С чистого листа главы 100-165

Глава 131. Агитация

В пятницу мы все полетели в Шони, включая и Шторми. Там нас встретил Фрэнк Китинг, который поехал с нами в Спрингборо. Получилась такая сцена взаимной любви, где Фрэнк благодарил меня за то, что я спас его граждан, а я, в свою очередь, благодарил Фрэнка за вдохновляющее лидерство и помощь во время кризиса. Мы начали с уже заново отстроенной школы, затем прошли по городу, и потом встретились с Торквистами. По пути я сказал множество чудесных слов о Спрингборо и Оклахоме в целом, и о том, чем они там занимались. Как я понял, либо это было фермерство, либо животноводство, и ни в чем из этого я ни черта не разбирался. Я пару раз пошутил про шоколадное молоко от бурой коровы, и всем это показалось забавным. Я также поручил Мэрилин выписать несколько пожертвований местному пожарному участку, отряду скорой, школе, и так далее. Появилась и доктор Шустер, так что чек мы выписали и больнице. Если не брать во внимание мои пот и слезы, побывать в катастрофе – весьма дорогое удовольствие!

Самой забавной частью было, когда мы сели с Торквистами пообщаться. Они оставались у сестры, Анны Симпсон, пока их разрушенный дом еще отстраивался. Миссис Торквист была в добром здравии, хоть на ней и было столько бинтов, что хватило бы на весь штат, и еще пока не могла ходить. Ее муж, водитель в компании J.B.Hunt не сдерживался в своей благодарности, и без остановки тряс мою руку. Маленькая Молли меня почти не вспомнила, а Билли задавал кучу разных вопросов и потом сказал мне, что после того, как меня увезли в больницу, на волне всей популярности он смог найти новый дом для всех трех оставшихся щенков!

Я посмотрел на Фрэнка и сказал:

– Или он отберет у нас нашу работу, или же он станет продавцом подержанных машин!

– Иногда разница между всем этим не очень заметна! – ответил он.

Я согласно кивнул.

Я расспросил Сильви о родителях Шторми. Животина росла вдоль и в ширь, и я задумывался о том, когда это все прекратится! Мы с Мэрилин слушали все это в очаровании, смешанным с ужасом. Мама, которую я выволок из того погреба, была по большей части голден ретривером, но где-то в ее генах был и ирландский волкодав. Папочкой был сенбернар, который умудрился перепрыгнуть через забор и найти свою настоящую любовь. Я взглянул на свою жену и отметил:

– Эта штука станет крупнее, чем мы с тобой! Вместе взятые!

– Таким образом в собачьей конуре окажемся уже мы! – ответила Мэрилин.

А наши дочки подумали, что это превосходная мысль!

После нашей поездки в сердце страны Мэрилин с девочками и Штории полетели домой, а я направился во Флориду, взяв напрокат Боинг-737, который нам пришлось ловить в Оклахома-Сити. Самолет был набит работниками, число которых, казалось, увеличивалось с каждым днем, и еще большей кучей репортеров, чем до торнадо. Штат уже включал в себя Фрэнка Стуффера и Мэтта Скалли, назначенного мне в качестве писателя речей и связным с Джорджем Бушем; репортеры же надеялись, что я расшибусь насмерть, делая что-нибудь, достойное попадания в новости.

Они также надеялись, что я проболтаюсь о чем-нибудь. Еще с тех пор, как прошел торнадо, уже две недели кампания Гора как затихла. Очень тяжело соревноваться против парня, который в больнице борется за свою жизнь после спасения щенков. Они залегли на дно, ограничившись только вежливыми молитвами о моем выздоровлении и похвалой за спасение. А теперь, поскольку я был уже в силах вести кампанию, я был равным соперником!

Еще до того, как самолет оторвался от земли, мне прилетело обвинение за мою жесткую позицию по снижению госдолгов. Я стал бессердечным миллиардером, который вышвыривал вдов и сирот с обеспечения и пособий, и перекрыл Социальное страхование, Medicare и Medicaid. Я также умудрился проделать все эти ужасные вещи, еще и подняв налоги для американцев-трудяг из среднего класса. Почему я вообще был выбран Джорджем Бушем в качестве вице-президента – было загадкой, если только это не было признаком того, что и сам Джордж Буш заслуживал быть сожженным на том же костре, который я так заслужил.

Ничего из этого не стало неожиданностью. Это в целом было обычной процедурой для любой современной политической кампании. Мы умудрились ответить тем же. Даже мои комментарии о шоколадном молоке и коровах были «продоены», чтобы показать, насколько далек я был от избирателей глубинки. Меня сравнивали с Элом Гором, который вырос на ферме в Теннесси. Правдой же было то, что Эл Гор был сыном невероятно богатого отца, Эла Гора-старшего, конгрессмена и сенатора штата Теннесси. Он родился в Вашингтоне, и рос в отеле Фэйрфакс на Эмбасси Роу. Он о фермерстве знал даже меньше моего!

Собрание дало мощный толчок к увеличению голосов за Джорджа Буша на опросах. Я попал на обложку Time и Newsweek после того, как был объявлен его баллотирующимся коллегой, и внутри были напечатаны основные части моей биографии. Они также приложили несколько небольших фотографий со мной на фоне разрушений в Спрингборо, и фотографии со мной и Джорджем Бушем на собрании. Я знал, что это ненадолго. Как только Эл Гор сделает свой ход, в новостях будут уже они.

В это же время я был живым примером пословицы «защити меня от друзей; а с врагами я и сам разберусь»; Раш Лимбо заваливал меня жалобами, мол, я был недостаточно консервативным. Я был слишком либерален; я поддерживал аборты, не боролся с геями, выступал против оружия, и занимал позицию против церкви. Короче говоря, я не был настоящим Республиканцем. Я же все задумывался, где он все это добыл. Моя позиция «за выбор» была хорошо известна, и я никогда этого не скрывал. Про позицию против оружия – это было замысловатой попыткой обосновать принятие моего Акта о защите Второй Поправки, где я согласился на ограничения по размеру магазинов, хоть я и ухитрился расширить привилегии по скрытому ношению по всей стране. Я не знал точно насчет позиции против церкви; нет, я не посещал протестантскую церковь, но мои жена и дети были активными членами католической церкви, и я иногда посещал мессу вместе с ними. Приверженность католицизму не особенно проходит в глубинке, да и уже достаточно много времени прошло с тех пор, как Кеннеди пришлось выступить с этим, да и Мэрилин не баллотировалась на какой-либо пост.

Позиция «про-гей» тоже не стала для меня сюрпризом. Эти слухи уже ходили на протяжении нескольких лет с тех пор, как я проголосовал против акта о защите брака в 1996-м году. Гомофобы решили, что нам нужно что-то сделать с нарастающей и заваливающей богобоязненных американцев нашей великой страны волной однополых браков, так что они протолкнули закон, который разрешал жениться только представителям разных полов. Это было совершенно неконституционально. Я был единственным Республиканцем-натуралом во всем Конгрессе, который проголосовал против, что не возвысило меня в глазах Ньюта. Мои аргументы основывались исключительно на конституционной теме. Регулировать вопросы брака имели право штаты, а не федералы. Некоторые штаты в конце концов разрешили это, а какие-то запретили. Я же только повторился о своей позиции словами, что браками занимаются штаты, а не федеральное правительство.

Это не уживалось с истинно верующими с нашей стороны. Хуже стало, когда мне позвонил Марти из офиса в Рэйберне. Когда он позвонил, я был в мотеле в Санта-Фе.

– Привет, Марти, что случилось?

– Тут кругом шныряют репортеры. Кажется, скелет Картера Брэкстона запрятан в шкафу не так глубоко, как он сам думает.

– Лучше скажи мне что-нибудь, чего я еще не знаю, – Картер Брэкстон был моим помощником по юридическим вопросам, и очень хорошим помощником.

А еще он был геем, и скрывал это. Ему также хорошо удавалось это скрывать, но и у меня, и у Марти сработал гей-радар. Мы с Марти обсудили это и дружно пожали плечаии. Это было не наше дело, и Картер был хорошим работником. Нашим главным вопросом стало то, как Картер оказался Республиканцем, ведь партия в общем хотела его облить смолом и облепить перьями.

– Ну, да, и он в ужасе. За ним постоянно ходят репортеры. Лимбо сдал его сегодня, и телефоны просто разрываются. Своим родителям об этом он ничего не рассказывал.

– Здорово! На дворе 2000-й год, а не 1950-й. Это законно, – ответил я.

– И что ты собираешься с этим делать? – спросил он.

– Ничего. А что?

– Звонили из офиса Роува, и они хотят, чтобы мы его вышвырнули. Придумали какую-нибудь липовую причину, но выставили его и избавились от «мелкого пидораса». Это их слова, а не мои.

Я закатил глаза:

– Хрен с ним. У Картера и так достаточно проблем. Если я это сделаю – сыграю прямо на руку Элу Гору. Передай Картеру, что он в безопасности. Я скажу им, что он чист.

– Его сегодня нет. Я отправил его домой.

– Пускай позвонит мне завтра утром. Я ему все скажу.

Следующим утром меня уже начали спрашивать об этом еще до того, как я смог поговорить с Картером.

– Господин конгрессмен, это правда, что вы собираетесь уволить одного из ваших ключевых сотрудников, потому что он гей?

Хороший вопрос! Если я отвечу «да», я буду казаться лицемерным, и Демократы меня в грязь втопчут. Если я скажу «нет», то у закоренелых верующих в Республиканской партии будет «доказательство» того, что я не совсем один из них. Настало время сыграть самой доверенной картой – ответить на агрессивный вопрос другим вопросом. Я посмотрел на него самым непонятливым взором.

– Простите? Кого-то из моих работников обвиняют в преступлении?

– То есть вы утверждаете, что быть геем – преступление?

– Вы считаете, что это преступление?

– Тогда что насчет требования Раша Лимбо, чтобы вы уволили Картера Брэкстона? – спросил кто-то еще.

Я невинно спросил:

– Так о нем речь? О Картере Брэкстоне? Он в моем юридическом штате. Что он сделал?

– То есть вы утверждаете, что вы не знали о том, что Картер Брэкстон – гомосексуал? – раздался третий голос.

Я пожал плечами:

– Это нечто такое, что я должен выяснять о своих сотрудниках?

– То есть вы ничего не собираетесь с этим делать?

– Что вы хотите, чтобы я сделал?

Я только продолжал цепочку глупых вопросов и дал им болтать дальше. Позже тем же утром я поговорил с Картером и сказал ему, что он не уволен. Fox News не впечатлились, но мне было плевать. Джордж не мог осуждать мои действия, не загнав себя в тот же угол.

Это заставило меня задуматься обо всем этом событии. Я бы не стал отрицать, что это Роув пытался скормить меня волкам, но этим он подставил бы под удар и Буша. Чейни бы не стал такого делать, особенно учитывая, что одна из его дочерей была лесбиянкой. Это становилось похоже уже на очень личные выборы. Топить меня еще до выборов не имело никакого смысла. Точно так же такой трюк, как увольнение работника, мог бы ударить и в обратную сторону, если бы это было делом рук Гора. Больше походило на то, что это было одно из случайных расследований одного из миллиона репортеров, которые меня изучали.

Общественность теперь следила так, как я никогда не предполагал за всю свою общественную жизнь до того времени. Тратились огромные суммы денег на то, чтобы выискать хотя бы какие-нибудь крупицы информации о кандидатах. Всех моих одноклассников из каждой школы отследили и взяли у них интервью, чтобы узнать, помнили ли они обо мне хотя бы что-то. Каждую мою речь и каждое голосование пристально изучали репортеры-сторонники обеих сторон. У всех, с кем я когда-либо работал, также взяли интервью, и все мои сделки с ними рассматривали чуть ли ни под микроскопом.

Некоторые трудности, с которыми мы столкнулись, появились сами собой. Одним из основных пунктов в кампании Буша было то, что он был бизнесменом, и знал, как управлять страной, как бизнесом. И даже не обращайте внимания, что страны и компании – разные вещи. А теперь же там был и я в качестве успешного бизнесмена. Один из моих работников как-то разинул варежку и сказал, мол, что как бизнесмен, я вкладывал в компании, чтобы увеличить количество рабочих мест в Америке. А я вспомнил, как это аукнулось Митту Ромни. Все, чего тогда потребовалось, чтобы серьезно навредить кампании – всего лишь одной компании доложить о том, что они уволили целого одного сотрудника.

Я схватил Мэтта Скалли и отвел в сторонку.

– Заткни этого придурка! Он же нас похоронит!

– А в чем проблема, господин конгрессмен? Мы продвигаем вашу успешность, как бизнесмена. Это идеально сыграет вам на руку!

– Это полная катастрофа. Просто слушай меня и передай ему, чтобы он заткнулся!

На следующей сессии вопросов-ответов меня спросили:

– Господин конгрессмен, это правда, что вы вкладывали деньги только в компании, которые нанимали работников-американцев?

Я слегка улыбнулся, но отрицательно покачал головой:

– Думаю, что это утверждение – пример неверного представления о том, что на самом деле произошло. Я вкладывал в компании, чтобы заработать денег для своих дольщиков и инвесторов. Хоть я и надеялся, что я создавал новые рабочие места, но это не было моей основной задачей. У меня была законная задача максимизировать возвраты по вкладам, а не работы. И в этом я весьма преуспел.

Я заметил, как все переглядываются между собой. Была всевозможная масса чудесных способов воспользоваться этим, чтобы попробовать меня потопить. Как я только посмел сказать, что создание рабочих мест не было главной задачей политика! И факт, что тогда я еще не был политиком, не имел никакого значения! Хотя самым худшим случаем стала бы попытка совместить оба этих пункта, что в свое время действительно поимело Ромни. В моем же случае мне стоило только придерживаться одной-единственной позиции, что в восьмидесятых я был в финансовом бизнесе, а не в политике. Я поручил Мэтту придумать хороший способ выразить эту позицию.

Собрание Демократов прошло через две недели после Республиканского, и проходило оно в Лос-Анджелесе. Эл Гор держал имя своего номинанта в тайне до второго вечера собрания, когда Джо Либерман объявил номинантом в вице-президенты Джона Керри, и началось голосование. Я смотрел все это по телевизору, молча поразившись этому. Остальные в комнате заметили, что я уставился в телевизор, и я жестом попросил их молчать. Мне нужно было подумать!

На моей первой жизни Гор выбрал своим кандидатом сенатора Джо Либермана из Коннектикута. Либерман был примечателен по трем причинам. Он был ощутимо консервативнее, чем Гор, он был первым кандидатом-евреем на национальный пост, и очень вероятно, что он был еще худшей кандидатурой, чем Гор. Теперь же все изменилось.

Это было серьезным расхождением с моей предыдущей историей! Почему Джон Керри, а не Джо Либерман? Что изменило мое восхождение на общественный пост? Мои мысли бешено метались, пока я пытался это осмыслить. Джон Керри впервые стал известен всей стране в 1971-м, когда он, награжденный герой войны во Вьетнаме, предстал перед Конгрессом, чтобы сказать, что вся эта война была серьезной ошибкой. Он обкатывал эту тему в политике в Массачусетсе, поднимаясь по карьерной лестнице в штате, пока не баллотировался в Сенат на освободившееся место Пола Цонгаса. В конце концов, он соперничал с Джорджем Бушем в 2004-м году и проиграл.

Его избрали в Сенат в 84-м, и затем он переизбирался в 90-м и 96-м годах. Это была выигрышная позиция для него. Если Эл победит, то Джон станет вице-президентом; если же Эл проиграет, то у него все равно оставалась бы работа в Сенате. Я уже несколько лет был знаком с Джоном. Он был одним из коспонсоров, которых подобрал Боб Керрей для положения о синдроме войны в Персидском Заливе, который я набросал, впервые попав в Конгресс.

Это была кандидатура, нацеленная именно на меня. Выставить против героя другого героя, или что-то такое. Во Вьетнаме Джон получил парочку медалей, командуя отрядом скоростных катеров очень быстрых боевых лодок вроде тех, которых можно увидеть в фильме «Апокалипсис сегодня». Он был заслуженным героем. До какой-то степени некоторые мои планы, касающиеся предстоящих вице-президентских дебатов, основывались именно на моем противостоянии Джо Либерману. И все эти планы вылетели в трубу.

Вокруг меня поднялось громкое жужжание, пока все остальные обсуждали кандидата. Мэтт Скалли спросил:

– Карл! Что происходит?

Я встряхнулся и посмотрел на остальных.

– Просто задумался. Я не думал, что это будет Керри. Я был точно уверен, что это будет Джо Либерман, – и Скалли и еще пара сидящих там кивнули и пожали плечами. – Ладно, вот как мы поступим. Пойдем с позитивом, вроде того. Джон Керри отличный малый, честный и порядочный. Как Билл Клинтон ухитрился заполучить его в свои лапы – мы не знаем. Пойдет?

– Пойдет так же, как и все остальное, что я слышал, – согласился он.

Это все было частью нашей ведущей темы в кампании, что Эл Гор был вторым Биллом Клинтоном. Скользкий Вилли тянул Эла за ниточки и заправлял всем, и не важно, было ли это правдой или же нет. Это было одной из главных слабостей Эла Гора, а именно феноменом «Усталости от Клинтона». Проще говоря, американцам надоело и они устали от Билла и Хиллари и всей той драмы, которую они принесли.

В это же время за всеми, кого я когда-либо мог встречать за всю жизнь, велась безжалостная охота, которую можно было только сравнить с поисками евреев нацистами. Результаты получились смешанными. Более чем пара человек ответили: «Карл? Кто это?», когда их расспрашивали обо мне. Выискали пару моих бывших подружек, и они либо давали хвалебные отзывы обо мне, либо отвешивали пощечины репортерам, один раз даже на камеру. Я же посчитал оба исхода весьма забавными. В этом аспекте засветилась и Мэрилин, когда какие-то журналисты выследили некоторых ребят из группы «Kappa Gamma Sigma», парочка из которых отметили о «горячей штучке», с которой я встречался все время, пока учился в колледже! Я подкалывал на этот счет Мэрилин, а она, в свою очередь, подкалывала близняшек.

Несколько интересных интервью было проведено с людьми, с которыми я ввязывался в драки за это множество лет, и которых только смогли найти. Из тех троих мудил, которые пытались отобрать мои деньги на обед в начальной школе, один не смог вспомнить той драки (как понимаю, он многое повидал), и еще один был в тюрьме. По факту это оказалось своего рода трендом. Либо некоторые из них не могли вспомнить драк (с тех пор прошло уже тридцать лет), либо они признавались, что были дебилами в то время. Некоторых не смогли найти. И еще парочка человек сколотили себе целую криминальную историю. И это не слишком вредило кампании.

Владения Роттингенов начали осаждать так, что Джон вызвал своих ребят из полиции Рочестера, чтобы уладить дело. И они появились с тремя патрульными машинами и фургоном. После объявления требований, чтобы все покинули территорию через громкоговоритель, полдюжины журналистов и операторов арестовали и запихнули в фургон, и всем им были предъявлены обвинения во вторжении на частную территорию, и еще двоих обвинили в нападении на офицеров полиции, когда они попытались сопротивляться. После этого остальные начали утихомириваться. Затем уже Джон и Сьюзи пригласили всего парочку внутрь и дали интервью в своей гостиной. Когда на следующий день меня расспросили об этом, я просто отметил, что, казалось, что все-таки у свободы прессы были какие-то границы, и может быть, все-таки было не лучшей идеей доставать жену копа. Карла Роува это не повеселило.

Нет нужды говорить, что Таскер в этой ситуации отжег. Когда на его парковке начали появляться камеры, он сменил свой офисный костюм на старые джинсы, футболку с оторванными рукавами и жилетку, немного зачесал волосы, и затем вышел через заднюю дверь и объехал свой двор до парковки на своем Харлее, как будто бы он только что приехал на работу. Он со своими татуировками выглядел как уже устаревший член банды Адских Ангелов. Уже потом я увидел это по телевизору и чуть не помер от смеха. Моему же все разрастающемуся штату работников это таким смешным не показалось. Я все дождаться не мог, когда к нам в туристический автобус попытается воткнуть своего репортера какой-нибудь журнал для байкеров!

В то же время я продолжал пересекать страну туда-сюда, иногда на автобусе, а иногда на самолете. Я так же очень много ел. Куда бы я ни приехал – мне нужно было поесть в каком-нибудь из местных заведений. «Po' boys» в Новом Орлеане, сырные стейки в Филадельфии, пирожки в Нью-Йорке, чили в Тусоне, хлебцы из кислого теста в Сан-Франциско. В Миннесоте меня накормили лютефиском, который представляет собой белую рыбу, вымоченную в едкой щелочи, до превращения в желатин. Её подавали на стол горячей, после кучи ужасных манипуляций. Я съел пару кусочков и улыбнулся на камеру, а затем выплюнул это обратно на тарелку. Даже Шторми не стала бы это есть! В следующий раз, когда я повидался со Сьюзи и спросил, стала бы она есть нечто подобное, она покачала головой и сказала, что уже передала Джону, что если он когда-нибудь заставит ее это съесть, то это можно будет считать основанием для развода.

Я также развлекся со Сьюзи и ее семьей, когда мы приехали в Миннесоту. Я переночевал у них и Сьюзи, Джон, Алекс и Гарри появились вместе со мной на моем собрании от кампании в Рочестере. Их старший сын, Джек, был в морской пехоте, равно как и Чарли. Сьюзи вышла замуж за парня с такой же генетической предрасположенностью к военной службе, как и у нас в семье; он тоже был морским пехотинцем. Веселье же началось с того, что у Алекса и Гарри был бизнес по соседству. Они летом косили лужайки, а зимой расчищали дороги и тротуары. Мама с папой им спуску в плане денег не давали так же, как и мы с Мэрилин поступали со своими детьми. Алекс только-только получил свой собственный сотовый телефон для «бизнеса», и Джон со Сьюзи купили им одинаковые бейсбольные кепки с надписью «H&A Работы по двору» на них, больше шутки ради.

Когда мы выходили из дома в то утро, я заметил эти кепки и сказал:

– Эй, вы двое, хотите больше заказов?

– Конечно, дядя Карл! – ответил Гарри.

– Хорошо, тогда сделайте вложение в кампанию, и я достану вам побольше заказов, – сказал я им.

– Сделать что?

Алекс был немного более подкован в том, что происходит.

– Сколько?

– По пять баксов с каждого.

– Десять баксов?

– Доверьтесь мне, это будет того стоить, – сказал я.

– Карл, что ты задумал? – с подозрением спросила моя сестра.

– Доверься мне!

– В последний раз, когда я услышала это от мужчины – я оказалась с тремя детьми!

Я ухватил одну из кепок, заткнул ее в свой задний карман и взял по пятаку с ребят. Затем мы отправились на собрание. Оказавшись там, я оставил Роттингенов в стороне от сцены. Оба мальчика были воодушевлены всем этим. Затем я вышел на подиум, когда меня представили.

– Спасибо! Спасибо! Так здорово вернуться в Рочестер, правда здорово! В случае, если кто-то не знал, здесь живет моя сестра со своей семьей, и мы с Мэрилин и детьми несколько раз их здесь навещали, – затем я повернулся к ним и сказал: – Ребята, помашите всем!

Алекс с Гарри начали бешено махать руками, их мать была более сдержанной, а Джон натянуто улыбался.

– А теперь прежде, чем мы начнем, я только хотел кое-что сказать. Я слышал, что кто-то говорил, что политикам стоит носить костюмы NASCAR, чтобы люди могли видеть, кто их купил и заплатил за все это. Ну, я не тот, кто будет спорить, так что ладно, – и я прервался, достал из своего кармана кепку H&A и нахлобучил на голову. – Работы по двору H&A – лучшие в Рочестере. Летом они косят газоны, убирают снег зимой, и убираются всегда. За качеством обращайтесь в H&A Работы по двору! – в стороне двое ребят отвесили друг другу «пять», и начали восторженно подпрыгивать. Пока публика смеялась, я бросил им обратно их кепку и сказал: – После того, как мы победим на выборах, я возьму вас двоих в Белый Дом и вы сможете показать, как вы справитесь с крупным проектом!

Гарри бешено согласно кивал. Алекс выставил кулак вверх:

– ДА!

Рядом с ними стояла их мать с отвисшей челюстью, а Джон звонко хлопнул себя по лбу, не веря своим ушам.

– Это лучшие десять баксов, которые вы вложили! – сказал я им.

Затем я дождался, пока смех прекратится, и перешел к своей обычной предвыборной речи.

После этого Сьюзи расхохоталась и сказала:

– Ты сделал мой день!

– Просто исполнял свой гражданский долг!

– Поверить не могу, что ты это сделал! – смеялся их отец. – Они же теперь никогда не успокоятся!

Не было нужды говорить, что мои ужимки на камеру попали в вечерние новости и встали наравне с ночными комедиями. Гор попытался изобразить это, будто бы я смеялся над тем, как Джордж Буш продал кандидатуру тому, кто предложил больше всех. Это аукнулось ему тем, что практически все в стране сказали ему, чтобы он завел чувство юмора. Новости KAAL TV 6 из близлежащего Остина даже ухитрились взять интервью у основателей «H&A Работы по двору», и расспросили их про их дядю Карла.

Мои личные недостатки были упорядочены и выставлены напоказ. Тот факт, что мы с Мэрилин пьем вино – стал показателем снобизма. Тот факт, что я предпочитал канадский и ирландский виски вместо старого доброго американского бурбона стал знаком того, что я «слабак». Если у меня было пиво – то я это делал напоказ. Даже изучали мои склонности к употреблению наркотиков. Несмотря на то, что сам глава кампании Джордж Буш признал, что у него были проблемы с алкоголем, но отказался отвечать на вопросы о употреблении героина, меня начал преследовать Джон Керри. И так, подумав, что лучшая защита – это нападение, я решил признать это.

Сэм Дональдсон брал у меня интервью в воскресенье утром и спросил:

– Господин конгрессмен, президент Клинтон сказал, что он пробовал марихуану, но не затягивался, и ему не понравилось. Поступили сведения, что вы тоже употребляли марихуану. Можете что-то сказать на этот счет?

Я сидел с самым невинным выражением лица:

– Сэм, что вы хотите, чтобы я сказал?

– Правда ли то, что вы курили травку в колледже?

– Да.

– Вы затягивались? – спросил он.

– Да.

Он бросил на меня ошеломленный взгляд от моего ответа.

– То есть вы признаете, что курили марихуану?

– Конечно. Я нечасто этим баловался, но когда было дело – я затягивался. Даже посмею сказать, что большая часть моего поколения в какой-то момент это делала в том возрасте, – и я слегка пожал плечами.

– Когда вы перестали употреблять наркотики? – надавил он.

– Ну, давайте говорить точнее. Единственный наркотик, который я пробовал – была марихуана. Я никогда не пробовал ничего другого. Последний раз, когда я курил травку, был где-то на старших курсах, незадолго после Рождества, – ответил я.

– Почему вы бросили?

– Я заканчивал писать докторскую и готовился к поступлению в армию. У меня просто не было времени так отвлекаться. Это не стало частью меня. Я завязал. И больше никогда об этом не думал, – сказал ему я.

– Почему вы не пробовали другие наркотики? Они наверняка были тогда доступны, – спросил Сэм.

– О, да, тогда было доступно много всего. Только меня это до ужаса пугало. Даже искушения не было.

– А миссис Бакмэн принимала наркотики?

На это я только рассмеялся:

– Можете спросить у нее сами. Вперед! Хочу на это взглянуть!

Что удивило многих – так это то, что это не стало проблемой. Всем было насрать. Даже правые не стали вопить. Частично это было из-за того, что я был Республиканцем, и меня не хотели подорвать так же, как хотели подорвать Клинтона восемь лет назад. По большей же части это было связано с тем, что времена менялись. Марихуана уже не считалась большой проблемой, не тогда, когда законы различных штатов говорили о медицинской марихуане и ее декриминализации. Это просто уже не было такой проблемой, какой являлось еще меньше, чем декадой назад.

В августе и в первую неделю сентября дела шли довольно плавно. От своего собрания мы получили куда больший толчок, чем Демократы. Мы были в самом центре всей неразберихи, царившей в кампании. Обе стороны думали и пытались подготовить «октябрьский сюрприз» – новостное событие, которое может негативно сказаться на выборах.

Октябрьские сюрпризы были мифом, поскольку даже если и удастся такой провернуть, то этого никогда нельзя признавать. Предыдущие кандидаты включали туда объявления о наступающем мире во время войны во Вьетнаме (Хамфри против Никсона), о предположительных тайных сделках между Республиканцами и иранцами, чтобы держать людей в заложниках до самого конца выборов (Рейган против Картера), и о различных обвинениях Иран-контра (Буш против Клинтона). И что же теперь должно произойти, и с кем? Обычно хочется, чтобы сюрприз случился в октябре, когда есть достаточно времени, чтобы манипулировать получившимся фурором, но недостаточно времени для команды соперника, чтобы ответить на это.

Это случилось на выходных после Дня Труда, в воскресенье десятого сентября. Заголовком воскресной редакции New York Times стало «Кандидат в вице-президенты – военный преступник?» с небольшим подзаголовком на главной статье – «Бакмэн обвиняется в массовых убийствах!»

Спустя пару мгновений после того, как это объявили по CBS на «Воскресном утре», зазвонил телефон. Фрэнк Стуффер в ужасе пялился на экран, прослушивая звонок. Затем он повернулся ко мне и сказал:

– Нас вызывают обратно в Вашингтон.