С чистого листа главы 100-165

Глава 140. Присяга

Пятница, четырнадцатое сентября 2001-го года.

Утром в четверг мы поднялись рано. Девочкам нужно было возвращаться в обычный школьный график, так что Маrinе Тwо отвез их домой в Хирфорд на рассвете вместе с Шторми в ее клетке для перевозки. На самом деле сперва мы все прилетели в Эндрюс, где сначала сошел я, а затем они полетели в Хирфорд. Это было чертовски сумасшедшее расписание. Я знал, что рано или поздно все успокоится, но тогда мы импровизировали и подстраивались на ходу. Я поцеловал свою семью на прощание и помахал им, когда они улетали, и затем поднялся по трапу в Аir Fоrсе Тwо.

Это был быстрый перелет в Нью-Йорк. Обычно президенту отдается первый приоритет во время вылетов, но тогда самолеты не летали, поэтому не было никаких задержек. Это было жутковато. Нам уже очень было нужно снова восстановить перелеты! Вместе со мной отправились и Трое Друзей, парни из ЦРУ, ФБР и Секретной Службы, которые весь полет вводили меня в курс всей информации, которую они добыли. Прошло уже два дня, и результаты были впечатляющими. Декларации по тем четырем рейсам были изучены, каждого из пассажиров и членов экипажа опросили, и с большинства из них подозрения были уже сняты. На каждом из рейсов было по четыре-пять человек, все мужчины, с очень сомнительной биографией, и все сконцентрировались на них. Также была обнаружена связь между их именами и записями в файлах ЦРУ.

То, что я увидел, было данными из первых рук, и я знал, что это будет найдено. ФБР – крупная организация. На самых низких уровнях, где было огромное количество агентов и руководителей низшего звена, были невероятно умные и преданные делу люди и удивительные технологии, а также возможность разобрать всю проблему целиком и выяснить все мелкие детали. К сожалению, как только начинается хоть какой-то подъем выше, организация очень быстро превращается в бюрократию, которая больше заинтересована в том, чтобы прикрыть свою задницу. Я знал, что они найдут информацию о том, что захватчики проходили летные курсы в США, и несколько раз привлекли этим к себе внимание, но когда отчеты об этом поступили в систему, они отправились в долгий ящик, были записаны и забыты.

У ЦРУ было то же самое вкупе с дополнительными трудностями. По закону им не позволялось работать по территории США. На практике же они не делились ни с кем никакой информацией, особенно с ФБР. Они бы проследили за тем, как те ребята пробрались в Штаты, составили бы засекреченный отчет, и никому бы не сообщили. Даже больше, добрую половину их работы составляло подделывание или разбиение информации, которая направлялась в Белый Дом. Правая рука там не только не знала, чем занимается левая, так еще и половину времени они работали над противоположными целями.

Что до Секретной Службы – им вообще никто ничего не сообщал.

Когда мы приземлились в Нью-Йорке, меня встретил Руди Джулиани и Бернард Керик, комиссар полиции. Я несколько раз до этого встречал Руди на благотворительных вечерах от Республиканцев и предвыборных митингах. Керика я до этого никогда не видел. Оба они были недалеко от Башен-Близнецов, когда они рухнули, Джулиани был даже приглашен в ТЦ на встречу за завтраком в Окнах в Мир, но задержался в дороге, и добрался туда ровно тогда, когда Северную Башню подбили. Керик прибыл после этого, когда пострадала уже и Южная. Оба потеряли свои машины из-за падающих обломков, и им пришлось спасаться бегством до ближайшего командного пункта.

Оба они выглядели уставшими и грустными. Мы доехали на машине мэра, поскольку бронированный лимузин, в котором ездил президент, был похоронен под обломками зданий.

– Насколько все плохо, парни? – спросил я.

– Мистер президент, вам нужно увидеть это самому, чтобы понять, – ответил Руди. – У меня просто нет слов, чтобы это описать.

– Мистер президент, не знаю, верите ли вы в Рай и Ад, но теперь я точно видел Ад, – добавил Керик.

– Есть какая-нибудь надежда? Не только для президента Буша, но вообще для кого-нибудь, кто там был?

Керик наклонил голову и покачал ей, но ничего не ответил. Джулиани вздохнул и сказал:

– Очень малая, сэр. Если не выбраться до того, как здания обрушились – то уже никак не выбраться. Мы все еще пытаемся выяснить, кто тогда был там в то время, но там было столько компаний… все записи и компьютеры были потеряны. У нас могут уйти недели на то, чтобы разобраться, кто был там, а кого не было.

– Вам что-нибудь нужно? Что я могу сделать, чтобы вы получили необходимое? – спросил я.

Они снова покачали головами, но в этот раз прозвучал уже более позитивный ответ.

– Все уже очень помогают. Мы получаем все, что имеется в доступе, – сказал Руди и пожал плечами. – А деньги? Это будет стоить целое состояние.

Я слегка ему улыбнулся.

– Тратьте. Я работаю на федеральное правительство. Мы деньги печатаем, помните это. Нам просто нужно напечатать еще немного больше.

Керик добавил:

– Единственное, что еще приходит мне в голову – это собаки-ищейки, ну, вы знаете, которые натренированы на поиски людей, погребенных под лавинами и рассыпавшимися зданиями. Просто у нас их не очень много. Нам уже предлагали помощь, но учитывая, что все аэропорты закрыты… – и он беспомощно пожал плечами.

– Я намерен открыть их как можно скорее. Так продолжаться не может. Я поговорю с управлением гражданской авиации по дороге обратно в Вашингтон, – сказал им я.

– Вы действительно уволили глав гражданской авиации, ФБР и ЦРУ? – недоверчиво спросил Джулиани.

Это все было вчера по всем новостям. Все три организации, как и сам Белый Дом, выпустили короткие пресс-релизы – «Такой-то такой-то покинул свой пост по просьбе действующего президента Бакмэна. Другой такой-то такой-то был назначен временным руководителем». Всех троих моментально нашли и начали тыкать в лицо камерами и микрофонами. Луи Фри было нечего сказать; Джейн Гарви громко сыпала оскорблениями и уверяла всех в своей невиновности; а Пол Вулфовиц сообщил всему миру, что я был худшим, что случалось с Американской демократией еще со времен, когда британцы подожгли Вашингтон во время войны в 1812-м.

Я кивнул Джулиани.

– Да, уволил. Может, лично они и не виноваты, но их организации облажались, и должны были полететь головы. Конгресс уже сообщил мне, что они будут проводить слушания по этому поводу, и я сказал им, что намерен сотрудничать. И вот еще кое-что вам обоим, о чем вам стоит подумать. Что нам нужно для того, чтобы доработать наш ответ, не только здесь, но и где-либо еще, например, в других городах? Что мы можем вынести из этого? Когда у вас будет время сесть и подумать, подключите ваших лучших аналитиков. Могу почти гарантировать, что это также окажется и на национальном телевидении.

Первой остановкой стало само место катастрофы, эти огромные развалины, на месте которых когда-то были самые высокие здания Нью-Йорка. Я потерял дар речи, оказавшись там. Одно дело увидеть это по телевизору, но реальность была как пощечина, весь этот запах, от которого я, наверное, никогда не смогу отмыться. Там были и телевизионные камеры, и я знаю, что сказал тогда что-то подобающее, но я за всю оставшуюся жизнь не смогу вспомнить, что именно. Мне нужно было потом увидеть это в новостях, чтобы выяснить.

После этого мы отправились в командный пункт, который был как улей, где многие люди уже были грязные и уставшие, и все они говорили по телефонам и пытались добиться того, чтобы что-нибудь было сделано. Там я и застал Джона Бейнера и Гарри Рейда, и они казались такими же измотанными, как и все остальные. Я пожал им руки и они последовали за мной, когда я пошел за мэром и комиссаром в конференц-зал. За нами также пошла еще пара человек, включая пожарного комиссара и главу службы по чрезвычайным ситуациям Нью-Йорка, их версия управления по чрезвычайным ситуациям. Джулиани держал ситуацию под контролем, но проблема была очень обширной, и у большей части сотрудников были друзья, которые были в тех зданиях, когда они обвалились. Человеческие потери, особенно по юрисдикции пожарной части, были огромны.

Я не знаю, было ли это хуже, чем на моей первой жизни, или нет. Общий счет смертей просто шел на тысячи. Вокруг появлялось все больше импровизированных памятников, люди вывешивали на стены фотографии своих родных с просьбами сообщить что-нибудь о них. Стоял просто невероятный хаос. В некоторых случаях о каких-то людях объявляли, что они без вести пропали, не добравшись до работы в тот день, или же никто просто не срывал эти фотографии после того, как возвращались домой. Ситуацию уже начинали контролировать, установив справочный центр по поиску людей, но все шло очень медленно. Некоторым финансовым компаниям, которые были уничтожены, нужно было связываться с запасными офисами где-то в других местах.

Я знал, что это произойдет, и что я ничего не смог бы сделать, чтобы предотвратить это, но все равно это было невероятно удручающе. Джон и Гарри ничего не сказали во время собрания, но кто-то из остальных отметил, что они очень помогли убедить людей, что все ресурсы станут доступны в ближайшее время, и периодически предлагали что-то для этого. Я поблагодарил их обоих за это.

Наконец собрание закончилось, и я попросил всех покинуть конференц-зал, кроме Гарри и Джона. Они оба кивнули, и после того, как остальные вышли, Джон закрыл за ними дверь, и тяжело уселся на стул. Под его глазами были мешки, у Гарри тоже.

– Господа, вы смогли хотя бы немного поспать? – спросил я.

– Не очень, Карл. Я пару часов подремал прошлой ночью здесь же на стуле, – признался Джон.

– То же самое, мистер президент, – добавил сенатор Рейд.

– Гарри, думаю, можем пока отложить все титулы. Нас тут всего трое, и ты уже давненько зовешь меня Карл, и обычно еще что-нибудь к этому добавляешь, – усмехнувшись, сказал я. Он фыркнул и улыбнулся, но кивнул. – Слушайте, у меня есть вопрос. Насчет президента, есть какой-нибудь шанс?

Оба вздохнули и тяжело переглянулись. Первым ответил Гарри:

– Не особо. Почти никто не выбрался оттуда после того, как здания обрушились. Есть пара человек, которых завалило в подвалах, но они изначально были там. Сверху? Никого!

– Джон?

– Карл, я бы хотел возразить, но не могу. Нам придется выставлять тебя на присягу. Мы можем ее отложить, но это дохлый номер. Нам очень повезет, если мы что-нибудь сможем найти в этом бардаке. Я слышал, что один из главных спасателей говорил что-то о том, чтобы просеять все через сито, чтобы найти что-нибудь еще, кроме пыли, – и он наклонил голову и добавил: – Тут речь о кусочках костей, обручальных кольцах и кошельках, об этом!

– Господи! – они же будут годами это все просеивать! – И что нам теперь делать? Что вы думаете делать?

Гарри посмотрел на Джона и затем повернулся обратно ко мне.

– Карл, сегодня мы с Джоном будем звонить Дэнни Хастерту и Тому Дэшлу. Тебе нельзя быть здесь, ну, в смысле, во время звонка. Нельзя, чтобы видели, что ты все контролируешь. Да и они наверняка с тобой сами сегодня свяжутся.

– А потом что? – надавил я.

– Они с тобой сегодня свяжутся позже. Пока что это все, что я скажу.

Я устало кивнул, уступая. Я мог предположить всего два варианта развития событий. Либо они решат поставить меня президентом, либо же решат дождаться момента, когда они смогут удостовериться, что Джордж Буш погиб, что могло занять годы, если такое вообще возможно. Если они выберут второй вариант, то я стал бы самым неудачливым из президентов-неудачников, провалившимся, не успев начать. Была даже возможность, что они заставили бы жить в особняке вице-президента до самой присяги, отчего я стал бы национальным посмешищем.

– Ладно, – и я поднялся. – Парни, я от вас отвяжусь. Я пойду немного поговорю с Руди, и потом возвращаюсь обратно в Вашингтон. Вы доделывайте свои дела, затем снимите номер и поспите. Вы ничем не сможете помочь, если свалитесь от усталости.

Они оба молча кивнули, мы пожали руки и я покинул конференц-зал. Через час я уже летел обратно в Вашингтон в компании Троих Друзей. По пути мы поговорили с заместителем главы управления гражданской авиации и обсудили планы по восстановлению полетов к концу недели. Мы решили начать не спеша, и сконцентрироваться сначала на том, чтобы доставить людей домой, а затем подтянуть остальное. К утру субботы полеты должны были быть восстановлены.

К тому времени, как мы прилетели в Эндрюс и готовились пересесть на Маrinе Тwо, чтобы долететь до Белого Дома, мне поступил звонок, что Дэнни Хастерт и Том Дэшл хотели меня видеть. Я сказал им, что это станет моим первым приоритетом. К четырем часам мы добрались до Белого Дома и я отпустил Троих Друзей восвояси, а сам направился в свой кабинет. Дэнни и Том уже были там. Я пригласил их в свой кабинет и закрыл дверь.

– Как у нас дела? – спросил я.

– Как там обстановка, мистер президент? – спросил Том Дэшл, лидер большинства в Сенате.

– Не знаю, что вам сказали Джон и Гарри, парни, но словами это не описать. Берни Керик сказал, что он видел Ад. Там не осталось ничего, кроме развалин и пыли, – сказал ему я.

Том посмотрел на Дэнни Хастерта, спикера Палаты и Республиканца, и Дэнни кивнул ему. Том набрал воздуха и сказал:

– Нам нужно, чтобы вы дали присягу, сэр. Мы оба поговорили с Гарри и Джоном, и с нами была еще пара человек. Они были весьма убедительны. Там ничего не осталось, и без шансов

Я кивнул и взглянул на них.

– Не помню точно, кто это сказал, Гарри или Джон, насчет того, что даже были планы просеять все развалины и пыль через сита и решета, чтобы найти кости и что-нибудь, как можно опознать человека. Я никогда не видел ничего подобного! Не думаю, что я сам бы такое смог.

Дэнни пробурчал что-то, не веря своим ушам, и затем отогнал эту свою мысль. Он посмотрел на меня и сказал:

– Карл, когда ты хочешь дать присягу? Как нам это сделать?

Я слегка ему улыбнулся.

– Я на ходу сочиняю! Черт, как нам проводить государственные похороны без самого виновника? Ответьте-ка мне? – и оба вытаращили на меня глаза. – В любом случае, сегодня четверг. Я, конечно, не уверен, но думаю, что нам нужно одобрение кабинета министров, как и тогда, когда они объявили меня действующим президентом. Если бы у нас были неопровержимые доказательства, что президент мертв, этого бы не потребовалось, но это может занять годы.

Это было бы здорово. Мы можем созвать их, и мы с Дэнни заодно сможем привлечь и председателя Верховного Суда Ренквиста, – ответил Дэшл. – Как только пройдет голосование, он сможет принять вашу присягу.

– Я созову собрание всех министров утром.

– Очень хорошо, мистер президент, – согласился Дэнни.

Они уже собирались уходить, когда меня посетила одна мысль.

– Подождите минутку, господа. Позвольте мне подкинуть вам идейку, – они переглянулись и сели обратно в кресла. – У меня есть кое-какие сомнения. В Конгрессе и в остальном мире могут быть люди, которые подумают, что я не легитимный президент Соединенных Штатов. Я не избирался, я тороплю события, настоящий президент под завалами, и я мешаю спасательным операциям – ну, полагаю, дальше вы можете догадаться. Можете ли вы уточнить им, что в потенциале это может обернуться огромной проблемой, и не только для меня самого, а еще и для страны? Когда мы выясним, кто это сделал, мы развяжем войну, и нам не нужны лишние вопросы.

– Я вас понял, сэр, – ответил спикер.

Сенатор Дэшл немного помедлил с ответом, но он тоже кивнул и согласился.

– Ну, не то, что бы я устроил инаугурационный бал из этой катастрофы, но нам нельзя прятать это в конференц-зале Белого Дома. Нам нужно, всем нам, чтобы это вышло в массы, и как можно обширнее.

– Наверное, у Капитолия и по телевидению, – предложил Хастерт.

– И как нам тогда голосовать? А что, если кто-нибудь заупрямится и проголосует против? Вам такое на телевидении не нужно? – парировал Дэшл.

– Ой! Нет, это было бы паршиво! – согласился я. – А что насчет такого? Вы приходите на собрание кабинета министров завтра утром. Вы сообщаете им то, на чем сошлись, и пускай они голосуют. Если все единогласны, то завтра вечером мы проделаем то же самое у Капитолия в прямом эфире, и Ренквист примет мою присягу.

– Вы собираетесь выступить потом?

– Я могу. Это будет небольшое выступление, но мне наверняка стоит его дать. Что-нибудь о том, как демократия продолжает жить, или что-нибудь подобное. Я не рассчитываю на огромную речь или читать положение о стране, – сказал им я.

– Что до меня, думаю, что это можно позволить, – согласился он. – Дэнни?

– Согласен.

Я встал, поблагодарил их и проводил на выход, и затем дал приказ о собрании кабинета министров на утро. Затем я вернулся к работе.

Домой я вернулся в тот вечер относительно вовремя. Я все еще жил в Военно-Морской обсерватории, а Мэрилин с девочками (и Шторми) были дома в Хирфорде. Тогда они вернулись в школу, и если все прошло бы по плану, то завтра они пошли бы снова в школу. После этого они могли бы вернуться на церемонию дачи присяги. Я съел свой поздний обед и немного посмотрел СNN.

По новостям все было вперемешку. Все говорили, конечно же, про атаки одиннадцатого сентября, но там была куча всего. Были репортажи с места катастрофы (и практически ничего из Пентагона) с отрывками, где спасатели и парни в касках пытались разобраться в этих завалах. Они постоянно крутили кадры, как кого-то вытаскивали, но таких было очень мало. Поверх этого были обширные предположения о статусе президента, которые переходили в обсуждение моего статуса действующего президента и моей поездки на место в тот день. Также обсуждали мой визит вместе с первым президентом Бушем, и было несколько кадров с Гарри Рейдом и Джоном Бейнером, которые общались с журналистами в Нью-Йорке. Было очень бурное обсуждение того, что они там делали, и с кем обговаривали сделанные выводы.

Также обсуждались и мои действия за предыдущие дни, когда я зачистил управление гражданской авиации, ФБР и ЦРУ. Раш Лимбо объявил мои действия (на основе своего обширного юридического опыта, несомненнно) противоречащими Конституции, и оправдал мой импичмент. Это подстегнуло все основные телеканалы вызвать к себе юристов в качестве гостей, чтобы прочесть положения законов. Им нужно было забить чем-то двадцать четыре часа эфирного времени.

Я уже вылезал из своего кресла, чтобы пойти спать, когда по телевизору показали позднюю срочную новость.

– Мы только что получили сведения – из неподтвержденного, но доверенного источника – сведения, что завтра лидеры Конгресса сообщат кабинету министров, что президент Буш считается пропавшим без вести, и считается погибшим, и что они рекомендуют провести присягу ныне действующего президента Бакмэна в президенты! – и я застыл и стал слушать.

Эта новость была точна на девяноста процентов, и было очевидно, что кто-то из лидеров Конгресса слил эту информацию. После этого я уже отправился спать.

В девять часов утра в пятницу я был в палате кабинета министров. В этот раз Томми Томпсон и Энн Венеман лично присутствовали, и я позаботился о том, чтобы поблагодарить их за то, что они вернулись в город. Дик Чейни тоже был и выглядел все так же упрямо, но я разговаривал до этого с Фрэнком Стуффером и он подтвердил, что президент Буш общался с Чейни, прежде чем поехать в Кэмп Дэвид. Я надеялся, что он не будет вести себя как мудила. Так же там были и Дэнни Хастерт с Томом Дэшлом. В то время все телеканалы уже вещали о том, что сегодня в кабинете министров будет приниматься важное решение, касающееся Двадцать Пятой Поправки.

Мы начали с приветствия гостей из Конгресса.

– Спикер Хастерт, лидер большинства Сената Дэшл, благодарим вас, что пришли. Когда мы с вами вчера говорили, вы связывались с руководством Конгресса. Вы это сделали? – спросил я.

Я не знал точно, репетировали они это или нет, но Дэнни Хастерт ответил:

– Да, мистер президент, связались. Мы вчера поговорили и с Джоном Бейнером, и с Гарри Рейдом, и пришли к выводу, что президент Буш пропал и его уже стоит считать погибшим. Мы здесь для того, чтобы порекомендовать кабинету министров провести голосование, чтобы сделать вас президентом.

На это в палате начались перешептывания, а Чейни покраснел как рак, и казалось, будто он сейчас взорвется, но он удержал рот на замке. С его проблемами с сердцем он был почти на грани сердечного приступа!

Заговорил генеральный прокурор:

– Мистер президент, я связывался по этому поводу с председателем Верховного Суда Ренквистом, и в этот раз я бы хотел пригласить его сюда.

– Он здесь?

– Да, сэр, вместе с другими лидерами Конгресса. Думаю, что нам стоит пригласить сюда всех.

Я заморгал, но кивнул.

– Они тоже здесь? Меня устраивает.

Эшкрофт повернулся к стоящему неподалеку агенту Секретной и поманил его к себе, а затем что-то тихо шепнул. Тот ушел и через пару минут вошли все остальные, помимо Гарри и Джона, лидеры Конгресса вместе с Биллом Ренквистом. Я встал и поприветствовал их. Я был уже многие годы знаком с конгрессменами и сенаторами, но не думаю, что видел председателя Верховного Суда больше, чем пару раз.

– Мистер председатель, я рад, что вы смогли прийти. Полагаю, что генеральный прокурор держал вас в курсе того, что происходит.

– Благодарю вас, мистер президент. Да, за последние пару дней я несколько раз общался с генеральным прокурором. Его беспокоило любое возможное неверное толкование Двадцать Пятой Поправки. У нас до этого подобных прецедентов не было, как я уверен, что он вам и сообщил, – ответил Ренквист.

Он занял место рядом со мной, на моем бывшем месте вице-президента.

Я вздохнул и кивнул:

– Да, сэр, сообщил. Я сказал ему, что мы импровизируем на ходу. Надеюсь, что вы сможете посидеть с нами и сказать, что то, что мы делаем – законно. Я бы предпочел не садиться в тюрьму.

На это раздалась пара смешков, но не слишком много, пока председатель Верховного Суда не улыбнулся и не ответил:

– Вы всегда можете написать себе помилование, сэр, – я тоже улыбнулся, и он продолжил: – Хотя если серьезно, то, что вы делаете, выходит за рамки моего понимания этой поправки. С другой стороны политическая реальность такова, что сейчас выход за рамки мог бы стать лучшим выходом для нашей страны. Учитывая сказанное, я бы предложил передать слово генеральному прокурору Эшкрофту, как вы сделали во вторник утром, насколько я знаю.

– Конечно, сэр, – и я повернулся к генеральному прокурору и сказал: – Ваш выход!

Джон Эшкрофт поднялся и сказал:

– Ну, я намерен повторить процедуру, которую мы проделали во вторник. Я пройдусь по списку всех членов кабинета министров и спрошу: «Да или нет?». Положительный ответ означает, что Карл Бакмэн становится президентом, а отрицательный – что он останется временно действующим президентом, – затем он взял ручку и блокнот и спросил: – Генеральный секретарь, да или нет?

Дик Чейни побагровел, и больше ревел, чем говорил, но ответил «Да». Я видел, как многие облегченно вздохнули. Эшкрофт не обратил внимания на этот спектакль и продолжил идти дальше по списку. Решение было единогласным. После этого он повернулся к спикеру палаты и сказал:

– Я общался с председателем Верховного Суда и на этот счет. Этого нет в Двадцать Пятой Поправке, это не является обязательным, но мы оба считаем, что это может принести огромную пользу, если я спрошу об этом еще и вас. Господин спикер, да или нет?

С нами в палате были спикер палаты вместе с лидерами и организаторами большинства и меньшинства и Палаты, и Сената, кроме Джона и Гарри, которые летели домой. Эшкрофт прошелся по их списку, и все были единогласны. Дэнни в конце добавил, что и Джон и Гарри также проголосовали «За».

– Мистер президент, как вы хотите провести эту процедуру? – спросил председатель Верховного Суда.

В этот момент вклинился и сказал:

– Прошу прощения, мистер президент, но вы все еще хотите сделать это на камеры, как мы вчера обсуждали?

Я кивнул.

– Как я уже говорил, я знаю, что это не инаугурация, но думаю, что страна захочет это увидеть. Хотя вам решать, господа. Капитолий – это ваше здание.

– Ну, сделаем это как послание президента. Соберем всех, дадим Джону главенство, примем вашу присягу, и вы скажете коротенькую речь. Кто будет отсутствующим?

– Им буду я! – решительно прорычал Чейни. Во время всех посланий президента всегда есть «отсутствующий», это член кабинета министров, который может стать президентом в случае, если кто-нибудь решит разбомбить Капитолий. – Будь я проклят, если захочу увидеть этот балаган!

Дэнни Хастерт не собирался прогибаться под Чейни.

– Меня устроит, но если ты там присутствовать не собираешься, то тогда пишешь свое одобрение прямо здесь и сейчас. Джон, дай ему лист бумаги!

Чейни надул ноздри, но на него смотрели уже все присутствующие. Эшкрофт молча подтолкнул бланк по столу в его сторону. Чейни нацарапал на нем что-то, затем встал и унесся из палаты. Это было чертовски грубо, но я не собирался раздувать из этого историю и я был рад полюбоваться на его спину. Одним из моих первых дел стало бы заменить Чейни.

Дэнни взял бланк, сложил его и убрал в карман пиджака.

– Ладно, увидимся вечером в восемь. Мистер президент, поручите Ари Флейшеру запустить план в действие. В остальном же мы уходим и не мешаем вам работать.

– Согласен, – и я встал. – Господа, увидимся этим вечером. Благодарю вас.

Возвращение к работе подразумевало поручение Ари Флейшеру подготовить все для этого вечера, звонок Мэрилин, чтобы сообщить ей о том, что в ближайшее время произойдет, и звонок в Кэмп Дэвид и разговор с первым президентом Бушем.

Это был содержательный разговор. Он сказал мне, что Гарри Рейд и Джон Бейнер созванивались с ним прошлым вечером после разговора с лидерами Конгресса, так что для него это не стало неожиданностью, когда поступили неотвратимые новости. Президент предложил приехать на церемонию в Вашингтон, но для Барбары, Лауры и девочек это было бы слишком, слишком рано. Я пообещал, что не буду переезжать в резиденцию президента, пока они не будут готовы съехать сами. Честь офиса или нет, это все-таки было бы слишком нагло! Он пообещал сесть и поговорить со мной, отметив, что он делал то же самое и с Биллом Клинтоном и с Джорджем-младшим. Затем он задал интересный вопрос:

– Вы уже общались со своим сыном? Где он сейчас размещен?

– Он в Кэмп Леджен. А что такое? – ответил я.

– Доставьте его сегодня вечером к Капитолию. Это все театр. Доставьте его туда в форме, и чтобы он сидел со своей матерью и сестрами.

– Угу. Я сам рассчитывал оставить его в покое. Я не хотел бы на него влиять…

– Карл, это до смешного наивно! Вы уже не конгрессмен. Вы президент Соединенных Штатов! Парни из Пентагона уже не оставят его так просто в покое. Если вы хотите, чтобы у него была хоть сколько-то нормальная жизнь, вам нужно хватать быка за рога и разобраться с ними. А теперь, после того, как мы положим трубку, вам нужно связаться с вашим советником по ВМС, чтобы вашего сына уже отправили на самолет!

Я издал смешок.

– Да, сэр. Простите меня за такое, но вы все еще звучите, как президент.

– А то, Карл! Еще бы!

– Очень хорошо, сэр. Я подчинюсь этому приказу. Пожалуйста, сообщите вашей семье, что мы с Мэрилин молимся за них, и что мы надеемся увидеть их в будущем.

– Спасибо, Карл, и удачи и вам, и вашей семье тоже.

После того, как я положил трубку, я позвонил Джошу Болтену и передал ему то, что мне сказал президент Буш.

– Итак, как нам привезти сюда Чарли? – спросил я.

– Нам нужно достать сюда Майка Миллера, вот как.

Я почувствовал себя идиотом, но я настолько сильно выпал из всего за последние несколько месяцев, и в этом месте работала уйма народу.

– Ладно, кто такой Майк Миллер?

– Он возглавляет военное управление Белого Дома. Если он сам не сможет этого сделать, то он знает, кто сможет.

– Ну, тогда хватит болтать со мной и позвони ему. Приведи его сюда, когда найдешь. Спасибо, – и я повесил трубку и начал набрасывать заметки о том, что хочу сказать вечером.

Я не хотел говорить долго, и было бы неуместно говорить о чем-то законодательном, как в том же послании президента. Мне нужно было нечто воодушевляющее и патриотичное, нечто, что дало бы людям понять, что у нас все еще есть действующее государство, и оно убережет их. Я позвонил еще и Мэтту Скалли с Майком Герсоном, чтобы они зашли.

Прежде, чем они пришли, ко мне вернулся Джош с капитаном флота ранга О-6, который по цепочке был намного выше ранга О-3 армейского капитана, которым был я. – Мистер президент, это капитан Миллер. Он может вам помочь, – сказал Джош.

Я поднялся и обошел свой стол, чтобы поприветствовать капитана Миллера. Наверняка я видел его мимоходом, но не был уверен, что мы общались.

– Капитан, у меня есть небольшая проблема, и, может, вы могли бы мне помочь или хотя бы правильно направить.

– Да, сэр. Чем только смогу помочь.

– Это случай личной нужды. Мой сын служит ефрейтором в Кэмп Леджен. У меня не было возможности даже позвонить ему и сообщить об этом, и я не в курсе того, что он сейчас делает, но он нужен мне в Вашингтоне сегодня вечером.

Капитан Миллер даже глазом не моргнул.

– Да, сэр. Я решу этот вопрос. Кому он должен докладывать и какая нужна форма?

Я сперва раскрыл рот, но не ответил.

– Капитан, кажется, вы будете поумнее меня. Мне это нравится! Ему нужно быть у Капитолия в восемь часов, когда я буду давать присягу. Вам нужно доставить его в особняк у Военной-Морской обсерватории. А мы позаботимся, чтобы у него были все нужные формы, которые только понадобятся. Думаю, что синий мундир будет слишком?

– Он идет больше как смокинг, сэр. Ему стоит надеть свой комплект А. Мы дадим ему знать.

– Хорошо.

– С вашего позволения, сэр? – спросил он.

– Благодарю вас, капитан. Уверен, что мы еще пообщаемся с вами. Надеюсь, вы доставите его вовремя.

– Сложное мы проделываем сразу же. А невозможное занимает еще минуту, – и он развернулся и вышел.

Джош улыбнулся:

– Ситуация паршивая, мистер президент, но мы обернем ее на пользу.

Я жестом предложил ему сесть в кресло и сам прошел к креслу напротив. Когда он сел, я спросил:

– Мы сможем объединить штаты сотрудников?

– Вполне. Кто-то из них может работать только с вице-президентом, и они останутся в резерве до тех пор, пока вы не назовете кого-нибудь. Фрэнк Стуффер подойдет. Разве что он еще до ужаса зелен…

– Фрэнк быстро схватывает и был со мной еще со времени кампании. Давай взглянем, как он подстроится.

Джош кивнул.

– …согласен, сэр. Но я не уверен насчет другого вашего парня, Картера. Пресс-секретарь вице-президента делает совсем немного, и не думаю, что это в его натуре, – я уже хотел что-то сказать в ответ, но Джош поднял руку, чтобы удержать меня от реплики. – Учитывая сказанное, это не значит, что он глуп. Если у него не получится в кабинете прессы, мы можем перевести его куда-нибудь еще. Это же тот гей, так?

– Это разве проблема, Джош? – спросил я. – Картер был отличным и лояльным помощником для меня еще со времен, как я был в Конгрессе.

– Эй, для меня это не проблема. Я просто говорю, он же Республиканец? Половина его же партии хочет его распять и сжечь!

Я фыркнул.

– Знаешь, я как-то раз его об этом спросил, еще когда Роув хотел его уволить. Он сказал мне, что его сексуальность – это не то, что является его основой, и что даже гомосексуалисты могут хотеть сильное и безопасное государство с разумными налогами и сбалансированным бюджетом.

Настал черед Болтена фыркать и пожимать плечами.

– Не могу с этим спорить. Просто может быть лучше держать его подальше от глаз общественности.

– Джош, если он не справляется, или ему не нравится работа – это одно дело. Я не собираюсь хоронить его в подвале, чтобы угодить религиозным правакам. Черт, да они все равно меня недолюбливают! Если мы хотим снова сделать нашу партию привлекательной для молодежи, то нам нужно принимать больше женщин, геев, латиносов, негров – кого ни назови! Мы не можем оставаться партией белых стариков. Знаешь, что происходит с белыми стариками?

– Что?

– Они становятся мертвыми белыми. Нам нужна свежая кровь в нашей партии, или же я стану последним Республиканским президентом на очень долгое время.

Джош усмехнулся мне.

– Удачи с продвижением этой идеи. Может, вы и правы, но мы оба знаем людей, которые не захотят это слушать.

– Я не обвиняю тебя, Джош. Я просто говорю о том, что цифры не врут. Я знаю, что обо мне говорят, но, знаешь, я не собираюсь надевать робу и молиться на Ленина и Маркса.

– Мистер президент, я понимаю, о чем вы. С другой стороны, вы наверняка слышали старую пословицу о проблемах с припоминанием, что вы собирались осушать болото, когда вы по пояс в аллигаторах. У нас есть куча аллигаторов, и некоторых из них вы вырастили сами.

– Увольняя людей.

– Не хотелось бы быть грубым, но да.

– Вполне честно, – ответил я. – Нам нужно будет заменить некоторых людей. Сейчас важнее всего будут ФБР и ЦРУ. И Чейни тоже.

Джош казался огорченным.

– Джош, он со мной нормально даже разговаривать не может, уже не говоря о том, чтобы со мной работать. Не важно, чтобы ты не думал о направлениях, куда мне, по-твоему, стоит двигаться, ты знаешь – мы не можем так работать.

Он печально посмотрел на меня, но кивнул:

– Я понимаю, сэр. Хотя приятным это не будет.

Мы провели следующие полчаса, обсуждая возможные изменения персонала. Некоторые из лучших могли быть квалифицированы более, чем в одной сфере, остальных же я не знал так хорошо, и ему нужно было достать мне проработанные биографии. Всем, кого я выбрал, нужно было предстать перед Сенатом на слушании для подтверждения, и было понятно, что их бы рассматривали очень тщательно.

Прежде, чем уйти, Джош спросил:

– А что насчет нового вице-президента?

– Добавь это к списку аллигаторов, Джош.

Он ушел, и я приказал не назначать больше никаких встреч или собраний на ближайшие пару часов. Мне нужно было поразмыслить и сделать пару телефонных звонков. Я уже успел узнать, что у меня куча пропущенных личных звонков, и было самое время с ними разобраться. Первой была Мэрилин, и я просто рассказал ей последние новости по сегодняшнему графику, и что Чарли прибудет на церемонию принятия присяги. Мы бы смогли его увидеть вечером и поговорить, прежде чем отправить его обратно к морским пехотинцам.

После того, как я попрощался, я набрал Сьюзи на домашний. Она была на работе, но дома был ее муж Джон, закончивший свою смену.

– Карл, это правда?! – спросил он.

– Настолько, насколько возможно. Как у вас дела?

– Пока что неплохо. Нас уже пытались достать несколько репортеров, но я убедил своих, чтобы рядом с домом была патрульная машина, и Сьюзи подвозят мои ребята.

– Это ожидаемо, – сказал я. – Простите за это, но думаю, что все успокоится через день-два.

Он согласился:

– Наверное. Может, мне повезет и мне придется кого-нибудь застрелить.

– Звучит весело. Знаешь, могу выписать вам помилование, – со смехом ответил я.

– Я это передам, – а затем он уже серьезно сказал: – Что нам с этим делать? Я прошлым вечером разговаривал с Джеком. Он умудрился позвонить из Таравы. Эти ребята готовы рвать! Они уже хотят отправиться убивать кого-нибудь.

– Джон, я не могу уходить в подробности, но когда будешь с ним говорить, передай, что я согласен. Когда наступит время – мы бросим на это все силы, и если мне будут нужны морские пехотинцы, я не забуду про него и Чарли.

Он спросил:

– Ты уже говорил с Чарли?

– Да. Его доставят сюда. Он будет этим вечером с нами, когда я буду давать присягу. Посмотри это по телевизору.

– Хорошо!

– Мне пора. Передай Сьюзи, что мы позвоним на выходных.

– Удачи.

Мы попрощались и дальше я позвонил Таскам и поговорил с Таскером. Я пообещал, что мы соберемся вместе как можно скорее. Он сказал мне, что Мэрилин уже обсуждала это с Тессой. Потом мы еще немного пообщались, и затем я позвонил в Институт Возрождения Америки.

Ну, на самом деле сам я звонков не совершал. Даже сотовый телефон президента проходит через АТС Белого Дома в старом здании Администрации. Все звонки, и входящие, и исходящие, проходят через нее и записываются. Я частенько задумывался о том, сколько звонков туда поступает от маленьких детей, которые просто играют с маминым сотовым и просто в случайном порядке нажимают на кнопки. Такое должно было хоть раз случиться! В моем же случае я просто поднимал трубку и сообщал, с кем хочу поговорить, затем клал ее обратно. Дальше уже совершался звонок второй стороне, где им говорили оставаться на линии, и затем перезванивали мне и соединяли.

Так вот в этот раз я попросил соединить меня с Марти Адрианополисом из ИВА, и затем положил трубку. Через пару минут телефон зазвонил, я снова взял трубку и сказал:

– Алло.

– Карл, это ты? Это что, правда? – услышал я голос старого друга.

– Хэй, Марти, рад снова тебя слышать.

– Ты президент? Господи!

– Я выражаюсь примерно так же. Как у тебя дела? Прости, что раньше не позвонил, это был просто сумасшедший дом, – признался я.

– Еще бы! Как с этим справляются Мэрилин и дети?

– Пока что неплохо. Сегодня они дома, но вечером будут у Капитолия, когда я буду давать присягу. Чарли тоже приедет из Кэмп Леджен.

– Карл, чем могу помочь?

Я издал смешок.

– Знаешь кого-нибудь честного, кто хотел бы пойти ко мне работать?

– Тут явное противоречие в терминах, да? – ответил он.

– Ты даже не представляешь, какое! В некоторые момент я даже задумываюсь, что Диоген был оптимистом! – Марти на это расхохотался, и я спросил: – Не хочешь здесь поработать?

– Кем?

– Понятия не имею. Могу взять тебя в штат. Не думаю, что у тебя есть опыт работы для управления ЦРУ или ФБР.

– Да, я читал об этом. Ходят слухи, что тебе силой пришлось вывести Вулфовица из здания. Вот же чертов мудак!

– Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть эту историю, – сказал я ему.

– Ну, ты меня не потянешь. У моей жены большие запросы.

Я только и мог, что рассмеяться на это, поскольку это было правдой. Я дал ему президентский приказ как-нибудь в скором времени приехать меня навестить.

Позже в тот день зазвонил телефон внутренней связи и секретарша сказала:

– К вам посетители, сэр.

Они знали, что я был не на телефоне, потому что это проходило бы через них.

– Впустите их.

Раздался стук в дверь и затем она открылась. Вошел капитан Миллер, и за его спиной был кто-то еще.

– Докладывает капитан Миллер с одним солдатом, сэр, – и он отступил в сторону, и вторым оказался Чарли в полевой форме морских пехотинцев (камуфляжная версия полевой формы, которую в свое время носил я), и выглядевшим несколько озадаченным. Но привычки пехотинца берут свое, и когда капитан Миллер встал по стойке «смирно», хоть он и улыбался, Чарли автоматически сделал то же самое.

Я улыбнулся Миллеру и сказал:

– Вольно, – Миллер сразу же расслабился, а Чарли на это потребовалась пара секунд.

– Пап, что происходит? Это все по-настоящему? – запнулся он.

– Чарли, рад снова тебя видеть. Рад, что тебя нашли. Кстати, где ты был?

– Я был на стрельбище! А потом внезапно все отменили, приземлился капитан в вертолете, и он приказал мне и сержанту вернуться в казарму и собрать вещи. У меня даже не было времени в туалет сходить и в порядок себя привести! А потом меня запихнули в вертолет и повезли в Нью-Ривер, где меня запихнули в самолет, который сел в Эндрюсе. И вот я здесь!

Я мог только расхохотаться. Капитану Миллеру я сказал:

– Поздравляю, вы доставили его сюда.

Затем я повернулся к Чарли и спросил:

– Так ты в туалет-то сходил?

– Да, сэр, в Нью-Ривер.

Я кивнул:

– Хорошо. Короче говоря, Чарли, сегодня вечером я даю присягу президента Соединенных Штатов. Твои мать и сестры сегодня днем прилетят из Хирфорда, вообще, они могут уже в любой момент оказаться здесь. Нам нужно, чтобы ты был с ними и в парадной форме. Завтра я верну тебя на базу.

– Ты говорил мне, что не будешь меня забирать из батальона ради подобного, – ответил он.

– И я это и имел в виду. Просто сегодня вечером, по такому случаю, ты нужен мне здесь. Я верну тебя туда, где ты был, завтра. Хорошо?

– Да, сэр.

– Славно. Капитан проследит за тем, чтобы ты попал домой. Мы все еще живем в Военно-Морской обсерватории. Я приеду домой на ужин, прежде чем мы поедем к Капитолию. Мы все еще храним твою форму в твоей комнате. Отправляйся туда, выгуляй Шторми и приведи себя в порядок.

Он улыбнулся:

– Монстра? Она тоже будет с нами сегодня вечером? – к тому времени, как Чарли вернулся домой из командировки, в которой он был, когда мы взяли Шторми, она уже была гигантской, он начал называть ее «Монстром».

– Это нам еще не хватало! – засмеялся я. – Нет, думаю, что она останется дома. Слушай, я обещаю, что поговорю с тобой обо всех изменениях, когда доберусь домой, – и я направился в сторону двери из своего кабинета и остальные двое последовали за мной.

В дверях Чарли остановился и повернулся ко мне.

– Пап, кто это сделал? Когда будем отвечать?

– Над этим еще работаем.

– Я хочу участвовать! Все парни хотят! Мы должны что-то сделать!

– Как я уже сказал, мы над этим работаем. Если мне понадобится морская пехота, я знаю адрес, – только не в мою смену!

– Да, сэр, – он направился на выход, и снова остановился. – Кто мог сотворить такое?

– Монстры, Чарли. Монстры, – и я сказал капитану Миллеруя: – Убедитесь, что он попал домой. Благодарю вас.

Монстры – прямо как я.

В Военно-Морскую обсерваторию я приехал самым последним. Мэрилин с девочками прилетели сразу же, как только они вернулись со школы. Войдя в дом, я увидел Чарли, который привел себя в порядок и сидел в старой полевой форме и чесал Шторми. Шторми же стонала от наслаждения. В это время девочки сообщили мне, что одной из главных тем для обсуждения по старшей школе Хирфорда стал их статус дочерей президента. Я ответил им, что это дает Секретной Службе право отстреливать ухажеров.

– Не смешно! – сказали они мне.

Мэрилин спросила меня:

– Ты готов к этому?

– Настолько, насколько могу быть готов. Я не могу отступить.

– Тогда мы тоже готовы.

Я засмеялся и сказал:

– Я знаю, что ты сказала, что будешь со мной и в горе и в радости. Это радость или горе?

– Спроси меня через год! – ответила она и обняла меня. – Ты станешь лучшим президентом Америки. Через сотню лет историки будут говорить, что Вашингтон и Линкольн хотели бы быть так же хороши, как ты. Твой день рождения станет национальным – нет, интернациональным! – праздником! В честь тебя будут называть детей. Церкви…

– Ладно, хватит с тебя. Я только надеюсь, что не разбомблю эту страну! А теперь, что на ужин?

– Повар готовит глазированную ветчину. Если захочешь есть, только скажи.

Я улыбнулся.

– Звучит здорово. Давай сейчас и поедим. Переоденусь после ужина.

Мы ушли где-то в четверть восьмого, я был в темном костюме, Чарли надел форму отряда морской пехоты класса А, а дамы были в платьях по колено и на каблуках. Охрана была плотная, за нами ехал целый конвой из машин. Мы ехали в бронированном лимузине, но это был не официальный президентский лимузин. Он был захоронен на парковке под Всемирным торговым центром. Я знал, что Секретная Служба не будет довольна, пока мы не переедем в резиденцию президента, но это не могло произойти до тех пор, пока оттуда не съедут Лаура и девочки. Я не мог их оттуда прогонять. Это было бы довольно низко, учитывая, что это я убил мужа Лауры и отца близняшек.

У Капитолия мы разделились. Мэрилин с детьми бы смотрела на все из галереи, как и во время послания президента в прошлом январе. Меня же отправили прямиком в кабинет спикера, где Дэнни Хастерт разбирался с церемонией. У нас действительно не было ни одного прецедента для такого. Это не было инаугурацией, которая была просто поводом для большой вечеринки. Также, пока все были в комнате Палаты, это не было сплошняком улыбками и поздравлениями. Дэнни сказал мне, что всем сказали быть тихими и грустными.

– Я поручил Джону и Дэйву говорить всем сдерживаться. Никто не будет тянуться к тебе, чтобы пожать руку на проходе и куда бы ты еще ни пошел, – сказал он мне.

– Давай сделаем лучше. Когда двери откроются, как насчет того, чтобы главы Палаты и Сената, лидеры и организаторы большинства и меньшинства, итого восемь человек, провели бы меня по проходу в строю. Ты можешь уже сразу сидеть на своем месте. А им все равно нужно будет быть впереди, чтобы проголосовать. Эшкрофт же все еще собирается просить их проголосовать? – спросил я.

– Да. Я говорил с ним десять минут назад. После того, как вы войдете, мы передадим ему слово, чтобы он начал голосование, – и он подтолкнул мне сценарий церемонии. – Давай просто понадеемся, что нам не придется раскапывать подобное в будущем.

– Согласен!

– Ты приготовил, что будешь говорить? – спросил он.

Я похлопал себя по пиджаку.

– Я поручил Мэтту и Майку состряпать нечто коротенькое. Я долго говорить не буду, но все-таки пару слов сказать должен.

– У тебя есть хотя бы какие-нибудь мысли, как нам проводить похороны без тела? – спросил он.

Я пожал плечами.

– Я поручил парням набросать что-нибудь насчет того, что на следующей неделе мы начнем месяц национального траура. За выходные придумаем что-нибудь еще. Черт, Дэнни, мне было восемь лет, когда убили Кеннеди! Я сам только помню, что это подпортило мой график просмотра мультиков! Кому-нибудь все равно придется пройтись по архивам.

Мы пообщались еще немного, пока я просматривал на план проведения церемонии, и раздался стук в дверь. Затем в проеме показалась голова кого-то из помощников.

– Нам нужно приготовиться.

Я взглянул на Дэнни и кивнул. Он ответил помощнику:

– Лидеры и организаторы уже там?

– Да, сэр.

– Пошли.

Он повел нас из своего кабинета в коридор, где нас ждали остальные. Сверкнула вспышка, и я понял, что там был фотограф. Не один из репортеров, а архивный фотограф президента. На весь остаток своего президентского срока я был бы под постоянным надзором.

Там же были и Джон Бейнер с Гарри Рейдом, и я поблагодарил их за возвращение.

– Есть изменения? – спросил я.

Джон печально покачал головой, а Гарри просто ответил:

– Нет, мистер президент.

– Благодарю вас.

Дэнни посмотрел на свои часы, построил нас и затем сказал:

– По сигналу вы просто провожаете президента по проходу и занимаете свои места. Ждите здесь, пока за вами кто-нибудь не придет.

Мы что-то пробубнили и он ушел.

Через пару минут примчался тот же помощник.

– Они уже готовы, господа.

Джор Бейнер взглянул на меня и спросил:

– Ты готов к этому, Карл?

– А кто готов? – печально улыбнувшись, ответил я. – Это работа, на которую я подписался, Джон. Сделаем это.

Я пошел вперед, а остальные расступились и последовали за мной. Справа от меня было двое Республиканцев, слева – двое Демократов, с каждой стороны было по два конгрессмена и по два сенатора. Я не хотел, чтобы кто-то потом твердил о том, что я не был «двухпартийным», или еще какую чепуху.

Мы остановились перед огромной двойной дверью, которая затем открылась, и зычный голос парламентского пристава Палаты объявил:

– Господин спикер, представляю действующего президента Соединенных Штатов Америки!

На меня уставились несколько пар глаз, а я же решительно кивнул и вышел. Остальные шли в ногу, когда я зашагал по проходу. Стоял тихий шепоток, но это было самой тихой обстановкой, которую я здесь когда-либо заставал. Мы прошли до самого конца прохода и я поднялся на подиум. Я молча дождался, когда все займут свои места. Также на своих местах были и члены кабинета министров, судьи Верховного Суда и начальники военных штабов. Я взглянул на членов кабинета министров и заметил Эшкрофта, державшего кожаный планшет. Он слегка кивнул мне, и настала пора действовать.

– Господин спикер, я приглашаю сюда выступить генерального прокурора, – и затем я отступил от подиума.

Я увидел, как Джон поднялся и вышел вперед, затем я отошел на свое обычное место рядом со спикером. Тогда-то я и увидел первого президента Буша, сидящего рядом с Дэнни с другой стороны. Он сидел с пустым выражением и просто смотрел вперед.

Джон Эшкрофт встал за подиумом и раскрыл свой планшет. Затем он взглянул на всех присутствующих и начал говорить.

– Господин спикер, господин временный председатель, конгрессмены, сенаторы, отдельные гости… Согласно статье четвертой Двадцать Пятой Поправки, во вторник одиннадцатого сентября 2001-го года кабинет министров единогласно проголосовал, чтобы утвердить вице-президента Бакмэна как действующего президента страны. Сегодня мы встречаемся, чтобы снова проголосовать, чтобы утвердить действующего президента Бакмэна как законного президента и принять его присягу. Я консультировался с председателем Верховного Суда Ренквистом, как нам стоит действовать.

Затем он начал говорить уже несколько более формальным тоном.

– Конгрессмен Бейнер, сенатор Рейд, вы вернулись с места катастрофы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, где вы наблюдали проведение спасательных операций. Как вы считаете, есть ли шансы, что президента Буша найдут живым?

И Джон, и Гарри встали и громко сказали:

– Нет!

Я быстро взглянул на бывшего президента Буша, по его лицу текли слезы, но он продолжать сидеть прямо. Я вспомнил, как где-то слышал о том, что у него уже умер второй ребенок. Их второй ребенок, дочь, умерла младенцем от лейкемии.

Мои размышления длились недолго. Эшкрофт снова заговорил.

– Сейчас я снова опрошу всех присутствующих министров по порядку старшинства. Ответ «да» означает утверждение действующего президента законным, ответ «нет» оставит его на посту действующего. Министр О'Нил?

Пол встал и ясно ответил:

– Да!

– Министр Пауэлл?

– Да.

Когда Джон дошел до своего имени, он ответил «да». Затем он продолжил идти по списку. Все ответили «да». В конце он достал из своего планшета письменное подтверждение голоса «за» от Дика Чейни, вслух зачитал его и попросил, чтобы это было внесено в архив. Затем он продолжил идти дальше по списку руководства Палаты и Сената. Все восемь человек проголосовали «за», как и Дэнни и временный председатель Берд.

– Голосование единогласно. Господин верховный судья Ренквист, не будете ли так добры, принять присягу? – и Джон отошел от подиума и вернулся на свое место.

Затем я поднялся и направилсч к подиуму, как и верховный судья Ренквист. Кто-то из присутствующих тихо охнул, когда также встал и президент Буш. Он шел медленно и безжизненно, в его глазах читались пустота и боль, но он дошел до подиума вместе с нами. Я достал из кармана пиджака свою Библию. Это была та же копия версии короля Якова, на которой я присягал на всех предыдущих выборах, недорогая карманная версия с тонкими листами и застегивающейся обложкой. Ее мне подарила тетя Пег на мою конфирмацию еще до тех времен, как Хэмилтон сошел с ума и у меня все еще была семья. Когда президент Буш встал рядом со мной, я передал ее ему. Он посмотрел на нее, затем кивнул и выпрямился. Он крепко держал Библию в своей руке.

Я положил свою левую руку на Библию и поднял правую. Ренквист начал тихо зачитывать с записки в своей руке:

– Я, Карлинг Паркер Бакмэн Второй, торжественно клянусь… что буду добросовестно выполнять… обязанности президента Соединенных Штатов… и в полную меру моих сил буду… поддерживать, охранять и защищать… Конституцию Соединенных Штатов… и да поможет мне Бог.

И все. Я стал президентом Соединенных Штатов. Когда я перерождался, я провел несколько лет, стараясь встретить Мэрилин и снова с ней сойтись. А это… это было совсем другое. Я никогда не лез в политику со стремлением стать президентом, а всего лишь хотел сделать все лучше. Я никогда не задумывался о том, чтобы стать президентом. И что теперь?

Когда я закончил, казалось, что президент Буш немного запнулся и обмяк, и судья Ренквист взял его под руку. От этого он выпрямился и посмотрел мне в глаза.

– Удачи, мистер президент.

– Спасибо, мистер президент.

Президент Буш развернулся и направился обратно к своему месту, а верховный судья – к своему. Я же прошел к подиуму и достал свою заготовленную речь из кармана и развернул ее. Она была напечатана крупными буквами с двойными пробелами. Донести ее до телесуфлера времени не было. Я глубоко вдохнул и начал.

– Мы, народ Соединенных Штатов, дабы образовать более совершенный союз… Так начинается наша Конституция. Более двухсот лет назад наши Отцы-Основатели создали один из самых изумительных документов в истории человечества, гибкую, но в то же время устойчивую систему управления, которая стала одной из самых крепких за всю историю. За последние пару лет мы видели эту мудрость в действии.

В то самое время крепость и гибкость нашей системы были на виду у всего мира. На первом собрании кабинета министров после атаки мы обсудили Двадцать Пятую Поправку, и пришли к общему выводу, что, хоть и цели этой поправки были ясны, никто не мог предсказать событий, которые произошли. И более, чем один человек отметил, что мы оказались в неизведанной области. И все же значение и дух этой поправки всегда был понятен. Я бы хотел отдельно поблагодарить генерального прокурора Эшкрофта и верховного судью Ренквиста за их помощь в определении процедур, которым нам нужно было следовать. Также я бы хотел поблагодарить и конгрессмена Джона Бейнера с сенатором Рейдом за их участие, как ранее в Нью-Йорке, так и здесь сегодня. Больше всего я хочу поблагодарить бывшего президента Буша за предложение своей помощи в этот вечер, несмотря на неизмеримую потерю для себя самого и своей семьи.

Я могу сказать вам, что происходит сейчас, и что произойдет в будущем. Начиная с завтрашнего дня, аэропорты снова будут открыты и полеты снова будут возобновлены. Управление гражданской авиацией уже внедряет новые меры безопасности, и частота полетов потихоньку будет увеличиваться, чтобы позволить авиалиниям и пассажирам привыкнуть к этим изменениям. Первые вылеты будут нацелены на то, чтобы доставить застрявших здесь пассажиров домой как можно скорее. Сам я ожидаю, что полномасштабная работа начнется уже в начале следующей недели. Также со следующей недели проведем месяц траура в память всех погибших во вторник. Хоть пока что у нас нет конкретного графика, мемориальные церемонии будут проведены.

Ранее сегодня мой сын задал мне очень простой вопрос: «Кто мог сотворить такое?». И я ответил ему только так, как мог: «Монстры»!

Даже в то время, пока мы это говорим, команда из ФБР, ЦРУ и Секретной Службы работает над выяснением того, кто совершить такое зверство. Я уже несколько раз встречался с этой командой и собираюсь это продолжать на протяжении ближайших недель. Мы выясним, кто в этом замешан, кто им помогал и кто их поддерживал. Тогда мы подходящим образом им ответим. Конгресс уже пообещал расследовать эту трагедию. И я намерен целиком и полностью с ними сотрудничать. После нашего ответа им вся полученная нами информация будет им предоставлена.

Два дня назад, когда я исследовал разрушения Пентагона, я поговорил с сержантом из отряда специального назначения. Он сказал мне, что «они могут бежать как можно дальше и зарываться в землю как можно глубже, но тем самым они только умрут грязными и уставшими». Когда наступит момент ответа, и мы узнаем, кто причастен, я обещаю всей стране, что нашим ответом тот сержант будет гордиться.

Но я также выношу и предупреждение всем, кто ошибочно решит взять дело возмездия в свои руки. Я узнал, что уже были случаи религиозной и расовой нетерпимости и непринятия. Наша страна была основана на принципах религиозной терпимости. Это было первой и самой важной поправкой в Конституции. Мы не мстительный народ, а справедливый, и терпимость – это наша сила, а не слабость. Такие действия недопустимы.

Так что позвольте мне закончить тем же, что я сказал три вечера назад, когда впервые выступил перед перед вами, чтобы рассказать о том, что произошло. Америка – это больше, чем просто здания или просто люди. Америка – это идея, это символ, это вера. Мы – луч свободы и возможности для всего мира, и никакое зло безумцев не погасит его. Цена свободы всегда высока, но это бремя, которое мы должны нести, и цена, которую мы с радостью заплатим. Наша нация воспрянет из этого темного дня еще сильнее и еще преданнее тем идеалам, в которые мы верим. Я верил в те слова, когда произносил их, и даже сейчас я верю в них еще больше.

Благодарю вас, доброй ночи, и Боже, благослови Америку.