С чистого листа главы 100-165

Глава 151. Адский розарий

Вторник, шестнадцатое июля 2002-го года.

Было неудивительным то, что несколько каналов СМИ прокрутили отрывки из моего выступления во время своих репортажей о выпускных церемониях. Казалось, что они показали в равной степени и последние шуточные высказывания, и часть про застегивание мешка для трупов. Комедия или драма – выбирайте сами. Джон МакКейн же вернулся в Аннаполис, как герой-захватчик. Он был награжденным военным летчиком, который семь лет провел в Ха Ное, он дал весьма жаркую речь и в конце приказал флоту обойти армию в декабре. В прошлом году победили мы, так что я бы поиздевался над Джоном, когда мы снова победим его команду.

Мэрилин тоже включилась в действо. Некоторые ранние пташки начали просить ее выступить в 2003-м. Университет Платтсбурга, ее альма-матер, добрался до нее первым, попросив ее выступить на их следующем выпускном, попутно и двадцатипятилетии ее собственного выпуска. Когда она спросила меня, что ей стоит делать, я посоветовал ей действовать. Она могла бы рассказать всем остальным выпускникам, каких высот они могли бы достичь, удачно выйдя замуж. Это стоило мне тычка локтем в бок, кучи жалоб и очень милого браслета с бриллиантами. Мне уже стоило бы научиться держать рот на замке. Как и сказала Опра – преклонение – это хорошо, но преклонение с бриллиантами еще лучше.

После всех выпускных все вернулись в Вашингтон. Мэрилин с девочками приехали в Белый Дом. Мы там отметили их восемнадцатилетие, и позвали нескольких из Лефлеров вместе с Роттингенами. Мы держали все в тайне, и не думаю, что медиа заметила, что у них под носом прошел день рождения.

Мне также пришлось подписать несколько законов. Это был год выборов, так что летний отдых был долгим, чтобы все могли съездить домой и заняться своей обычной подготовкой к участию. В июне у меня было около трех недель, и еще около трех недель в июле, чтобы либо заняться подписанием, либо попрощаться с этим навеки. Я кучу времени занимался вылизыванием задниц конгрессменов, чтобы вывести что-нибудь за пределы комитетов и провести голосования, чтобы я наконец смог это все подписать. К счастью, если запланировать церемонии подписания на утро, то можно сделать это в Роуз-Гарден, и будет не слишком жарко. Лето в Вашингтоне может быть чертовски жарким и влажным, а сильное потение не слишком фотогенично.

Во вторник утром, шестнадцатого числа я подписывал акт об охране морских территорий. Это была огромная рекапитализация береговой охраны. Они годами получали залупу вместо уважения от других военных служб и финансирования от Конгресса, а количество приказов от главнокомандующего только увеличивалось. Их корабли были настолько старыми, что состояли из ржавчины, которую удерживала краска, их самолеты были такой древностью, что держались на проволоке с жвачкой, и их моряки и офицеры были настолько же измотанными и перегруженными, как и их вооружение. И несмотря на все это они все еще ухитрялись блестяще справляться с бесконечной и разнообразной чередой заданий.

Никогда не позволяйте хорошему кризису пройти впустую. Во имя защиты наших морских границ от сумасшедших исламских фанатиков (что действительно нужно было сделать, это не цинизм), нам нужно было массивно рекапитализировать береговую охрану. Новые катера, вертолеты, дополнительный персонал, обновленные устройства и электроника, да даже новенький огромный ледокол стоимостью в полмиллиарда долларов – были выделены миллиарды.

Предполагалось, что будет тепло, около двадцать градусов тепла, и сухо, так что мы хотели все сделать до обеда. Оставшаяся неделя была еще жарче, было тридцать градусов или даже выше. Это была типичная церемония в Роуз-Гарден, где был подиум, за которым нужно было говорить, стол, за которым подписывался закон (простой деревянный стол с печатью президента на передней стороне), и полукруг важных персон позади меня, пока передо мной был полукруг из камер и репортеров.

Важными персонами были ожидаемые личности вроде начальника береговой охраны, адмирала Тома Коллинса, и министра транспорта Норма Минета. У них был явный интерес в увеличении финансирования, так что они были счастливы поспособствовать. Настоящей же движущей силой этого законопроекта был вице-президент. МакКейн, будучи еще сенатором, был председателем комитета Сената по торговле, науке и транспорту, прежде чем Демократы отбили Сенат, и он очень хорошо знал всех присутствующих, их сильные и слабые стороны, вплоть до того, где все они будут захоронены. Если бы было законно позволить Джону подписать закон, я бы ему это позволил. Но поскольку это было запрещено, то он стоял бы прямо позади меня, и получил бы первую церемониальную ручку.

Самой странной частью всех президентских церемоний было именно подписание. Мне нужно было подписать документ, но нигде не было уточнено, должен ли я его подписывать ручкой, или карандашом или вообще гусиным пером. Почти полтора века президенты довольствовались тем, что они просто подписывали закон и на этом все. Франклин Рузвельт же решил разнообразить процесс, используя больше одной ручки и раздав их сторонникам. Хуже всего был Линдон Джонсон, который при подписании закона о гражданских правах воспользовался более, чем семьюдесятью пятью ручками. Я никогда понять не мог, как он умудрился выкинуть такой трюк, поскольку, даже прописывая каждой ручкой по букве, ему бы потребовалось меньше семидесяти пяти. Я же был неспособен оставить свою подпись так, чтобы она была хотя бы как-то читаема, поэтому я придумал другой трюк. Я бы использовал одну ручку, чтобя написать свое имя, и убрать ее для своей личной коллекции, и затем бы проставил свои инициалы в нужных местах по всему документу (мои инициалы – КБ, обведенные в кружок). Эти ручки я бы раздал.

В одиннадцать я уже ждал своего часа, когда в дверб просунулась голова Уилла Брюсиса и сказала:

– Мистер президент, все готовы.

Я поднялся. – Спасибо, Уилл. А теперь смотри, как я выйду и споткнусь в дверном проеме на национальном телевидении.

– Только попытайтесь сделать это с грацией, мистер президент.

Я прошел через двери и повернул на выход из Западного крыла в сторону Роуз-Гарден. К счастью, в дверях я не споткнулся. Я прошел к подиуму, где все уже выстроились. На подиуме стоял микрофон, но я также видел и еще несколько длинных и дуговых микрофонов, которые висели над головами присутствующих и репортеров… – Меня все слышат? – спросил я. Пара техработников показали мне большой палец, и я кивнул им в ответ. Пора!

– Береговая охрана Соединенных Штатов берет свое начало еще со времен нашего первого президента Джорджа Вашингтона, и нашего первого министра финансов Александра Гамильтона. Тогда она была известна как служба сокращения доходов. С тех самых пор она разрослась, и теперь по праву считается лучшей спасательной и правоохранительной морской службой в мире. За это время они сформировали два девиза. Официальным девизом является "Sеmреr Раrаtus" – Всегда Готовы. Неофициальным же считается девиз "Нужно идти, но никто ничего не сказал о возвращении!". И оба девиза одинаково правдивы.

Сегодня для меня большой привилегией и честью будет подписать указ об охране морских территорий. Слишком долго моряки и пилоты береговой охраны трудились под гнетом заезженных кораблей и самолетов, и в нужде в улучшенных портовых баз. Теперь же мы можем дать им ту поддержку, которую они заслуживают тем, что защищают нас каждый день. Теперь мы можем… Какого черта?!

На этом и настал конец тщательно подготовленному выступлению. В обычном случае бы я дал еще пару минут чудесных увещеваний, и затем проследовал к столу. Я бы сел, и пока все кружили бы вокруг меня, отписал бы свою жизнь. Тогда у меня было при себе двадцать ручек, все они были фирмы "Паркер", на каждой из них красовалась печать президента и был серийный номер в подтверждение тому, что это были не просто подделки из магазина сувениров. После каждой подписи или проставки инициалов я бы убирал ручку обратно в футляр и принимался за следующую. После подписания я бы лично вручил каждую ручку ее получателю, пожал бы всем руки, улыбался на камеры и говорил что-нибудь приятное, теплое и личное. Политика 101, однако.

За исключением разве что того, что мои глаза привлекла суматоха в дальнем конце Роуз-Гарден, на лужайке позади всех камер и репортеров. Я прервался и неверии уставился на нарушителя. Шторми каким-то неведомым образом сорвалась с поводка и пронеслась к концу толпы в Роуз-Гарден, и играла в "догони меня" с парой агентов Секретной Службы, которые пытались ее угомонить. Через пару секунд уже никто не смотрел на меня – все уставились на нее! Все стало хуже, когда один из агентов попытался поймать ее, резко прыгнув вперед, а Шторми отскочила, оставив агента валяться на траве. Я решил проконтролировать свою собаку, так что я отошел от подиума и крикнул:

– Шторми! Хватит! Иди сюда, животина!

Затем я еще и присвистнул, и это привлекло ее внимание. Ее голова повернулась и она увидела еще кого-то, с кем можно поиграть, некого, кто любил с ней побороться, почесать ей брюхо, играть в "принеси" и брать на прогулки. Она перескочила через агента Секретной Службы и понеслась прямиком на меня.

Тогда заволновался уже я! У Шторми нет ни одной злобной клеточки во всем теле, умной, впрочем, тоже. Она очень крупная и очень мощная собака. Когда мы играли в перетягивание каната, или развлекались как-либо еще – она с легкостью могла сбить с ног взрослого человека. У нее была одна игра с девочками, где девочки садились на пол друг за другом, обхватив впереди сидящую сестру, и играли в перетягивание; собака могла протащить обеих через всю комнату. А теперь, с расстояния почти в пятьдесяь метров, она начала нестись на меня, и очень быстро перешла на галоп.

– Шторми! Нет, Шторми! Остановись! Нет… Остановись! Погоди… ШТОРМИ! АААААААААА!

Все это было записано на видеокамеры, которые вели запись нашей небольшой церемонии, и подхвачено дуговыми микрофонами. Шторми пронеслась через узкий проход между репортерами и запрыгнула на стол для подписания. Документ разлетелся во все стороны, и посыпались ручки. На этом она не остановилась, а затем еще и скакнула на своего лучшего друга. Я занял устойчивую позицию, когда она начала приближаться, но это было бесполезно. Последнее мое "АААААААААА" потонуло, когда она влетела в меня и повалила прямо на спину. Я не потерял сознание, и даже не оторопел, но я внезапно ощутил резкую боль в левом боку, и весь воздух резко из меня вышел. Все уставились на невероятную сцену, где я лежал на спине, когда огромная бурая собака сидела у меня на груди и вылизывала мне лицо!

– ШТОРМИ! ИДИОТКА! СЛЕЗЬ С МЕНЯ!

Я неловкими движениями спихнул ее с себя, и агент Секретной Службы с одной стороны и вице-президент с другой помогли мне подняться на ноги. Меня все еще снимали, когда мир услышал, как я сказал агенту:

– Я думал, что вы за меня пулю словите!

Он рассмеялся и ответил:

– Про то, чтобы ловить Шторми, никто ничего не говорил!

– Здорово! – и я потянулся и схватил животное за ошейник. Затем все стало еще абсурднее. Откуда-то из дальнего угла я услышал пару девчачьих голосов, которые кричали: – Шторми! Шторми! Иди сюда, Шторми! – и из-за угла выбежали близняшки, у одной из них в руке был поводок, и они оказались посреди адской церемонии подписания. В это время передо мной пара помощников пыталась поставить стол обратно и собрать все листы и ручки. Я сухо посмотрел на дочерей и погрозил им пальцем. Они подошли ближе, и сразу засмущались и застеснялись.

У них был отличный повод для смущения! Они обе надели обтягивающие шортики для бега и такие же топы с короткими рукавами. На Холли был светло-серый топ с огромным семилепестковым листом марихуаны, а на спине было написано "НОРМЛН". У Молли было еще хуже, на ней был черный топ с большой серебряной звездой спереди, а сзади красовалась надпись "Практикующаяся порнозвезда!". Просто умопомрачительно! Но это было еще небольшим их грехом! На головах у них были бейсболки с символикой "Янки Нью-Йорка"!

– Янки?! Вы что, издеваетесь? С каких это пор мы болеем за Янки? Мы фанаты Ориолс! – спросил я, может быть, слишком уж громко.

Холли заулыбалась и ответила: – Их дядя Марк прислал!

– Они милые! – добавила ее сестра.

– Мило, хм? Можете передать вашему дяде Марку, что он может ждать проверки от налоговой! – и я забрал у них поводок, пристегнул собаку и отдал им обратно. Выгибаясь назад, я снова почувствовал резкую боль в левом боку. У меня по меньшей мере треснуло одно или два ребра. Чудесно! – Вот! Идите! И не возвращайтесь еще пару лет! – сказал я.

– Пока, папочка! – раздалось от обеих, затем они чмокнули меня в щечку и умчались, впереди них бежала Шторми.

Я посмотрел на остальных и добавил: – Думаю, что остаток речи безнадежно испорчен.

Все присутствующие были на грани того, чтобы не сорваться на громогласный хохот. Я уже знал, что вечером будут показывать по телевизору. Если бы даже на Южной лужайке приземлились инопланетяне, которые писали бесплатным бензином, который на вкус был бы как шоколад и лечил рак, это все равно бы стало новостью номер два. Я подошел к столу и сел, почувствовав острую боль в процессе. Я взял в ручку, и она развалилась у меня в руке, залив мне пальцы чернилами. Что еще могло пойти не так?! Я на секунду уставился на ручку, затем перевел взгляд обратно на публику и камеры. – У вас когда-нибудь бывали такие деньки?

Это было крайней точкой. Публика разразилась хохотом.

Я все же ухитрился вытереть пальцы платком, в результате испортив и платок, и свой костюм, и все-таки подписал закон. Ладно, он был не в идеальном состоянии, но все-таки это был закон. Я вручил Джону ручку, которой поставил подпись и сказал, что сломанная отправится в президентскую коллекцию, и он расхохотался так, что у него слезы потекли. В это же время боль в моем боку усилилась.

Конец церемонии не был особенно блистательнее конца дня. Я пошевелился, чтобы встать, и мои ребра запротестовали. Теперь мне было уже действительно больно. Я тихо шепнул Джону и адмиралу, что мне нужна была небольшая помощь. Подняв меня, они помогли мне добраться до клиники. Я всегда думал, что врачом президента был врач с флота, но этот парень оказался полковником воздушных сил. Мое последнее обследование проходило еще при предыдущей администрации, когда главным врачом была женщина-капитан флота. Медицинское подразделение Белого Дома было своего рода небольшой больницей, где было почти с десяток врачей, медсестер и техников. В девяноста процентах случаев они занимались уходом за недомоганиями тех, кто там работал, плюс туристами, которые теряли сознание, стоя в очереди на экскурсию.

В своем же случае я обнаружил, что около двух минут лежал полуголым под рентгеном. Диагноз? Два треснутых ребра и одно сломанное с левой стороны! Пушечное ядро по имени Шторми хорошо меня обработало. Нужно было потом как-нибудь отблагодарить за это своих дочерей. Меня перевязали и отправили в резиденцию, где я выпил обезболивающее и просто выпил. Это достаточно подпортило остаток моего дня.

Тем вечером по новостям в первые пару минут показали меня вместе с проделками Шторми, и затем Уилл Брюсис дал комментарий прессе о том, что происходит, когда непреодолимая сила массой в шестьдесят килограмм сталкивается с девяностокилограммовым недвижимым объектом. Позже тем же вечером на "Ежедневном шоу" Джон Стюарт объявил: – Он подписал закон даже со сломанными ребрами! Я уже говорил это, и снова скажу – нравится вам это или нет, но этот парень тот еще крепкий *запикано" сын!

Также немного поворчали фанаты Янки, хотя казалось, что фанаты Метс меня поддержали, как и почти каждый житель Мэриленда (фанаты Ориолей). Ари сообщил мне, что мне придется посетить одну игру Янки как можно скорее. Ладно, может, эти подонки и проиграют! Затем мне начали трепать нервы правые, читая нотации о аморальном поведении моих дочерей – о топах с травкой и порнухой – и о том, каким плохим примером я был для молодежи в стране. На это мы просто сказали, что близняшкам уже было по восемнадцать лет, и что я был их отцом, а не их владельцем. Затем я сказал Мэрилин дать им нагоняй. Я все дождаться не мог, в какие проблемы они вляпаются осенью, когда поступят в колледж.

Самой худшей частью была Шторми. Думаю, что она знала, что была в немилости. Она попыталась забраться ко мне в кресло в тот вечер и мне пришлось ее оттолкнуть. Она бы меня изрядно потрепала, если бы я позволил ей залезть на меня. Она скулила до тех пор, пока я не пошел спать и дал ей улечься на моей правой стороне. Для такой огромной собаки она могла быть довольно жалким существом!