Глава 114. Новая коалиция

В понедельник утром ко мне в офис без предупреждения ворвался Ньют. Я в это время разбирался с бумагами, но с организатором партии всегда нужно быть вежливым. Он потому и зовется организатором, поскольку организует и строит свою партию. У них очень много власти и влияния на персонал, назначения в комитеты и администрацию кабинетов, и в общем могут неплохо испоганить вам жизнь, если вы станете им перечить.

Когда Минди сообщила о его приходе, я отложил все бумаги и поднялся, чтобы поприветствовать его и жестом пригласил сесть.

– То, что ты учудил в прошлый четверг – была просто бомба, – сказал мне он.

– У тебя проблемы из-за этого? Или мне нужно было принести себя в жертву ради него?

Ньют покачал головой.

– Мы собрались с Бореном и сделали пару звонков в пятницу. Мы не проверили всего полностью, но разузнали достаточно, чтобы понять, что ты не вешаешь нам лапшу на уши. Белый Дом снимает его кандидатуру, спишут на семейные обстоятельства или на что-нибудь подобное. Тебе этого достаточно?

Я пожал плечами.

– Мне неинтересно выходить с этим на публику. Я просто не пущу этого парня обратно. Если он уедет куда-нибудь в Восточный Зажопинск где-нибудь в Индиане и больше ни разу нигде не появится, мне это будет вполне по душе.

Затем я склонил голову немного набок и спросил:

– Ну и что же теперь со мной станется? Дерьмо всегда стекает вниз. На нас с тобой из этого что-нибудь прольется? Прости, если это обернется проблемами для тебя, Ньют. Я не хотел этого.

Он махнул рукой на это:

– Это не будет проблемой. Он просто еще один раздражающий назначенец. Никому не нужны проблемы. Эти ребята уже забыли и его, и твое имя, – он с любопытством посмотрел на меня. – А если отставить в сторону твою личную неприязнь к Хокинсу, думаешь, он бы действительно наворотил дел?

– Абсолютно. Уже достаточно того, что Буш запихнул войска в Сомали, но Клинтон сделает все еще хуже. Он вообще не разбирается в делах заморских, кроме, как курить дурь в Оксфорде. И Хокинс бы значительно ухудшил бы дело!

– Думаешь, в Сомали все будет плохо? В Кувейте мы неплохо справились, и туда войска ввел Буш.

– Думаю, что Сомали будет просто катастрофой! Проблема Буша в том, что он думал, что должен "что-нибудь сделать", чтобы помочь. Кувейт же был реальной страной с реальными людьми. Наша задача была просто – выгнать оттуда иракцев и вернуть земли их законным хозяевам. А Сомали… ну, в некоторых местах все уже настолько запущено, что им уже не помочь. Просто смотри! Мы будем просто заполнять мешки для трупов без реальной на то причины. И Боже упаси нас, если Клинтон отправил бы туда командовать Хокинса! – ответил я.

Ньют пожал плечами и поднялся.

– Ну, все это закончилось, так что просто держи рот на замке, и никто даже не спросит. После роспуска нам нужно будет снова собраться и обсудить планы, как бы нам подогреть Демократов. Ни к чему давать им поблажки.

– Никаких возражений не имею. Позвони мне или Джону, и назначим встречу в клубе. Думаю, что можем еще что-то выдавить из темы банковского и почтового скандалов. Из-за таких мелочей люди садятся в тюрьму.

Он улыбнулся, как стервятник, готовящийся к атаке на ничего не подозревающую жертву.

– Сделаем все правильно – вернем контроль над Палатой, как минимум. А может, даже и Сенат.

– У меня есть парочка идей на этот счет. Дай мне записать их и мы их обсудим после роспуска.

Я проводил Ньюта на выход сквозь офис. У входной двери он остановился и повернулся ко мне.

– Знаешь, если мы отобьем Палату, то вы, ребята, на самом деле окажетесь где-нибудь в середине иерархии. Что об этом думаешь?

Настал мой черед улыбнуться ему.

– Ну, снимите меня с комитета по науке, или с вопросов ветеранов, или даже с обоих. Я хочу заниматься вооруженными силами или внешней политикой.

Это было бы неплохой платой за выставление Демократов вон.

Ньют с улыбкой кивнул. Ему, как политику, нравился хороший обмен.

– Для человека, который никогда не был в политике, ты довольно быстро учишься. Давай реализуем идею, а потом уже будем решать остальное.

Мы пожали друг другу руки и он ушел.

Я позвонил в офисы Пелла, Борена и Форда, что улучить по пять минут с ними. Что я и уяснил для себя на обеих жизнях, так это важность личного общения и благодарностей. С Пеллом и Фордом это было довольно прямолинейно – мол, спасибо за внимание на прошлой неделе, простите, если отвлек от каких-то важных дел, ценю ваши усилия. Все понимали, что в Вашингтоне работал принцип услуги за услугу, и теперь я был им должен. Вполне честно.

С Бореном все началось в той же манере. Я выбил пять минут на диалог, большего мне было не нужно, и когда меня проводили в его кабинет, я начал свое маленькое выступление.

– Сенатор, благодарю вас за то, что уделили мне время. Я просто хотел поблагодарить вас за то, что выслушали меня на прошлой неделе.

– Пожалуйста, конгрессмен. Прошу, присядьте, – ответил он.

– Ну, я хотел отнимать у вас много времени. Мне просто хотелось поблагодарить вас и сказать, что я ценю ваши усилия. Уверен, что вы очень занятой человек.

Он улыбнулся, но все же покачал головой и жестом пригласил меня сесть в кресло. Уйти было бы невежливо, так что я сел, и он сел в такое же кресло напротив меня.

– Я хотел бы еще минутку поговорить об этом. Ты уже знаешь, что мы с Ньютом разузнали о твоей истории. Он сказал мне, что поговорит с тобой.

– Да, сэр, он виделся со мной недавно. Это еще один повод для меня, чтобы выказать вам свое уважение, господа, – улыбаясь, сказал я.

– Ценю твою учтивость. Я хотел поговорить с тобой о той миссии. Я связался с парой человек из Пентагона. Вся эта заварушка была безумием с самого начала, ведь так?

– Это одно из лучших описаний, которые я слышал, сенатор, – согласился я.

– Я также слышал о том, что случилось потом, вместе с тем, в чем тебя бы могли обвинить. Все, в чем могли обвинить.

Его лицо не дрогнуло, когда он говорил это, но я сразу понял, о чем он. Он услышал, что тот трус-лейтенант сказал, мол, я перестрелял заключенных. Вероятно, Борен потянул за какие-то ниточки, чтобы добыть эту информацию, поскольку я был уверен, что в обычных документах это было не найти.

– Обвинения, которые не были выдвинуты? Или они были выдвинуты, но затем официально опровергнуты? – спросил я, – Это был конец моей карьеры, так что я не придавал этому значения.

– Записи есть, но они очень глубоко зарыты. Если бы ты продолжил напирать, то они бы не остались нетронутыми.

Я вздохнул:

– Как я и думал. Как я уже говорил раньше, если мне придется заплатить свою цену за это, я это сделаю. Я просто не мог позволить Хокинсу вернуться. Мне стоит связаться с адвокатом?

Теоретически, если бы армия захотела разобраться в этом деле, они могли бы вернуть мне звание в судебных целях.

– Нет. С делом покончено. В отличии от некоторых наших уважаемых коллег, я считаю, что некоторые тайны должны оставаться тайнами. Мне неинтересно поднимать это на вид, как и армии. Ньют знает об этом, но ты за его команду, поэтому проблем не будет. Хотя однажды это все наверняка всплывет. Может, ты захочешь подумать над этим. Благое дело безнаказанным не остается, и подобное, – сказал Борен.

Я снова вздохнул:

– Сенатор, я всего лишь сделал то, что должен был. Я довел своих людей домой. Больше ничего тогда не имело значения. Это изначально моя вина, что мы оказались там. Если бы я отказался прыгать, может быть, отказался бы кто-то еще, и в результате вся эта морока была бы отменена, – я посмотрел на него и пожал плечами. – Я много раз уже задумывался об этом за годы.

– Не накручивай, сынок. Ты был не единственным офицером, который тогда прыгнул, и это были не твои подчиненные. Не ищи себе проблем. Просто помни, что когда-нибудь это все выйдет на свет. Ничего не скрывается в этом городе, по крайней мере, навсегда. Хочу сказать, обожаю тех долбанутых сторонников конспираций, которые строят теории, что это ЦРУ убило Кеннеди. Если бы это было так – полки бы ломились от книг, написанных свидетелями! – и он рассмеялся от этой мысли.

Я только улыбнулся и кивнул, и на этом встреча закончилась. Он поднялся, я встал следом, и он проводил меня до выхода, пожав на прощание руку у двери. Так я увернулся еще от одного выпада.

В конце дня я отправился домой. Я взял пару недель выходных до конца Нового Года. Конгресс снова был созван пятого января, и мне нужно было присутствовать, чтобы присягнуть в составе 103-го Конгресса. До этого же мы взяли рождественский отпуск, навестили родню Мэрилин и затем отправились в Хугомонт за небольшой порцией солнца и песка.

В то же время в моей голове было то, о чем говорил Гингрич. Дошло до того, что пока мы были на Багамах, я обнаружил, что сижу на пляже, наблюдая за детьми, но с блокнотом и ручкой на коленках. Мэрилин лежала рядом, в закрытом купальнике, соломенной шляпе и огромных солнцезащитных очках на шезлонге, купаясь в солнечных лучах. Я же был в плавательных шортах, очках и своей соломенной шляпе. Между нами стояло ведро со льдом и шестью бутылками Короны. Чарли пытался лежать на волнах, а его семилетние сестры Холли и Молли возились с песочным замком.

Мэрилин спросила у меня, потянувшись, чтобы открыть пиво:

– Над чем это ты так работаешь?

Я улыбнулся и помахал блокнотом:

– Это мой план по захвату мира.

– А мы сегодня амбициозные, да?

– Сегодня Хирфорд, а завтра – весь мир! – протянул я.

– Ну хватит уже! – фыркнула она.

– Когда я закончу, Демократическая партия начнет полностью сворачиваться. И твоим родителям придется переехать в Канаду или их могут обвинить в государственной измене.

– А что насчет меня? – спросила меня жена. – Я тоже Демократ, не забыл?

Я помахал перед ней блокнотом:

– У нас будет постановление в платформе, которое будет позволять спать с Республиканцами.

– Продолжай в том же духе, умник. Тогда только сном все и ограничится.

Я взял ручку:

– Думаю, что внесу поправки в платформу, укажу какие-нибудь более конкретные требования, может быть, даже что-нибудь связанное с наколенниками и наручниками.

– Даже знать не хочу!

Я взял пиво и крикнул:

– Эй, вы двое, мама хочет, чтобы ее закопали в песке!

Мэрилин сразу же начала отнекиваться, пока Холли с Молли бодренько помчались к ней. Они были отправлены обратно к воде. Я заметил, как их старший брат только качает головой, глядя в нашу сторону. Ох уж эти взрослые!

В промежутках между тем, когда я дразнил Мэрилин и гонялся за детьми, я составил несколько заметок. Я знал, что вернет партии власть. Моим же бзиком было то, что все это должно быть сделано на моих условиях, а не на условиях правых из партии. Сам я был больше из либеральных Республиканцев, поскольку это был единственный способ избраться в Мэриленде. К сожалению, даже при том, что некоторые мои личные ощущения совпадали с Демократами, их руководство больше было заинтересовано в поддержании своей власти и статуса кво. Нужны были какие-то изменения, и единственным способом что-то изменить был бы дворцовый переворот. Республиканцам нужно было вернуть власть в Конгрессе, этого не происходило с 50-х годов!

Весь остаток отдыха на Багамах я делал заметки. Мэрилин периодически на них поглядывала, но в основном ее это не интересовало. Да, она была Демократом, но она была куда консервативнее, чем ее родители. В политических взглядах мы оба были где-то посередине, отчего мы постоянно могли подкалывать друг друга на этот счет. Классической же была шутка, что мы должны ходить на выборы вместе, чтобы перекрыть голоса обоих.

После того, как мы прилетели домой, я позвонил Джону Бейнеру и Джиму Насслу, рассказал им о своем разговоре с Ньютом, и о намечающемся собрании в клубе, чтобы разработать стратегию. Мы договорились на вторник после созыва, и они пообещали пригнать остальных из Банды Восьмерых и Ньюта. В свободное время я начал выписывать и дорабатывать идеи, и размышляя обо всем этом. Я достал парочку белых досок и подставок для них.

В те выходные Мэрилин с детьми прилетела в Вашингтон, и я провел часть субботы в своем кабинете, переделывая доску в флипчарт. В какой-то момент заглянул Чарли и спросил:

– Пап, а что ты делаешь?

– Домашнее задание!

– Ты же не в школе.

– От этого оно еще важнее, – сказал я.

– Отстой! – ответил он.

Я закатил глаза, но постарался ему этого не показывать. Мэрилин может говорить, что он слишком на меня похож, но он явно не тянул на прилежного ученика. Было немного больше похоже на то, как Чеви Чейз в роли Кларка Гризволда гордо отзывался о своем сыне Расти в фильме "Каникулы в Вегасе" – "Он троечник с плюсом!" Настало время побыть жестче. Я взглянул на сына и спросил:

– А что насчет тебя, сын? Ты свое домашнее задание сделал?

Он взглянул на меня и бросил:

– У меня нет домашнего задания.

– У тебя нет задания вообще, или у тебя нет задания здесь?

– Пап! – с виноватым видом воскликнул он.

Я упер руки в боки и посмотрел на него сверху вниз:

– Еще раз попробуешь что-нибудь такое выкинуть, и не сможешь сидеть неделю. Думаешь, я жесток? Я учился у людей, которые тебя целиком проглотить могут! Пока не услышишь обратное, каждый вечер я буду проверять твое домашнее задание. Хочешь, чтобы я начал звонить твоим учителям и выяснять, давалось ли тебе задание на дом?

– Пап! – от этих слов он запаниковал.

– Вон! И чтоб такого больше не было! – я указал на дверь и он быстро умчался.

Минуту спустя вошла Мэрилин.

– Что ты сказал сыну?

Я усмехнулся:

– Только то, что ему нужно делать свое домашнее задание.

Она с любопытством на меня взглянула.

– Он попытался меня провести, сказав, что у него нет задания, имея в виду, что он не взял его сюда. Он на самом деле оставил все дома.

Мэрилин ответила:

– Мелкий засранец! – но она улыбалась, говоря это.

– Так что он получил от меня нагоняй и я спросил, не хочет ли он, чтобы я звонил его учителям каждый день.

Она бросила взгляд на дверь.

– Он еще и от меня получит, когда мы вернемся домой.

– Мне нравится эта идея. Почему у меня есть странное ощущение, что мой первенец не сделает себе имени в образовании?

– Карл! Это ужасно, что ты так говоришь!

Я посмотрел на нее очень удивленным взглядом, а она пожала плечами.

– Ну, ты разве знал, что получишь докторскую, когда тебе было одиннадцать?

– Думаю, что я знал это, еще будучи в утробе, и знал, что это все равно никого не устроит! – со смехом выпалил я.

– Ты такой же сумасшедший, как и вся твоя семейка.

– Тсссс! Никто не должен узнать! – рассмеялся я и начал двигаться к ней. – К тому же, сумасшедшие только бедняки. Богачи – эксцентричны!

Мэрилин расхохоталась и отступила от меня:

– Мне все равно, насколько ты богат. Ты все равно сумасшедший! – и она отступила за дверь.

Поскольку загнать Мэрилин в угол мне не удалось, я вернулся к работе.

Во вторник вечером на семь часов была назначена встреча в доме на Тридцатой. Я сказал Мэрилин, что останусь в Вашингтоне на ночь, и пищевая компания оставила достаточно чая, кофе и различных закусок. К двадцати с чем-то часам мы все налили себе кофе и собрались в кабинете. Джон осмотрелся и сказал:

– Ну, Карл, собрание созвал ты. Что у тебя на уме?

Я уже стоял, но после этих слов я подошел к одной из досок, которые я установил у стены.

– Ладно, начали. Пару недель назад я говорил с Ньютом о продолжении давления на Демократов, о возвращении контроля над Палатой, и даже над Сенатом. Какое-то время после роспуска я думал об этом, и додумался до нескольких идей. Я расскажу о них, но сперва изложу полную картину.

Во-первых, нам нужно продолжать давить на темы банковского и почтового скандалов, но нам нужно сделать что-то еще. До этого мы только объясняли людям, почему им не стоит голосовать за Демократов. Мы не говорили им, почему им стоит голосовать за Республиканцев! Мы давали негатив, а не были позитивными. Недостаточно просто говорить, что Демократы плохие парни, нам нужно убедить людей, что Республиканцы – хорошие. Кто-нибудь из вас работал в частном секторе, например, в ресторане, или в компании, что-нибудь продающей?

Все переглянулись между собой.

– Я вырос, работая в баре своего отца. Это все еще семейный бизнес, – сказал Джон.

Фрэнк Риггс дополнил:

– Я раньше был риэлтором.

– Хорошо. Вы, ребята, знаете, что нельзя продать что-либо с негативным настроем, – Джону же я сказал. – Твой дед бы не продавал больше пива, просто говоря, что бар дальше по улице не такой же хороший, как его. То же и у тебя, Фрэнк. Никто не будет покупать недвижимость у тебя, если единственное, что ты говоришь, это что все остальные продавцы – жулики. Нет, вам нужно показать им, почему им стоит покупать у вас, что у вас предложения лучше, и знаете вы больше, – и я снова повернулся к Джону. – Или твое пиво вкуснее, или твои официантки милее. Нужно давить на позитив, – на это несколько человек кивнули.

– Нам нужно показать, что наш продукт-Республиканская партия лучше для нашего покупателя, а именно – избирателей. Пока мы продолжаем поднимать проблемы с Демократическим Конгрессом, мы также выходим с четким планом, чем-то таким, что объединяет все идеи, из-за чего мы в этом деле, и собираем все это во что-то абсолютно новое.

Я протянул руку и перевернул один лист на флипчарте, показывая, что написано под ним.

– Я предлагаю Контракт с Америкой! – среди сидящих послышались заинтересованные перешептывания. – Мы можем назвать это иначе, но, думаю, пойдет и так. И вот как это работает.

Я перевернул еще один лист, где указал десять главных пунктов:

– Здесь у нас в списке есть десять наименований, – я выставил раскрытые ладони, растопырив все пальцы. – Мы можем обсудить нюансы, но сохраняем десять позиций. Например, выравнивание бюджета, мы все этого хотим. Правовые реформы, особенно в вопросе пособий. Постатейное вето на бюджет. Вложения в инфраструктуру. Федеральный закон об оружии, который требует от штатов, которые «могут принять» однозначное принятие.

Я также прошелся еще по нескольким пунктам. И также умышленно оставил несколько пунктов пустыми, чтобы кто-то мог предложить свои идеи.

– Почему десять? Мы же можем придумать больше, разве не так? – спросил кто-то.

– Десять – хорошее число. Так людям будет легко запомнить, обдумать и обсудить. Моисей же отлично справился с этим, так почему мы не можем? – на это многие кивнули, а кто-то и заухмылялся.

Я всегда вспоминал о книге Мела Брукса «Мировая история, Часть Первая», где Моисей спускается с горы Синай с тремя табличками, говоря всем, что он принес пятнадцать заповедей, и затем роняет и разбивает одну табличку, оставляя всего десять.

– Одна важная деталь – мы не трогаем больные места Демократов, – предупредил я. – Мне все равно, что вы лично можете думать на этот счет, но от абортов держимся подальше. И от школьных молитв. От браков и геев тоже. Мне все равно, какой бы расчудесный законопроект вы бы ни разработали, как только мы влезем в какие-нибудь такие общественные вопросы, и Демократы нас ими же и раздавят!

– Аборты – это неправильно. Это убийство, – сказал Рик Санторум.

Я театрально пожал плечами:

– Рик, я понимаю, что ты хочешь сказать, правда понимаю, но это не значит, что я с тобой согласен. В этой же комнате девять хороших консерваторов, и я могу гарантировать, что я не единственный здесь, кто с тобой не согласен. Если мы начнем проталкивать эти идеи, Демократы будут говорить только об этом, и просто похоронят нас. Среднестатистический американец не одобряет это, но это и не значит, что они хотят это запретить. Если мы начнем проталкивать правые идеи, это все равно поднимется.

Я заметил несколько недовольных лиц, но некоторые выглядели облегченными.

Скотт Клаг спросил:

– И как это все работает с этим контрактом-то?

– Это работает с тем, как именно мы продаем это клиенту, собственно, избирателю. Мы говорим им, что это пакетная услуга. Здесь будет все, что хотят все, кроме большинства закоренелых либералов. Мы говорим им, что в течение ста дней после нашего избрания мы подаем набор из десяти законопроектов, по одному на каждую тему, и обещаем, что протолкнем их на рассмотрение. Наделаем кучу шума! Сделаем массовое подписание этого контракта на ступеньках Капитолия. Приглашаем всех Республиканских кандидатов в Вашингтон, чтобы они тоже подписались. Выступаем на ток-шоу, в новостях и везде, где только можно. Если каждый из нас возьмет себе по одной или двум идеям, мы сможем разбомбить их по всем фронтам.

– Это никогда не сработает. Клинтон наложит вето на все, что мы попытаемся продвинуть, – возразил Санторум.

На это ответил Нассл:

– И что? Это будет очень явно. Думаешь, он просто зароет десять законопроектов подряд? Если мы сможем отбить Сенат, мы в целом сможем сделать все за первые сто дней.

– Помните, это частично театр. Каждый день после получения контроля, мы подаем по одному из этих законопроектов просто механически, ровно на то время, чтобы попасть в вечерние новости. На самом деле мы не получим сразу всего, чего хотим, но мы можем громко разыграть это с избирателями. Не забывайте, что в консервативных округах также куча Демократов, которым часть этого тоже понравится. Это не будет голосованием только от одной партии. Я бы даже предположил, что на некоторые идеи мы сможем набрать достаточно голосов, чтобы перекрыть вето, – добавил я.

У этого собрания был позитивный подтекст, но все смотрели на Ньюта Гингрича, который мог все перекрыть одним словом. Вместо этого он смотрел на мой флипчарт, оперев голову на руку и постукивая пальцем по подбородку, а на губах у него блуждала хитрая улыбка.

– Карл, ты сказал мне, что у тебя есть идея, но это целая кампания! Это довольно дерзко! Как ты себе это представляешь?

Ну, он хотя бы не обрубал эту идею!

– В этом году, в 1993-м, мы будем все это разрабатывать. Определимся с десятью пунктами, начнем расписывать детали. Через год мы начнем ускорять дело. Через шесть месяцев, после праймериз, мы подключаем новых кандидатов. Работаем с этим на полную катушку. Также припишем парочку сенаторов, чтобы издали свои версии этих проектов, – сказал я. И затем указал на Ньюта: – Ты будешь в деле генералом.

Он кивнул.

– Если все правильно сделаем, то мы победим и я стану спикером. Огласку это еще не получило, но Мишель уходит с поста после этого срока. Его точно не будет как минимум два года.

– Черт! – послышалось в комнате.

Хотя это имело смысл. Я знал, что в следующем Конгрессе Гингрич уже станет спикером, а сейчас он пока что был вторым по списку. Если Мишель уйдет, он поднимется выше, а он настолько сильно хотел стать спикером, что уже сидел и облизывался.

– В Контракте будет десять пунктов, не важно, какими бы они ни оказались. Каждый берет по пункту и разрабатывает законопроект; также еще ищем помощь по оставшимся двум. Это должно быть полной тайной. Если Демократы с Биллом Клинтоном что-нибудь об этом разнюхают, они придумают способ ответить. Этот год должен пройти в абсолютно тихой подготовке, – еще добавил я.

Гингрич покачал головой:

– Нет, мы не можем оставить это в ваших офисах. Мы переведем все это наружу в какой-нибудь исследовательский центр в городе. Будем с этим работать через них. Я поговорю с парой человек, вытащим их сюда на вечер или два. Хотя это очень хороший старт. Карл, мне правда это нравится! Джон, что скажешь?

Джон оглядел всех и на мгновение взглянул на флипчарт.

– Это блестяще. Нам нужно будет сделать много рекламы для всего этого в следующем году, – предупредил он.

Джим Нассл сказал:

– Подключим еще Национальный Республиканский Комитет и подключим еще деньжат на это. Они могут протолкнуть это без упоминания нас. Это законно, – еще несколько человек кивнули и согласились с этим.

– Господи, это может сработать! – воскликнул Джон Дулиттл.

Я кивнул.

– И все же это должно быть в секрете, полном секрете. Имею ввиду, перекреститесь, клянитесь, хоть мизинчик выставьте. Вы не можете об этом говорить своим женам, своим подружкам, даже во сне не можете бормотать! Как только Демократы узнают об этом, они придумают свою какую-нибудь чушь, – сказал я.

На это несколько человек ухмыльнулись. Хоть некоторые из присутствующих были порядочными людьми (Санторум, к примеру), я знал, что не все они (тот же Гингрич), и комментарий насчет жен и подружек бы для некоторых попал прямо в яблочко. Но эй, они уже были взрослыми; и в состоянии с этим справиться, если попадутся.

Потом мы поговорили еще, и разошлись. Ньют пообещал связаться со мной на грядущей неделе. Мы были в деле.

Было ли это тем, как начался первый Контракт с Америкой? Такое было на моей первой жизни, и я понятия не имел, когда именно все это зародилось. Я помнил, что на выборах в 94-м это полностью укрепило партию, привело Демократов в полнейшую растерянность, и в результате выборы прошли очень легко и просто. Тогда это было детищем Ньюта, и Банда Восьмерых ему помогала. Я был вполне доволен тем, что позволил ему руководить в этот раз. Если бы мы выиграли, я бы набрал достаточно очков, чтобы потом в будущем просить о какой-нибудь услуге.

Плюс это также было тем, что нам нужно, по мнению общественности. Правовая реформа, например, была просто необходима. В случае с пособиями мы создали тогда извращенную перспективу рождаемости за пособия. Изначально планировалось, что женщины на пособиях получали выплаты по количеству рожденных детей. Чем больше детей, очевидно, тем больше помощи им требовалось. И тут в игру вступает Закон Нежелательных Последствий. Если жить где-нибудь в развалюхе, плохо кормя детей, растить ребенка будет стоить чуть меньше, чем дополнительное пособие, и таким образом за счет еще одного ребенка идет прибыль! Вот и расскажите о плохих идеях! И это был только один пример. Всю систему нужно было переработать, чтобы снять людей с пособия и поставить на свои ноги.

Чего хотел я – это просто все это контролировать. «Создание» идеи автоматом посадило меня на место водителя, даже при том, что я позволю Ньюту получить всю славу. Я мог бы смягчить многие вещи, сделать их более терпимыми по отношению к Демократам и сократить перепалки. Я мог отбросить лоббистов, которые бы попытались захватить все. Это потребует очень много работы, и мне бы понадобилась небольшая помощь.

Первое, что я сделал – так это нарушил свое же правило никому не рассказывать. Я сказал Мэрилин, что остаюсь еще на одну ночь, и позвал к себе домой Марти вечером в среду. Он несколько лет пробыл лоббистом, прежде чем вернуться с темной стороны. Я частенько шутил с ним на этот счет, говоря ему, что знал, что в нем все еще осталось добро. Он мог бы помочь мне сделать все добросовестно!

Мы с Марти быстро поужинали в ресторане с морской едой в Потомаке, прежде чем поехать ко мне домой. Уже там я сделал пару напитков и привел его в кабинет, где дал ему примерно то же выступление, что и остальным. Хотя с Марти я смог немного больше сосредоточиться, выбросил несколько лишних моментов, и рассказал все в два раза быстрее. В конце я спросил его:

– Ну, что думаешь?

– Ну, это чертовски дерзко, это уж точно. Что подумали Гингрич и остальные? Он может загубить все, если бы захотел, но он ищет поворотный момент, и это может им стать.

Я кивнул:

– Всем понравилось. Ньюту это понравилось еще больше, когда я сказал, что мы подпишем это его именем. Если это сработает, он станет спикером Палаты.

– Наверное, у него только от этой мысли стояк поднимается.

Я театрально содрогнулся:

– Ну, это образ, о котором я точно не хочу думать!

Марти со смехом фыркнул.

– А что насчет его идеи передать это какому-нибудь исследовательскому центру в городе? Зачем бы нам это делать?

– Для отрицания, во-первых. Если и будет какая-нибудь утечка, это можно списать просто на предложение от исследовательского центра, а не заготовленный законопроект из твоего кабинета. Ты просто сидишь и в случае чего выдаешь непонимающее «А?» – отметил он.

– А?

– Очень хорошо, продолжай отрабатывать. И также важно, у них куда больше юристов, статистов и аналитиков, чем у тебя. А что-то из этого будет очень, очень крупно и влиятельно.

– Об этом я и переживаю, – сказал ему я. – Каждый консервативный лоббист в городе захочет как-то влезть в это, и кто-нибудь из них будет просто чокнутым. Если я смогу оставить это за собой, мы сможем управлять этим.

Марти просто покачал головой:

– Это слишком обширно для кого-либо, чтобы управлять этим в одиночку, что означает, что дело будет передаваться другим. Забудь о контроле, сделай упор на влияние. Ты можешь иметь большую часть влияния, но это никогда не будет полностью так, как ты этого хочешь. Супчик вкуснее, если туда смогут помочиться все.

Я скривился. Я понял, что говорил мой старый друг, но это не обязательно должно было мне нравиться.

– Как думаешь, кому Ньют передаст все это?

Марти пожал плечами.

– Вероятно, что Фонду Наследия, а может, и Институту Като. Хотя они могут быть слишком либеральны для вкусов Ньюта. Может быть, Американский Институт Предпринимательства. В любом случае сначала на ум приходят эти три варианта. Моя ставка, ты узнаешь, что решит Гингрич, и он отправит тебя плясать уже перед ними. Приведет сюда пару ребят оттуда, чтобы ты дал свою речь. Подружись с ними и поцелуй пару задниц, и держи пальцы в пироге. Не зазнавайся и не пытайся ими помыкать. Их это не впечатлит. Они были здесь задолго до того и будут после того, как Карл Бакмэн покинет свой кабинет.

– Звучит правдиво!

– Ты сказал, что хотел бы, чтобы каждый взял определенный законопроект и обкатывал бы его. Это твое детище. Какой бы ты сам себе хотел?

– Я уже задумывался об этом. Они все очень критичны, но некоторые будут настолько крупными, и я сомневаюсь, что смогу все объять. Я думал разобраться с законом об оружии и Второй Поправкой, – меня все еще злило все то, через что нам с Мэрилин пришлось пройти десять лет назад с Хэмильтоном и попытками получить разрешение на ношение оружия.

– Национальная стрелковая ассоциация точно захочет повлиять на это.

– Да, но плюс только в том, что это будет единственная большая группа лоббистов, которая заинтересуется. Долбанутые леваки захотят запретить изготовление и продажи всего огнестрельного оружия в стране, и отправлять отряд штурмовиков во все дома, чтобы собрать все пушки, которые найдут. Национальная стрелковая ассоциация же хочет, чтобы у каждого ребенка с рождения был автоматический гранатомет от правительства с пожизненной неограниченной амуницией. Должна быть какая-то золотая середина.

– Большую часть того, что ты пытаешься сделать с этими законами, уже делают Демократы. С Клинтоном в Белом Доме и контролем Демократов в обеих палатах, они собираются прорваться через несколько любимых тем. Они уже планируют свой закон о контроле оружия.

– Это не важно. Маятник качается, друг мой, и качается в нашу сторону. За два года мы захватим обе палаты, и будет уже наш черед что-то менять. Билл очень удивится.

– Посмотрим, – отметил Марти, собираясь двигаться домой.

– Это наше время, Марти. Тебе нужно будет помочь мне удерживать радикалов на расстоянии.

– Вполне устроит.

Загрузка...