С чистого листа главы 100-165

Глава 146. Специальное объявление

Понедельник, десятое декабря 2001-го года.

Мы прилетели обратно в четверг, так что я взял длинные выходные, чтобы снова узнать своих дочерей поближе. Чарли снова вышел в море, его назначили на форт МакГенри, что мне показалось очень поэтичным, поскольку форт МакГенри был в Балтиморе. Он была гатором типа "Уидби Айленд", что было сокращением от аллигатора, а именно – комбинированным кораблем, который мог перемещаться по воде до суши и обратно, только вышел из сухих доков после пополнения провизии, и пробыл бы в море целых шесть месяцев. Чарли отплыл прямо перед нашим вылетом в Англию, и мы бы не увидели его до самого конца весны.

Перед тем, как он ушел на корабль, мы еще с ним поговорили. Он уже около двух лет состоял на службе, но он все еще не знал, хочет ли он делать там карьеру. Это было интересно, и давало ощущение смысла, и это ему нравилось, но просто плавать на корабле с кучкой парней уже устаревало. Он также был достаточно умным, чтобы знать, что, будучи моим сыном, он будет ограничен в своих назначениях. Он все еще считал себя больше активным и вольным парнем, нежели студентом колледжа, и если бы он оставил войска, то он наверняка бы подался в гонки на байках. Он уже не был маленьким ребенком, и говорил как молодой, но взрослый. Я спросил его, каково это – отправляться с людьми, зная, кто его отец, и на это он лишь ухмыльнулся и пожал плечами.

– Что есть, то есть, пап. В смысле, люди знают, но не придают этому особого значения. По крайней мере, никто не пытается ко мне присосаться. Хотя я даже немного рад, что ты отправил меня под моим вторым именем. Как минимум тогда я не был таким известным.

– Ну, мы еще увидимся, когда ты вернешься. Постарайся звонить или писать своей матери! Она переживает за тебя…

– А ты нет? – подколол меня он.

Я пропустил это мимо ушей и продолжил:

– …и она скучает. Когда вернешься, если захочешь привести кого из друзей, то без проблем. Если не захочешь оставаться здесь, то можешь жить в доме на Тридцатой.

За день до того, как мы вернулись домой из Тель-Авива, я позвонил Норму Минета и Грегу Полсону и сменил гнев на милость по отношению к Объединенным Авиалиниям. Надеюсь, они свой урок усвоили. Просто взять и закрыть их было бы сродни броску молнии с Олимпа, и я четко сказал, что не буду принимать никаких обращений на их счет со стороны конгрессменов или сенаторов. Однако, вернувшись домой, я дал всем зеленый свет на разработку акта об авиационной охране и безопасности 2001-го, который бы предоставил некоторые кредитные гарантии и компенсации. Все ожидали двух моментов – того, что этот проект разбавят, и того, что его быстро пропустят. Я бы мог смириться с этим, пока управление гражданской авиации могло требовать проведения изменений в сфере безопасности. Если бы все так и осталось, то я бы смог принять и кучу другого дерьма, которое туда бы добавили конгрессмены.

На День Благодарения я взял небольшой отгул и провел длинные выходные дома. Девочки все еще были с нами, по крайней мере, в этом году, так что мы проделали стандартный ритуал с большой фаршированной индейкой и всеми закусками. Я отметил, что это может быть в последний раз, когда мы это делаем. В следующем году близняшки уже поступили бы в колледж, и могли бы не захотеть возвращаться домой. В это же время, как только они уехали бы из дома – Мэрилин переехала ко мне в Белый Дом, что было для меня очень предпочтительно. Мы были на грани того, чтобы стать пустым гнездом в самом большом доме в мире! (Ладно, это преувеличение, но это все еще было бы большим изменением)

Мы завершали 2001-й год, и казалось, что страна была все еще взволнована событиями трехмесячной давности. Конгресс наконец-то объявил, что слушания бы проводились после созыва в 2002-м, вероятно, где-нибудь в феврале. Это стало бы совместным слушанием Конгресса и Сената, которое проводил бы особый комитет по разведке. Я сообщил всем лидерам, что администрация будет сотрудничать, и что их первыми свидетелями будут Три Товарища. Им же я сказал, чтобы они позаботились о том, чтобы к тому времени их отчет был готов, и я ждал, что в будущем будут какие-нибудь предложения. Я также попросил Джона Эшкрофта выяснить, сможет ли он ввести в курс дела своего специального прокурора. Если Конгресс начнет опрашивать людей в то же время, что и Фицпатрик, может ли быть двойной риск? Если одна из сторон даст кому-либо неприкосновенность, будет ли это действовать по всем аспектам? Как же я рад, что я не стал юристом!

Я также сказал им, что если я должен давать – то об этом нужно дать знать советникам Белого Дома. Хоть я и был готов свидетельствовать под клятвой и отвечать на вопросы, но ни при каких обстоятельствах я не собирался дать им воспользоваться этой клятвой, чтобы копаться в моем прошлом. Прежде, чем я буду давать какие-либо показания – должны быть утверждены какие-нибудь основные правила.

В это же время, пока все это происходило, обанкротилась энергетическая корпорация Энрон. Я знал, что это случится, но не смог вспомнить точной даты. Я также знал, что это было только одно из нескольких крупных имен в бизнесе, которые потерпят крах вследствие никудышного регулирования и надзора. Я выступил в палате коммерции Соединенных Штатов, где возложил вину за банкротства на неконтролируемое попустительство со стороны слишком многих бизнесменов и политических лидеров.

– Американцы, также, как и вы, верят, что капитализм – это лучшая экономическая система для них и их семей. Они знают, что лучшая для них улучшить свои жизни и жизни своих детей и внуков возможность – это капитализм. Но все же еще важнее для них честность! Люди считают бизнес великолепной игрой, и они хотят в нее играть! И они также знают, что у игр есть правила! Если отбросить правила и убрать всех судей, то это будет уже не игра, в которую люди хотят играть, а афера, которую они будут избегать! Если вы хотите, чтобы ваши сограждане вас уважали, то что-то должно измениться. Если вы хотите продолжать зарабатывать деньги – то должны быть какие-то изменения!

Это было только частью выступления, и аплодисменты были жидковаты. Если им не понравилась моя речь, то они бы возненавидели саму идею о том, что я собирался увеличить финансирование комиссии по биржам и ценным бумагам и министерства юстиции. Я не был полностью уверен, что смогу победить в этой битве, но я точно знал, что эта борьба обойдется мне и Институту Возрождения Америки в кругленькую сумму!

И опять же, это был бы только первый залп из множества. Я уже сказал Алану Гринспану, что я хотел подтянуть банковскую систему. Федеральный резерв был довольно независим, но это не значило, что у меня не было толики влияния. Я сказал ему, что мне казалось, что нам нужно ужесточить основные требования по банковским резервам, а также провести пару "стресс-тестов" на некоторых из крупнейших банков. От этого председатель удивленно взглянул на меня, а я только напомнил ему его ремарку про "необъяснимое изобилие", которой он описал пузырь доткомов, и теперь же применялась к рынку недвижимости и финансовому сектору. Я бы позволил ему самому разбираться с рынками. Там его любили и уважали; я же был просто ебаным миллиардером, куда уж мне.

В понедельник, десятого декабря, у нас был весьма интересный день. Мэрилин с девочками приехали на выходные в Вашингтон, и мы разрешили девочкам не ходить один день в школу, и они остались с нами. Мы приближались к мистической точке сотого дня моего президентского срока, и было очень много запросов на проведение большого интервью в Белом Доме со мной и моей семьей. Не знаю, на чем основывался выбор Ари, но он остановился на варианте с Бобом Шиффером с СВS. Мы дали бы интервью в Белом Доме в понедельник десятого числа, и в эфир бы это пустили в специальном двухчасовом выпуске вечером в воскресенье шестнадцатого.

Большая часть причин была связана с тем, как именно я стал президентом. Американская избирательная система работала наперекосяк, и в ней черты характера, которые лучше всего подходили для победы на выборах обычно не были теми чертами, которые лучше всего подходят для занятия поста президента. Ни за что я бы не стал баллотироваться в президенты. Джордж Буш вытянул меня и мои двадцать миллионов долларов из полной неизвестности и зашвырнул меня на пост вице-президента. Если бы все пошло по его плану, то через четыре года он бы вернул меня обратно. А теперь я же я сам был президентом, и большая часть страны ни черта обо мне не знала.

После событий одиннадцатого сентября была целая лавина репортажей, но в них не было ничего обо мне самом. Я попал на национальную арену всего-то за четыре месяца до выборов, и кроме того, что я любил собак и убивал пленников, они ничего обо мне не знали. Обычный кандидат бы теперь агитировал не меньше двух лет к тому моменту, и он давал бы интервью утром, днем и вечером, чтобы держать свое имя на слуху. То же самое можно было сказать и о моей семье. Одной из задач Ари Флейшера было рассказать миру, кто я такой.

Интервью с СВS проводилось бы в зале картографии, который располагался на цокольном этаже Резиденции прямо рядом с главной приемной. Как я понял, его так назвали, потому что Франклин Рузвельт пользовался им, когда отслеживал прогресс Второй Мировой с помощью карт. С тех пор этот зал не использовался для карт и теперь же был просто одним из бессчетных тупичков в здании. В воскресенье днем я забрел туда и наткнулся на парочку техников СВS и Белого Дома, которые устанавливали софиты и зеркала на подмосты. Я только надеялся, что они не свалятся на нас, что когда-то действительно случилось с Биллом и Хиллари Клинтон. Они уже вынесли обычно стоящую там мебель, и принесли парочку кресел и похожий двухместный диван.

Мы бы уже были на съемке сразу с девяти утра, и пробыли бы там большую часть дня. Были бы отрывки только со мной, со мной и Мэрилин, и еще пара сегментов со всеми сразу. Каждые полчаса или около того мы брали бы перерыв, чтобы я мог возвращаться к своей работе по решению мировых проблем. Если проблема была большой, то снимали бы только Мэрилин и девочек. Нет нужды говорить, что все время там также на заднем фоне постоянно мелькал бы нервничающий Ари.

Я тогда надел легкий черный костюм, а Мэрилин облачилась в дизайнерские джинсы с подпоясанной блузкой. Прежде, чем нас начали снимать, я ей присвистнул, а она улыбнулась в ответ. Холли и Молли тоже были в джинсах, и в топах без рукавов. Они показались мне очень узкими, но мне сказали, что это стиль такой. К счастью, бретелек от их лифчиков не было видно. Как такое могло считаться стильным – мне было не понять.

Когда мы пришли, девочки решили, что Шторми тоже была частью семьи и могла смотреть. Я не был уверен, как именно это сработает; она была надрессирована, и уже привыкла находиться среди странных людей, но она ни разу не видела камеры, которая бы ей не понравилась. Она сразу же ушла в угол и свернулась, чтобы поспать. Затем мы быстро прошли через гримирование, и встретились и пообщались с Бобом Шиффером (я знал его уже несколько лет, и Мэрилин также виделась с ним на различных ужинах и вечерах, но для девочек это была первая встреча), и к нам прикрепили наши микрофоны. Затем мы уселись по своим местам, мы с Мэрилин разместились на двухместном диване, а девочки сели в кресла по левую руку от меня. Затем загорелись софиты, и Боб поблагодарил нас за интервью. Как только это случилось, Шторми навострила уши и начала озираться в поисках камер. Время выступлений! Ей это нравилось! Так и прошла открывающая часть передачи.

Боб: Мистер президент, я бы хотел поблагодарить вас и вашу семью за то то, что позволили нам взглянуть на внутреннюю сторону Белого Дома Бакмэна.

Я: Пожалуйста. Мне показалось, что это подходящее время, чтобы… (Шторми запрыгивает на диван между мной и Мэрилин) Погодите… ЧТО?! Шторми, ты что… О, Боже милостивый! Давай слезай отсюда!

Холли и Молли хохотали, пока мы с Мэрилин пытались столкнуть гигантскую зверюгу с наших коленок. Мы в этом не преуспели, и в конце концов Шторми сидела между нами, смотря в сторону камеры.

Я: Глупое животное! Кто-нибудь, принесите вареную кость! (и я снова взглянул на Боба) Эта животина прямо саморекламная гончая, во всех смыслах!

Нам пришлось подождать пару минут, пока кто-то бегал до кухни и затем вернулся с большой костью, которые для нас припасали работники кухни. Шторми завела себе множество друзей в Белом Доме, и для нее хранился целый запас. Этот некто вручил кость Холли, и Шторми резко навострилась и посмотрела на нее.

Холли: Шторми, иди сюда, возьми косточку.

Молли: Ну давай, девочка наша, иди возьми ее!

Я: Это вкусная свежая косточка, Шторми, из хорошего и сочного Демократа! (Мэрилин на это фыркнула, а Шторми спрыгнула, взяла кость и унесла ее за пределы съемки в угол зала)

Боб: Вы кормите свою собаку хорошими и сочными Демократами? (Смеясь)

Я: Только, когда у нас заканчиваются хорошие и сочные журналисты. (Мэрилин с девочками захихикали)

Боб: Кажется, вот я и попался, не так ли?

Я: Причем с широко открытыми глазами! (Еще смех)

Одна из камер немного повернулась, чтобы показать, как Шторми тихо грызла свою кость в углу. Затем мы вернулись к интервью.

Боб: Так что же за собака эта Шторми?

Я: Она просто обычная американская собака, огромная лохматая животина. Вы же знаете, как мы ее взяли, из того подвала в Спрингборо? Она в себе сочетает столько пород, что о большем и просить не приходится. Она чисто американская собака.

Боб: Что вы подразумеваете?

Я: Ну, похоже, что у каждой страны есть своя собственная порода собак. Есть английские бульдоги, французские пудели, немецкие овчарки, а что же тогда американская собака? Я бы сказал, что американская собака – это дворняга смешанной породы, потому что американцы именно такие.

Боб: Такой же "плавильный котел", только по отношению к собакам?

Я: Именно! В смысле, все, что мне нужно сделать – это просто взглянуть на мою собственную семью. Мы настолько смешанные, насколько это возможно. Мой отец и его семья были англичанами и лютеранами. Мать моей матери была потомком немцев и лютеранкой, но ее отец был англичанином, наполовину англиканцем, и наполовину евреем. Семья Мэрилин состоит из французских канадцев и римских католиков, но со стороны ее отца также вкрался и шотландец. В нашем же поколении все только хуже. Моя сестра вышла замуж за парня с норвежскими и шведскими корнями, и половина братьев и сестер Мэрилин поженились с американцами-поляками и американцами-итальянцами.

Молли: Не забывай про тетю Келли. Она американка-ирландка!

Я: (Кивая дочери и улыбаясь) Видите? Только небеса знают, кого в конце концов притащат домой наши дети! Взглянем правде в глаза, по всей стране есть семьи, как наша, с различными наследиями. Мы с этим справляемся, но нас уж точно нельзя назвать чистокровными. Мы нация смешанных пород.

Мэрилин: Карл, никто не хочет, чтобы его называли дворнягой!

Я: (с улыбкой отмахиваясь) У меня всю жизнь были смешанные породы. Хорошие собаки, крепкие, здоровые, долго живут, верные… Мне нравятся такие смеси. Это здорово.

Холли и Молли переглянулись и издали пару "Гав!", и мы все рассмеялись.

Я не знал точно, как это будет потом смонтировано. Будет ли это все сначала хохотушками, а затем серьезно, или все это будет как-то вперемешку? Нам пришлось бы ждать до воскресенья, чтобы это выяснить. Мне сказали, что рекламу этой передачи начнут показывать с этого вечера.

Пока Мэрилин с девочками все еще сидели там, Шиффер решил задать им пару вопросов.

Боб: Итак, как вы двое адаптируетесь к жизни в Белом Доме?

Холли: Да все еще нормально. В смысле, папа уже был в Вашингтоне, когда мы еще были в первом классе или около того, так что мы уже годами ездим туда-сюда в Вашингтон и обратно.

Молли: Это довольно классное место. Тут куча всяких разных комнат и залов. Это как будто бы живешь в музее. Хотя это и немного странно. Ну, кто же живет в музее?

Боб: Как много времени вы здесь проводите? Вы же на самом деле живете в Мэриленде, верно?

Молли: Да. Во время учебного года мы живем в Апперко, это рядом с Хирфордом, и там мы и ходим в школу. На самом деле мы сюда ездим через выходные или как-то так. Когда папа был в Конгрессе, чаще всего он по вечерам приезжал домой. А теперь он возвращается примерно раз в две-три недели.

Холли: Да, наш дом на самом деле в Апперко. Как только закончится школа, я знаю, что мама переедет сюда на постоянную основу. Мы обе все равно в следующем году будем в колледже.

Боб: (Глядя на Мэрилин) Таков план? Вы собираетесь переехать в Вашингтон на постоянное проживание, когда ваши дочери покинут дом?

Мэрилин: Да. Когда Карл был в Конгрессе, мы жили достаточно близко, чтобы он мог ездить с работы домой, вроде того. Карл мог приезжать домой через день и почти каждые выходные.

Боб: На вертолете.

Мэрилин: Это было несколько необычно, но мы справились. Нам нравится, где мы живем, и нравится, что наши дети ходят там в школу, и мы не хотели, чтобы для них все слишком сильно менялось. Все стало сложнее, когда он стал вице-президентом, но он все еще мог иногда приезжать домой. У нас всегда была мысль о том, что, когда девочки покинут отчий дом, то я смогу переехать туда на постоянную основу.

Боб: (обращаясь к близняшкам) Куда вы собираетесь поступать?

Холли: В Университет Мэриленда, в Колледж-парке.

Боб: Почему туда? Я думаю, что вы можете поступить в любой колледж в стране. Почему не в Гарвард?

Молли: Колледж-парк находится прямо рядом с Вашингтоном, и у него репутация в сфере инженерии и науки куда лучше, чем у Гарварда. Я хочу изучить инженерию.

Холли: А я физику.

Боб: Инженерия и физика! Почему эти сферы?

Молли: (Со слегка смущенным лицом) Точно не знаю, почему. Папа был математиком и мог запрограммировать компьютер, а Чарли постоянно разбирал свои мотоциклы, и мы смотрели, как он это делает. Не знаю, почему, но я всегда хотела понять, как именно что-то работает. Этим и занимаются инженеры.

Холли: То же самое, но немного другой момент, думаю. Мне нравится научная часть этого.

Боб: Почему-то я никогда не представлял вас, как я понимаю, так называемыми ботанами. Как-то это не подходит к образу чирлидерш, мне кажется. А кем вы себя видите?

Холли: Полагаю, да, нас можно называть ботанами. Почему это так плохо? Мистер Гейтс – ботан, и он основал Мiсrоsоft, и один из богатейших людей мира, ведь так? Папа – ботан, и в конце концов он стал президентом!

Молли: Если думаете, что можете жить без ботанов, то тогда просто выключите телевизор, компьютер, свет и отопление, потому что без нас, ботанов, вы все будете сидеть во тьме да холоде! Кто, как вы думаете, изобрел все это?

Боб: (обращаясь ко мне и Мэрилин) Ваши дочери истинные приверженки! Это вы их подтолкнули к науке своим прошлым?

Мэрилин: О, нет, абсолютно нет. На самом деле мне это совсем не интересно.

Я: Нет, на самом деле нет. Я рад, что им интересна наука и инженерия. Думаю, что это очень важные сферы, и я сам с ними неплохо справлялся, но это их жизнь, а не моя. Я только хочу, чтобы они выбрали для себя что-то, и хорошо с этим справлялись, что бы это ни было. Чарли вот, например, не хотел никак связываться с колледжем. Мы же просто хотели, чтобы он выбрал что-нибудь, угомонился и старался бы в этой области изо всех сил. Мы с Мэрилин не можем жить их жизнью за них.

Было несколько вопросов только для меня, и Мэрилин с близняшками ненадолго отошли, Шторми умчалась за ними.

Боб: Мы приближаемся к дате вашего сотого дня на посту. Для большинства президентов это момент, когда начинают оцениваться их действия. Будет ли это хорошим моментом, чтобы оценить президентство Бакмэна?

Я: Не сказал бы, что я об этом когда-либо задумывался. Хотя мне стоит сказать, что у большинства президентов, когда они дают клятву, уже есть своя программа и они уже распланировали свои законопроекты и переходы за более, чем два месяца. У них во время выборов есть почва под ногами. Когда присягу давал я, у меня не было ничего из этого. У меня был без вести пропавший президент, страна, на которую напали, горящий Пентагон и гигантская дыра посреди Манхэттена. Моей программой было просто снова восстановить все, и чтобы все это работало, как надо, и предотвратить повторение подобного. Есть ли у меня своя программа? Да, я бы сказал, что она есть, и я над ней работал. Я собираюсь поделиться ее частью в следующем месяце в послании президента. Может быть, вам стоит отсчитывать сотню дней с того дня.

Боб: И что же это за программа?

Я: (Улыбаясь) Спросите в январе.

Боб: Вы собираетесь участвовать в выборах в 2004-м?

Я: Спросите следующим летом.

На этом месте мы взяли перерыв, пока я отвечал на звонки. Когда я вернулся, Шиффер спросил, могу ли я взять его с камерой на небольшую экскурсию о том, как обычно проходит мой день. Это было ничем иным, как просто раздуванием, но Ари с удовольствием на это согласился.

Боб: Итак, как обычно начинается ваш день?

Я: Ну, обычно я встаю где-то около шести или половины седьмого утра. Не думаю, что вы хотите показывать фотографии, где я в банном халате чищу зубы. Не самое приятное зрелище.

Боб: (Смеясь) Думаю, можем это пропустить.

Я: Отличная мысль. Итак, в это время я обычно одеваю спортивную одежду и спускаюсь в подвал. (Мы прошли к лифту и спустились на нем в подвал, и я показал расположенный там тренировочный зал) Обычно я разминаюсь здесь через день, а между этим я практикую боевые искусства с агентами Секретной Службы.

Боб: Вы их когда-нибудь побеждаете?

Я: (Смеясь) Только когда они позволяют. Серьезно, я неплох, но эти ребята – крепкие орешки. Я бы не хотел наткнуться на них в темном переулке. (Я заметил пару улыбающихся на это агентов где-то в стороне) Иногда я выхожу наружу и пользуюсь бассейном, плаваю по несколько кругов. Это неплохое упражнение для моей ноги.

Боб: То есть вы занимаетесь каждый день? А что насчет Первой Леди?

Я: Я точно пытаюсь. Если я нахожусь в дороге, то это может быть довольно сложно. Мэрилин часто присоединяется ко мне, но она относится к этому не так серьезно, как я. Если она может улизнуть от этого – она это сделает. (Мы вышли и я привел его в Овальный Кабинет) После тренировки я поднимаюсь обратно наверх, бреюсь и одеваюсь. Извините, это тоже не снимаем. После этого я уже нахожусь здесь в кабинете, и мой график в основном состоит в том, что мне скажут в этот день делать министры и работники. Плюс еще что-нибудь над чем мне нужно работать. Кажется, что никогда не получается делать ровно все то, что указано в графике.

Боб: (Указывая на мой стол, где по центру стояла металлическая коробочка с большой красной кнопкой) Это кнопка для запуска? (Смеясь)

Я: (С невинным выражением) Нажмите и узнаете.

Боб: Серьезно?!

Я только стоял с невинным выражением лица и поманил его к ней. Он нажал на кнопку, и она внезапно загорелась, светясь ярко-красным светом, и откуда-то снизу послышался звук клаксона. Боб сразу отскочил назад! Я рассмеялся, потянулся и нажал на кнопку еще раз, и шум стих.

Я: Сразу после того, как я попал сюда, один мой друг, Марти Адрианополис, прислал мне это, чтобы немного разрядить обстановку. Когда я впервые показал ее Фрэнку Стуфферу, я сказал, что это прямой сигнал командованию ПВО, и у него чуть сердце не остановилось!

Боб: Вы жестокий человек, мистер президент. (Мы оба немного посмеялись) Итак, большую часть времени вы проводите, работая здесь?

Я: Очень много времени. Если у меня не назначено встречи за обедом, то я перехватываю сэндвич с кухни или из кафетерия. Я стараюсь видеться с главами Конгресса и его членами хотя бы по разу в неделю, но иногда это бывает очень сложно. Очень легко во всем запутаться. Я также могу встречаться и с членами кабинета министров или своими работниками. После обеда я работаю до самого ужина. Если Мэрилин с девочками здесь, то я заканчиваю в шесть или около того, но если я здесь один, что часто бывает, то я обычно возвращаюсь после ужина еще на час-два. После этого я поднимаюсь обратно в резиденцию.

Боб: Вы так говорите, как будто это довольно рутинная работа.

Я: Это что угодно, но не рутинная работа. Все может резко измениться. Всегда где-то есть проблема. К тому времени, когда оказываешься на такой работе, лучше бы уже уметь расставлять приоритеты и управлять своим временем.

Боб: Как вы думаете, к чему сложнее всего привыкать, будучи президентом?

Я: Хм-м… это интересный вопрос. Думаю, что это тот аспект, что я всегда у всех на виду. Все, что я сейчас делаю, не важно, насколько обыденное, теперь имеет своего рода политическую подоплеку, и у каждого есть свое мнение на этот счет, и чтобы я ни делал – я всегда неправ. Порой это очень странно.

Боб: Как же? Дайте какой-нибудь пример.

Я: Ну, возьмем, к примеру, Шторми. Ранее мы играли с собакой, и вы давали ей кость и всякую всячину. Вы засняли это, и хотя я сам и не журналист, я узнаю темы, которые интересуют общественность, когда их вижу. Вы же часть этого покажете в субботу вечером, так? Ну, могу вам гарантировать, что в понедельник к обеду телефоны будут трезвонить, и начнет поступать множество писем и телеграмм о том, что я неправильно обращаюсь с собакой. В понедельник вечером по новостям будут давать интервью на эту тему. Во вторник все станет еще хуже! Любители чистопородных собак будут жаловаться, что у президента собака смешанной породы, любители кошек захотят равного внимания, коалиции хомяков и морских свинок тоже будут жаловаться, а организация по защите прав животных начнет требовать прекратить межвидовое рабство или какую-нибудь похожую чепуху!

Боб: (Смеясь) Все не будет настолько плохо.

Я: Просто смотрите! К утру среды подключится еще и Nеw Yоrk Тimеs, назовет это скандалом, и даст ему какое-нибудь милое название вроде Щеногейта. К концу дня некоторые конгрессмены потребуют проведения слушаний, в четверг вызовут специального прокурора, а в пятницу проведут голосование за импичмент! (И я посмотрел в камеру) Ребят, отстаньте! Я же просто играю со своей собакой!

Боб: (Все еще смеясь) Я думаю, что вы слегка преувеличиваете, мистер президент.

Я: (Улыбаясь) Не слишком. Вы в этом городе уже несколько лет. Как-нибудь спросите у Ари. В один прекрасный день он возьмет пачку писем, которые сюда присылают, напишет книгу и заработает целое состояние!

Мы взяли перерыв на обед, и я сводил Боба в кафетерий. Он не слишком вычурен, но он доступен для работников, хоть им и нужно платить. На следующий сегмент к нам присоединилась Мэрилин, предполагалось, что после обеда мы будем вместе. Мы вернулись в зал картографии. К счастью, Шторми была с близняшками.

Боб: Прежде чем вы попали в политику, вы были очень успешным инвестором. Может ли такой успешный инвестор и банкир одобрить нынешнее состояние экономики?

Я: Я никогда не был ни инвестором, ни банкиром. Я был венчурным капиталистом.

Боб: В чем же разница?

Я: Банкиры дают деньги в долг, по определению. Мы никогда не давали займов. Мы использовали наши деньги для покупки акций и опционов.

Боб: Может ли такой венчурный капиталист одобрить нынешнее состояние экономики?

Я: (Улыбаясь) Он бы точно одобрил планы, разрабатываемые нынешней администрацией.

Боб: О которых мы узнаем во время послания президента.

Я: В точку.

Боб: Какой вам нужно было иметь уровень кредитоспособности, чтобы быть венчурным капиталистом?

Я: (С любопытством взглянув на Шиффера) Вы хотите спросить, каким был мой уровень кредитоспособности?

Боб: (Усмехнувшись) Один из наших продюсеров берет ипотеку и интересуется вопросом.

Я: (Рассмеялся) Ха! (Затем я взглянул на Мэрилин и пожал плечами) Знаете, на самом деле я понятия не имею. Наверное, он очень плох.

Боб: (Пораженный) У вас низкий уровень кредитоспособности? Как такое может быть?! Вы же миллиардер!

Я: Но это только одна из составляющих уровня кредитоспособности. Большая его часть – это оплата кредитов и процентов. У меня никогда не было кредитов, так что у меня нет кредитной истории, чтобы оценить, смог ли бы я его погасить.

Боб: Вы никогда не брали в долг? А что насчет кредитных карт или проката машин?

Я: Неа. Важно помнить, что я начинал инвестировать в рынок, когда мне было всего тринадцать лет. Несовершеннолетние не могут подписывать контракты, так что все было сделано на счете, где рядом с моим именем стояло имя моего отца. Все, что я делал, должно было оплачиваться наличными. К тому времени, как я стал достаточно взрослым, чтобы законно брать займы, у меня уже не было в этом нужды. У меня есть карта Аmеriсаn Ехрrеss, но ее нужно оплачивать каждый месяц. И это все.

Боб: Я бы хотел задать пару вопросов Первой Леди. Миссис Бакмэн, о чем вы думали утром одиннадцатого сентября? Где вы тогда были?

Мэрилин: Я была дома, у нас в Хирфорде. Это было утро вторника, и это был учебный день, так что я провожала девочек на школьный автобус…

Боб: Простите, на школьный автобус?!

Мэрилин: (Улыбаясь) Мы живем в провинции, и девочки ходят в государственную школу. Они ездят в школу на автобусе с тех пор, как только начали ходить в школу. Наверное, мне не стоит это говорить, но за ними просто ездят агенты Секретной Службы. Их друзья ездят на автобусе, и мы не хотели слишком больших изменений.

Боб: То есть вы были дома? Вы знали, что происходит?

Мэрилин: Не совсем. У меня тогда были включены новости, передача "Сегодня", пока я закладывала белье в стиральную машину, но не могу сказать, что очень внимательно слушала. И тут внезапно вылетает дверь, вламываются все эти агенты и вытаскивают меня из дома. Меня посадили в машину и мы понеслись в сторону школы, и оказались там, когда этот гигантский вертолет садился на поле для соккера. Мы направились к нему, и я только успела увидеть, как девочек выводят из школы. Потом нас отвезли в Форт Мид, и отвели там куда-то.

Боб: Кто-нибудь сказал вам, что происходило?

Мэрилин: Вроде того. Я услышала часть из этого, пока мы ехали к школе, и еще что-то, пока мы были в вертолете. Никто не рассказывал мне, что произошло с Карлом, и это меня на самом деле пугало. Мы от него ничего не слышали до тех самых пор, пока его не сделали действующим президентом, может, где-то после полудня.

Боб: То есть вы тогда дома занимались стиркой?

Мэрилин: Вещи сами себя не постирают, и Карл тут уж точно не помощник! Да и девочки, впрочем, тоже.

Я: Эй, я тогда был во Флориде. Знаешь, навряд ли бы я смог поспешить домой, чтобы помочь снять белье с сушилки.

Боб: Я просто удивлен тому, что у вас нет кого-то, кто занимается чем-то таким.

Я: (Переглянувшись с Мэрилин и пожав плечами) Ответишь на это?

Мэрилин: Давай ты.

Я: С самого начала мы решили, что хотим, чтобы у наших детей была настолько обычная жизнь, насколько мы могли это устроить. Да, я невероятно богат, и я мог нанять прислугу, чтобы она бегала и делала для них все, чего они захотят, но это плохой способ растить детей. У нас дома в Хирфорде мы просто пытаемся растить их как обычных детей из среднего класса, какими были и мы. У нас нет прислуги. Мы сами готовим себе еду. У всех детей есть свои дела по дому. Они ходят в школу так же, как и их друзья. Когда-нибудь им придется все это делать самостоятельно, так что им лучше привыкать уже сейчас. Мы знаем, что это не идеально. Дети у нас умные, и они знают, что у папы не самая обычная работа, но мы пытаемся.

Мэрилин: Я мама-домосед. Я хочу быть там, когда они уходят в школу, и хочу быть там, когда они после полудня выходят из автобуса. Последний год был немного странным. Когда Карл был в Конгрессе, я часто приходила в его офис в Вестминстере и работала интерном, но теперь Шерил стала конгрессвумен, и я не хочу совать туда свой нос. Я также иногда помогаю родительскому комитету и церкви Милосердной Богоматери, как-то так. Мы стараемся оставаться приземленными.

Боб: Не могу представить, как вы бегаете в магазин за продуктами.

Мэрилин: (Вздыхает) Нет, уже нет. Все было не так плохо, когда Карл был вице-президентом. Никто тогда особенного внимания не обращал, но теперь это очень сложно. Я почти заточена в доме. Я буду рада, когда девочки поступят в колледж и я смогу переехать к Карлу в Вашингтон.

Боб: И вы будете заставлять девочек делать работу по дому и здесь?

Я: Нет, думаю, это было бы слишком.

Затем мы еще немного поговорили об одиннадцатом сентября и роли Мэрилин. Она была более скромной Первой Леди, чем ее предшественницы. С другой стороны, после восьми лет "Шоу Билла и Хиллари", думаю, что страна будет рада тихой Первой Леди!

Боб: Вы – богатейший из людей, которые когда-либо были президентом. Вы ездили на работу на своем собственном вертолете, и вы владеете самолетом и домом на побережье на Багамах. Это не очень похоже на семью среднего класса.

Я: (Пожимая плечами) Я точно родился в среднем классе, может, чуть выше среднего, как и Мэрилин. Я никогда не ставил себе цели стать богатым. Я только знал, еще будучи ребенком, что мне придется обеспечивать себя самому, что я не буду получать никакой помощи от своей семьи. И вот так начинаешь думать, мол, мне всего-то нужно накопить достаточно, чтобы поступить в колледж. Затем понимаешь, мол, что мне все лишь нужно позаботиться о том, чтобы мои дети смогли поступить в колледж, и чтобы я мог позволить себе оплатить свадьбы своих дочерей. А затем все стало больше.

Боб: Насколько?

Я: Ну, я помню, как сразу после увольнения из армии у меня было состояние около сорока или пятидесяти миллионов долларов, и я взял Мэрилин на второй медовый месяц в милое тихое местечко на Багамах. И так место понравилось нам обоим, и я просто сказал, не особенно тогда задумываясь, что, если ей понравилось, то когда-нибудь я смогу купить ей что-нибудь подобное.

Мэрилин: Я это помню! Я тогда спросила, серьезно ли ты, и ты такой, ну да, но мне тогда нужно иметь состояние около ста миллионов долларов или около того.

Я: Точно. И так это стало моей следующей целью. После этого нужно было быть в состоянии купить самолет. Это стало причиной стать миллиардером. Это не о том, сколько имеешь. Это не просто счет. Это то, что можно на эти деньги сделать. Это всего лишь инструмент. Да, у меня есть пара игрушек, но я каждый год отдаю на благотворительность больше, чем мог бы потратить на самолеты, вертолеты и подобное.

Боб: Вы состоите в списке десяти самых богатых американцев журнала Fоrbеs. Вы однозначно самый богатый американец, который стал президентом.

Я: Знаете, я не совсем в этом уверен. Да, я согласен, что по количеству долларовых купюр это, несомненно, правда. И все же у нас были некоторые до ужаса богатые президенты. Вашингтон был невероятно богат, и какова была его доля в американской экономике того периода, если сравнить с моей долей в нынешней? Какой бы эффект произвела инфляция? Если взглянуть на гору Рашмор, то вы увидите там весьма богатых парней. Вашингтон, Джефферсон и Рузвельт все были довольно богатыми, и хоть Линкольн и родился в бревенчатом доме, он стал очень успешным судебным адвокатом и женился на дочери богатого человека. И он не страдал от этого. Это один из тех вопросов, для которых нам надо дождаться, когда его разберет какой-нибудь выпускник-экономист.

Боб: Вы сказали, что вы не ждали никакой помощи от вашей семьи. Почему так? Когда вы это поняли?

Я оглянулся и заметил, что в зал уже проскользнули Холли и Молли, так что они услышали бы все это. Я вздохнул. Они бы в любом случае увидели это по телевизору в воскресенье вечером.

Я: (Вздохнув) Будучи еще подростком, я выяснил, что для своей семьи я считаюсь большим разочарованием. Для них я был неудачником, и они бы не стали меня поддерживать. Если мне и нужно было как-то выстраивать свою дорогу в жизни, то это было бы без их участия.

Боб: (С большим удивлением) Как вы можете говорить, что вы были неудачником?! По всем меркам вы были одаренным в науке и математике. К четырнадцати годам ваши работы уже публиковали в научных журналах. В шестнадцать вы уже посещали колледж. Когда вам было восемнадцать – вы уже были миллионером. Это можно назвать как угодно, но только не неудачей!

Я: Для большинства нормальных семей – да. Мои родители… моя мать видела меня, подражающего своему отцу. Я должен был делать ровно то же, что и он, поступить в тот же колледж, стать инженером, как и он, затем устроиться в большую компанию, как и он, затем осесть, поселиться в пригороде, жениться на милой девушке и завести двоих-троих детей, все ровно как и у отца. К несчастью, я очень рано понял, что меня такая жизнь не интересует. И это сделало меня неудачником в глазах моей матери, и вследствие этого и в глазах отца тоже.

Боб: Они были настолько подавляющими?

Я: Весьма. Я помню, когда в четырнадцать лет я сказал, что собираюсь стать математиком, моя мать расстроилась настолько, что приказала отцу меня выпороть, будто бы думала, что таким образом она через него из меня дурь выбьет, или вроде того.

Боб: Можете дать пример?

Я: Одно из самых ранних воспоминаний, когда мне было пять или шесть, и мы делали валентинки в школе. Полагаю, это, наверное, было в детском саду или в первом классе. Итак, я неправильно написал одно слово на открытке. Когда я вручил ее своей матери, она зачитала мне лекцию по правописанию и потом отправила меня в мою комнату, чтобы я написал это слово двадцать раз. И я стал потом очень грамотным.

Боб: Звучит невероятно. Вас наказали за то, что вы подарили матери открытку на день Святого Валентина?

Я: Нет, меня наказали за плохое правописание. Открытка ей была не важна. Изначально ожидалось, что я подарю ей открытку, так что, когда я ее подарил, это ожидание оправдалось. Так же было и во время средней и старшей школы. Если я приходил домой со сплошными пятерками, это было ожидаемо, а когда кто-то делает то, чего от него ожидают – его за это не хвалят. Для похвалы требовалось что-то большее, чем сплошные пятерки; и я понятия не имею, что. Вместо этого, когда я был маленьким, мне приказывалось лучше стараться для каждого следующего табеля успеваемости, и затем отчитывали за то, что у меня не было сплошных пятерок.

Боб: Ваша сестра отзывалась, цитата, что родители над вами издевались. Это правда?

Я: (Ухмыляясь) Думаю, что это немного преувеличенно. Это не выглядело так, будто бы они пороли меня цепями в подвале. Все дело было просто в том, что у них было строго регламентированное видение того, какими должны быть наши жизни. Был только один путь стать порядочным взрослым Бакмэном. И мы с моим братом должны были следовать ему, без исключений. Они пользовались методом кнута и пряника, только без пряника. Это было своего рода логично, по какому-то странному соображению. Если ты вел себя лучше, чем ожидалось – тебя хвалили, а если хуже – то пороли дубовой палкой. Но поскольку ожидаемым поведением было идеальное, а лучше этого ты никак быть не мог, поэтому тебя никогда не хвалят, а только порят.

Боб: И вас пороли. Большой была палка-то?

Я: (Расставив руки где-то на расстоянии полуметра) Около того. Меня били почти каждый день. Когда мне исполнилось тринадцать, я сказал им прекратить, а не то уйду из дома. Папа прекратил, но мама никогда до конца с этим не соглашалась. Хотя к тому времени мне исполнилось четырнадцать и я уже был слишком большой для того, чтобы она меня била.

Боб: (Обращаясь к Мэрилин) Вы знали об этом?

Мэрилин: Не напрямую, но к тому времени, как я встретила Карла, мы уже прошли половину первого курса колледжа, или, скорее, моего первого курса – Карл тогда уже был на втором. И все-таки я знала, что он съехал из дома и с шестнадцати лет заботился о себе сам. Как-то раз я встретилась с его семьей во время визита к нему, и это было довольно ужасно. Больше я не возвращалась. Я разговаривала с его сестрой Сьюзи, и она по большей части подтвердила все то, что он когда-либо рассказывал мне, и то, что рассказал вам сейчас.

Боб: (Снова обращаясь ко мне) Ваш брат был шизофреником-параноиком, и у вашей матери диагностировали эпизодическую депрессию. (Я кивнул) Вы когда-нибудь страдали психическими расстройствами, или лечились от них?

Я: (Выпрямившись от неожиданности) А вот это очень интересный вопрос, не так ли? Не думаю, что меня когда-либо о таком спрашивали. Ответ – нет. Я никогда не стремился к лечению, и меня никогда не направляли на него, и у меня никогда не было никаких симптомов психических расстройств. Да, у моего брата и моей матери были проблемы, но у отца и сестры такого не наблюдалось, впрочем, как и у остальных членов моей семьи, насколько я знаю. Хотя я не могу сказать точно, потому что я ни с кем из них не виделся с тех пор, как мне исполнилось двадцать два года.

Боб: Итак, никакой депрессии.

Я: Ничего клинического. Был ли я когда-нибудь в депрессии? Если вы имеете в виду просто быть грустным, то я точно грустил в своей жизни, как и все мы. У меня было много грустных периодов в жизни. Но это не значит, что мне нужно лечение или консультации.

Боб: Что было самым депрессивным периодом в вашей жизни?

Я: (Быстро взглянув на Мэрилин) Хм-м. Увольняться из армии было тяжело. Я тогда уже решил для себя, что буду строить там карьеру, а вместо этого меня выставили вон, еще и болячку в подарок подкинули. По крайней мере, так тогда казалось. Через пару лет, когда за Мэрилин следил маньяк, и оказалось, что это был мой брат, и мне пришлось его застрелить – это было очень тяжелое время, почти полгода. (Мэрилин потянулась и взяла меня за руку, и довольно крепко ее сжала) Думаю, что хуже всего был момент, когда мы попали в ужасную аварию через несколько лет. Мэрилин была беременна и чуть не умерла, и мы потеряли ребенка, и больше она не может иметь детей. Это было очень тяжело для нас обоих. За рулем тогда был я, и я очень долго винил себя, но это не было в полной мере моей виной, просто тогда была плохая погода и дороги обледенели, это был просто несчастный случай. (Снова посмотрев на Мэрилин) Как для тебя? Это были худшие моменты?

Мэрилин: В большинстве своем. Я не слишком переживала, когда ты ушел из армии. Я знала, что ты вернешься. Когда меня преследовал твой брат, я не столько грустила, сколько была напугана. Но хуже всего точно было, когда мы потеряли ребенка.

Боб: Как вы это пережили? По мне звучит весьма депрессивно.

Я: (Качая головой) Мы прошли через наши трудности так же, как это делают все остальные. У нас есть мы, и у нас тогда были друзья. Если тебе грустно, это не значит, что нужно принимать таблетки. Мы были вместе. Не важно, что бы ни случилось, у нас есть мы. (И я поднес руку жены к губам и поцеловал)

В это время Холли и Молли подошли и заняли свои места. Думаю, что такое вернуло их в реальность. Затем все стало абсурднее. Боб решил немного повеселиться с девочками.

Боб: (Близняшкам) Кто лучше готовит – мама или папа?

Холли: О, это точно папа!

Молли: Да, он великолепен! (Мэрилин надулась на это)

Я: Я могу вам двоим напомнить, что Рождество не за горами, а за подарки отвечает мама.

Холли: (Резко взглянув на Молли) А, на самом деле мама куда лучше готовит!

Молли: Да, папа ужасно готовит!

Мэрилин: (Фыркнув и закатив глаза) Ну хватит уже!

Я: (Скрестив руки на груди) Могу еще напомнить, что хоть ваша мама и отвечает за выбор подарков, я же за них плачу!

Молли: Ну, они примерно одного уровня. (Холли только кивнула)

Я: Видите? И кто сказал, что нельзя добиться чего-то, что устроит обе партии в Вашингтоне?

Боб: (Смеясь) И с чем же сложнее справляться – с подростками-близняшками или с Конгрессом?

Я: Две дочери-близняшки или пятьсот тридцать пять конгрессменов и сенаторов… хмм… Давайте вернемся к этому позже. (Раздались еще смешки)

Мэрилин снова фыркнула и погрозила пальцем мне и близняшкам. Потом Шиффер сменил тему.

Боб: (Близняшкам) Ваши родители когда-нибудь рассказывали, как они познакомились? Я об этом слышал множество разнообразных историй.

Холли: (Просияв и ухмыльнувшись) Нет! Что вы слышали?!

Молли: Это будет интересно. (Мы с Мэрилин встревоженно переглянулись)

Боб: Я слышал несколько разных историй. Что они встретились в баре. Что была дуэль и драка в баре. Что ваш отец выиграл вашу мать в игре с выпивкой. Какая же была реальная история?

Молли: Дуэль?!

Холли: Мы должны это услышать!

Я начал смеяться и прикрыл лицо руками, пока Мэрилин доказывала свою невиновность. Спустя мгновение я поднял взгляд и покачал головой.

Я: Мы посмеем рассказать им правду? Думаешь, они уже достаточно взрослые, чтобы узнать, что на самом деле произошло, со всеми мерзкими подробностями?

Мэрилин: Угомонись уже!

Я: Ладно, вот, что на самом деле произошло, правда, только правда и ничего, кроме правды, так что, да поможет мне Господь! (На это моя жена забурчала) Мы познакомились в январе или в феврале на вечеринке в нашем общежитии в Ренсселере.

Боб: Какого рода это было общежитие?

Я: (Ухмыляясь) Вы смотрели "Зверинец"?

Боб: Да.

Я: Мы могли бы их кое-чему научить.

Мэрилин: Это не то, чем стоит гордиться! (Грозит мне пальцем)

Я: (Пожимая плечами) Так, ладно, я был одним из барменов…

Холли: Ты был барменом?! Круто!

Я: (Взглянув на Боба) Я президент Соединенных Штатов, а они думают, что круто то, что я наливал пиво в общаге! Ну и ну! (Повернувшись обратно к девочкам) Вот, это была первая вечеринка в весеннем семестре, насколько я помню, и тогда туда пришла ваша мать, подошла ко мне, и я сделал ей пунш. Затем я пригласил ее на танец.

Молли: Что было в том пунше?

Мэрилин: Вам это знать не надо!

Я: (Усмехнувшись) Пунш. Оставим это. Итак, уже позже кто-то из других парней начал подкатывать к вашей маме, а она хотела остаться со мной. Он уже начинал наглеть, а я не хотел драки, так что я довел его до того, что он вызвал меня на дуэль.

Боб: То есть дуэль и в самом деле была?

Я: Вроде того. Я не собирался с ним драться, так что, после того, как он бросил мне вызов, я должен был выбирать оружие, и я выбрал горящие шоты.

Мэрилин: (Недовольно вздохнув) Это было одной из самых глупых вещей, которые я видела в твоем исполнении!

Боб: (Смеясь) Что такое этот горящий шот?

Я: (Глядя в камеру) Дети, не повторяйте этого дома. Это только для профессионалов. (Снова повернувшись к Бобу) Я точно попаду из-за этого в неприятности. Ладно. Я поставил две рюмки, наполнил их до краев ликером "Южный Комфорт" и поджег. Первый, кто допьет до конца – победил. Он струсил, я выпил оба, и я выиграл девушку. Конец истории. С тех пор мы вместе.

Холли: Это так круто!

Боб: (Смеясь и обращаясь к Мэрилин) Это правда? Так все и произошло?

Мэрилин: Да, мне стыдно это признавать, но именно так все и было. Я только скажу, что я тогда была молода и наивна.

Я: Признай, ты была впечатлена!

Мэрилин: (Улыбаясь) Да нет же!

С другой стороны камер я видел, как хохотали Ари и Фрэнк. Здорово! Еще до воскресенья это облетит весь Белый Дом. Затем все стало еще хуже!

Боб: Что привлекло вас в Первой Леди?

Я: Ну, самым очевидным будет начать с того, что она была довольно аппетитной… (Я поднял руки, чтобы защититься от нее) Ты и сейчас такая, так что не бей! (Снова повернувшись к Бобу) Но на этом не все. После того, как я пообщался с ней, я понял, что она просто хороший человек с добрым сердцем, и это привлекло меня на самом деле. Мне не потребовалось много времени, и это правда, чтобы понять, что во мне чего-то недостает, что есть какая-то дыра в душе, о которой я даже не знал, и что та часть меня была у Мэрилин.

Холли: (Обращаясь к Молли) Кажется, мне сейчас станет дурно.

Мэрилин: Да замолчите вы уже?!

Боб: А что насчет вас, миссис Бакмэн? Что тогда привлекло вас в президенте?

Мэрилин: Ну, тогда он не был президентом! Карл был… это сложно описать словами. Он был крупным парнем, намного крупнее меня, и даже почти миленьким…

Я: Почти миленьким?!

Мэрилин: Угомонись. Ты сам сказал, что с твоим лицом только на радио выступать! Итак, у Карла была сила, харизма, и эта уверенность. Наверное, самое большое чувство, которое я о нем помню – это как он давал мне ощущение защищенности, будто бы ничто не могло добраться до меня, не пройдя сначала через него. Еще задолго до того, как он сказал мне, что он меня любит, он сказал, что будет защищать меня. Звучит не очень романтично, но было это именно так.

Боб: У президента была фраза-открывашка, которую он на вас использовал?

Мэрилин: (Смеясь) Да!

Я: Нет! У меня не было открывашки! Разве была?

Мэрилин: Была, и она была ужасна! Я спросила, кто ты, а ты ответил: "Ох, дорогуша, я самый худший кошмар твоего папочки!" Ох, это было так ужасно! (Смеется)

Холли: Папа! Это отвратительно!

Молли: Весьма подло, пап!

Я: (Смеясь) Я и вправду такое сказал? (Мэрилин кивнула) Эй, это было почти тридцать лет назад. Это же сработало, так? Вот что важно!

Боб: На этот счет дам вам кредит доверия, мистер президент. Не думаю, что это хуже чего-нибудь, чем пользовался я сам в том же возрасте.

Я: Спасибо.

Боб: Во время выборов вполне достаточно женщин сообщили, что они встречались с Карлом Бакмэном до того, как он встретил вас. Как вы к этому относитесь?

Мэрилин: (Улыбаясь) А, я о них знаю. Я даже на самом деле виделась с парочкой из них.

Боб: (Шокированно) Вы знали?

Мэрилин: О, да! Это было еще со старшей школы и даже раньше. Мы живем в получасе от его школы. Мы были на нескольких встречах выпускников. Мы собирались вместе и равнялись успехами. (Настал мой черед бурчать)

Боб: Правда? И им было, что сказать?

Прежде, чем у меня был шанс заткнуть свою жену, она все выпалила!

Мэрилин: Он был популярным парнем. Они называли это опытом Карла Бакмэна!

Я: (Побледнев) Поверить не могу, что ты это сказала!

Холли: Это так отвратно!

Молли: Кажется, меня сейчас вырвет!

Я: Кто-нибудь, пристрелите меня!

Мэрилин: Ох, угомонитесь вы уже все.

Про меня всю оставшуюся жизнь бы шутили на "Субботнем Вечере в прямом эфире"! Даже пришлось взять паузу на пару минут, пока все не отсмеялись. Ари и Фрэнк заливались так, что у них слезы наворачивались. Девочки продолжали повторять о том, как это все отвратительно, и Мэрилин лучше не сделала, спросив их, как они думали, откуда они сами такие взялись.

Я знал, что дальше будет хуже!