С чистого листа главы 100-165

Глава 104. Импульс

Кампания продолжала набирать обороты после случая в закусочной. В течение всего следующего месяца я получил еще четырнадцать одобрений от шефов местной полиции и капитанов пожарных участков. Мы были в ударе! Ладно, Sun ратовала за Стюарта, но все заранее знали, что так и случится. Он был Демократом, а Sun была городской газетой, которая отдавала предпочтение Демократам, и они поддерживали его кандидатура в каждых выборах, в которых он участвовал. Для нас это не было проблемой; мы не думали о том, что в Девятом Округе для кого-то это будет важно.

Энди Стюарт в страхе метался из стороны в сторону. Он разбрасывался деньгами так, будто у него дома стоит печатный станок, и активно получал средства от банкиров для покрытия затрат. Мы шли с ним нос к носу, и меня удивляло, сколько пожертвований получал я сам. Далеко не все расходы шли из моего кармана. Я постоянно звонил людям, благодарил их и посылал им письма. Стюарт разбрасывался грязью обо мне налево и направо, и все совпадения с правдой были чисто случайны. Он поднимал тему «миллиардера, покупающего место», «убийцы», припоминал факт, что от меня отреклись, что я был линчевателем и «нестабильным и душевнобольным» (это он услышал от какого-то проплаченного типа, который меня никогда в глаза не видел). Он даже утверждал, что мне и трость не нужна, и я просто симулировал травму для жалости! В ответ мы просто опубликовали медицинскую справку из больницы Уолтера Рида, в которой сообщалось, что вред нанесен постоянный, и является уважительной причиной для отставки из армии.

Одним из глупейших случаев за всю кампанию был момент, когда он раскопал мою выпускную речь из старшей школы Тоусона, и выдернул кучу отредактированных фраз из контекста, чтобы указать на море моих недостатков. «Мы – самое большое, самое богатое, самое привилегированное и самое избалованное поколение американцев, которое когда-либо было» или «Наше наследие, похоже, будет самым льготным» или «Мы станем известны, как кучка ноющих придурков». Он даже вырезал слова из разных по смыслу предложений. Все это выло распихано по рекламным листовкам и по телевизору, чтобы показать, насколько я был далек от собственного поколения и своих сограждан.

Мы ответили, купив всю страницу для агитрекламы и опубликовав речь полностью. Она была слишком длинной для рекламы по телевизору, но мы выделили несколько наиболее удачных фраз, и актер с низким баритоном зачитал их. Брюстер негодовал, что я не рассказал ему про речь. Я же просто ответил ему, что я про нее забыл; это было семнадцать лет назад, ради Бога! Брю же вцепился в меня и спросил, что я еще забыл. (Как можно сказать кому-то, о чем ты забыл? В этом же уже главная логическая нестыковка!)

К тому времени даже The Baltimore Sun начал раздражать их любимчик. Они начали вести подсчет всего вранья, исходившего из штаба Стюарта. The Sunday Sun за два дня до выборов даже разместили наглую карикатуру на странице редактора. Там была показана парочка, которая изучала два идентичных графика, на одном из них была растущая линия под названием «Данные опроса Бакмэна», на втором была точно такая же с названием «Ложные утверждения Стюарта». Один персонаж говорил другому: «Даже по мне это похоже на дохлый номер». Мы это вырезали и вложили в альбом.

А потом внезапно все кончилось. Я занимался кампанией все воскресенье и понедельник, и к ужину покончил со всем этим делом. Родители Мэрилин приехали в понедельник. Она сказала им, что независимо от исхода выборов мы уезжаем отдыхать, и что от них требуется неделю присматривать за детьми. Во вторник мы вызвали сиделку для детей, и отвезли ее родителей, чтобы показать штаб кампании, хоть он уже и был практически заброшен. Мы сделали все, что могли. Никакой больше рекламы, никаких интервью, писем или флаеров, и никаких больше плакатов. У нас осталась всего пара человек, которые обзванивали всех по телефону, чтобы узнать, все ли поддерживающие пошли голосовать, и еще парочка добровольцев подвозили пожилых к местам голосования. Во всем остальном мы закончили. Если бы мы уже не выиграли, но в сам день выборов мы мало на что могли повлиять.

К обеду мы повезли Большого Боба и Хэрриет в закусочную Вестминстера. Они видели видео с камеры, как и половина Америки. Если честно, то я чуть не лопнул от смеха, когда мы вошли внутрь. Ник Папандреас просто облепил заведение постерами «Бакмэна в Конгресс!», что просто ошеломило Большого Боба. Демократ до мозга костей еще до рождения, его мир просто перевернулся, когда он понял, что уже завтра его дочь может быть замужем за конгрессменом-Республиканцем!

Ник вышел из кухни, когда мы вошли, и помчался к нам. Он так сильно тряс мою руку, что я уже подумал, что он мне ее оторвет, а потом он обнял Мэрилин.

– Проходите, проходите! Я оформлю вам лучший столик!

– Ник, благодарю тебя! Я хочу представить тебя. Это родители Мэрилин, Боб и Хэрриет Лефлеры. Боб, Хэрриет, это Ник Папандреас. Он владелец закусочной Вестминстера.

– Добро пожаловать! Рад знакомству с вами! Ну же, следуйте за мной! – он сопроводил нас к огромному круглому столу, и затем щелкнул пальцами молодому человеку, который торопливо прибежал к нам.

– Принеси воды и позови Анастасию.

– Будет сделано, дядя Ник.

Большому Бобу с Хэрриет я сказал:

– У Ника родни работает больше, чем у вас двоих.

Мы сели за стол, а Ник стоял с краю.

– Сегодня вас будет обслуживать Анастасия.

– А где Эми? – спросил я.

– Сегодня она на учёбе, но вечером она будет.

– Как она себя чувствует? С ней все в порядке? Без шрамов?

– С ней все хорошо. Остался небольшой шрам, но он уже затягивается. Я передам ей вечером, что вы спрашивали, – ответил он.

Я улыбнулся.

– Здорово, но куда важнее, скажи ей, чтобы проголосовала за меня. Я буду рад любой помощи, которую только смогу получить!

– И это сделаю! Я всем говорю: «Голосуйте за Бакмэна!» И всей семье своей тоже! Я сам Демократ, но я говорю им голосовать за вас.

Я рассмеялся.

– Если вся твоя семья проголосует за меня, я гарантированно выиграю! Спасибо, Ник, я ценю это.

– После той ночи я просто должен проголосовать за вас. Тогда была дурная ночь. Меня побили, Эми зацепило, в моем заведении пострадала та бедная девушка… это была дурная ночь! Конгрессмену Стюарту стоило бы постыдиться!

Хэрриет только сидела и слушала это все, широко раскрыв рот. Вошло еще несколько посетителей, и Ник отошел обслужить их. Из кухни вышла официанта лет двадцати с чем-то, и улыбнулась нам. Как и Ник, у нее была греческая внешность, но у нее был чистый мэрилендский акцент:

– Дядя Ник наседает на уши, господин Конгрессмен?

– Я стану конгрессменом, только если за меня проголосует достаточная часть вашей семьи, – ответил ей я.

– Дядя Ник вас туда протащит. Только заходите к нам на обед, когда будете здесь, – сказала она.

– Вот такое предвыборное обещание я точно смогу сдержать.

Анастасия раздала нам меню и дала пару минут, чтобы мы его изучили. Я взял свое любимое, сэндвич с вяленым мясом и шоколадный коктейль. После того, как она приняла наш заказ, Большой Боб спросил:

– И вот здесь была та драка?

Я кивнул.

– Да, вон там это произошло, – и я указал на вход и прилавок с кассой. – Та девушка сидела за тем столиком, а Ник и Эми, официантка, которую задело, были там. Вы же видели это в новостях?

– Видели. И не были уверены, что нам нравится видеть тебя в таком свете, – он бросил взгляд на жену, которая только пожала плечами в ответ.

– Это была не моя идея. Хотя я просто не мог позволить ему избивать людей, разве не так?

На мою защиту встала Мэрилин:

– Давайте будем честны. Я вышла замуж за героя! – и она наклонилась ко мне, чмокнула меня в щеку, а я покраснел.

– Знаете, если Ник подзадорит всю свою семью проголосовать за меня, то я стану бесспорным победителем, но мне придется о-о-очень часто здесь есть.

После обеда мы поехали в Хирфорд, и я показал Лефлерам офис. Мы еще больше разрослись с тех пор, как они бывали здесь в последний раз, и теперь у нас было целое здание в бизнес-парке (вокруг нас все еще был три других здания). Мы переместили юридические и бухгалтерские отделы наверх, и оставили внизу трейдеров и партнеров. После этого мы поехали в школу и проголосовали. Было довольно странно видеть собственное имя на автомате для голосований, но я потянул за маленький рычажок и улыбнулся. Потом мы отправились домой и спасли сиделку.

За ужином Чарли спросил:

– Если ты победишь, нам нужно будет переехать?

Девочки были еще слишком малы, чтобы понимать тонкости выборов, и только показывали пальцем, когда папочка был в телевизоре, но Чарли был смышленым маленьким засранцем! Он уже разобрал кое-что из этого в школе.

– Я такого не планировал. А что?

– Ну, разве тебе не нужно будет ехать в Вашингтон? Разве это, ну, не очень далеко?

Я понимающе кивнул.

– А, ну, это не так далеко. Пару часов на машине. Может, я заведу там подружку и буду жить у нее, когда буду в Вашингтоне, – с этими словами я подмигнул родителям Мэрилин.

Чарли расхохотался. Хотя Мэрилин оказалась в ловушке, и начала орать и вопить.

– Никаких подружек! Ты будешь возвращаться домой! – она продолжала все это еще пару минут, и это рассмешило даже Лефлеров. Она исполнила привычный жест угрозой мне пальцем и добавила: – Думаешь, такой умный? Посмотрим, проголосую ли я за тебя еще хоть раз.

– Ты же сказала мне, что проголосовала за Демократа, таким образом мы квиты.

– Умник!

– Лучше так, чем быть дурачком, – ответил я.

– В твоем случае это одно и то же!

Теперь смеялись уже и Холли с Молли. Я же просто сидел и улыбался.

Голосования заканчивались в восемь, и мы хотели быть на приеме до этого. Мы сняли Best Western в Вестминстере, который был самым крупным банкетным залом в округе. Все, что больше, наверняка располагалось уже в Белтвэй. Мы поставили подиум с парочкой флагов в конце зала, и оставили перед ним место для камер и репортеров. Я предположил, что будет по парочке от каждого издания, учитывая всю ту колоссальную мороку, через которую мы прошли во время кампании! А, и бесплатные напитки для репортеров тоже не повредили бы. Всем остальным просто выдавалось по два купона на два бесплатных напитка, после чего им пришлось бы их уже покупать самим.

Мы приехали туда в половину восьмого, и с удивлением обнаружили, что место полностью забито людьми. Там явно было побольше, чем только волонтеры от кампании. Там были мои партнеры из Бакман Групп, вместе с Дестрирами и Джеком Нерштейном. По залу носился Брюстер МакРайли, весь на нервах и сводя с ума остальных.

Наконец я схватил его и вытащил из зала.

– Брю, ты с ума сходишь. Успокойся, пока мы не привязали тебя к стулу, – я проводил его в небольшое помещение, которое мы забронировали как наш мини-штаб. Власть имущие проследовали за нами.

– Но еще столько всего нужно сделать! – возмутился он.

– Нет, Брюстер. Все уже закончилось, не считая подсчетов. Больше ничего не осталось, кроме того, как произнести речь и отметить, – я подтолкнул его к креслу и усадил на него. – А теперь сиди здесь. У тебя есть девушка? Может, нужно ее на тебя усадить, чтобы ты не вставал?

Он улыбнулся мне:

– Увы, девушки нет.

– Может, тогда парень?

Он выпучил глаза.

– Боже, НЕТ! – я же только улыбался ему, пока он не понял, что я над ним подшучиваю. – Мэрилин права, ты и вправду тот еще сукин сын!

– Ну да ладно. Теперь успокойся и расслабься. Веселись и скажи спасибо всем волонтерам. Либо мы выигрываем, я произношу победную речь, и мы празднуем, либо я проигрываю, даю уступающую речь и мы напиваемся и рыдаем. Мы, математики, зовем это двоичным исходом, игрой с нулевым результатом. Я позволю тебе встать, если ты поклянешься, что достанешь пива и выпьешь.

Брю закатил глаза, но пообещал, и я со смехом его отпустил. Затем вошли Джон и Джек Нерштейн со стаканами, ведром со льдом, и бутылками виски и Спрайта. Мы налили себе по стакану.

– Ваше здоровье, господа! – сказал Джек.

– До дна! – поддержал я.

– Наше здоровье! – добавил Джон. Он отпил немного, и затем спросил: – Готов?

– Уже слишком поздно отступать, – я сделал еще глоток. – Не знаю даже, что меня больше пугает – проиграть и потом смотреть в лицо людям, или выиграть и взаправду стать конгрессменом! Что я вообще, блять, знаю о том, каково им быть?

– Ну, хуже Стюарта ты не будешь, и может, мы даже получим благодаря тебе что-то хорошее, – с улыбкой ответил Нерштейн.

– Мда-а, отличный получился бы слоган для кампании – «Он ничем не хуже, чем нынешний мудила!» Напомни мне, чтобы я не брал тебя в свою следующую кампанию, – оба собеседника расхохотались.

Там у нас была парочка телевизоров, один в большом зале, и еще один в спальне нашего мини-штаба. На одном был включен WMAR, на другом – WJZ. В восемь к нам вошли Мэрилин с Хелен Штайнер вместе с Брю и Мисси, и мы начали смотреть. Все, что сказали в восемь часов, так это что голосование закончилось. Никаких предварительных прогнозов не озвучивалось. Мы все выпили по стаканчику. Хелен спросила:

– А что будешь делать со штабом кампании?

Я пожал плечами.

– Если проиграю, мы уберемся, я слиняю домой и буду плакать. Если выиграю, то я думал просто выкупить его. Часть его можно оформить под мой местный офис, а оставшееся оставить под склад и будущие кампании. Спроси меня об этом завтра.

– Я спрошу еще раз, но сегодня ночью!

Мы установили командный пункт с парочкой телефонов в углу главного зала. Около четверти девятого нам начали поступать звонки от разных участков в округе, и мы начали вести учет голосов на доске. В начале мы вырвались вперед, но, если разрыв меньше одного процента от общего количества, это бессмысленно. Хотя к девяти лидерство укрепилось. Тогда насчитали приблизительно двести десять тысяч голосов, которые могли участвовать в голосованиях, и итоговыми процентами было 19,517 у меня и 17,223 у Стюарта. Телеканалы пока что ни о чем не сообщали.

Я был слишком взвинчен, чтобы думать. Я налил себе еще один стакан, Мэрилин последовала за мной, и я налил и ей. Она усадила меня на диван и присела рядом.

– Тебе нужно успокоиться.

Люди входили и выходили, и каждый раз кто-нибудь вздрагивал, когда раздавался новый звонок.

Все закипело в десять часов. Раздались крики в главном зале, и Джек Нерштейн заорал:

– Ты победил! Победил!

Я начал подниматься с дивана, когда ко мне вбежал один из трудяг.

– WBAL только что передали. Ты победил!

Я повернулся к Мэрилин, которая только уставилась на меня. Брю МакРайли подошел к телевизору и переключил на WBAL, но остановился, когда по WMAR начали показывать новости за прошедший час.

У нас удивительные новости. В Девятом Округе Мэриленда по результатам подсчета 38 % голосов мы предполагаем, что Республиканский инвестор-миллиардер Карл Бакмэн вытеснит ныне действующего Демократа Энди Стюарта, пребывающем на посту уже восьмой срок. В одной из самых грязных кампаний по стране в этом сезоне Бакмэн обходит Стюарта более чем на двадцать пунктов.

На экране был представлен график с нашими именами и количеством голосов. Напротив фамилии Бакмэн стояла цифра 48,995,61 %, у Стюарта же было 31,047,39 %. Общее количество проголосовавших показывало 38 %. Рядом с моим именем стояли жирная галочка и моя фотография. Затем раздался писк, и результаты поднялись до 52,325 и 32,029 и проценты подскочили до 62 % и 38 %.

Вокруг меня все разве что не орали, но я просто пялился, когда пошли звонить в Четвертый Округ Мэриленда. Затем я повернулся к жене и уставился на нее.

– Черт побери! – выдавил я.

Лицо Мэрилин сияло, как и у всех остальных. Она взвизгнула и бросилась ко мне, я же поймал ее на чистом рефлексе. Я просто онемел. Брюстер схватил мою руку и начал ее пожимать, а я просто уставился на него.

– Карл! Карл?

– Черт побери! – ответил я.

Брю рассмеялся.

– Да, черт побери. Дружище, да тебе надо бы присесть! – он подтолкнул меня к креслу – Разойдитесь! Мертвец идет!

Мэрилин смеялась все это время, и когда меня усадили в кресло, она села мне на колени и обхватила руками мою шею. Я очнулся только тогда, когда она начала меня целовать, и я поддержал поцелуй. Затем она на мгновение отстранилась, и друзья начали смеяться.

– Очнись, дурачок! Ты победил!

Я наконец-то смог ухмыльнуться ей в ответ:

– Черт возьми, я победил!

Мэрилин снова поцеловала меня, но потом чьи-то руки вытащили меня из кресла и поставили на ноги. Меня хлопали по спине и пожимали руки.

– И что теперь? – задался вопросом я.

– Теперь мы ждем подтверждения от людей Стюарта, – ответил МакРайли. – В это время не пей больше. Ты нужен мне трезвым, когда мы попадем на телевидение.

– Черт! – пробормотал я, затем я повернулся к Джеку. – Слушай, можешь позвонить кому-нибудь в полицейский участок? Может, они смогут прислать кого-нибудь для теста на алкоголь. Ты и я знаем, что кто-то сегодня ночью напьется.

– Может, даже ты сам! – с улыбкой ответил он.

– Да, вполне возможно! – ухмыляясь, ответил я.

Я нарезал круги по залу, пожимая руки, и ожидая звонка. Спустя пару минут зазвонил телефон. Мы столпились вокруг него, когда Брюстер поднял трубку и ответил. Я не мог толком услышать, что он говорил, но у него было очень напряженное лицо, и затем он повесил трубку, качая головой. Он посмотрел на нас и сказал:

– Ну, теперь я услышал все. Энди Стюарт не собирается уступать.

– Он думает, что победит? – спросил я.

– Нет, он просто не будет тебе звонить и признавать поражение.

Я осмотрелся и увидел несколько озадаченных лиц.

– Я не очень тебя понимаю, – сказал Джон.

Брю пожал плечами и добавил:

– Я тоже не очень понял. Это был менеджер его кампании, Барт Биллингс. Барт сказал мне, что Энди знает, что он проиграл, и они уже обсуждали это, но Энди наотрез отказывается звонить тебе. Он сказал передать тебе отправляться… – Брю осмотрелся, увидел несколько женщин в зале и оборвал фразу. – Он сказал передать тебе отправляться, э-э-э, молоть соль.

Я озадаченно посмотрел на него.

– И что это все значит? Он собирается оспаривать результаты? Потребует пересчета или чего-то еще? Ждать, пока выборы будут признаны? – это бы не случилось еще несколько недель.

– Нет, он уступает. Думаю, он просто не хочет с тобой разговаривать.

– Господи, ну и болван! – выразился Боб Дестрир. – Простите, дамы!

Никто из женщин не обратил на это внимание. Хотя его жена Милли спросила:

– И что нам теперь делать?

– Тогда давайте бросим все это ему в лицо, – ответил я. – Я выйду и произнесу свою победную речь, и уточню, что с нами связались его люди. Если он хочет жаловаться на все это, он может рассказать это завтра новостным станциям. Дадим ему по отвечать на вопросы, – многие одобрительно закивали. – Ладно, приступим!

Я несколькими движениями указал всем на дверь, и все начали выходить в главный зал. Я посмотрел в зеркало и глубоко вдохнул. Затем я повернулся к Мэрилин, стоявшей рядом, и сказал:

– Пора!

– Давай я первый. Нужно сказать репортерам, что ты выходишь, и они могут передать это в эфир или еще что-нибудь. Дай мне пять минут! – приказал Брю.

Я кивнул и мы подождали. Через пару минут один из трудяг, широко ухмыляющийся продавец машин, присоединившийся к нам после моего выступления в Торговой Палате, примчался к нам и передал, что Брюстер сказал нам выходить. Когда я выходил из комнаты, поднялись одобрения и овации от нескольких человек в зале. Я же только ухмыльнулся всем и направился в главный зал, где поднялась полная суматоха! Я добрался до подиума, который мы поставили в конце зала. Там же у нас была декорация вместе с флагами Америки и Мэриленда. Все продолжали шуметь, пока я знаком не потребовал тишины, и все затихло. Я посмотрел на МакРайли, говорящего с журналистами. Загорелись очень яркие софиты, затем он повернулся и дал мне знак начинать.

– Благодарю вас. Мы только что получили звонок из штаба Стюарта, подтверждающий мою победу в гонке за место в Конгрессе по Девятому Округу Мэриленда. Вот и все, ребята. Мы победили!

Снова поднялись овации и свист, и потребовалось еще мгновение, чтобы всех успокоить.

– Я должен очень многих поблагодарить за этот успех. Я даже не знаю, с чего бы начать. В первую и главную очередь я должен поблагодарить всех проголосовавших, которые отдали мне свои голоса. Они доверились мне. Я обещаю не злоупотребить этим доверием и быть конгрессменом, которым будет гордиться каждый гражданин Девятого Округа Мэриленда, будь он Демократ или Республиканец.

Поднялся небольшой неодобрительный вой при упоминании Демократов, но я ожидал этого. Я поднял руки и с укором добавил:

– Теперь давайте будем честны. Я бы никогда не победил без голосов многих хороших Демократов, людей, верящих в то, что я буду представлять их лучше, чем это делалось в прошлом. Я не Республиканский Конгрессмен, я Конгрессмен по всему Девятому Округу Мэриленда, за всех нас, и Республиканцев, и Демократов, и я принимаю и ценю их поддержку!

Далее я хотел бы поблагодарить всех людей, присутствующих в этом зале и где-либо еще – вас всех!

Поднялась еще волна оваций.

– Это командный спорт, и вы были в команде! Без вас меня бы здесь не было! Я никогда не справился бы один! Спасибо вам за всю тяжелую работу, которую вы проделали! Я никогда этого не забуду!

Потом я хотел бы поблагодарить людей, благодаря которым я вообще принял участие в этой гонке – Джона Штайнера, Джека Нерштейна, Боба и Милли Дестриров! Это они убедили меня попробовать. Последний год я провел, и благодаря их, и проклиная в то же время, и я все еще не уверен, чего же там было больше, но, тем не менее, они привели меня в эту гонку! Мы всегда сможем придумать, за что их обвинить потом!

Послышались смешки.

– Я должен поблагодарить Брюстера МакРайли, нашего любимого руководителя кампании. Я понятия не имел, во что ввязываюсь, когда начал все это. Брюстер имел, но не сказал мне! Брю, иди сюда!

Брюстера с подколами затащили на подиум, и я одной рукой обнял его за плечи. Затем отпустил его обратно.

– Когда-нибудь я смогу его простить!

Еще одна волна смеха, и затем я протянул руку, и притянул к себе Мэрилин.

– И наконец, больше, чем кого-либо в зале, я хочу поблагодарить свою жену Мэрилин. Что бы ни происходило, Мэрилин верила в меня и поддерживала, как и в далеком 1974-м, когда мы только познакомились. Что бы я ни делал в жизни, она всегда говорила, что я смогу. Не важно, насколько мрачным казалось будущее во время проведения этой кампании, Мэрилин верила в меня. Она – главная причина, почему вы можете быть уверены, что я приложу все усилия как Конгрессмен, потому что, что бы я ни делал, я хочу, чтобы она гордилась мной, а не стыдилась меня. Так что спасибо, дорогая, потому что ничего из произошедшего не имело бы смысла без тебя рядом!

Я посмотрел на нее, и увидел, что она плачет. Я чуть было не начал извиняться, но затем она обвила руками мою шею и поцеловала меня. Я дал ей свой платок, она вытерла слезы и одарила меня лучшей в мире улыбкой.

– Ладно, хватит громких слов! Это действительно большая ночь, и думаю, что настало время праздновать. Теперь же давайте не будем съезжать с катушек и напиваться. Мы проверим каждого из вас на выходе и заберем ваши ключи от машины, если вы не будете в состоянии вести машину. Я не собираюсь портить эту ночь, и мне понадобится ваша помощь, чтобы стать лучшим Конгрессменом, каким я только могу стать. Мы ведь можем с этим согласиться?!

Послышалась смесь из одобрений и доброжелательных издевок. Затем кто-то вскрыл бутылку шампанского и передал вперед. Я уже кучу лет не пил шампанского из горла бутылки, но я отпил и передал бутылку Мэрилин. Раздалась еще одна волна одобрений, пока мы пили шампанское и смеялись.

Затем мы ушли с подиума, и я передал бутылку. Мэрилин взглянула на меня и ухмыльнулась.

– Ну и что дальше?

Я улыбнулся и покачал головой.

– Блять, понятия не имею!