С чистого листа главы 100-165

Глава 110. 1991-й в столице нашей страны

В понедельник поздним днем мне позвонил Марти.

– Кажется, я не в ладах с головой, но я в деле. Если я тебе еще нужен – дай мне знать. Я еще не подавал никаких уведомлений.

– А как же твоя юрфирма, "Дьюи Читэм и Хоуи"? От этого пострадают какие-нибудь партнерские сделки? И как это вообще работает?

Марти фыркнул.

– Это тоже одна из причин. Я уже завис здесь и понял, что хочу большего. Я порыскал сегодня и утром выяснил, что никаких партнерств мне предлагать не будут. По крайней мере, при нынешних обстоятельствах. Если бы я сделал достаточное вложение, то там наверху бы еще подумали.

– Айй.

– Именно, поэтому я уже могу рассматривать другие варианты.

Я пожал плечами. Есть множество причин, почему бы не сделать кого-то своим партнером, и далеко не всегда это из-за эффективности работника. Может быть, что Марти просто взбесил кого-то из старших.

– Приезжай в среду, и мы еще это обсудим.

На этом мы и закончили.

Я поговорил с Марти в среду и сошлись на том, что он стал бы моим кадровым руководителем. В четверг утром я собрал у себя Шерри, Бэбз и Минди и сообщил им об этом. Они понимающе кивнули, но я почуял их облегчение. Они получат кого-то, кто разберется со всем. Марти скоро приступил бы, но не в этот понедельник, а через неделю. Девушки бы передали это остальным.

После того, как Марти присоединился, можно было видеть, как все приноравливаются к новой схеме работы. Весь офис подтянулся, так как до этого в нем царил некий хаос, и в некотором смысле требовалась дисциплина. Каждое утро мы собирались с Марти и тремя старшими дамами, и планировали день, выделяя, что нужно сделать. Как минимум раз в неделю он встречался с людьми из поддержки избирателей вместе с Бэбз, и с людьми из законодательной поддержки вместе с Шерри. Он также выстроил график посещений местного офиса в Вестминстере на регулярной основе. Даже мой график стал плотнее, когда я начал встречаться с людьми, с которыми нужно встретиться, а не просто с теми, кто хотел купить мою душу.

Пару недель спустя, когда дела стали идти более гладко, на утреннем собрании я отметил:

– Думаю, что новое назначение оправдает себя.

Марти сухо посмеялся.

– Это значит только то, что все развалится еще до обеда.

Конечно же, он был прав. В начале апреля меня на ковер к себе вызвал Ньют Гингрич. Он обнаружил, – о ужас! – что я был заинтересован в спонсировании проекта Интернета Эла Гора. Меня "попросили" встретиться с ним в его кабинете. Это было больше похоже на вызов к директору. Он сидел за своим огромным столом, я же был в стуле напротив.

– Карл, как понимаю, ты заинтересован в спонсировании проекта HR656?

– Да, все верно, – ответил я.

Я не хотел вдаваться в детали без необходимости. Моральный облик Ньюта Гингрича напоминал акулу, рыскающую в поисках раненой гуппи. Поэтому он и стал организатором меньшинства.

– Мне любопытно, зачем тебе это. Это же законопроект Эла Гора по компьютерам, так?

Я кивнул:

– В общих чертах. Но это в любом случае версия Палаты. Он убедил Джорджа Брауна предложить его. Шерри Бойлер тоже один из коспонсоров, – может, мне удалось бы избежать гнева, отправив под колеса Шерри.

Лицо Ньюта выглядело так, будто он прожевал лимон, когда я сказал это, так что, наверное, это было не лучшей идеей.

– Это проект Демократов, Карл. Было бы лучше, если бы ты убрал оттуда свое имя.

– Это проект, который пройдет, так что, может, и к лучшему, что там мое имя, – парировал я.

Он покачал головой:

– Не думаю. Ты же знаешь, что глава меньшинства Мишель и я работаем над созданием Республиканского большинства, так? И никто из нас не считает, что успешный законопроект от Демократов поспособствует этому. Мы бы скорее подождали, когда получим власть, чтобы все это сделать.

Ну, это было довольно прямолинейно. Огромный затор в Конгрессе, описывающий Вашингтон с 2008-го года, на самом деле начал зарождаться еще за двадцать лет под властью Гингрича над Республиканской партией. Стратегия – ничто, а тактика была всем. Это было соседство с попрошайкой, а законодательство было выжигающим. Лучше было ничего не достигать, чем достигать чего-либо в двухпартийном режиме. На самом деле это был единственный способ что-либо реально сделать, если одна партия главенствует над обеими палатами и на посту президента. При любом другом раскладе это приводит почти к бездействию при массе склоков.

Я понимающе кивнул, но ответил:

– Ньют, это очень важный законопроект, который принесет пользу и Республиканской партии. Нам стоит поддержать его.

– И объясни, какую он принесет пользу?

– Ты понимаешь, что именно предлагает этот законопроект? Если совсем кратко, то он открывает имеющуюся государственную сеть и позволяет ей расширяться. Таким образом возможно приватизировать существующие государственные сети. Мы выступаем за приватизацию. На этом можно сделать кучу денег.

От этого Ньют встряхнулся. Он выпрямился и прямо посмотрел на меня.

– Компьютерные компании это купят?

– Скорее всего, нет, но телефонные – точно.

– Не убедил, – сказал он мне.

– Давай объясню по-другому. Эл Гор называет это "информационным супершоссе", так? А ты слышал о каком-нибудь шоссе, которое не требует постройки? Думаю, тебе было бы интересно подумать, как регулировать и контролировать эту постройку.

Иными словами, регулировка и контроль – это получение денег от компаний, занимающихся постройкой дороги, чтобы они сами могли контролировать и направлять постройку так, как хотят.

Ньют уклончиво пробурчал что-то, и я уже слышал, как у него в голове активно завертелись шестеренки. Я продолжил в другом духе:

– Вот еще кое-что. Ты же не хочешь, чтобы Эл Гор утверждал, что это он построил "информационное супершоссе", ведь так?

– Поэтому я и встретился с тобой, – коротко сказал Ньют.

– Так вот, есть выражение, что если тебе впарили лимоны – сделай лимонад. Этот проект пройдет, и это факт. Ты не сможешь это остановить. Так что сделай с этого лимонад. Помни, я все-таки математик. У меня есть докторская по прикладной математике, а тезисом, который я изучал, были компьютерные сети. Если Эл Гор начнет хвастаться, что он строит это супершоссе, просто вытащи меня. Я составлял чертежи!

Гингрич широко выпучил глаза на это. Он еще что-то побурчал, и отпустил меня восвояси. Не знаю, был ли я первым, или последним, но я знал, что это дело он так просто не спустит. Проект поддерживала еще парочка Республиканцев, Стив Шифф из Нью-Мексико, и мой земляк из Мэриленда, Уэйн Гилчрест.

В конце апреля я был указан как коспонсор на документе, который комитет по науке выпустил в середине мая. Оттуда он уже отправился бы в Сенат на рассмотрение общим собранием, чтобы все указанное в документе совпадало с тем, что доложил сенатский комитет по коммерции. А потом это был только вопрос времени. У Демократов было явное численное преимущество и в Палате, и в Сенате, так что по проекту даже не поднимался бы вопрос голосования. В обеих палатах проект бы одобрили. Все случилось, как я и сказал Ньюту, этот проект бы прошел, несмотря ни на что.

Также к концу апреля большая часть войск возвращалась домой с Персидского залива. Мне позвонили из Организации Объединенной Службы, и Минди организовала мне комнату в Файеттвилле. Я прилетел туда на пару дней и помог устроить вечеринку по поводу их возвращения. Нет, речей я не давал, по крайней мере очень много, но я поговорил с генералами и полковниками, которые командовали дивизиями, полками и батальонами. Я также оставил им свои визитки. Маленький капитан Бакмэн покинул дом и вырос. Если 82-й Воздушной нужна была помощь из Вашингтона, теперь у них был свой собственный ручной конгрессмен.

На самом деле я дал одну речь, которую я часто начал использовать перед военными в будущем. Меня попросили сказать пару слов группе старших сержантов, которые видели свою последнюю войну. Армия становилась все меньше, и война на заливе была их последней веселухой. От меня ожидалось, что я скажу несколько теплых слов и поблагодарю их за службу, и, конечно же, я это сделал. И затем добавил дополнительный отрывок.

А теперь я хочу закончить словами, что ваша страна еще не закончила с вами. Кто-то пришел в армию по призыву. Кто-то записался сам. У всех вас был шанс уйти оттуда после какого-то времени, но все вы посчитали, что служба вашей нации была важна. И она все еще важна. Теперь же вы уходите в отставку, чтобы заняться другой карьерой, в большинстве своем в частном секторе. Но все же ваша страна нуждается в вас, даже больше, чем когда-либо! Я хочу, чтобы все здесь присутствующие подумали о всех жертвах, которые вам пришлось принести, и которые вас убедили принести еще. Я хочу, чтобы все вы подумали еще об одной жертве, жертве служения политике. Это нелегко, но это важно. Теперь же, каждый раз, когда вы будете жаловаться о чем-либо глупом в правительстве, я хочу, чтобы вы подумали о том, что вы могли бы сделать лучше. Я бы хотел, чтобы вы обдумали возможность стать частью решения, а не только жаловались на трудности. Республиканец ли, Демократ или Независимый – мне плевать! Просто примите участие! Подайтесь в члены муниципалитета, или в комиссары округа, или в школьный совет. Черт, да даже в охотники на собак! Все навыки, благодаря которым вы здесь, вся гордость и преданность делу, и храбрость, и мудрость, все это нужно и вашим городам. Вы провели целую жизнь в службе своей стране. Теперь же идите домой и служите и там!

В конце, когда я пожимал руки, несколько человек отметили, включая нескольких старших офицеров, что я дал им пищу для размышлений. Позже, пока я говорил с полковниками и генералами, я сказал, что годами служба в армии считалась необходимой для работы в политике, но сейчас эта традиция начала уходить. Может, стоить вернуть ее, и как же сделать это лучше, чем так? Может быть, кто-то из сержантов сможет попасть в муниципалитет, и затем подняться выше. Это же получилось у одного старого побитого командира батареи, разве не так? (Речь не обо мне, а о Гарри Трумэне!)

В мае Конгресс посетила английская королева и дала речь. За ночь перед этим я поехал домой и попрактиковался в махании рукой крестьянам, где Мэрилин исполняла роль крестьянки. Она ответила мне, помахав с выставленным средним пальцем. Это так по-крестьянски!

Одним из тех моментов, к которым нас принудил Марти – роль хозяев. Одно дело купить огромный дом, и совсем другое дело за ним ухаживать. И все же Вашингтон прямо плавает в море из креветочного коктейля и шведских фрикаделек. Некоторые из моих коллег носили репутацию закрытых домоседов, но у нескольких человек репутация была совсем иной. В этом городе каждую ночь было по меньшей мере полдюжины первоклассных вечеринок, какие-то устраивали политики, какие-то – лоббисты или аналитические центры (у которых было преимущество в виде сниженных налогов), а какие-то закатывали профессиональные журналисты и ученые.

Марти дал мне указания. Мне нужно было выбрать дату, и мы бы устроили наш первый ужин, не очень большой, для конгрессменов из Мэриленда. Это составляло девятерых представителей и двоих сенаторов. Если бы пришли все и привели бы супруга/кого-то важного/кого-то не важного/кого-нибудь, к кому они хотят залезть в трусы – получилось бы двадцать два человека. Пришли бы не все, да и кто-нибудь привел бы еще кого-то. Добавьте к этому еще парочку репортеров, ученых и нахлебников. Отправьте еще и приглашение губернатору Мэриленда, поскольку Аннаполис всего лишь в получасе езды. Предположительно выходит около трех десятков человек. Марти проверил имя «советника по вечеринкам» и сделал пару звонков.

– Не боись, ты можешь это позволить, – сказал он мне.

Сказал он это с довольно злобной ухмылкой.

Я только закатил глаза:

– Ты и вправду легко отделываешься, раздавая мне приказы, – сказал я.

– Черт, так и есть! Мэрилин сказала держать тебя на пути истинном.

Ужин состоялся в пятницу семнадцатого мая. Для среднего конгрессмена встречаться со своими коллегами в пятницу – не лучшая мысль, поскольку большинство из них уезжают в свой округ в пятницу вечером. Мэриленд в этом вопросе отличался, конечно, поскольку он был первым от Вашингтона. Ездить на работу из дома могли все, кроме Гилчрестов, которые жили на Восточном побережье.

Мэрилин привезла детей и Пышку сразу после школы, и пришла племянница Шерри, чтобы сидеть с детьми наверху. В общем все проходило неплохо, хоть и была пара нюансов. Чарли и его сестры были хорошо одеты, и все трое уже были в возрасте, когда они уже понимали, что фраза «Веди себя прилично, а не то!» действительно подразумевала «а не то!». Наш помощник по вечеринкам привел повара и прислугу, и повар воспользовался нашей открытой кухней, чтобы приготовить мэрилендские деликатесы, вроде крабов с мягким панцирем, или супа из устриц. Он также пожарил курицу, и поджарил пару ножек отдельно для детей. Мы разрешили им строем пройти на кухню, взять тарелки и вернуться обратно наверх. В это время за ними проскользнула Пышка и рванула вниз по лестнице. К счастью, я успел поймать ее, пока она не перевернула все. Я взял ее на руки и успокоил, также еще подошло несколько человек, которых активно вылизали, прежде чем я увел ее обратно.

Это вызвало целую дискуссию о техниках воспитания детей. Все отметили, что наши дети прекрасно себя ведут, на что я просто напомнил про метод «а не то!» Поскольку мы с Мэрилин были самыми младшими в компании, все присутствующие уже понимали эффективность этого метода, и начали рассказывать, как они растили детей, и как растили их самих. Никто из нас не верил в эту чепуху Нового времени, где нельзя пороть детей.

В общем все прошло хорошо. Мы не обсуждали ничего сильно важного. Все подумали, что наши дети чудесны (на что мы с Мэрилин почесали затылки), а Пышка – та еще шалунья. Я позаботился о том, чтобы сказать всем, кроме Уэйна Гилчреста, у которого уже был опыта в Вашингтоне, что если я могу чем-то помочь в Мэриленде, то чтобы дали мне знать. Губернатор Шефер сразу же попросил меня о вложении в его кампанию, сказав, как бы это было здорово для Мэриленда. На это поднялась волна смеха, поскольку он был Демократ, так что я ответил ему:

– Дон, я уже женат на Демократе, – и указал на Мэрилин, – Чего же еще я вообще могу для вас сделать? – на что поднялась еще одна волна хохота, и губернатор пожал мне руку, сказав, что этого было вполне достаточно.

Фотограф, которого заказал нам Марти, взял несколько групповых фотографий.

Я получил несколько очков, когда за ужином мы шутили насчет комментария Шефера о помощи ему Уэйн Гилчрест спросил:

– Может, ты сможешь пожертвовать немного моим пожарным-добровольцам, как и своим?

Я бросил взгляд на Мэрилин, и она пожала плечами, так что я пожал или в ответ. Я посмотрел на Уэйна и сказал:

– Хорошо.

Беверли Байрон, представляющая Шестой Округ, Аппалачские районы, пошутила:

– Демократы могут тоже поучаствовать?

Я посмотрел на всех сидящих и сказал:

– Конечно. Я слышал, даже у Демократов случаются пожары.

Она странно посмотрела на меня:

– Ты серьезно?

– Да. А ты?

За столом прошла волна возмущений. Губернатор Шефер, сидящий через пару мест от меня, спросил:

– Карл, ты сейчас серьезно говоришь о пожертвованиях в других округах, даже для Демократов?

Я взглянул на жену, которая улыбнулась и кивнула.

– Господин губернатор, пока вы не гарантируете, что все дурные вещи, которые случаются с людьми в штате Мэриленд, будут случаться только с Республиканцами, да, я серьезно, – и я снова оглянулся на всех, – Слушайте, я знаю, что говорят. Мол, я купил выборы, разбрасываясь деньгами в благотворительные фонды. Я признаю, что я отдал много денег пожарным участкам, неотложке и полицейским участкам в своем округе, но это потому что я живу там. Если у вас есть фонды, которым вы хотели бы помочь, то дайте мне знать. Или сообщите Мэрилин. На самом деле она глава фонда Бакмэна. Только будьте готовы к последствиям.

– Например? – спросил Стени Хойер.

Я улыбнулся ему и пожал плечами. Стени был ведущим Демократом.

– Таким, как, например, мое улыбающееся лицо, дающее чек, когда снимают камеры. Что важнее, что фонды получают деньги, или то, что не указывают причастного к этому Республиканца? Хм-м? Пища для размышлений, не так ли?

Начались длительные перешептывания на этот счет! Все же, все было не так плохо. Квейси Мфуме, который представлял один из беднейших округов в Балтиморе, сказал:

– Мне все равно, что покажут твое лицо! Людям в моем округе нужны деньги на здравоохранение и больницы, и им плевать, откуда они появятся. Ты серьезно? – у него было бунтарское выражение лица, и я вспомнил, что на этот счет у них с Шефером были разногласия.

Я посмотрел ему в глаза и сказал:

– Да. О какой сумме говорим?

– Как насчет двадцати тысяч для больницы в Пимлико?

– Пятнадцать, – парировал я, – но наравне. Ты наскребешь пятнадцать где угодно еще, и я даю еще пятнадцать. Согласен?

– Подними до двадцати, и встанешь там и разрежешь ленточку, – надавил он.

– Только если это появится в Sun и по телевизору, – ответил я.

– Договорились!

Можно было слышать скрип шестеренок в их головах. Я знал, что кто-то не захочет, если я буду причастен, кому-то было все равно, или напротив, даже рады (по большей части это другие Республиканцы). За следующие десять минут я получил просьбы вложиться, опять же, в различные больницы и подразделения пожарных и неотложки.

– И сколько ты вообще планируешь жертвовать? – спросил меня губернатор.

Я на секунду задумался.

– Я уже годами выделял около двухсот тысяч различным фондам в моем округе, просто потому, что я там живу. Если расширим эту цифру на весь оставшийся штат… может быть, два миллиона. Звучит честно?

– Каждый год? – недоверчиво спросил Стени Хойер.

– Ну, пока экономика держится, так что, может, вы, Демократы, проголосуете за Республиканцев и поможете с экономикой, – улыбаясь, сказал я.

На это я получил пару смешков, и множество задумчивых взглядов от остальных. Несколько человек поспрашивали меня о чем-то, и затем сказали:

– Ловлю на слове! – на что я ответил тем же.

К концу ужина нас пригласили на несколько ужинов у остальных, включая ужин у губернатора в его особняке в Аннаполисе. Мы вежливо приняли это приглашение, и пообещали проверить свой график для всех остальных. Вполне возможно проводить каждый чертов обед и ужин, питаясь у кого-то на их харчах, хотя, чего можно этим добиться, остается спорным моментом. Как минимум, нужно быть блестящим собеседником! Что касается губернатора Шефера, ну, Дон Шефер был политиком Мэриленда нашего поколения, и не важно, что Демократ; если хотите сделать что-то политическое в Мэриленде, важно быть с Доном Шефером на хорошей ноте, и как минимум – не злить его.

Во всем остальном же 1991-й год прошел без чего-либо интересного. К несчастью для Джорджа Буша, экономика начала плавно скатываться вниз. Ранней весной после победы Америки а Персидском заливе (ладно, победы Коалиции, но серьезно, кому это интересно?!) рейтинг президента составлял 90 %. К сожалению, это оказалась самой высшей точкой его президентства. К лету экономика начала серьезно тонуть. В комбинации с завышенными ценами на нефть из-за иракского вторжения в Кувейт, огромного государственного дефицита и общего падения рынка экономика сильно упала.

До какой-то поры на моих вкладах в Бакмэн Групп это никак не отразилось. Когда я был избран, мне пришлось расположить свои финансовые активы в «слепом трасте», где доверенное лицо имело полный контроль над средствами, а у меня не было законного права изменять свои вложения. В теории, это запрещало мне изменять свои вложения, чтобы получить прибыль от любого другого занятия, которым я публично занимался. Мне нельзя было контактировать с доверенным лицом по каким-либо вопросам, кроме как уточнения, как там мои средства.

На практике же «слепой траст» – один из самых худших способов обеспечить финансовую независимость. Доверенным лицом должен быть кто-то знакомый владельцу, и которому он доверяет. Моего доверенного нанял Джон Штайнер, мой давний друг и адвокат. Поскольку мы с Джоном были хорошими друзьями, немудрено, что мы часто общались. Как осведомленные люди в мире, с интересами, касающимися политики и экономики, было ожидаемо, что мы бы часто обсуждали тенденции рынка. И все же, поскольку ничего из того, о чем мы говорили в этих частных и незаписанных разговорах могло бы быть расценено как трейдерские инструкции, никто из нас двоих не нарушал условий доверия. Точно также, поскольку я никогда не общался со своим доверенным, не было невероятным, что с ним общался Джон, поскольку у них наверняка были какие-то и другие общие дела.

В реальности я бы не стал давать ему инструкций в любом случае. Мои финансы были в основном в виде акций Бакмэн Групп. Но если вдруг Джон передаст какие-либо из моих комментариев и информацию другим друзьям, например, причастным к Бакмэн Групп, это было бы ожидаемо. И это не было бы даже случаем инсайдерской торговли.

Практическим же эффектом стало, что Бакмэн Групп больше сконцентрировалась на компьютерных и сетевых компаниях, так как «информационное супершоссе» уже начали прокладывать. На весь оставшийся рынок мы сделали ставку, что экономика будет падать. Я только напомнил им свою торговую философию о том, что в низу графика можно заработать ровно столько же денег, сколько и на верху. Джейк-младший и Мисси закусили удила и рванули.

Это было прекрасной частью бытия конгрессменом. Если бы я все еще был в Бакмэн Групп и провернул эту чертовщину, я бы уже сидел у федералов за инсайдерскую торговлю. Как конгрессмен, эти правила на меня просто не распространялись. Как минимум я сохранил какое-то подобие невинности; когда президентом был Линдон Джонсон, он держал в столе телефон с прямой линией к биржевому брокеру.

На выходных я пообещал Мэрилин проводить дома хотя бы один день с ней и детьми просто как обычный отец. Обычно же я проводил блинные завтраки или ужины с курицей и бисквитами где-нибудь в округе. Это позволяло мне светить лицом и позволяло делать подходящие вложения в местный пожарный участок или в неотложку. Я не покупал голоса, по крайней мере, технически. Мои пожертвования сильно не отличались от того, что я отдавал еще до того, как оказался в политике, но все же, теперь они стали намного явнее. Я даже сделал фальшивый чек из пластмассы, как белая доска, где я мог написать сумму и получателя, и сфотографироваться с ним. После этой процедуры я убирал фальшивку обратно в машину и выписывал настоящий.

В плюс еще шло то, что мне нравились блинчики, и бисквиты с курицей. Быть миллиардером означало то, что мне не приходилось всю жизнь просить у кого-либо денег. Да, у меня была с собой баночка для пожертвований на кампанию, но мне не приходилось торговать душой и телом, чтобы остаться на своем месте. Хотя мне и приходилось обзванивать и навещать людей в округе. Если бы у кого-то из моих знакомых был ребенок, который женился или выходил замуж, мне нужно было отправить открытку с чеком для счастливой пары. Если кто-то умирал, мне нужно было показаться на похоронах. Брюстер оставался на связи со мной и Марти (за определенную плату, разумеется), и заботился о том, чтобы у меня был список на день, кому позвонить, чтобы оставаться на связи у себя. Это во многом походило на работу продавцом.

В работе конгрессменом очень много рутинного. Довольно обыденным делом стало выяснять, почему запоздал чек на социальное страхование. В каких-то случаях это становилось более личным. Например, на первой жизни я выяснил, что можно поднять флаг, чтобы он развевался над зданием Капитолия. Просто напишите своему конгрессмену или сенатору, и он может это устроить. Обыденное стало личным очень уж быстро – если в моем округе умирает ветеран, флаг я оплачиваю из своего кармана, а если кто-то погибает в бою – черт, лучше бы мне позвонить его семье и появиться на похоронах! Благо, что война в Заливе была не слишком кровавой.

Еще очень типичное явление – Конгрессиональная Прокламация. Паркер получил свою, достигнув звания Орла в скаутах. Вы получаете хорошо написанную бумагу, которую можно вставить в рамку, в которой разводилось много патриотического трепа о чудесах чего-то или кого-то, о чем говорилось в прокламации. Большим плюсом того, что я жил довольно близко к Вашингтону, было то, что было возможно на самом деле появиться и сделать презентацию, особенно вечером. Нет ничего лучше, чем появиться в доме Славы Орлов, чтобы вручить флаг или прокламацию. Даешь небольшую речь, пожимаешь пару рук, и НИ СЛОВА о выборах. Поверьте мне, они запомнят – и проголосуют за вас!

Еще рутинными стали назначения в военную академию. Как конгрессмену, мне нужно назначать кандидата в Военную Академию в Вест-Поинт, в Морскую Академию в Аннаполисе, в Академию Воздушных Сил в Колорадо-Спрингс, и Академию Торгового Флота в Кингс-Поинт. Любопытно, что Академия Береговой охраны не требует назначения от Конгресса. (Это хорошо или плохо?) Правила могли немного измениться, но большинство лет нужно назначать по одному студенту в каждую академию, итого по четыре студента.

У Энди Стюарта, при всей его бесполезности как человека в принципе, была процедура, чтобы разбираться с номинированием в академии. Как я это видел, это была довольно стандартная процедура. Каждый год он направлял письмо в каждую старшую школу округа, приглашая учеников, заинтересованных в направлении в академию, подать заявку, вместе с информационным пакетом для школы. Это распространялось на девять разных школ, когда добавляешь те, которые расположены внутри округа, к тем, которые расположены за пределами округа, но там учились те, кто живет в округе. Если у них были достаточно высокие оценки, они могли подать заявку и я должен был выбрать по одному из каждой школы.

Во многом у меня было двойственное отношение ко всему процессу. С одной стороны, мне в целом понравилось мое время в армии, и я отлично справлялся. Военные академии в общем и целом были отличными школами, со строгой учебой и бесплатные для студентов. С другой же стороны, хоть я и знал достаточное количество хороших офицеров, которые были выпускниками старшей школы в Хадсоне, я также знавал не меньше настоящих ебаных ублюдков, которые были дедами! Как студент, я бы терпеть такое не смог! Там очень мало академической свободы, крайне суровый личный режим, дедовщина такая, что моя жизнь в общаге казалась мне развлекухой, и дисциплина, доводящая до самоубийств и госпитализации. Нужно было быть очень крепким парнем, чтобы захотеть пройти через это.

Единственный способ разобраться – поговорить с самими детьми. Если они подходили по различным стандартам, то я составлял график назначений, чтобы с ними поговорить. Самым худшим вариантом были дети, чьи родители вложились в кампанию и считали, что это своего рода «баш на баш». Мама или папа хотели выпускника Вест-Поинта или Аннаполиса в семье, независимо от того, нравилась ли эта идея самим детям. Я заботился о том, чтобы я виделся с учениками старших классов без их родителей в помещении, и давил сам, чтобы понять их истинные стремления. Иногда молодой человек или девушка были крепкими ребятами, и это было хорошо. Иногда они не очень понимали, к чему все может привести, и я тогда закатывал свою брючину, показывал им свои шрамы на ноге и размахивал тростью, и они начинали понимать, чем все может обернуться. Самым сложным случаем было, когда вошел молодой парень, ни академически, ни физически ничем не выдающийся, но его отец вложил большую сумму в кампанию. Он был крупным продавцом автомобилей в Парктоне, и приказал мне отправить его в Колорадо-Спрингс, и позаботиться, чтобы он стал пилотом. Я отправил обоих домой с предложением вернуть всю сумму пожертвований и просьбой, чтобы он никогда не возвращался.

Во время летнего экономического спада мы почти месяц провели в Хугомонте. Чарли возмущался, что он пропускает дни гонок, а девочки жаловались, что скучают по своим друзьям. Мы с Мэрилин не обращали на них внимания. Мы жестоко заставляли их плавать в океане, бегать по пляжу и просыпаться так поздно, как они только могли. Мы даже сами залеживались в кровати и заставляли их готовить себе завтрак самим. Мы были бессердечны! Впрочем, мы гоняли наш G-IV туда и обратно. Таскер с Тессой и мальчиками прилетели на недельку, и мы умудрились выцепить Харлана, Анну Ли, Роско, Мэри Бет и Тайрона (свеженький и младшенький Бакминстер) на другой неделе. Большой Боб и Хэрриет тоже привезли парочку детей из младших, которым не пришлось проводить лето, работая в продажах. Я также обычно улетал на пару дней обратно в Вашингтон, чтобы немного поработать с командой.

Мы вернулись домой к концу августа. Детям снова нужно было в школу, и мне нужно было пожать немного плоти (Ужасное выражение! Звучит так, будто я упаковываю свинину!) в округе. Конгресс снова собрался в среду одиннадцатого сентября, и я улетел в Вашингтон утром того понедельника. Тем утром я ожидал, что буду завален телефонными сообщениями и просьбами перезвонить, и в каком-то плане так и было, но в середине утра в офисе поднялась суматоха, и я услышал знакомый голос:

– Он уже вернулся?

Я с любопытством взглянул на Марти, и затем поднялся. Я подошел к своей открытой двери и выглянул. Как я и думал, это оказался Джон Бейнер, он был вместе с кем-то еще из новеньких конгрессменов, кого я узнал, но не смог вспомнить имя.

– Я вернулся. Ты меня ищешь, Джон?

– Здорово! Занят? Надо поговорить! – он направился в мою сторону, чтобы войти в мой кабинет.

Я рассмеялся:

– Тоже рад тебя видеть, Джон! – и я отошел с дороги и позволил ему ворваться в мой кабинет.

Джон становился хорошим другом. Он был умен, знал, как добиться результата, и очень представителен. Другой конгрессмен ухмыльнулся и последовал за ним. Я покачал головой, улыбнулся и затем проследовал за ними.

– Господин конгрессмен? – обратился Марти Адрианополис.

Когда мы были наедине, он звал меня «Карл», но он не забывал обращаться ко мне «Господин конгрессмен», если рядом был кто-то еще – это меня строило, говорил он, и он был прав.

– Марти, дай нам пару минут, пожалуйста. Спасибо, – сказал я ему. Марти ретировался, а я обратился к Джону: – Джон, как так получается, что я уезжаю на Багамы на месяц и возвращаюсь с солнечным ожогом, а ты остаешься в Огайо и у тебя загар, которому может позавидовать Джордж Гамильтон. В Огайо так солнечно?

– Очень смешно! Карл, ты помнишь Джима Нассла, ведь так?

Я повернулся ко второму, наконец его вспомнив.

– Конечно. Ты же один из новичков вроде меня и Джона. Откуда… Айова, Небраска, откуда-то из середины страны, так?

– Айова, Второй Округ, – ответил он, потянувшись ко мне и пожав мне руку.

– Ну, чем я могу помочь Второму Округу Айовы и Восьмому Округу Огайо? – спросил я.

Я жестом указал на сидячие места в одной из сторон моего кабинета, и мы все уселись вокруг кофейного столика.

Джон ответил:

– Ты видел отчет от Главной Счетной Палаты о Хаус-Банке? – я мог сразу сказать, что он был возбужден, и Джим яростно поддакивал и кивал. – Думаю, тебе было бы интересно после того, как ты выбил всю дурь из Энди Стюарта.

– Простите, парни, но вам нужно будет быстренько ввести меня в курс дела. Я был на отдыхе с Мэрилин и детьми. Мы только успели отправить их в школу. О чем вы говорите? – что-то звучало очень знакомо, но мне нужно было больше информации.

Главная Счетная Палата была официальным правительственным сторожевым псом, которому нужно было выведывать случаи растрат и злоупотребления. С организацией такого размера, как Федеральное правительство, всегда было что-то, что могло вызвать возмущения.

Нассл ответил:

– Счетная Палата собирается обнародовать отчет о том, что конгрессмены подделывают чеки через Хаус-Банк. Имею ввиду, кучу чеков! Тысячи их! И сотни конгрессменов этим занимаются!

Ну, это точно открыло мне глаза.

– Сотни конгрессменов? – я взглянул на Джона, который с энтузиазмом поддакивал. – Сотни?

– Сотни!

Я присвистнул. Я начал вспоминать это событие, первый из череды крупных скандалов Конгресса. Дальше будут еще.

– И насколько большие суммы? И насколько крупно?

– Довольно крупно, и это в основном Демократы.

– Угу, – мне нужно было это обдумать. – В основном – это не все. Полагаю, там должны быть замешаны и еще парочка Республиканцев, – они кивнули. – Об одном предупрежу – прежде, чем ввязаться в это, прощупай Гингрича и Мишеля. Они не обрадуются, если мы забросаем грязью республиканскую половину Палаты. Я у Гингрича уже в немилости.

– Итак, ты хочешь в дело? – спросил Джон.

– Конечно! Можете достать мне копию отчета? Как я и сказал, меня почти месяц не было в городе. Как ты сам сказал, это нечто, в чем бы по уши погряз Энди Стюарт! И это, наверное, только верхушка айсберга.

Джим улыбнулся и кивнул:

– Думаю, ты более чем прав.

– Если мы достанем тебе копию сегодня, когда мы сможем встретиться и поговорить? – спросил Джон.

Я на секунду задумался.

– Если мы будем обсуждать это здесь, кто-нибудь начнет задаваться вопросом, что мы задумали. Встретимся у меня дома завтра вечером. Звучит целесообразно?

Они кивнули, согласились и покинули офис. Я впустил Марти обратно, но на его вопросы не отвечал. Пока что..

Тем же днем прибыл курьер с копией отчета, вместе с отчетом была записка с вопросом, в какое время стоит завтра встретиться. Я нацарапал адрес и указал время в семь вечера, и отпустил курьера. Затем я позвонил в службу питания и уточнил, что мне нужен кофе, чай и все необходимое для вечерней встречи на кухне к завтрашнему вечеру. Я не собирался устраивать вечеринку с ужином, но нам бы было нужно чего-нибудь пожевать, в этом я был уверен.

Тем вечером, полетев домой, я сказал Мэрилин и детям, что мне нужно будет остаться в Вашингтоне во вторник на ночь, но я должен буду быть дома в среду. Затем я выяснил подноготную того, что происходило у них в школе. Чарли пошел в шестой класс, а близняшки – во второй! Когда, черт возьми, они успели вырасти?!

Во вторник я покинул офис около пяти часов. И отправился в дом на Тридцатой улице, немного прибрался, и сменил костюм на штаны цвета хаки и футболку. Затем я спустился вниз, сделал парочку хот-догов на ужин, подогрел немного мичиганского соуса и полил их. Я уже предупредил охрану, что у меня будут гости, и им не нужно обыскивать всех входящих. Ко времени, когда зазвонил звонок, я уже прибрал весь дом. Я вышел к парадной двери, открыл ее и застал там Джим Нассла и Рика Санторума. Оба они все еще были в своих костюмах.

– Эй, вы нашли нас. Не придется запускать сигнальные ракеты, – сказал я. – Проходите. Вы пришли вместе?

Когда я впускал их, я приметил, как подъезжает еще одна машина, так что я помахал новоприбывшим и жестом пригласил их внутрь.

Я обернулся и застал Джима и Рика озирающимися вокруг, привыкая к обстановке. Ну, это было довольно милое место, как и получается с маленькими особняками. Я улыбнулся про себя, просто покачал головой и затем вернулся к двери. Следующими зашли Чарльз Тейлор, Фрэнк Риггс, и Скотт Клаг. Я впустил их и их реакция была примерно такой же. Я проводил их в кабинет, где и собирался проводить совещание.

– Ну, чувствуйте себя как дома. Сегодня я холостяк, так что жены и детей здесь не будет. У меня есть кофе, чай и содовая, и что-то еще там, на кухне. Я также прихватил закусок. Надеюсь, все уже поели, потому что я ничего не готовил.

Все заверяли меня, что все будет в порядке, и затем снова зазвонил дверной звонок, и мне нужно было ответить.

Это был Джон Бейнер, и с ним был неожиданный гость – Ньют Гингрич.

– Ньют, здорово тебя видеть. Джон, рад, что ты смог прийти.

– Спасибо за приглашение. Я хотел еще привести Джона Дулиттла, но ему нужно было быть сегодня в другом месте. Мы расскажем ему все завтра.

– Это милый дом, Карл, – отметил Гингрич, осматриваясь.

– Спасибо. Мы хотели место, где дети смогу бегать по двору, и достаточно большой для развлечений. Хотя учебная неделя идет, и Мэрилин с детьми сейчас дома.

– Да, Джон упомянул, что ты иногда летаешь домой на ночь.

Я кивнул.

– Так получается всего сорок пять минут пути, хотя мы уже думаем устроить посадочную площадку на заднем дворе. Это сэкономит еще пятнадцать минут, – я ухмыльнулся им. – Но этого я могу подождать, пока не переизберут.

Я проводил их в кабинет, где обнаружил, что некоторые из гостей уже сделали себе кофе. Я сказал Джону и Ньюту обо всем, что есть на кухне, и затем направился туда сам, чтобы налить чаю со льдом. Я также принес тарелку печенья с шоколадной крошкой, которые испекли Холли с Молли.

– Так, господа, официальные печеньки с шоколадной крошкой бренда Бакмэна. Мои семилетние дочки испекли их для меня. Надеюсь, их мама проводила контроль качества. Так, Джон, ты спрашивал о месте совещания. Хочешь его начать?

Все взяли по печенью и одобрительно о нем отозвались. Они и вправду были довольно хороши. Надо будет попросить еще!

Джон осмотрел всех в кабинете и сказал:

– Сейчас уже все прочли копию отчета от Счетной Палаты по Хаус-Банку. Это будет опубликовано к концу месяца. Нам нужно использовать это, чтобы все встряхнуть. Если мы оставим Демократам все как есть, это будет так глубоко закопано, что и динамит с бульдозером не помогут!

Нассл вставил:

– Фоули и Герхардт даже не позволят это обсуждать! Я слышал, что Герхардт даже не собирался позволить комитету по этике взглянуть на это.

– А что насчет Билла Грея? – спросил Санторум, говоря про Уильяма Грея, организатора большинства Палаты, то же место, что и у Гингрича.

Ньют ответил:

– Забудь о нем. Завтра он уже уходит. Он снимает с себя полномочия, чтобы стать главой Единого фонда колледжа Негро. Дэйв Бониор займет его место, – этого я не слышал, но я пожал плечами, как и кто-то еще.

Это действительно не было важным, хотя и на другой стороне никто не хотел поднимать эту тему. В Конгрессе было больше Демократов, чем Республиканцев, так что было очевидно, что разбираться с этим придется Демократам.

Джим Нассл также высказался:

– Нам нужно использовать эту информацию, чтобы получить контроль над Палатой! Мы должны иметь возможность воспользоваться этим.

Я жестом попросил тайм-аут, и высказался:

– Погоди, позволь задать пару вопросов. Первое, как я понял этот отчет, самое очевидное – члены Палаты превышают затраты на свою зарплату и иные расходы, верно? – пара человек кивнула и послышалось одобрительное бормотание. – Ладно, а что насчет Республиканских представителей в Палате? Прежде, чем мы начнем бросаться грязью, сколько выльется на нас в ответ? Я не хочу сказать, что мы не должны этого делать, но если не спросить сейчас, потом спросит кто-то другой!

Все мы посмотрели на Гингрича, который сидел, как Будда, весь мудрый, великодушный, и немного пухленький.

– Да, люди будут спрашивать, но, когда я читал имена, указанные в отчете, Демократов было значительно больше, чем Республиканцев, и уровень превышения Демократов намного выше, чем у Республиканцев. Это по ним ударит намного больше, чем по нам.

Я кивнул.

– Ладно, кто-нибудь из здесь присутствующих превышал затраты со своего счета? Ну, вы знаете, чья бы корова мычала, и все такое.

Все в комнате ответил отрицательно, но Ньют отметил:

– Я не знаю. Сложно сказать. Система настолько паршива, что я просто не уверен. А что насчет тебя, Карл? Ну, ты знаешь, чья бы корова мычала, и все такое.

– Вполне разумно. Не думаю. Я не очень понимаю, как это работает, но моя зарплата просто отправляется в фонд Бакмэна, и затем передается в Красный Крест. Если бы там были какие-то проблемы, уверен, что они бы сообщили, – ответил я.

– Ты не берешь свою зарплату? – недоверчиво спросил Фрэнк Риггс.

Несколько человек тоже уставились на меня.

Я покачал головой и пожал плечами:

– Весь мой доход от моих книг или общественной службы идет в Красный Крест, но мы направляем его через фонд Бакмэна. Я это проверю со своими бухгалтерами. В любом случае проблем у меня с этим не возникнет.

Ньют только пробурчал что-то, услышав это, и несколько новичков только переглянулись, не веря своим ушам. Джон Бейнер же уже видел доказательства моего богатства, и только ухмыльнулся мне в ответ.

– Ладно, итак, если мы собираемся проталкивать это, и Демократы попытаются это скрыть, что нам делать? Я согласен, что это может помочь, но как именно мы это провернем? Обсуждение открыто! – закончил я.

В это время почти все сразу начали что-то говорить, и Гингрич призвал всех к порядку и начал обходить кабинет. У меня под рукой оказался блокнот и ручка, и я начал делать заметки. Что-то из предложенного было «Индивидуальные выступления», «Подтолкнуть комитет по этике», «Ток-шоу», «Вовлечь Буша». Стало сразу понятно, что большинство в Палате начнет шевелиться, чтобы скрыть все дело в самой глубокой норе, которую только найдут. Нам же нужно было держать это на виду у всех. Это бы повлияло на два момента. Во-первых, делая акцент на скандале с Демократами мы бы подогрели ситуацию и смогли бы получить еще пару мест в Конгрессе. Во-вторых, но почти так же по важности, делая акцент на поведении Демократов, мы бы отвлекли внимание от тонущей экономики, и это бы помогло переизбранию президента Буша!

Это не сработало на моей первой жизни, но это было до того, как я начал все сначала. Может, я мог помочь? Мог ли я помочь победить Клинтона? Или бы я только испортил все?

На ближайшее будущее нам было бы нужно сфокусироваться на том, чтобы заставить большинство в Палате ответить на этот отчет. Это бы приняло вид страстных выступлений в Палате, вечерние новости в нужное время, осуждения «возмутительного» поведения. Нам нужно скоординировать все это с появлениями на любых ток-шоу, на которые мы могли попасть, и надеяться, что удастся появиться на воскресном утреннем шоу. Попробовать подключить послушных журналистов, чтобы они направили подачу к президенту насчет «скандала», и заставить его дать комментарий о том, как Палате нужно подрасчиститься. Подключить репортеров, а не только Республиканских партизан-конгрессменов, чтобы гонялись за фактами.

Одной моей идеей было:

– А что насчет чего-то еще в Конгрессе? У этой работы есть куча преимуществ. Уточняю, я не зазнаюсь, но вроде бы происходит еще что-то, чем мы можем по ним ударить? – и я окинул всех взглядом.

Должно же быть что-то, чем можно шибануть Демократов; они управляли Конгрессом четыре декады! К несчастью, я не смог вспомнить всех нужных деталей из моего прошлого. Я знал, что на первой жизни Клинтон обошел Буша, и что в 94-м Республиканцы отвоевали Конгресс. Детали были не точны, и что бы изменилось от моих действий в этот раз? Была ли победа Клинтона достаточно крупной, что мы ничем бы не смогли помочь Бушу и утопить Клинтона? Помогало ли мое участие в отвоевании Конгресса, или же наоборот, мешало?

По-настоящему большим вопросом было – а помогало ли это стране? Клинтон был весьма эффективным президентом, хотя и лично у него морали было не больше, чем у дворового кота. Пожимая ему руку, нужно держать другую на кошельке, и потом на всякий случай вымыть обе. А, и не оставляйте его наедине с вашей женой или дочерьми! И все-таки, он действительно смог выравнять бюджет, что я сам очень одобрял. Как и захват Палаты обернулся затором, к чему сильно приложил руку Ньют Гингрич. Я хотел, чтобы Республиканцы отвоевали Палату, потому что я сам верил в то, что это единственный способ протолкнуть идею бюджета, но хотел ли я, чтобы Гингрич поднимал восстания по всему остальному? Он не очень сходился с остальными малышами. Мог ли я повлиять здесь?

Настало время сделать ставку и попробовать. Я собирался посмотреть, чем все это обернется. В разумных пределах мой возврат не слишком повлиял на что-либо важное, кроме как моей прямой семьи, к лучшему ли или к худшему. Мои бизнес-сделки не сильно изменили ход истории. Если бы в эти компании не вложился я, то это бы сделал кто-нибудь другой. Хотя теперь, в вопросе национальной политики, я точно мог повлиять на что-то, и, может быть, не к лучшему. Я собирался поразмыслить над этим!