса! – воскликнула Мисси.

Я кивнул.

– Стив Джобс в скором времени спорет глотку Гилу Амелио и снова встанет во главе.

– И что? Они его уже однажды выкинули его за то, что он облажался. Почему в этот раз все должно быть иначе?

Со внешней стороны, это было правдиво. Его принудили покинуть компанию в 85-м году во время переворота совета директоров, и последующую декаду он просто блуждал по Силиконовой Долине и Голливуду. NeXT Computer оказались провалом; а объединение Pixar с Диснеем оказалось просто чудом. Когда в следующем году Apple купила NeXT, они впустили волка обратно в лоно.

– Смотрите, с виду кажется, что все, что вы говорите, верно. Я же ставлю на то, что Моисей уже достаточно поскитался по пустыне, и настало время, чтобы он снова вел людей.

– У него не хватит средств, чтобы сделать то, что нужно, – отметил Дэйв.

– Вы видели технологию, которую он разработал в NeXT? Он перенесет ее в Apple и отбросит все лишнее. Не забывайте, он может быть мудилой, но он чрезвычайно талантливый мудила, и у него есть видение того, что он хочет сделать, которое не совпадает ни с чем, что делали Скалли, Спиндлер или Амелио.

– Это все еще не дает ему денег, чтобы открыть все двери.

– Но он сможет все после того, как вы с Биллом Гейтсом вложите пару сотен миллионов, – сказал ему я.

От этого все заморгали.

– Ты серьезно? – спросила Мисси.

Я, пожав плечами, кивнул:

– Ну, я всего лишь преданный слуга народа, который не имеет контроля над своими вложениями, поскольку они находятся в управлении слепого траста, так что откуда мне знать, – на что я поймал несколько хитрых ухмылок, потому что все присутствующие знали, как легко можно манипулировать правилами слепого траста. – Хотя в чем минус? Если мы разделим вложения с Microsoft в смеси акций с правом голоса и без него, по сотне миллионов с каждой стороны, самое большее, что мы потеряем – это сотню миллионов. Будем честны, это большие деньги, но это не обанкротит ни нас, ни Microsoft. В чем плюс? Давайте еще раз взглянем на факты – дешевле вы акции Apple не купите. Это все потенциальный рост. Мы можем сколотить целое состояние, когда он снова будет на коне, и я знаю, что этот парень это сделает!

– А в чем выгода для Билла? – спросил Дэйв.

– Microsoft Office для Apple, и никаких жалоб на это со стороны Джобса. Билл просто отобьет свои деньги на дополнительной прибыли за продажу программного обеспечения.

Дэйв Марквардт задумался над этим. Он вместе с Джейком-младшим был в совете директоров Microsoft. Идея сделки, которую я предлагал, была вполне реализуема, если двое подтолкнут Гейтса на это. Он посмотрел на Мисси:

– А знаешь, он почти дело говорит!

– Пугающая мысль, не так ли? Джейк вернется на следующей неделе. Когда он вернется, почему бы нам не встретиться и не обсудить все это?

Одним из приятных аспектов частного предпринимательства является то, что все делается намного быстрее. Если бы я предложил что-нибудь подобное в Конгрессе, это бы вышло на рассмотрение лет через десять или около того. Здесь же Мисси (с Дэйвом на конференц-связи) убедили Джейка-младшего, когда он вернулся из Ирландии, и затем они позвонили Биллу и сообщили ему, что хотят с ним встретиться. Он не стал бы отказывать двум членам совета директоров сразу, так что они вылетели на следующий день, и обговорили все детали меньше, чем за неделю. Гейтс встретился с Джобсом через день после того, как тот выставил Амелио. Окончательная сделка была объявлена в Бостоне на летнем MacWorld Expo, где было озвучено, что две компании вложат пополам сумму в сто восемьдесят пять миллионов долларов в пропорции из тридцати процентов акций с правом голоса и семидесяти процентов акций без него. Стив Джобс и Билл Гейтс полюбезничали друг с другом на сцене, поклялись в вечной любви и верности друг другу, и объявили, что часть программ Microsoft будет также доступна и на компьютерах Apple.

Через пару лет мы станем богаты, как Крез!

Тем летом я столкнулся с кризисом, который никак не связан с политикой. Это случилось в июле, в жаркий день, и в то утро я работал в Вашингтоне. Вместо того, чтобы полететь домой, я поручил Тайреллу отвезти меня в Вестминстер, и уже оттуда я на машине доехал до своего штаба кампании, и встретился с Шерил и моей командой, и затем уже провел еще одно собрание в своем офисе. Затем я отправился домой. Я вошел в дом, с любопытством задумавшись о маленьком красном Ниссане, который я увидел на парковке. У Чарли не было машины, хоть и он владел мотоциклом, на котором он еще не мог ездить по городу (ему еще было только пятнадцать лет). Войдя в дом, я застал Мэрилин вяжущей что-то в гостиной. Она подняла на меня глаза и сказала:

– Привет, дорогой. Сегодня рано?

Я наклонился, поцеловал ее и затем осел в своем кресле.

– Почему-то сегодня я не смог вытерпеть еще даже минуты решения национальных вопросов. Что вяжешь?

– Ты говорил, что тебе нужна новая пара тапочек.

Я улыбнулся и кивнул. Мэрилин вязала отличные тапочки из пряжи, теплые, гибкие, и удивительно крепкие. Они выглядели как носки очень большого размера, и достаточно толстые, чтобы держаться выше щиколоток. Моя последняя пара была синего цвета и они уже поистрепались. Эти же были двух оттенков красного.

– Звучит здорово. А теперь, если я смогу заставить тебя связать флаг, я сделаю пару снимков и мы сможем использовать это в следующей кампании.

– Да, точно! Я и Бетси Росс!

Мы оба посмеялись над этим. Пышка, похрапывая, спала на диване.

– А где дети?

– Девочки уехали по магазинам в Тоусон с друзьями. А Чарли в бассейне.

– А чья это машина снаружи? – спросил я.

Мэрилин ухмыльнулась.

– Она принадлежит его новой подружке, Мисси Чего-то-там.

Я закатил глаза:

– О, боже! Дай угадаю. Она взяла с собой бикини?

Мэрилин только улыбнулась и вернулась к вязанию. Чарли уже стал «магнитом для цыпочек» в старшей школе Хирфорда. Он был большим мальчиком, хорошо выглядел и был привлекателен, мускулист и спортивен. Он играл и в баскетбол и в футбол за школьную команду в прошлом году, что необычно, учитывая, что он был только на втором году старшей школы. Может, водить он еще не мог, но казалось, что уже собрался плотный поток молодых девушек, которые могли его подбросить. Иногда я слышал изумленные комментарии от охранника, который присматривал за ним, что они не успевают за постоянно меняющимся составом девушек.

– Пойду переоденусь, – объявил я. – Что на ужин?

– Гамбургеры? Поджарим их?

Я выглянул в окно. Был прекрасный солнечный день.

– Звучит неплохо, – я поднялся и взял свой дипломат.

Я зашел в кабинет и положил его там, затем отправился в спальню и переоделся в гавайскую рубашку и шорты. Когда я выходил из спальни, я зашел на кухню, чтобы ухватить холодного пива, и попутно посмотрел в окно в сторону бассейна. В бассейне никого не было. Мне стало любопытно, и я вышел через заднюю дверь во двор.

Нет, глаза меня не обманули. Бассейн был пуст. В стороне от бассейна на траве лежала пара пляжных полотенец, но детей не было видно. Ухмыльнувшись про себя, я поставил пиво на столик и двинулся в сторону домика у бассейна. Жалюзи на окне были слегка прикрыты, так что я не мог видеть, что происходит внутри, но звуки, которые я услышал, меня насторожили. Уже догадываясь, на что я наткнусь, я схватился за дверную ручку и повернул ее. Дверь открылась, и на ковре там на спине лежал Чарли в чем мать родила, на нем же была такая же голая оседлавшая его Мисси, и двигалась вверх-вниз. Думаю, они были в большем шоке, чем я, когда они подняли на меня глаза.

– О, Боже! – пробормотал я.

Мисси вскрикнула и соскочила с моего сына, пытаясь прикрыться чем-нибудь и метаясь в поисках своей одежды, оставив Чарли лежать с его устремленным колом вверх.

– ПАП! – возмутился он.

Я отступил.

– Все, кончились игры! Чтоб были одеты через две минуты! – и я закрыл за собой дверь, выходя из домика.

Я мог слышать, как они метались по домику, одевались, и ругались из-за меня. В какой-то момент я даже услышал, как она сказала:

– Ты сказал, что за километр слышишь его вертолет!

Ответа я не расслышал. Я про себя улыбнулся. Мне нужно будет взять это на заметку, когда девочки начнут с кем-нибудь встречаться.

Все заняло немного больше двух минут, и дверь домика открылась, и оттуда выбрались Чарли с девушкой. На их лице отражалась смесь страха, переживаний и стыда, особенно учитывая, что я стоял перед ними со скрещенными руками с выражением «отца». «Отец» не улыбается; мое выражение «папы» куда более мило. Я преграждал им дорогу в дом.

Чарли попытался с Мисси обойти меня, но я снова преградил им дорогу.

– Подождите, вы оба. Нам нужно поговорить! – сообщил им я.

– Что?! – выпалили оба.

Я указал обратно на домик у бассейна:

– Давайте вернемся на место преступления. Нам нужно кое-что обсудить.

Они казались объятыми ужасом в ответ на это, но я просто прошел вперед и погнал их обратно внутрь. Оказавшись внутри, я закрыл дверь и сказал:

– Откройте жалюзи и впустите немного света. – Затем я наигранно шмыгнул и добавил: – И открывайте окна, когда таким занимаетесь.

В домике ощущался легкий запах страсти. Обоим подросткам хватило порядочности, и они смущенно покраснели. После того, как окна были открыты, и начал дуть легкий ветерок, я указал им на диван.

– Сядьте! – и они уселись, выпрямив спины. Я же сел в кресло в куда более расслабленном положении.

– Ладно, давайте немного поговорим. Позвольте задать вам пару вопросов. Какими противозачаточными пользуетесь? – начал я.

Не думаю, что они ожидали такого вопроса, а может быть, они вообще ожидали, что будет просто лекция. Они переглянулись. Чарли начал что-то мямлить в ответ, а она взвизгнула:

– Я на таблетках.

Я кивнул.

– Угу. А презервативом пользовались?

– Что? – произнесли оба.

– Презерватив. Вы же знаете, что это такое, так? Или вы оба были девственниками до сегодня?

Они начали что-то взвизгивать о моих вопросах, и Мисси поднялась:

– Вы не можете меня о таком спрашивать! Я ухожу!

Я пожал плечами.

– Дверь там. Уйдешь, и я дозвонюсь до твоих родителей раньше, чем ты приедешь домой, – и это было правдиво.

У ребят из охраны был номер ее машины. Я мог дозвониться в полицию штата и узнать имена и номер еще до того, как она отъедет с парковки. Мисси остановилась, как вкопанная с перекошенным от ужаса лицом. Я указал обратно на диван:

– Или же ты можешь присесть и вести себя, как взрослая. Если вы оба думаете, что вы достаточно взрослые для взрослых развлечений, то тогда вы и достаточно взрослые для взрослых разговоров. Сядь!

Мисси с побежденным видом села обратно на диван рядом с Чарли.

– Итак, вы оба были до сегодняшнего дня девственниками? – оба густо покраснели, и отрицательно покачали головами.

– Ага. Следующий вопрос – до сегодня у вас другие сексуальные партнеры были?

Они переглянулись. Чарли медленно ответил:

– Да.

Мисси кивнула и тоже сказала:

– Да.

– Вы перед совместной сексуальной активностью проверялись на заболевания, передающиеся половым путем?

– Пап! Все не так… Нет!

– Господи! Какая же девушка…

Я поднял ладони и сказал им замолчать. Это заняло секунду.

– Слушайте, мне все равно, кого вы дерете, и в каких количествах. Что меня волнует – так это чтобы никто не подхватил СПИД! Вы же слышали о нем, так? У вас же были уроки здоровья, так? Вы внимательно слушали? Это не лечится! От этого умирают! Пользуйтесь презервативами! Господи Иисусе, зачем, черт побери, их продают, как думаете? – и я еще какое-то время давал им нагоняй, и затем отпустил ее восвояси. Чарли же я сказал остаться.

Чарли застенчиво поцеловал Мисси у ее машины, и затем она уехала. Я не знал, насколько серьезен этот роман, но тут ничего не поделать. Ну и пусть. Я позвал его обратно, и снова указал на домик у бассейна. Время для еще одного разговора. Он вернулся, я повел его внутрь, и затем снова закрыл дверь. – Садись, Ромео. Нам надо закончить.

– Пап…

– Заткнись, Чарли. Я не стал углубляться в это при даме, но нам нужно поговорить, – он закрыл рот. Я снова устроился в кресле. – У тебя есть резинки? Ты вообще ей хоть раз пользовался?

– Нет.

– Нет – это у тебя их нет, или нет – это ты никогда не пользовался ими?

Чарли робко признался:

– Ни то, ни то.

– То есть все твои девушки были на таблетках? – надавил я.

– Пап! – я остановился и жестом велел ему продолжать. – Ээ, большинство были на таблетках.

Я вытаращил глаза от его глупости, и выпрямился. Встревожившись, он продолжил:

– Она сказала, что у нее не тот период, так что мы были бы в порядке, – затараторил он.

– Слушай сюда! Ты знаешь, как называют идиотов вроде тебя? Папами! Твои бабушка с дедушкой пользуются техникой ритма. И у них тринадцать детей. Это не очень надежно! – Чарли выпучил на меня глаза. Он знал о семье своей матери.

– И так это приводит нас к другой теме. Ты любишь Мисси? Ты собираешься на ней жениться? – спросил я.

На это я получил озадаченный взгляд:

– Что?! Нет! Мы просто развлекаемся.

– Ладно. У этого есть два момента. Во-первых, девушки обычно намного серьезнее относятся к тому, с кем они развлекаются, чем парни. Ты мог бы удивиться, если бы я задал ей тот же вопрос. Во-вторых, если ты не собираешься на ней жениться, то что будет, если она забеременеет?

– А?

Я покачал головой.

– Ты сам видел, как она принимает таблетку? Или ты просто поверил тому, что она тебе сказала?

– Мисси не такая! – возмутился Чарли.

Я пожал плечами.

– Нет, скорее всего, нет, – и Чарли улыбнулся на это. Я указал на него пальцами: – Слушай внимательно. Я сказал «скорее всего». Слушай меня сейчас очень внимательно, – и он кивнул, – Есть как минимум парочка причин, почему я думаю, что кто-нибудь мог бы врать об этом. Во-первых, будем честны – я очень богатый человек. Как думаешь, наверняка же есть какие-нибудь молодые девушки, которые были бы готовы забеременеть, чтобы шантажировать тебя, а потом и меня таким способом?

Чарли уставился на меня:

– Да ты шутишь! Такое бывает?

– Такое могло быть. Я не говорю о том, что это случится, но просто кто-нибудь мог задуматься о таком. Или чей-нибудь отец мог задуматься о таком. Или чей-нибудь настоящий парень, – ответил я.

– Вот дерьмо! – и затем он взглянул на меня и сказал: – Прости.

– Есть еще вероятность. Вот это куда более вероятно, я думаю. Ты можешь думать, что все это игры и забавы, но предположи, что она так не думает. Предположи, что она думает, что влюблена. Предположи, что она думает, что единственный способ удержать тебя, чтобы ты не ушел – забеременеть. Предположи, что она думает, что ее единственная возможность уйти от родителей – выйти замуж. Предположи, прикинь, представь… – и я снова пожал плечами. – Чарли, я не говорю, что именно так и происходит с Мисси, или с любой другой девушкой, с которой ты встречался, но такое уже случалось с другими парнями. Единственный способ быть абсолютно уверенным – это держать Чарли-младшего завернутым, или просто держать ширинку закрытой.

– Это безумие какое-то! – возмутился он.

– Может, я просто параноик. А может, я просто слишком много видел парней, которые нажили себе проблем, просто запихивая свои члены в любую свободную дырку. И вот еще кое-что, чего я от тебя хочу. Как так получается, что ты дерешь этих девушек, и мы с матерью узнаем об этом, только когда застукали вас? Если тебе настолько сильно нравится девушка, что ты готов вставить в нее свой член, может, пригласишь ее на ужин и познакомишь тогда уж с нами?

– ПАП!

Я поднялся и жестом указал сыну сделать то же самое.

– Больше никаких глупостей в таком духе! Домик у бассейна закрыт для игр с забавами. А что, если бы твои сестры заглянули в окна или вошли бы через дверь?! Расскажешь мне, как ты им это объяснишь?

– Пап, что… В смысле, а где…

– А мне не плевать? Придумай! А что насчет резинок, я отвезу тебя в аптеку и покажу, где они, но покупать будешь сам.

Чарли, стоял с напуганным выражением:

– Нет, Пап, я не могу…

– Очнись, Чарли! Думаешь, что уже мужик, чтобы нуждаться в них? Тогда ты уже мужик, чтобы купить их! И не думай, что кто-нибудь из охранников их тебе купит. Я отдам им отдельный приказ, чтобы не помогали. Будь мужиком, Чарли! – он выглядел удрученным, но спорить со мной не стал. – А теперь пошли в дом. Твоей матери наверняка любопытно, где мы, – сказал я ему.

Внезапно лицо Чарли стало нервным. То, что их застукал я, было не так страшно, как если их застала его мать.

– Э-э, пап, ты же не должен ничего говорить маме, правда?

Я по-мужски похлопал его по плечу.

– Нет, я не расскажу ей, – а затем я одарил его самой широкой и злобной ухмылкой, – Ты сам расскажешь!

Я шел первым в сторону дома; по пути взяв обратно свое уже теплое пиво. Мэрилин была на кухне, она направлялась в сторону бельевой.

– Где вы были? Ты оставил свое пиво снаружи, – сказала она мне.

Я приподнял его, чтобы показать, что я взял его обратно. Чарли сразу же попытался проскочить за мной и смыться из кухни. Я схватил его за руку и подтолкнул в сторону матери. Она это заметила и спросила:

– Так, ладно, что произошло?

Я держал рот на замке. Чарли выглядел так, что он бы предпочел расстрел. У него бешено забегали глаза, и он слегка запинался. Я поставил свое пиво в раковину и взял другую холодную бутылку, оставаясь между ним и путем к спасению.

– Э-э… Эм-м… Мам… э-э-э… я с Мисси… – начал он, быстро выпалив все остальное.

В этот момент я уже подумал, что можно и отступить, чтобы открыть бутылку и отпить. Результат был довольно предсказуемым.

– ЧАРЛИ! – и вслед за этим Мэрилин отвесила нашему отпрыску подзатыльник.

– Мам?!

Она отвесила ему еще один, и начала устраивать ему разнос. Я же стоял, упершись спиной в холодильник, пока она отчитывала его, в большинстве о том же, о чем и я, например, о сестрах, которые могли войти, и его общую безответственность. Затем она повернулась ко мне и сердито сказала:

– Ну не стой ты столбом! Тебе что, нечего сказать?!

Я пожал плечами:

– Я уже ему все свое сказал. Ты и сама неплохо справляешься.

– Хм-м! – и она развернулась обратно к Чарли и отправила его в комнату поразмыслить о своих грехах. Чарли вылетел из кухни словно кот, которому наступили на хвост. Мэрилин взглянула на меня, обнаружив меня с хитрой улыбкой на лице. – Он точно твой сын!

Я широко улыбнулся на это.

– Хочешь, я позову его обратно и мы обсудим твою девственность на момент нашей свадьбы!

– Ты не посмеешь! – я же открыл рот, чтобы что-то сказать, и она отвесила мне пощечину. – Угомонись уже! – я же начал хохотать, и через мгновение она присоединилась. – Не смешно! – возмущалась она. От этого мы только громче расхохотались. Немного спустя мы, наконец, смогли перевести дух. – У тебя такое случалось когда-нибудь?

– Что, наталкивались ли на меня с девушкой родители? – Мэрилин кивнула. Я фыркнул. – Ты видела дом моих родителей. Где мне там было уединяться? Все грехи я совершал в других местах. Хотя один раз это привело к неприятностям, вроде как.

– Как же?

– Ну, родители на меня никогда не наталкивались, но Хэмилтон однажды вскрыл один мой обувной шкафчик, и на ужин высыпал на стол хранящиеся в том ящике презервативы, – моя жена охнула, и я описал тот случай. – Это был один из решающих факторов, почему я съехал. Он уже был неуправляемым в то время.

– Должно быть, весело!

– Точно. Мама потребовала, чтобы папа со мной что-нибудь сделал. Это же я был виноват в том, что Хэмилтон творил нелепости, – от воспоминания о своем придурке-братце я скорчил лицо. – Мне стоило утопить его сразу после рождения.

Нам пришлось отвлечься от блуждания в воспоминаниях, когда, громко споря и ругаясь между собой, в дом вошли близняшки. Мы с Мэрилин обменялись многозначительным взглядом, и она пошла разбираться с новой проблемой. Обе девочки почти равное время провели в криках друг на друга и жалуясь матери, чтобы она заняла их сторону в споре. Сутью спора было то, что пока они были в торговом центре, они наткнулись на некого Бобби Снайдермэна, который вот прямо сказочен, и крут, и мил, и все в таком духе, и что он флиртовал с ими обеими, и теперь они были убеждены, что это настоящая любовь, и каждая хотела, чтобы ее сестра-близнец спрыгнула с крыши какого-нибудь высокого здания и оставила ее в покое! Я решил поступить так же, как это сделал сын, и смыться! Я направился в свой кабинет и закрыл дверь, оставив Мэрилин разбираться с этими криками.

Где-то через десять минут в кабинет с замученным видом вошла Мэрилин и плюхнулась на диван.

– Это все твоя вина! – сообщила она мне.

Я рассмеялся и ответил:

– И в чем же здесь моя вина?

– Ты мужчина. Ты просто должен быть виноват.

Я снова рассмеялся.

– Эй, помни о правилах. Я разбираюсь с мальчиками, а ты с девочками. Я тебе еще до их рождения говорил, что они в этом возрасте станут невозможными. Думаю, я, наверное, начну оставаться в Вашингтоне.

– И оставишь меня с детьми?! Забудь об этом! Я с тобой! А они могут помереть с голоду! – и мы покачали головами от этой удивительно приятной мысли. – И так, ты до этого говорил с Чарли и Мисси?

Я вкратце рассказал ей суть своего с ними разговора. Она кивнула.

– Ты наткнулся на них? – удивленно спросила она.

– У меня уже была мысль о том, что там происходит.

– Он однозначно твой сын!

Я пошевелил бровями, глядя на жену.

– Почему бы тебе потом, когда дети лягут спать, не надеть купальник, чтобы мы могли выйти наружу и я бы подробно тебе все описал?

Мэрилин закашлялась от этого:

– Мечтай, мистер!

– Ты знаешь, тот самый красный, который я купил тебе.

Глаза Мэрилин широко распахнулись. Я говорил про очень непристойный купальник, который купил ей на Райском острове. Он был предельно маленьким, с большим упором на «предельно», с очень узкой зоной бикини, с завязками по бокам и почти отсутствующим лифом. Он был очень плотным, красного цвета, и у него еще была приятная особенность, что, намокая, он становился почти прозрачным.

– Ни за что! – возмутилась она.

– Я уверен, что видел его где-то здесь после нашей последней поездки. Наденешь его, мы пойдем плавать и я тебе покажу точно, за чем я их застал.

– Забудь! – она улыбалась.

– Думаю, я накачаю тебя выпивкой сегодня вечером, чтобы проверить, смогу ли я убедить тебя в обратном, – и затем я поднялся и провел ее обратно в кухню, чтобы сделать напитки. В это время уже было относительно тихо. Либо девочки выдохлись от своих криков, либо же они сидели в своей комнате, продумывая что-нибудь гнусное для меня, Бобби Снайдермэна или кого-нибудь еще. Я исправно наливал жене джин с тоником покрепче на протяжении всего ужина и после него.

На втором бокале Мэрилин с подозрением отметила:

– Мне кажется, ты мне наливаешь крепче, чем обычно.

Я с самым невинным выражением посмотрел на нее:

– Кто, я?

– Ты что-то задумал!

В этот момент появилась Холли:

– Что папа задумал?

Следом с тем же вопросом влезла Молли.

Их мать посмотрела на них и сказала:

– Ничего такого! Ваш отец знает, о чем я говорю.

– Пап?! – дружно спросили близняшки.

Я только рассмеялся:

– Понятия не имею, о чем говорит ваша мать, – затем я взглянул на Мэрилин и звякнул кубиками льда в своем бокале. – Добавки?

Глаза Мэрилин заблестели.

– Да, пожалуйста.

Я улыбнулся. У меня было странное ощущение, что позже тем вечером я пойду плавать!

Еще одной штукой, над которой я работал в свободное время, была еще одна книга. В прошлом году я не мог особо над ней трудиться, поскольку был повязан в массе выступлений и баллотировался на переизбрание. Теперь же у меня было какое-то время, и я хотел затронуть тему, которая бы радикально повлияла на Республиканскую Партию. Я уже наблюдал нечто подобное во время предыдущей кампании, и нужно было это направить. Может быть, с именем конгрессмена на ней бы привлекло больше внимания к теме.

Зачем конгрессмены пишут книги? Ответ в том, что мало кто из них действительно это делает. У большинства из них на это нет времени, либо интеллектуальных способностей. Большая часть книг от политиков пишется либо в виде мемуаров или биографии от безымянного писателя, либо же как манинфест по их будущей программы на более высшем посту. Они могут быть задействованы в конечных правках, но они просто выдают свои мысли писателю, который затем пытается как-то связно это выразить.

Дальше становится очень забавно! Большую часть книг от политиков вообще не читают. Большинство политиков – это скучные люди с принципами торговца подержанных машин. (Я то уж знаю, сам был таким.) Кто захочет читать о том, как конгрессмен Капризуля поднимался по политической карьерной лестнице в Бойзе и забрался на верхушку политической власти в Айдахо? И даже после, как узнаются эти завораживающие детали, кому интересно узнать о его планах, когда он будет избран в качестве Верховного Понтифика и Великого Императора? Ответ – НИКОМУ!

И что же делать? Поскольку у всех политиков хронически не хватает денег, конгрессмен может продать свою книгу, и поскольку выплаты за книгу не попадают под ограничения по доходу, все выплаты он забирает себе. И все-таки поскольку обычные граждане не очень-то хотят читать эту книгу, продажи обычно будут ограничены (т. е. отсутствовать почти полностью!). Может быть, кампания может помочь, купив пару книг и раздав их волонтерам и спонсорам кампании, чтобы они могли узнать больше о чудесах от конгрессмена Капризули. По этой скользкой дорожке прошлось больше, чем просто парочка политиков. Немного перегните с подъемом стоимости, немного задерите процент выплаты, за время кампаний купите чуть-чуть больше копий, и вот внезапно у вас есть идеальный рецепт, как отмыть средства кампании прямиком в карманы конгрессмена. Просим прощения, господин конгрессмен, но у министерства юстиции есть несколько вопросов к вам!

Ничего из этого не касалось меня. Помимо того, что все выплаты за продажи книг направлялись на благотворительность, я также позволил издательству Саймона и Шустера устанавливать цены самим и позаботился о том, чтобы все мои соавторы были полностью и четко указаны, и подписывался я как доктор наук Карл Бакмэн, а не конгрессмен Карл Бакмэн. Даже больше, я не писал мемуаров или биографию, а все мои книги основывались на фактах – инфраструктура, политическая экономика, и, в этот раз, демография.

Демография страны менялась, и это было не в плюс Республиканской Партии. Меньшинство увеличивалось в количестве, и менялись места, где живут люди. В 50-х годах, волшебными и мистическими днями, на которые указывал Рейган во время своего президентского срока, были дни, где число, деньги и политическая власть были у белых протестантов. Сейчас ситуация изменилась. Чернокожие разрослись почти до десяти процентов от электората, и теперь они могли голосовать, и их доходы тоже росли. Иронично, что после того, как чернокожие выбили себе возможность голосовать и другие гражданские права, латиноамериканцев стало еще больше. Другими крупными группами были женщины-одиночки, молодые люди и геи, и ни к кому из них Республиканцы толком не обращались. Менялись также и места их проживания. Увеличивался уровень урбанизации, и к 2010-му году большинство американцев жили в городской среде, а не в сельской местности.

Если говорить прямо, то 90-е и нулевые были последней гулянкой для белых людей. К 2010-му году или около того мы просто стали самым крупным меньшинством в стране, полностью забитой меньшинствами. К 2020-му году про Республиканскую Партию в шутку говорили, что это партия озлобленных белых мужчин, не относящаяся к президенту и Сенату, но более чем способная накрутить достаточно озлобленных белых мужских голосов, чтобы к чертям испортить все в Палате.

Единственным способом бороться с этим было собрать все эти группы под крылом Республиканской Партии. Не было ни одной весомой причины дать Демократам провозгласить себя партией вовлечения. Сделать Республиканскую Партию большой вечеринкой для всех, привести латиноамериканцев и азиатов, засчитать чернокожих со средним доходом и выше, и перестать клеймить города «злом» по сравнению с «сердцем страны». Тому, что никто не хочет работать на фермах, есть свои причины – это невероятно тяжело, платят копейки, и это опасно (у работы на фермах и ранчо наблюдается огромное число несчастных случаев с летальным исходом на любой из профессий).

Сейчас же грозовые тучи были еще на горизонте, видимы всем, но никто всерьез этому не верил. Может быть, это была просто моя степень по математике и понимание того, что у подобного действительно есть свои последствия. Как я и писал в своих предыдущих книгах, два плюс два равно четырем, а не трем и даже не пяти. Может быть, такие ответы и не устраивают, но они достаточно скоро дадут о себе знать.

Я позвонил в издательство и обсудил эту идею с ними. Мы бы подключили к делу парочку закоренелых счетоводов, демографов и актуариев, и за цифры бы отвечали они. Я бы написал большую часть текста и попытался бы придать этим цифрам более человеческий облик. Статистика рождаемости и уровень миграции могут быть довольной сухой и скучной штукой, но у них есть реальные долгосрочные последствия.

Я позаботился о том, чтобы уделять этому проекту по часу или по два в день. Как и в прошлых моих книгах, я разделил ее на несколько глав, каждая из которых была посвящена отдельной теме. Одна могла быть историей модели голосования меньшинств, которая затем переходила в главу, касающуюся уровня рождаемости меньшинств, которая, в свою очередь, переходила в главу о статусе белого большинства, и затем к незаконной иммиграции, которая вела к уровню рождаемости и смешения среди иммигрантов, и так далее. Это было почти исследование современной демографии и учения о популяции населения. К счастью, к тому времени я уже написал достаточно книг, так что управление временем у меня было под контролем, и я мог определиться, как именно писать.

До какой степени что-либо из этого могло возыметь эффект, я не знал. Незнание – блажь, особенно когда оно добровольное. Было ужасно много Республиканцев, которые не хотели признавать, что халява кончилась. Начиная с 60-х, когда Демократы стали партией объединения и гражданских прав, и белые дружно сбежали в пригороды и в Республиканскую Партию, там уже был определенный электорат, и очень крупный. Рейган великолепно им подыгрывал, и я знал, что если оставить его самого по себе, то и Буш-младший сделает так же. Все-таки, демография не лжет. У меньшинств куда выше уровень рождаемости и иммигировали в основном меньшинства. Если двигаться от сельских районов в сторону городов, то подобное происходит уже поколениями. И все же, если возможно разобраться, что случится, то можно подстроиться.

Публикация книги «Будущая Республиканская Партия: Демография и Меняющийся Электорат» была запланирована на осень. Это был свободный год, так что не было подготовки к каким-либо крупным выборам. Если кто-нибудь прочтет ее, может быть, это изменить их поведение в следующем году, который станет выборным для Конгресса. Нам нужно было только подождать.