С чистого листа главы 100-165

Глава 160. Последствия Катрины, начало Курдистана

Не знаю, что стало более значимой новостью в тот вечер – первое видео Нового Орлеана после Катрины, или видео, где уводят проклинающего меня Нагина. Одним из лучших моментов мне показался тот, где съёмочная группа АВС засняла, как Нагина сажают на вертолет, и он пытался приказать двоим солдатам его отпустить. Один из них, чернокожий рядовой, сказал:

– Заткнись, *запикано*, и сажай свою задницу в вертолет!

Другой же солдат, белый капрал, рассмеялся и добавил:

– Да, все на халяву отправитесь в "Биг Изи"!

Все стало намного лучше, когда Чарли Гибсон сообщил, что Нагин отказался назначать эвакуацию, и когда я отменил его решение, он оборвал связь с Президентом Соединённых Штатов. Хоть он и отказался называть свой источник, он также предоставил множество подтверждений этой истории. Я не удивился, ведь во время первой телефонной конференции у нас на связи были десятки людей, и только Богу известно, сколько ещё слушали нас рядом. Все это превратилось в впечатляющие и смешные комментарии под вечерними карикатурами. Для имиджа Нагина это было очень плохо.

Следующие несколько недель, до самого конца сентября единственной новостью был ураган Катрина – Катрина, Катрина. Масштаб разрушений был просто поразительным. Хоть фотографии Нового Орлеана, который на двадцать метров ушел под воду, были захватывающими, всему же побережью от Флориды до Техаса было нанесено намного больше ущерба. В большинстве городов и пригородов абсолютно все, что было возведено человеком – было уничтожено! Около девяноста с лишним процентов домов было развалено, а оставшиеся заброшены.

То же самое и с предприятиями, со всеми церквями, школами, больницами, клиниками, полицейскими и пожарными участками, и так далее. Каждый мост был снесён, все дороги были развалены, и все линии телефонной связи и электропередач оборваны. Все дороги были перекрыты сотнями поваленных деревьев. Не было света, телефонной связи или сотовой сети, а все трансформаторы и подстанции были разрушены. Радио и телестанции, как и вышка, были повергнуты.

Мы могли привезти туда все запасное оборудование со всей страны, и этого все ещё было бы недостаточно. Миллионы беженцев остались без жилья, больше, чем во время "Пыльного Котла" Великой Депрессии. Если бы Джон Стейнбек был ещё жив и писал бы новые "Гроздья Гнева", то Джоуды бы жили в Пасс Крисчен, штат Миссисипи, и переезжали бы в трейлерный парк в Бомонте, штат Техас, за день до того, как ударил ураган Рита.

Ураган Рита только усугубил ситуацию. Примерно через месяц после Катрины, ураган Рита ударил по северовосточному побережью Техаса. До Катрины она была бы невообразимой катастрофой в своем плане. Но по сравнению с Катриной Рита была мелкой сошкой, и она не получила такого освещения в прессе, которого заслуживала. Многие отремонтированные объекты в Луизиане были уничтожены, и, что хуже всего, множество беженцев были перевезены в восточную часть Техаса, и теперь они снова прошли через весь этот ужас.

Тысячи людей пострадали от посттравматического стресса, так бывает у некоторых солдат после боевых действий. Майк Браун вернулся в Вашингтон через несколько недель пребывания в Луизиане; когда объявили о Рите – он просто без каких-либо побуждений запрыгнул в самолёт и вылетел в Техас. Он полностью отработал свою зарплату той осенью!

Хорошей новостью стало то, что благодаря тому, что мы были очень активны с самого начала и нашей ранней организованной принудительной эвакуацией мы смогли минимизировать человеческие потери. Вместо потери двух тысяч человек, о которых предполагал до этого, мы потеряли чуть меньше двухсот пятидесяти человек.

Однако это все ещё было чертовски много, но множество людей выжило, и спасательные операции были куда скоординированное и быстрее, чем могли бы быть изначально. Например, мне не пришлось увольнять Майкла Брауна, и он вместе с Джоном МакКейном получил лестные отзывы от прессы, как они со всем справлялись. Меня же это устраивало, поскольку Джону бы понадобилась помощь, когда он объявит, что намеревается избираться на мое место.

По моему мнению, началась очень странная активность. Я знал, как лучше мы с этой ситуацией справились, чем в прошлый раз, но все же это была катастрофа большого масштаба. Пока губернаторы Миссисипи, Алабамы, Флориды и Техаса восхваляли Майка Брауна и Джона МакКейна за работу, которую они проделали, и за дилерскую позицию, которую они продемонстрировали, то поскольку все они были Республиканцами, все это воспринималось как политика партии.

В это же время Кэтлин Бланко, губернатор Луизианы, и Рэй Нагин, мэр Нового Орлеана, выдавали громкие заявления о том, как мы все сделали только хуже, и как они могли бы лучше нас с этим справиться. Губернатор Бланко все ещё жаловалась на то, как мы отклонили с полдюжины различных предложенных ею мер (например, она отказалась приказывать управлению штата по охоте и рыбному хозяйству спасать людей; их руководитель сделал это сам, таким образом отклонив ее позицию), также хотела вернуть себе контроль над национальной гвардией и избавиться от всех остальных – просто отправьте ей деньги, и она решит проблему!

В это время арестованный и отправленный в Супердом Рэй Нагин, вернулся назад и говорил всем жителям города, что я лично повлиял на плотину и таким образом затопил город. Он начал проводить шествие по городам в различные зоны для беженцев, рассказывая им, как я специально замедлял восстановление города (отправляйте деньги ему, а не губернатору!), и что из Нового Орлеана снова будет сделан "Шоколадный город", добавляя этим межрасовые противоречия. Затем всплыло то, что в 2004-м году во время учебного экстренного собрания, чтобы симулировать нашествие урагана на город, ни губернатор, ни мэр не потрудились присутствовать при этом. Пообещали провести слушания в Конгрессе, все это странно, однако!

В это время поднялась волна огромной критики в мой адрес со стороны правых из моей же собственной партии. Как минимум полдюжины ведущих на телевидении начали утверждать, что причиной тому, что 2005-й год был полон ураганов, было то, что американский лидер (то есть я!) вызвал гнев Божий. Я не был достаточно консервативен или полностью Республиканцем, христианином, чтобы как следует вести Америку обратно на правый путь. Среди множества моих грехов были и моя терпимость к геям, иммигрантам, евреям, папистам (мне пришлось сказать Мэрилин, что для отпущения конкретно этого греха мне пришлось бы с ней развестись; она была не в восторге!), и кому-либо ещё, кого различные проповедники считали с неподобающим поведением.

Особенно забавным было то, когда Пэт Робертсон объявил, что, когда я вылетел в Новый Орлеан и Мобил – то проводил разведку для Сатаны. Когда Уилла Брюсиса на следующем пресс-брифинге спросили, что он думает на этот счёт, он ответил, что он просто не способен понять такой ход мысли. Правые не обрадовались, когда в интервью после шторма меня спросили, не считал ли я виновным в этом антропогенное глобальное потепление.

– Думаю, что связь с изменением климата все же есть, хоть я и не знаю точно, до какой степени. Вы не можете взять и сказать, что семь с лишним миллиардов человек на планете не влияют каким-либо образом! Это будет неправдой.

– То есть вы говорите, что вы верите в глобальное потепление? – недоверчиво переспросил меня репортёр. Который явно выступал против Республиканской партии и консервативной платформы.

Я кивнул:

– Да, должен сказать, что верю. Мы можем спорить о степени потепления и причинах, но это уже научный факт, и я говорю это как учёный и математик. Доказательства есть и достаточно явные, и они сильно перевешивают все догадки. Это не означает, что мы уже в курсе, как решить эту проблему, или же какими станут долгосрочные перспективы, но наука в этом уже разбирается.

Это конечно не укрепило мой авторитет в Республиканской партии, который упал ещё ниже, когда Эл Гор залез на трибуну и громко объявил о том, как наконец-то лидер Республиканцев присоединился к борьбе с глобальным потеплением. Чудесно, теперь его имя было ругательным словом для Республиканской партии, и этот мудила связывал себя со мной. Просто чудесно! Брюстер МакРайли прямо сказал мне, что это теперь уменьшит вливания в борьбу с потеплением от энергетических компаний всех отраслей в 2006-м и 2008-м. Просто великолепно!

В остальном у нас были как хорошие, так и плохие новости. Плохая новость была довольно простой – разрушения превосходили по всем допустимым расчетам. Ранние подсчёты ущерба были в диапазоне от тридцати до сорока миллиардов, и с каждым днём эта цифра росла. О некоторым подсчетам ущерб выходил за сто миллиардов. Добавляя к этому разрушения от урагана Рита, которые были пару недель спустя, что пришлись по восточному Техасу и подпортили восстановительные работы в Луизиане, то мы уже сильно перескочили за отметку в сто двадцать пять миллиардов.

Нам бы потребовалось годы, чтобы расчистить все и отстроить плотины, а в некоторых местах ведь не осталось ничего, что можно было бы восстановить. Господь забрал себе все, что стояло на пути у этих штормов! В результате пострадала национальная экономика. Цены на строительные материалы взлетели, как и на топливо. Почти четверть перерабатывающих заводов страны были закрыты из-за штормов, цены на газ подскочили, и мы снова увидели газопроводы, впервые с семидесятых. Если я хотел, чтобы этот спад повлиял на экономику – то я уже получил это сполна.

Какие есть в этом плюсы? Поскольку налоги я не снижал, были шансы того, что мы смогли бы оплатить большую часть восстановительных работ. Мы были не в дефиците, и не пытались платить за две войны в обход доходов. Это имело большое влияние, особенно важно оно, когда сталкиваешься с катастрофой при деньгах. Не важно, физическое или юридическое лицо, семья или страна – принцип всегда один и тот же. Наша кредитоспособность все ещё была выдающейся, если нам и понадобилось бы занять денег, то уход в дефицит (на самом деле вполне вероятный) был бы решен, и мы бы рассчитались за год или два с должниками.

И вот опять мне нужно было решить, как не допустить масштабного кризиса. Необходимо действовать чрезвычайно хладнокровно, именно так нужно играть в эту игру на высоком уровне. Может, мы смогли бы сделать что-нибудь с национальной программой по страхованию от потопов, проблемами с экологией и подобным. Хотя я не был уверен, что смогу это провернуть. Мой рейтинг популярности продолжал падать, и теперь держался где-то на отметке сорока процентов.

Серьезный плюс? Мой посыл о том, что все мы американцы, и что нам нужно держаться вместе, пробудил реальный эффект. Миллионы людей покинули свои дома из-за штормов, кто-то на недели, а кто-то, казалось, на месяцы, если не дольше. Американцы по всей стране принимали у себя потерпевших, предоставляя временный кров, еду и поддержку. По всей стране разъезжали составы с едой, водой, одеждой, игрушками и стройматериалами.

Бригады ремонтников съезжались со всей Америки. И что удивительно – самые молодые американцы восприняли это близко к сердцу. Студенты колледжей во время своих перерывов и каникул отправлялись на юг, чтобы помогать всем с разбором завалов. Мы с Мэрилин узнали об этом из первых уст, когда Холли и Молли объявили, что они с некоторыми друзьями из колледжа собираются на рождественские праздники поехать в Новый Орлеан, чтобы помогать потерпевшим.

Мы только кивнули, и Мэрилин дала им свою банковскую карточку на эту поездку. Я знал, что близняшки будут брать больше, чем просто необходимое. Проверка счета бы наверняка показала растрату тысяч долларов, потраченных на экстренные товары, на которые я бы закрыл глаза. Мы все-таки вырастили хороших детей.

Следующее время мы прошли без каких-либо крупных происшествий. Но это не значит, что мы так просто отделались. В середине ноября я был на очередной пресс-конференции, где обсуждал планы на бюджет и предлагал провести слушания в Конгрессе на тему Катрины, когда из ниоткуда мне задали вопрос:

– Мистер президент, как вы относитесь к тому, что в Канзасе требуют преподавать креационизм в школах?

Я удивился, каждый день где-нибудь в Америке кто-нибудь пытался прекратить преподавать теорию эволюции и вместо этого начать преподавать основы креационизма. Последним случаем было тогда, когда в совет по образованию Канзаса избрали пару фундаменталистов, и они сразу же начали проводить липовые слушания, чтобы обсудить эти "споры". И всего неделю назад они продвинули свои новые законы. В общем я избегал подобных вещей. Учёные и судьи рано или поздно бы победили, и я все равно не смог убедить бы ни одного из фундаменталистов.

А теперь кто-то спросил у меня об этом в упор. Мне это было нужно ровно так же, как и лишние дырки в голове. Секунду спустя я ответил:

– Ну, я думаю, что граждане Канзаса имеют право обучать своих детей, как считают необходимым. Если это означает, что они хотят прекратить преподавать науку и начать преподавать Библию, то, полагаю, что это нормально. С другой стороны, любая комиссия в Канзасе также имеет право лишать аккредитации любую школу, которая преподает креационизм, также каждый колледж имеет право отказать в приеме студентам, которых не обучили наукам как следует.

Это и выпустило лису в курятник! Наказывать детей за ошибки их родителей? Как я посмел предложить такую бесчеловечную идею! Более чем парочка редакций со мной согласилась, но не все. Несколько газет, по большей части из сельских районов, сильно возмущались о том, как Вашингтон влезал в вопросы местного образования, и насколько лучше было бы обучаться детям ценностям их родителей и общества, и как образование традиционно было местным вопросом, и как я переступил свои границы, озвучив свою позицию. Я пытался не лезть в это, поскольку считал, что дело со временем само собой рассосётся. Рано или поздно умные граждане Канзаса пришли бы в чувство и избавились от этой религиозной чуши.

Ко мне пришли Уилл с Фрэнком, и они спросили, хотел бы я высказаться об этом на каком-нибудь общественном форуме. Я с ошеломлённый взглядом ответил:

– Да ни за что в жизни! Вы хотите, чтобы я оказался в неловкой ситуации?!

Уилл ответил:

– Многие религиозные группы хотели бы спросить вашего мнения об этом вопросе.

– И именно поэтому я не хочу им отвечать! Когда-нибудь слышали, что даже небольшая религия идёт по долгому, очень долгому пути? Уилл, мы не хотим сражаться в этой битве.

– Как же так, мистер президент? – спросил Фрэнк.

– Потому что религия не имеет смысла. Нельзя смешивать религию с наукой и математикой. Религиозные люди хотят, чтобы я был истинным верующим, а я не такой уж и истинный. Если я скажу, что права эволюция, то тем самым я скажу им, что Библия неверна. Есть огромное число людей, которые верят, что Иисус лично написал Библию на английском языке семнадцатого века. А он этого не делал, и вы про это знаете. Вообще вполне вероятно, что он даже не умел читать и писать, а если и умел, то на арамейском! Вы думаете, что я действительно захочу разбираться в этом вопросе по национальному телевидению?

– И как же вы связываете факты? – переспросил он.

– Мне просто любопытно, вот и все.

Я улыбнулся на это:

– Тем же способом, как и большинство из нас – выбирая и отбрасывая то, что не понимаю. Христианин ли я? Да, но не настолько ярый. Говорят, что в окопах не бывает атеистов, а я был в окопе, и это правда. Мы, приверженцы науки, верим в Большой Взрыв, с которого все началось. Великолепно, но кто-то должен был зажечь этот фитиль, так? На этом давайте вопрос оставим.

Я отказался втягивать себя ещё больше в это дело. Религиозному праву я был не особо друг, и они это знали. Они поняли всё в период моего первого срока, когда я отказался менять законодательство, вводить какие-либо запреты на изучение стволовых клеток. Джордж собирался запретить эти исследования, а я отправил эту идею в мусорную корзину, и примерно в то же время вычистил группу религиозных инициатив.

Я также старательно держался в стороне от разбирательства дела Терри Шайво, отказываясь позволять министерству юстиции влезать в этот бардак, и советуя Джебу Бушу оставить дело в покое. Так же все обстояло и с моей позицией по правам геев. Я был единственным Республиканцем, который проголосовал против закона о защите брака, когда он был принят в 1996-м году. Это было даже было не столько о вопросе прав геев (я придерживался не позиции "Меньше знаешь – крепче спишь", а "Не лезь"), сколько о том, что сам закон противоречил Конституции. Это были политические сражения, в которых я никогда бы не победил.

В это время Джон активизировал свою предвыборную кампанию, и начал регулярно вылетать в Айову и Нью-Хэмпшир. Я посоветовал ему относительно свободно вести себя без меня на публике, хоть я и был уверен, что это аукнется нам обоим. Например, во время своей предыдущей кампании я избежал поддержки использования этанола в качестве топлива, поскольку мне не пришлось проводить кампанию в Айове для праймериза. Лично я считал, что использовать кукурузу как топливо вместо еды было идиотской затеей! Джон бы не имел такой роскоши. Ему пришлось бы проводить агитацию, даже в Айове тоже, и кто-нибудь бы его об этом спросил.

Конечно же, он был не единственным участником предвыборной гонки. Без вопросов, он был лидером и явным фаворитом, но было и несколько других. Все единство партии разваливалось на куски. Майк Хакаби был бывшим губернатором Арканзаса (на той же позиции когда-то был Билл Клинтон), и он был в авангарде религиозного права. Рон Пол, конгрессмен из Техаса, продвигал свою либеральную программу, а Мити Помни, бывший губернатор Массачусетса, продвигал свои бизнес-преимущества. Руди Джулиани, бывший мэр Нью-Йорка, давил на свою лидерскую позицию во время одиннадцатого сентября в надежде попасть в большую лигу. Ещё были и другие, не имевшие никакой надежды, но искавшие поддержки участники. Никто официально ещё не объявлял об участии в выборах, но все уже организовывали исследовательские комитеты, нацеленные на поиск средств и поддержки среди местных партий.

В обычной ситуации стоило бы разведывать обстановку весь 2006-й год, прежде чем давать официальное объявление об участии в выборах где-нибудь в конце 2006-го или начале 2007-го. После этого в январе 2008-го начался бы праймериз, это длилось бы около трёх-четырёх месяцев, и завершились бы задолго до собраний.

Тогда все носились вокруг Нью-Хэмпшира и Айовы, пытаясь найти одобрение у начальников участков и местных избирателей, выступая с речами и ходя от дверей к дверям. Я бы ни за что такое не вытерпел! Некоторые из этих ребят практически жили в этих штатах. Теория была в том, что у них было совсем немного денег, так что они бы сосредоточились на самых ранних штатах-участниках. Если они хорошо справляются, то они могли бы воспользоваться этим, чтобы силой открыть кошельки спонсоров и получить достаточно денег, чтобы выступать в следующих нескольких штатах, и так далее. Это были кандидаты с небольшими шансами, но это было объяснением, почему они этим и занимались. В конце концов, так делал и Картер.

Со стороны Демократов возможным фаворитом была Хиллари Клинтон, которая политически отделилась от своего бесполезного мужа-развратника, и теперь она была младшим сенатором из Нью-Йорка. После нее была только шайка подражателей, во главе которых шел Джон Эдвардс, номинант в вице-президенты прошлых выборов, это тот парень, который наседал мне на хвост из-за моего сына-ублюдка.

Кандидатом-темной лошадкой (вот же каламбур!) был Барак Обама, который выдал зажигательную речь на прошлом собрании Демократов, и был младшим сенатором из Иллинойса. Наблюдалась очень опасная тенденция. Женщинам нравилась Хиллари, и большая часть женщин голосовала за Демократов. Чернокожие болели за Обаму, первого серьезного чернокожего кандидата в этой стране, который всерьез мог заполучить и голоса белых. Кто-нибудь из них победил бы в своей номинации и затем столкнулся бы лицом к лицу с Джоном МакКейном.

Когда это происходило в моей первой жизни, страна уже семь лет пребывала в состоянии перерасхода средств и тогда уже раздулся пузырь рынка недвижимости, это и обрушило экономику в конце лета 2008-го года. До тех пор МакКейн был впереди. Вдобавок к этому на нем висело бремя президента с небольшой популярностью. Я же был не так непопулярен, как мог бы быть Джордж к этому времени. У МакКейна был отличный шанс победить что Клинтон, что Обаму, если бы только в 2008-м все не ушло коту под хвост. И моим делом было проследить, чтобы этого не случилось.

Но не всегда было так легко. В начале 2006-го года Гарри Рейд решил вставить мне палки в колеса, поскольку на него обрушился шквал критики от губернатора Бланко из Луизианы. Он решил начать задерживать все последующие назначения, которые я хотел провести. Весь последний год он строил из себя некоторую помеху, поскольку Демократы владели Сенатом, и начинал ощущать себя, будто бы он был главным.

Утверждения моих назначений занимали много времени, порой с массой шумихи, в результате все равно несколько федеральных постов так и оставались пустующими. Потом же он сообщил нам, что ничего не будет одобрено до тех пор, пока не состоятся слушания по федеральной реакции на ураган Катрина. Он хотел получить голову Майкла Брауна на тарелочке, чтобы преподнести ее Бланко.

Услышав об этом, я скривился и вызвал Брауна в Белый Дом. Я сказал ему, что не имею абсолютно никаких намерений его увольнять, и что его эффективная работа во время ураганов была на высшем уровне. Моим вопросом было – какими были его намерения, почему он оставался в управлении?

– Я собирался уходить в конце этого года, сэр, если это возможно. Я получил несколько интересных предложений от нескольких контор на Кей Стрит, если вы понимаете, о чем я.

Я кивнул:

– Уверен, что вы их действительно получили. Полагаю, вы также будете работать со сбором средств на политические кампании для нескольких человек.

Он улыбнулся и кивнул:

– Вице-президент уже дал пару комментариев на этот счёт.

– Это только потому, что Джон МакКейн – умный малый, и точно победит! Ладно, итак, вы собираетесь уходить в конце 2006-го, но не прямо сейчас. Меня это устраивает, и я вас поддержу, но не удивляйтесь, если Гарри Рейд в это время будет выставлять себя полным идиотом. Он однозначно будет проводить слушания по Катрине, и вы, и ваше управление будете давать показания. Я не смогу это предотвратить, даже если очень попытаюсь, и для меня бороться с этим безнадежное дело.

– И что же вы будете делать с этими задержаниями по назначениям? – спросил меня Браун.

– Не знаю, по крайней мере, пока что ничего. – снова скривишись, ответил я.

– Слушайте, насчёт вас и управления по чрезвычайным ситуациям – вы уйдете. Теперь же, не поймите меня неправильно, но вы политик, казначей и мастер на все руки. Вот почему Джордж и посадил вас и Оллбо на эти места. Я не хочу сказать, что вы оба плохо справились, но я хочу, чтобы следующий человек был профессионалом, вы же понимаете.

– Понимаю вас, мистер президент. Вы правы, именно так мы и оказались там. – согласился он.

– Поэтому, как я и сказал, вы оба отлично справились, но мне будет нужно, чтобы на ваше место встал кто-нибудь из давних работников. Подберите для меня несколько человек. Никому из нас не нужен дилетант на таком посту. Если метеорологи правы, то проблем будет больше, а не наоборот!

– Вот дерьмо! – тихо выругался он. Затем он понимающе кивнул и на этом я его отпустил. Хотя я не мог не улыбнуться про себя. Майк Браун в какой-то момент покинул бы свой пост, но не с позором. Предполагая, что если бы он хорошо справился бы в качестве лоббиста и сборщика пожертвований в ближайшие пару лет, то он стал бы главным кандидатом на пост кабинета министров в администрации МакКейна. Торговля или транспорт были бы его стихией.

Я поразмыслил над этим, а затем позвонил и вызвал к себе Фрэнка Китинга.

Джон Эшкрофт покинул пост генерального прокурора в феврале 2005-го года после того, как он перенес тяжёлый период борьбы с панкреатитом весной 2004-го. Он был куда консервативнее меня, и намного более религиозен, но он также добросовестно и рьяно защищал Конституцию. На протяжении оставшегося времени в 2004-м мы с ним часто общались, и он сказал мне, что уйдет в отставку сразу после инаугурации.

Ему понравилась моя мысль назначить Фрэнка Китинга в качестве его преемника, и между собой мы взяли Фрэнка на борт. Фрэнк с начала 2003-го года не занимал никакой государственной должности, и поработал на паре стульев в различных компаниях. Он принял мое предложение, и мы смогли утвердить его в качестве нового генерального прокурора в 2005-м году.

Нельзя сказать, что это было легко. Это вызвало бурю злобы в Сенате, и они больше месяца откладывали его утверждение. Не то, чтобы Китинг был какой-то спорной личностью, или что он был плохим губернатором Оклахомы. Дело было в том, что таким способом Гарри Рейд мог мне сильно напакостить, даже не используя слишком много своего влияния. Утвердить его стоило мне куда большего, чем ему стоило затянуть процесс. Гарри также затормозил назначение на несколько федеральных постов, снова, за небольшую цену. Хуже всего было то, что в результате у нас пустовало две позиции в Верховном Суде. Сандра Дэй О'Коннор отошла от дел, Уильям Ренквист умер, а юридический комитет Сената держал моих номинантов (одного мужчину и одну женщину, оба из умеренных) на удержании.

К 2006-му году меня такая ситуация особенно вывела из себя, так что я просто решил сказать Сенату: "К черту!". В понедельник двадцатого февраля Сенат был на неделю распущен. Утром в четверг, двадцать третьего числа, во время ежедневного брифинга я прошел в комнату для прессы и дал заявление. Одним отрывком из него было следующее:

– Работа в стране не останавливается, когда Сенат находится в распущенном состоянии. Преступления все ещё совершаются, пока Сенат распущен. Полиция все ещё ловит преступников, пока Сенат распущен. Суды все ещё действуют, пока Сенат распущен. Если Сенат решил задержать все назначения на федеральные посты министерства юстиции, то это их право. Я предложил имена подходящих для этого мужчин и женщин, чтобы заполнить пустующие места в министерстве юстиции, а Сенат поставил их на удержание, в некоторых случаях – на многие месяцы. Мы не можем больше ждать и надеяться, что преступления сократятся в этот период. Позже этим днём я намерен принять присягу у моих людей, пока длится роспуск…

Далее я назначил нового помощника генерального прокурора, заместителя генерального стряпчего, двоих федеральных прокуроров и десятерых федеральных судей. (Назначение верховного судьи во время роспуска Сената могло противоречить Конституции; Сенат официально выразил свое недовольство этим после того, как Эйзенхауэр сделал это трижды; так что я не стал рисковать!)

Я предупредил всех заранее, и они разместились в гостиницах Вашингтона, ожидая этого момента. Сенат никак бы не успел собраться вовремя, чтобы остановить этот процесс. Но все же я предупредил каждого из причастных, что Сенат может отказаться их утверждать, и о том, что кто-то из них, если не все сразу, могут в том же году потерять работу. Хоть большинство из них и были Республиканцами, в качестве двухпартийного жеста я также назначил и троих федеральных судей из Демократов, и все они, ухмыльнувшись, сказали, что они были самыми надёжными.

Нет ничего лучше того, как закидать бомбами толпу, чтобы вызвать всплеск адреналина! Демократы в составе Сената, с пеной у рта осуждали мое бесцеремонное отрицание их конституционной обязанности советовать и одобрять. Да как я посмел так идти против закона! Это заслуживало импичмента!

Несмотря на роспуск, Гарри Рейд и Арден Спектр, председатель законодательного комитета Сената, у которых застревали все номинанты, всё-таки ухитрились попасть в тот вечер на телевидение. В отличие от Гарри, мы с Арденом вполне нормально ладили, но у него был приказ от Гарри задержать это дело. Они оба были обижены до глубины души, и потребовали, чтобы я отменил эти противозаконные и необдуманные назначения, и пообещали после роспуска Сената устроить мне разнос в суде.

На самом деле они могли быть правы. Ведь идея о назначениях брала свои истоки из восемнадцатого века, когда Сенат чаще был распущен, чем действительно действовал, а президент не мог позволить себе месячное ожидание, чтобы кого-нибудь назначить. В теории он мог назначать кого-либо по необходимости, и назначенные тогда оставались бы на посту до конца текущей на тот момент сессии конгресса. После чего их должен был утвердить Сенат, чтобы они остались на своем месте.

Это довольно неплохо работало до двадцатого столетия, когда скорость коммуникаций поднялась до такого уровня, что Сенат мог действительно на больший срок оставаться в городе. Теоретически Сенат считался распущенным, если их не было на месте более трёх дней, почему я и выждал до четверга, чтобы сделать свое дело. С другой стороны, ещё с тех пор, когда президентом был Клинтон, Сенат устраивал фиктивные сессии. Они расходились, и каждый третий день кто-нибудь из сенаторов, который был в городе, появлялся и стучал молоточком, говорил, что Сенат действует, затем снова возникал и уходил обратно. Это была липа.

К черту это, я ответил им тем же. Я заявил, что эти фиктивные сессии были этой самой липой, и вызвал их ответить за них. Чтобы прогнать номинантов – потребовались бы судебные прения. Им нужно перестать так часто расходиться, и на самом деле периодически реально что-то делать. Они могли вопить, сколько их душе угодно, но в это же самое время министерство юстиции было в полном составе. Когда Демократы начали возмущаться на воскресных утренних новостных передачах, нашим ответом всегда было то, что эти люди были полностью квалифицированными кадрами, у большинства из которых за плечами уже был опыт работы в федеральных судебных органах, и что эти задержки были ничем иным, как просто политическими играми со стороны Демократической партии.

На самом деле, что же было настоящей проблемой? То, что мои кандидаты не подходили, или же то, что я требовал прекращения их маленькой игры под названием фиктивные сессии? В то же самое время президент придавал этой ситуации заслуженное объяснение. Он собирался продолжать служить людям Соединённых Штатов, даже если Сенат и отказывался это делать.

Конечно же, поднялась шумиха. Не всем Республиканцам понравился мой трюк, поскольку однажды им пришлось бы уступить правление президенту-Демократу, и к тому же это как бы говорило, что они тоже были не такими и важными. Я принес им извинения, но остался тверд в своей позиции, и после чего предложил, чтобы они по этому поводу насели на Демократов. А также продвигали двухпартийную сущность того, что я пытался сделать. Давили на то, что нам нужен Верховный суд в полном составе и что судебные задержки вставали американским налогоплательщикам в копеечку. Обернуть эти назначения в американский флаг и начать размахивать этой чертовщиной!

В марте Рейд уступил, и мы позволили отказать в утверждении одному символичному судье-Демократу и такому же Республиканцу, предварительно поговорив с ними (они оба нашли доходные места в частном секторе). Также утвердили всех остальных, и запланировали слушания для номинантов в Верховном суде. Мы с Гарри Рейдом поругались и помирились на телевидении, устроив чудесное шоу о двух-партийности. Стоя рядом с ним, я подумал, а не стоило ли мне заранее надеть бронежилет.

В марте мы провели слушания по Катрине, Рите и по федеральной программе, разработанной на подобные случаи. Майк Браун почти всю неделю был в центре внимания, когда каждый Демократ его поносил, а каждый Республиканец превозносил до небес. Никому из них вообще не было интересно, что произошло, но все они хотели для себя время в эфире и звучных фраз, чтобы воспользоваться ими в предстоящих агитациях.

Что неудивительно – формальный отчёт по графику должен был быть издан после выборов, и всё указывало на то, что, несмотря на всю риторику слушаний Конгресса, в большей части проблем вина легла бы прямиком на Рэя Нагина и Кэтлин Бланко. Майк Браун уволился сразу же после праздника четвертого июля, и мы совместно представили его замену на пресс-конференции, после чего я с торжеством и публичными благодарностями его отпустил. Черт бы побрал Гарри Рейда!

Конечно же, это было всего лишь частью того, что произошло в период между осенью 2005-го и весной 2006-го. Катрина была лишь одной из проблем, с которыми мне пришлось столкнуться. Тогда я продолжал работать в своем неторопливом, но стабильном темпе, как я всегда и говорил. При этом я не снижал налоги. Казалось, что у нас были хорошие предпосылки для экономического роста и умеренного избытка. Излишек бюджета оплачивал старые долги и стал нам подушкой безопасности на случай катаклизмов вроде Катрины.

Как и всегда – лучше сталкиваться с катастрофой при наличии денег, чем потом занимать. В это же время мы отменили достаточное число военных программ в духе "журавля в небе", чтобы освободить средства для наращивания военной подготовки и начала перемещения своих сил от Европы в сторону Азии. Проект F-35 был еще мертв, равно как и проект морского крейсера-истребителя нового поколения, так что я приказал составить проект нового фрегата вместо этого нелепого "Прибрежного Боевого Судна", которое продвигал флот.

Вспомогательные средства были серьезно усилены, и мы расширили и усилили наши базы на Гуамском и окружающих его островах. Что интересно – некоторые из наших местных союзников, казалось, обрадовались этому. Они уже представляли, как китайцы вкладывают огромные суммы в свои войска и начинают нервничать. Филиппины, например, ранее прогнали нас, а теперь же совершали жесты, открывающие нам доступ к военной-морской базе в заливе Субик и военно-воздушным базам Кларк. А в это время мы сворачивали наши базе в Европе.

За рубежом мы также продолжали действовать втайне, ни к кому не вторгаясь. Я назначил несколько небольших групп спецназа к Курдам. Северную Корею я целенаправленно игнорировал. Действующая администрация Южной Кореи подавала активные сигналы своим северным собратьям, которые размахивали ядерным знаменем и требовали денег. Я сказал южным корейцам, что они могут делать, что хотят, но Штаты не стали бы давать ни цента, и никаких уступок с нашей стороны тоже не будет.

Иран мы держали в узде с помощью мощных санкций, и периодически совали нос к ним и в Ирак. Афганистан устроил небольшую гражданскую войну, и мы предоставили небольшую поддержку Северному Альянсу. Вдобавок мы также начинали подступать к Индии, чтобы попытаться отдалить их от России, и держать пакистанцев под контролем.

Вся эта отлично продуманная стратегия начала лететь ко всем чертям в феврале 2006-го. Турция объявила о том, что она строит нефтепровод, тянущийся до границы Курдистана с Ираком, и что они хотят заключить сделку по поводу курдской нефти с полуавтономным правительством в Эрбиле.

В этот момент Саддам Хуссейн начал хамить на международной арене. Курды были не больше, чем кучкой повстанцев (что было правдой), а нефть была собственностью иракского народа (читайте – его собственностью). Мрак требовал, чтобы турки прекратили свой незаконный захват курдской территории и собственности народа. Также сами курды должны были вести себя так, как надо, и выстроиться в линию, чтобы ему было легче их всех перебить.

Премьер-министр Турции Эрдоган буквально донес Хуссейну, куда тому следовало пойти. Турки имели репутацию крепких бойцов, и они получали неплохое вооружение через НАТО и современную торговлю. Их национальная экономика также была намного крепче иракской. Курды также сказали Хуссейну проваливать куда подальше. Зона нашего воздействия была самым суровым образом расширена, и я не был заинтересован в ее ослаблении.

Разведывательные полеты, снимки с помощью спутников и перехваты сигналов начали наводить на мысль о том, что Хуссейн рассматривал что-то в плане наземных действий, но ещё было не ясно, что происходит. В середине февраля Ричард Кларк оповестил совет по национальной безопасности, что Республиканская Гвардия Ирака перемещала войска и механизированные части в зону с ограничением полетов по направлению к курдским границам. Крупные скопления располагались на юге от Киркука, одной из местностей, которую "арабизировал" Хуссейн, когда привез множество суннитов для работы в нефтяной промышленности, предварительно выгнав множество курдов.

Часть сводки, которую предоставил Ричард, была старой историей вражды Хуссейна с курдами. Откровенно говоря, он был маньяком, стремящимся к их геноциду. В зависимости от временного периода и некоторых деталей, он за годы правления убил от пятидесяти до двухсот пятидесяти тысяч курдов, и несколько раз использовал химическое оружие. Теперь же это напоминало то, что он собирался снова на них напасть. Если бы мы это ему позволили, то результат был бы предсказуемым.

Курды бы начали убегать через границы в Турцию, Сирию и Иран, и это потенциально бы расшатало все три страны, что было бы Хуссейну только на руку. При стабильных условиях они на самом деле двигались все в Ирак. Турция же получила выгоду от сотрудничества с Курдами по нефтепроводу. Это успокоило войска Рабочей партии Курдистана в восточных провинциях, которые были склонны к диверсиям против Турции.

Самым лучшим докладом разведки было, что Хуссейн либо готовился к атаке на Курдистан, либо просто пытался спровоцировать нас на нечто глупое, чтобы потом прикинуться невинной овечкой перед всем арабским миром.

– Это все, что у тебя есть, Ричард? Что он либо нападет, либо не нападет? – с сарказмом спросил я.

– Мистер президент, это большее, что мы сейчас можем сказать. Наши приготовления идут в том же темпе. Сейчас он может даже не знать, что делать будет дальше. Он может просто хотеть припугнуть людей, а определиться уже потом. – добавил Ричард.

Он не стушевывался, и не пытался дать мне ответ, который меня устроит. С этим я бы смог жить. Тогда я пожал плечами и кивнул:

– Давайте взглянем на эту проблему с двух сторон. Что мы будем делать, чтобы попытаться удержать этого ублюдка, и что будем делать, если он все же нападет?

Послышались одобрительные шепотки. Я снова взглянул на Кларка:

– Когда их приготовления будут закончены? Если они нападут на Курдистан, то каков их график и что станет их целями?

Встреча проводилась в командном пункте, и Ричард привел одного из аналитиков. Командир флота вывела на экран карту границ региона и выделила несколько точек.

– Эти изображения показывают, что они все ещё перемещают свои нападающие и оборонные отряды в сторону границы. Сейчас ещё февраль, поэтому в Курдистане очень холодно, но через месяц-два там потеплеет. Летом будет ужасная жара. Их кампания развернется к концу марта, а может, и раньше, и то если погода улучшится, и будет длиться до конца ноября. Такими темпами, если они захотят напасть в марте, то у них все будет по такому графику.

Затем она переключила экран на другую карту:

– Основной целью нападающих отрядов сейчас является Тикрит, это крепость суннитов на юге Киркука. Оттуда они могут быстро направиться к границе, где первый скачок будет к самой границе, а второй уже непосредственно в сам Курдистан. В зависимости от их цели, мы либо ожидаем атаки на востоке Киркука, либо это будет между Эрбилем и Киркуком, или даже по обоим пунктам сразу. Это будет необходимо им, чтобы попытаться изолировать и окружить Киркук. После захвата Киркука они бы перегруппировались, чтобы двинуться к Эрбилю, а затем к Мосулу. Все зависит от их ресурсов, которые придется использовать.

– И сколько же их у них сейчас? – настоял я.

– Мы не знаем точно, сэр. Думаю, достаточно, чтобы захватить Киркук и порядком его развалить. Передвижение к Эрбилю наверняка потребует какого-то укрепления и пополнений припасов. – ответила она.

В ответ я простонал и оглянулся вокруг.

– Итак, что нам с этим делать? Отступать или же поддержать курдов? Предположив, что иракцы на самом деле что-то сделают.

– Мы должны поддержать курдов! Мы не можем уступить Хуссейну. – ответил Джон МакКейн.

– Вот так просто? Воевать? Не меньше?

– Да, сэр. Вот так просто. Мы уже поддерживаем этих людей, и наши отряды их тренируют. Если атака состоится, то мы потеряем и эти отряды. – ответил он.

– Тогда отзовем их? Попробуем ослабить ситуацию? – возразил я.

– Это не сработает, мистер президент. – ответила генеральный секретарь Кондолиза Райс.

– Отступление будет воспринято как проявление слабости, а не попыткой успокоить ситуацию. Хуссейн воспримет это как слабость, равно как и курды, а также Эрдоган.

Я забурчал в ответ.

– Турция – член НАТО. Какие шансы, что мы можем подключить НАТО?

– Малые. Они обязаны вступить только в случае, если нападают на другого члена НАТО. Если Хуссейн пойдет на Турцию, то, может, только тогда. – сказала она.

– Если мы заступимся, то нам понадобятся ресурсы Турции. Как минимум нам понадобится воспользоваться Инджирликом, чтобы оттуда вылетали боевые патрули. Согласятся ли они на это? – спросил я.

Конди взглянула на Тома Риджа, министра обороны, он одобрительно кивнул ей в ответ. Затем она повернулась обратно ко мне и сказала:

– Все, что мне сообщают – это то, что они готовы к сотрудничеству. Скорее всего войска они не направят, но разрешат перелеты и дадут некоторую поддержку на границах. Эрдоган весьма заинтересован в том, чтобы успокоить курдов в восточной части страны.

– Есть какие-нибудь шансы, что нам удастся заставить Хуссейна отступить? Он понимает, что таким образом провоцирует вторую войну в Персидском заливе? – не обращаясь ни к кому конкретно, задался вопросом я.

– Не думаю, что это будет большой разницей, мистер президент.

Я повернулся к говорящему, это был Эрик Шинсеки, советник по национальной безопасности. После инцидента с "Аblе Dаngеr", я официально взял его на борт в качестве заместителя советника по национальной безопасности под руководством Кондолизы Райс. Теперь же, когда она стала генеральным секретарем, он занял место своего бывшего руководителя.

– Внешняя политика Ирака – это любая безумная идея, с которой сегодня проснется Саддам Хуссейн. Это человек – психопат в классическом понимании, и я не шучу. Единственное, о чем он беспокоится – это как остаться у власти. Если ему потребуется убить всех в стране, кроме себя самого – пока это касается его, то это устроит. По нынешним меркам Хуссейн оказался под мощным внутренним давлением из-за падающей экономики, и ему нужна внешняя угроза, чтобы отвлечь общественность. И эта ситуация подходит. Среднестатистический житель Ирака не любит курдов. Хуссейн последние пятнадцать лет провел, реформируя свою армию. И он думает, что настала время ею воспользоваться.

– Вот дерьмо! – пробормотал я под нос. К несчастью, смысл был в этом.

– Кто-нибудь из присутствующих не согласен с Эриком? Есть ли какой-нибудь шанс, что мы сможем выкрутиться из такой ситуации?

На меня уставилось множество молчаливых лиц. Вице-президент сказал:

– Карл, ты знаешь, что мы должны делать.

– Это не значит, что мне это должно нравиться, Джон, – на что он фыркнул и усмехнулся. Он тоже был прав. Я знал, что нужно было сделать. Я пожал плечами и сказал:

– Ладно, тогда давайте сделаем это.

Затем я окинул взглядом всех сидящих вокруг стола.

– Нам нужно попытаться свернуть все это дело. Если не сможем – тогда нужно подготовиться. Конди, вы с Томом будете дипломатами. Я хочу, чтобы завтра вы сели в президентский самолёт, первой остановкой у вас будет Анкара. Обсудите всю эту ситуацию с Эрдоганом. Если он сможет вынудить Хуссейна отступить, славно, но если нам нужно будет вступиться за курдов, то возьмите его с собой. После этого встретитесь со всеми высокопоставленными лицами, с кем потребуется. Том, вам с комитетом начальников штабов нужно начать собирать ресурсы. Я не хочу сейчас же направлять войска, но нам нужны будут какие-то варианты. Добудьте мне эти варианты.

Затем я повернулся к Эрику:

– Эрик, я хочу, чтобы ты поговорил с НАТО. Попробуй выбить какую-нибудь поддержку, обрисуй это как помощь Турции, члену НАТО. Британцы наверняка помогут, но попробуй узнать, что можно сделать и с остальными тоже.

– Да, сэр. – сказал Том. Конди и Эрик согласно кивнули.

– Конди, подготовь все необходимое для звонка Путину. Ирак сотрудничает с Россией. Может, у него есть какие-то рычаги. – она кивнула.

– Ричард, собери все данные. – после чего я взглянул на Уинстона Кридмора, который был принят в совет по национальной безопасности.

– У отдела по борьбе с терроризмом есть что-нибудь на этот счёт?

– Нет, но я отдам приказ об проверке на высшем уровне. Может, у русских есть что-нибудь, что мы можем получить. – ответил он.

Я кивнул:

– Благодарю вас. Не похоже, что все начнется в течение месяца или двух, так что мы можем провести собрание на следующей неделе. Фрэнк что-нибудь спланирует, когда Конди, Том и Эрик что-нибудь найдут. – я осмотрелся и увидел, как люди кивали и делали себе пометки.

– Спасибо, Джон. Мне нужно поговорить с тобой наедине.

Мы с Джоном поднялись в Овальный Кабинет, где уселись в кресла.

– У меня есть очень плохое предчувствие, что нам придется что-то делать с этим мудаком. – сказал я ему.

– С кем, с Саддамом Хуссейном? – переспросил он. Я мрачно кивнул, затем он добавил:

– Жалеешь, что не помог своему предшественнику от него избавиться?

Я скорчил гримасу в ответ:

– Нет, не совсем. Там было другое. Джордж и его компания хотели ворваться в Ирак и сделать из нее Америку-младшую. Они не планировали оттуда уходить, и на самом деле, даже не хотели. Я не настолько убежденный, какими были они. Меня вполне устроит просто надрать ему зад и отправиться домой.

– И думаешь, мы это сможем? Думаю, что в этот раз нужно его окончательно вывести из игры.

Я вздохнул:

– Вот чего я и боюсь. Одно дело отправить туда пару команд "А" и начать вести воздушное патрулирование из Инджирлика. А сложившаяся ситуация уже начинает походить на крупную кампанию. Я не хочу поругаться с половиной мира, пытаясь вторгнуться в Ирак!

– Карл, может, у тебя и нет выбора, кроме как бросить курдов на произвол судьбы, но нам придется вмешаться. – сказал он мне.

Я, вздохнув, кивнул:

– Я знаю. Только потому, что мне это не нравится, это не значит, что я не буду этого делать.

Интересн тот факт, что если бы я развязал войну в Ираке, убив Джорджа Буша только затем, чтобы избежать этой самой войны в Ираке! Было ли для меня возможно что-нибудь изменить? Или большее, что я мог сделать – это просто оттянуть неизбежное? Смог ли я улучшить что-то за последние пять лет?

Я следил за движениями Тома Риджа и Конди Райс, пока они проводили встречи на Среднем Востоке. Они постоянно встречались с кем-либо, с кем только могли, чтобы разрядить обстановку, я ежедневно получал сведения об этом. Эрдоган был не рад Хуссейну, и дал согласие на проведение воздушного патрулирования из Инджирлика, равно как и на материальную поддержку из-за рубежа. Мы могли даже перенаправлять войска и снаряжение по железнодорожным путям, если необходимо.

Кувейт также присоединился к компании, поскольку у них все ещё оставались печальные воспоминания о том, что Хуссейн сделал с ними в 1991-м. Большинство же соседей были не такими сговорчивыми. Иран бы с удовольствием посмотрел на то, как мы завязли в войне с Ираком, ведь они по традиции были врагами, но они также ненавидели и нас.

Война бы ослабила обе страны, и оставила их в выигрышной позиции. Им бы не пришлось снова ждать, когда перемирие рухнет. То же было и с Сирией, Иордания хотела мира, но была относительно беззащитна против иракцев, как и Саудовская Аравия. Конди сообщила нам, что она просила иорданцев и саудитов попытаться создать небольшое дипломатическое давление и заставить Хуссейна отступить. По их словам, Хуссейн просто ответил, что это были учения, и что им стоит заниматься своим делом. То же мы услышали и от нейтральных шведов и швейцарцев.

Особенно болезненной точкой был Израиль. Они с тревогой наблюдали за развитием событий, и у них была на то веская причина. Хоть они и не являлись целью ни для одной атаки, Саддам Хуссейн наверняка нацеливался на них своими ракетами. Во время войны в Персидском заливе, они просто отсиделись, поскольку присутствие израильтян бы уничтожило всю коалицию, и Хуссейн бы выстрелил в них ракетами, просто надеясь на какую-нибудь реакцию. Если бы он сделал то же самое, то израильтяне ответили бы тем же, это бы разрушило все надежды на решение арабского конфликта. Я хотел, чтобы все это прошло как можно тише.

Я даже позвонил Владимиру Путину в Россию, чтобы выяснить, мог ли он как-то надавить на иракцев, чтобы те отступили. Это было в лучшем случае маловероятно. Ирак был давним покупателем российского оружия, и у Путина не было огромного интереса не продавать им ещё больше, пока иракцы клали деньги на бочку. Они годами пользовались своей программой "нефть в обмен на продовольствие", и вливали средства в покупку российского оружия. Я просто сказал Владимиру, что если он не может нам помочь, то чтобы не мешал, поскольку если нам придется выступить, то Ирак недолго бы ещё будет их покупателем.

Эрик прошёлся по НАТО, и получил множество сочувствия, но не слишком много помощи. Британия согласилась помочь, и решила мобилизовать часть войск, но большая часть остальных просто сказала, что они посмотрят, как пойдет. Я вздохнул, но не мог его винить, это была не их битва. Я сказал Эрику просто возвращаться домой, и мы все разберём, если нам нужно.

Когда Том и Конди вернулись, я встретился с ними вместе, и затем мы провели полное собрание совета по национальной безопасности. Наши дипломатические попытки договориться не совсем оправдались. Хуссейн продолжал медленно переправлять войска и бронированную технику на юг Киркука, и начал проводить военные учения. Он отправлял свои войска в наступление, а затем останавливался и отзывал их обратно. Объяснялось это обычными военными учениями, и вообще это было не наше дело! Курдское правительство начинало волноваться и попросило нас отправить им наши войска. К несчастью, это было далеко и сделать это не так просто, как можно было подумать. И это было большим вопросом на нашем собрании, который следовало бы решить.

Америка располагала огромной и мощной армией, но было непросто куда-либо быстро их переправить. Если бы запахло жареным, то было немного вещей, которые мы могли бы сделать быстро. Мы могли переправить самолёты воздушных сил в Инджирлик за пару дней. Инджирлик был достаточно далеко от Ирака, что не давало иракцам напасть, но та же самая ситуация действовала и в обратную сторону.

Боевые вылеты в Ирак потребовали бы поддержки танкеров. Мы могли отправить туда морскую пехоту, но ближайшее побережье было на юге Ирака, рядом с Басрой. Пехоте бы пришлось пробиваться на север через Ирак, чтобы встретиться с курдами на севере Ирака. Это было просто безумием. Теоретически мы могли провезти их через Босфор в Чёрное море и высадить на северо-востоке Турции, но там нужна была куча договоров, которые имели цель предотвращать подобное, и ни в коем случае России бы не понравилась наша отправка флота в Чёрное море.

Флот мог отправить авианосец или два в Персидский залив, и проводить боевые патрулирования, равно как и запускать "Томагавки" с нескольких сторон, но на этом мы упускали один из основных принципов боя. Страну можно бомбить, обстреливать, летать над ней, плавать вокруг нее, черт, да можно даже ядерной ракетой по ней выстрелить, но нельзя ею управлять, пока не приставишь пушку к голове. Нам нужно было разместить войска. Это нелегко, и я мог приказать 82-й Воздушной дивизии занять свои позиции, и они бы разместились в течение суток. После этого все становится рискованно. 82-я часть в основе своей – это пехота, хотя, если бы у них были грузовики, то у них и была какая-нибудь мобильность. Во время войны в Персидском заливе мы отправили их первыми, но только тот факт, что Хуссейн удержался от нападения на американские войска, спас их от того, что они не стали просто кочкой на дороге.

Для того, чтобы всерьез проучить Республиканскую гвардию, требовалось присутствие тяжёлой техники. Ближайшая американская бронированная техника, которая по масштабу была как организованная бригада, была в Германии, где было около сотни танков М-1 Абрамс и такое же число М-2 Брэдли и других единиц. Их можно было погрузить на поезда и по железной дороге отправить из места пребывания на восток Турции. При большой удаче это заняло бы две недели. Мы также могли бы собрать примерно ещё одну бригаду, использовав все имеющуюся технику в Европе, и попросив о помощи британцев.

В качестве надежных помощников я мог видеть только их. Опять же, они бы появились только, спустя две-три недели. Если нам нужно было вводить тяжёлую дивизию, единственным местом, где мы могли бы достать одну-две таких групп, были Штаты. Это потребовало бы перемещения дивизии в ближайший порт, загрузки ее на подходящее для этого судно, и переправку через Атлантику и Средиземное море в Турцию. Там они бы высадились и были доставлены по железной дороге на восток Турции.

Даже на максимальной скорости это бы заняло по меньшей мере месяц, или даже больше. Ещё одним вариантом была 101-я воздушно-штурмовая дивизия – "Кричащие Орлы". Можно было ввести их, но они бы отправились следом за 82-й воздушной, а поскольку до сих пор никто не разработал вертолета, который мог бы пересечь Атлантический океан, их снаряжение тоже нужно было переправлять.

Проблемой еще было то, что наше планирование по Ираку основывалось на повторении войны в Персидском заливе. У нас в Диего-Гарсии в Индийском океане было несколько загруженных кораблей, которые хранили снаряжения на несколько дивизий. Они могли бы мигом добраться до Кувейта – но мы нападали не из Кувейта! Чтобы сделать хоть что-нибудь полезное в Курдистане, нам бы понадобилось отправить их через Красное море в Средиземное, и затем вверх к Турции. Этот процесс наверняка занял бы почти столько же времени, сколько и переброс дивизии из Штатов.

На собрании генерал Питер Пэйс, заменявший Ричарда Майерса в качестве председателя комитета начальников штабов со стороны морской пехоты, дал нам сводку по тому, какие войска могли по необходимости быть отправлены в Ирак. Ещё со времён войны в Персидском заливе, большая часть военного дислоцирования была сосредоточена на Кувейте и Саудовской Аравии на юге от Ирака. На северной части было не так много возможностей, и это было заметно. У нас не было большого количества вариантов. В конце этого выступления все глаза устремились на меня.

– Ладно, полагаю, за это мне и платят большие деньги. – с кривой улыбкой сказал я.

– Во-первых, если иракцы двинутся на курдскую территорию, то мы поддержим курдов. Кто-нибудь не согласен с этим? – я осмотрелся, и в большинстве показалось, что остальные кивают.

– Курды – наши официальные союзники. Конди, начни думать, как нам поступить, чтобы формально признать курдов, как нацию. Кому-то надо очертить их границы, и тому подобные вещи. Поговори с британцами, выясни, можем ли мы подключить и их, и ещё кого-нибудь.

– Да, сэр. Дайте мне пару дней, и я смогу доложить об этой ситуации. – ответила она.

Я повернулся к генералу Пэйсу:

– Генерал, от вас потребуется начать подготовку отрядов к переводу. По времени у нас есть где-то около месяца, прежде чем иракцы сделают свой решающий ход. Начните выстраивать войска и готовиться к отбытию. Расположите свои самолёты и поддержку в таком духе.

– Вас понял, мистер президент. Какие-нибудь предпочтения?

Я покачал головой:

– Я не дослужился выше командующего батареей, генерал. Вам знать лучше, чем мне. Если запахнет жареным, скорее всего, я сразу же вызову 82-ю воздушную дивизию и затем отправлю кого угодно, кого мы сможем подтянуть из Европы. Давайте встретимся через неделю, и вы сможете доложить, чего и когда ожидать.

– Есть, сэр!

Я улыбнулся на это. Это был ответ типичного полного сил морпеха.

– Вы говорите так же, как и мой сын, генерал. – затем я окинул всех взглядом.

– Я не хотел, чтобы до такого дошло, но если так, то хочу, чтобы все было масштабно и убойно. Американская общественность захочет узнать, почему мы не разобрались с этим чудаком раньше, так что сейчас лучше бы это сделать! Ричард, возьмись за все сведения, которые сможешь предоставить, и свяжись со всеми, кто сейчас там с курдами. Конди, вы с Эриком попробуйте найти кого-то, кто имеет хоть какое-нибудь влияние на Хуссейна, чтобы заставить его угомониться. И всем вам говорю, если нужно что-то сделать, и я могу это – дайте мне знать. Что я могу сделать, чтобы помочь?

Я взглянул на Пола О'Нила, который все ещё был казначеем.

– Пол, это обойдется нам в целое состояние! Сколько на это все потребуется и каков будет эффект? Собери своих кудесников и выясни это, пожалуйста.

– Будет сделано! – принял он.

Необходимо было обосновать сложившуюся проблему публичным выступлением. Понятно, что врагам о своих действиях не сообщают, информация об перемещениях войск и снаряжения точно должна не разглашаться. С другой же стороны, наличие огромной военной мощи позволяет использовать ее как средство устрашения, и, как правило, никто не будет бояться, если не знает, что вы что-то задумали. Хотя, напугало бы это Хуссейна? У нас не было никаких гарантий, что это получится, поскольку, как уже было сказано, его политикой была любая мысль, с которой он проснется утром. Если бы я сразу передвинул войска, пока международное законодательство все ещё воспринимало курдские территории как часть Ирака, то мы были бы виновны во вторжении в мирную страну! И что хуже, если не среагировать, то он мог и ускорить наступление, чтобы попытаться нас опередить.

В следующие пару дней все становилось только хуже. В начале марта я подписал приказ о начале перемещений войск и самолётов. 82-я воздушная была переведена в состояние усиленной готовности, все отпуска были отменены, и транспорт начал выстраиваться на взлетных полосах. Грузовые вагоны были перестроены в особые составы и казармы в Германии были освобождены и погружены на безбортовые грузовики.

Они бы двинулись в сторону Турции по необходимости для "плановых учений". 4-й истребительный отряд из самолётов F-15 и F-16 в Северной Каролине тоже получили приказ перебираться в Инджирлик, также на плановые учения. Воздушные силы начали прогревать свои бомбардировщики и продвигать свои танкеры и поддержку на позиции. Флот начал перемещать парочку своих авианосцев в южную часть Персидского залива, и их сопровождали несколько кораблей и подводных лодок, вооруженных "Томагавками".

Все это было недешево, чтобы вот так перемещаться, нужно было потратить сотни миллионов долларов, и ничего из этих средств не было предусмотрено в бюджете. Казначейство уже сообщило мне, что нам придется пройтись через резервные фонды, которые держал Пентагон на подобные экстренные случаи.

Мы рассчитывали на пару месяцев, чтобы подготовиться и расставить все пешки по своим местам для атаки. Но у нас не оказалось и двух недель.