С чистого листа главы 100-165

Глава 162. Бонус

Я? Да – я был там, и да, это действительно случилось, именно так, как вы и слышали. Поверьте мне, та ночь ни для кого из нас не была чем-то хорошим.

Почему? Ну, как ни крути, мы проиграли, и проиграли флоту, не меньше. Вы действительно хотите, чтобы я рассказал об этом?

Ну ладно. Видите ли, проиграть флоту было даже не самой худшей частью. И таковой не был даже проигрыш со счётом 34-6. Нет, худшей частью для нас был вызов, который был нам дан сверху не абы кем, а нашим главнокомандующим, и мы облажались прямо у него на глазах.

В тот вечер мы должны были смириться с последствиями – холодным сухим пайком в палатках, поставленных посреди нашего футбольного поля, и это посреди ночи в снег. И видеть то, как наши товарищи усердно пытались нам соболезновать последние пару дней, было довольно сложно. Джош Грэди, наш защитник, пробормотал мне как-то:

– Холодные пайки? Марти, да я лучше ворону съем – и это правда!

Пока мы шли в сторону стадиона из крытого манежа, кто-то проворчал:

– Это что же за человек нас на это подписал?

Игон, наш капитан, не стал спускать этого.

– Приткнись! Это часть солдатской доли. Политики делают ставки, попутно подставляя наши задницы, и нам приходится расплачиваться. На военной службе такое постоянно происходит, так что привыкай!

Кто-то ещё сказал:

– Эй, Барни! Ты как-то был в одной казарме с Роско Бакминстером, а его отец был близким другом президента, он когда-нибудь рассказывал о нем?

«Барни» Барнс на минуту задумался, и затем ответил:

– Да, было дело. Это было довольно забавно, никто и не подозревал, что Роско был знаком с президентом до событий одиннадцатого сентября, когда его отец погиб в Пентагоне. Уже следующей весной во время посиделок он немного рассказал о нем.

Он сказал, что в каком-то смысле он следовал примеру президента Бакмэна в том, что не стоило говорить о вещах, которые могут не так истолковать. Он сказал, что у президента уже было около пятидесяти миллионов долларов к тому моменту, как он оставил службу в звании капитана, и никто, даже его жена, не думали, что у него есть ещё что-то, кроме зарплаты капитана, на которую он мог жить.

Он сказал, что «дядя Карл» был обычным человеком. Он пил пиво с отцом Роско (который, кстати, был черным, как туз пик), играл с детьми, отпускал шуточки, но также и здорово помогал, когда они приезжали. Но ещё Роско рассказывал, что его отец говорил, что президент был не только пугающе умён, как самый сообразительный из всех, кого он когда-либо встречал прежде, но он также был и самым скромным и прямолинейным человеком, которого он когда-либо знал.

Его отец сказал ему, что президент был умён не в теоретическом плане, но он также был и по-человечески умён, а также ситуативным гением, и когда было нужно – был твёрже камня. И даже больше – Роско сказал, что его отец рассказал ему это задолго до того, как тот стал президентом!

Остальные только что-то забурчали, но мы продолжали идти. Эти мысли, были только отвлечением от того, с чем мы должны были столкнуться, продлились недолго. Перед нами возвышалась палатка. Один из нас держал ее полог, пока все остальные по очереди входили внутрь.

Внутри палатки весь мрак ранней темноты был кое-как разбавлен светом фонарей, закреплённых на опорах палатки. С одной стороны стоял длинный стол (у которого была пара сержантов), на нем лежали порции сухого пайка, а в конце стола стояли пакеты холодного молока. Хоть внутри и было немного теплее, воздух на выдохе все равно превращался в пар. Да, тогда было ненамного холоднее, чем сегодня, но я в целом подумал, что это было довольно паршиво.

Очередь начала продвигаться вдоль стола, чтобы можно было взять по порции, но все шло медленно и довольно тихо. Не думаю, что кто-либо из нас был очень голодным. Когда я подошёл к столу, я услышал голос с лёгким южным акцентом, доносившийся снаружи палатки, и он сказал:

– Нет, генерал, я бы хотел сделать это сам. Я сам подписал их на это, и приму последствия.

Я в недоумении поднял взгляд, как и Билл Таннер, стоявший рядом со мной, когда человек в форме с отличительными знаками капитана встал за ним в очередь, спросив:

– Вы не против, если я присоединюсь?

Глаза Билла широко раскрылись, он мгновенно встал по стойке «смирно», крикнув:

– Смиррррно! В палатке главнокомандующий!

Лучше бы вам поверить в то, как мы все подскочили! Но как только мы это сделали, он повысил голос и сказал:

– Вольно, вольно, парни! Я здесь всего лишь затем, чтобы вместе с вами отработать свое наказание.

Затем он с гримасой взглянул на паек в его руках, и сказал, больше обращаясь к самому себе:

– Они же должны быть лучше, чем пайки в семидесятых, так ведь?

Нет нужды говорить, что за столами было весьма шумно, и все немного притихли только тогда, когда он сел посередине стола вместе с нами, вскрыл свой паек и начал его есть. С набитым ртом он взглянул на меня и сказал:

– Привет, сынок, как тебя зовут?

Я, запинаясь, представился, и он расспросил всех за столом, как их звали, и в конце концов с кривой улыбкой сказал:

– Вы знаете, что я не запомню все ваши имена, но постараюсь.

Он быстро расправился со своим пайком, задавая вопросы, которые, как я думаю, задавал бы любой политик, вроде того, где мы жили, какие у нас звания, и все такое. Затем он немного повысил голос и сказал:

– Все сидящие за другими столами – когда закончите, подходите сюда. Если не видно – садитесь на столы, мне все равно. Это будет самой лучшей возможностью поговорить, и мы можем поговорить обо всем, о чем захотите.

Так мы и поступили! Около девяноста парней собралось вокруг обеденного стола в палатке, которую освещали фонари, разговаривая с этим сидящим человеком в форме капитана с шевроном 82-й Воздушной части на плече и бейджем "БАКМЭН" над правым карманом. Все ещё было холодно, наше дыхание сопровождалось паром, но почему-то нам было уже все равно. И мы разговаривали с ним обо всем. Я не могу вспомнить всего того, о чем мы говорили, хотя я сидел прямо напротив него. Но были некоторые вещи, которые я даже сейчас помню очень ясно.

Во-первых, он извинился перед нами за свое «бестолковое принятие решений», потому что в результате его действий мы ели паек в холодной палатке. Он несколько печально улыбнулся и сказал:

– Когда я увидел эту чёртову вывеску, что морские пехотинцы круче десанта, я никак не мог спустить им этого с рук, и первое, что пришло мне на ум – это соревнования между армией и флотом! Бывают времена, когда командиру действительно приходится ставить на кон задницы своих людей – и я только надеюсь, что они заранее продумывают свои действия лучше, чем это сделал я.

И тогда, когда кто-то спросил, почему он был с нами, он улыбнулся и сказал:

– Не мог же я ставить на кон ваши задницы, не поставив свою собственную, так ведь?

На это поднялась волна хохота, отвечаю! Той ночью мы много о чем поговорили, долго и по-товарищески. Затем он поднял взгляд на сигнальное устройство и сказал:

– За мной, парни!

Затем мы двинулись холодной ночью прямиком в обеденный зал, где была накрыты скатерти на столах и разложены приборы, которые использовались только на самых формальных ужинах. Он встал у стула посередине зала и сказал нам занять места. После чего он объявил:

– На ужин был холодный сухой паек, но десерт – за мой счёт!

Мы все оживились и сели за столы, чтобы попробовать нечто, чего, как сам думаю, никто из нас никогда не пробовал, как и я сам – вишневый юбилей, политый ликером. Тогда он, улыбаясь, громко сказал всем нам:

– Ешьте сразу, как подали.

Мы все рассмеялись и набросились на угощение. И после того, как он тоже немного съел, он поднялся из-за стола, где мы ели, и обратился ко всем нам.

– Парни! – сказал он. – Я горжусь вами. Думаю, вы все смогли понять некоторые вещи. Вы не сможете всегда побеждать в каждом конфликте или достигать успеха в каждом деле. В службе нашей стране вы сами, и люди, за которых вы ответственны, не всегда смогут проходить через все живыми и невредимыми. Но если вы примете это и будете придерживаться хороших принципов и стандартов, постараетесь делать все изо всех сил, и что важнее всего – если будете стремиться на благо своих людей, прежде чем подумаете о себе, то вы уже достигнете чего-то очень стоящего – чего-то, чем вы сможете гордиться, и вы пронесете это чувство с собой всю оставшуюся жизнь.

– Две недели назад вы не смогли победить флот, но вы приложили все усилия, какие только могли, и уже этим вы почтили себя, свою службу и меня. По моим меркам, вы отлично послужили своему главнокомандующему. Вы с честью и гордостью поддержали традицию вашей службы.

Затем, подняв взгляд, он добавил:

– Командиры, у вас здесь отличные молодые парни, каких я только встречал. Надеюсь, вы также гордитесь ими, как и я.

После этого, осмотрев всех нас, он сказал:

– И, джентльмены, это была редкая честь и привилегия быть с вами здесь сегодня ночью. Эту ночь я никогда не забуду.

И потом он улыбнулся, отсалютовал нам, после чего развернулся и вышел через ближайшую дверь, да так быстро, что мы даже не успели среагировать, как он уже ушел.

И вот мы сидели в хвосте нашего чудного грузовика и ели наши питательные холодные сухие пайки, хм? Если задуматься, то тот холодный сухой паек был самым лучшим чертовым угощением, которое я ел когда-либо в своей жизни.

(Краткие заметки старшего лейтенанта первого взвода компании Альфа второго батальона 504-го полка десантной пехоты, первой боевой бригады 82-й Воздушной части Мартина Стивенса, сделанные в хвосте грузовика по пути из города Эрбиля республики Курдистан, в долину Зоя республики Курдистан ранним утром семнадцатого марта 2006-го года, тайно записанные рядовым первого класса Хесусом Тоскано. Позднее в тот же день лейтенант Стивенс был убит во время боевых действий, получивших название "Битвы за долину Зоя". За его командование и действия во время этой битвы лейтенант Стивенс получил Медаль за Отвагу (посмертно). Выдержка из книги "Испытание решениями: Устные истории из Курдистана" Харпера Коллинса, 2007-й год)