Практическое руководство по злу

Том II / Интерлюдия : Круги на воде

— Процеране всегда были злодеями в наших пьесах, коварными аламанами и жадными арлеситами. Учитывая нашу историю, это объяснимо, но мы-то с тобой знаем правду, мой Стратег: принципат — это последняя линия обороны между Калернией и Злом. Два тысячелетия они удерживали Мёртвого Короля на берегу северных озёр и ещё дольше они обращали вспять гремучую чуму, без помощи и поддержки со стороны остального континента. Когда Принципат терпит неудачу, свет цивилизации тускнеет, и все монстры становятся немного ближе к нашим домам. —

Елеусия Вокор, никейский посол в Принципате

Лига Вольных Городов не имела официального места встреч, поскольку для этого требовалось согласие большинства членов, чего не происходило ни по одному вопросу за всё время её существования. Анаксарес считал, что в наши дни согласие в Лиге ещё маловероятнее, чем обычно.

Стигия была на спаде, поскольку они достигли того периода двадцатилетнего цикла, когда их старые солдаты-рабы незаметно умерщвлялись, а свежие заканчивали обучение, но их северные соседи были не в состоянии воспользоваться этим. Аталанте и Делос были слишком заняты борьбой за контроль над торговыми путями в Меркантис, чтобы переключить своё внимание на что-то другое, ситуация ещё более обострилась после убийства аталантийского логофета[29] от рук обозлённого проповедника Делоси.

На Делосе воля Небес и воля асекрети[30] Секретариата считались одним и тем же. Горе тому, кто бросит вызов этой злобной кучке писцов. Чтобы сделать всё ещё более сложным, Гелике породила одного из их проклятых Тиранов несколько лет назад. Мальчишка быстро перечеркнул все последние пятьдесят лет пограничных договоров, захватил активы Никеи и щёлкнул но носу процеранскую принцессу на Тенерифе. В этом, однако, была возможность для Великого города Беллерофона. Первого и Могущественнейшего из Вольных Городов, Да Царствует Он Вечно.

Анаксарес заглавными буквами произносил эти слова даже в уединении собственного разума, потому что никогда не знаешь, когда канены заглядывают в твои мысли. В его делегации должно было быть по крайней мере двое из десяти сопровождавших его дипломатов, хотя он не мог сказать, кто из них был частью агентов Беллерофона по защите народа.

Его родина была единственной истинной демократией на континенте, что её граждане превозносили при каждом удобном случае, но воля народа была сохранена пролитием крови. Канены позаботились о том, чтобы любой подозреваемый в желании захватить власть для себя исчез. По системе случайной жеребьёвки все назначения происходили раз в три года, что означало, что компетентность городской администрации могла сильно колебаться от года к году. Единственной частью государственного аппарата Беллерофона, которая не была распределена случайным образом, была дипломатическая служба, частью которой, к сожалению, был Анаксарес.

Маленький камешек, заложенный в его теле — и в теле всех членов его семьи — был мрачным напоминанием о том, что в любой момент один из каненов может решить, что он стал амбициозным, и убить их всех одним словом. Камешек вернётся к своему первоначальному размеру и разорвет его тело изнутри. Анаксаресу говорили, что это был особенно ужасный способ умереть. Его предшественника размазало по всему залу заседаний в Никее только за то, что ему предложили взятку.

Естественно, грязные пентесианцы устроили игру, пытаясь добиться казни посланников Могущественного Беллерофона их собственным народом. Канены заполучили в свои руки один из листков, которыми они пользовались для подсчёта очков, и расклеили копии по всем улицам. Не зря город Анаксареса всё время пытался вторгнуться в их город, уродливую подделку Меркантиса.

Неужели они действительно думали, что только потому, что богатство Праэс течёт через них, они лучше других? Они даже не были Злыми. Признаться, Добро и Зло в Вольных Городах больше походили на поддержку команды возниц, чем на истинную принадлежность, но сам принцип этого дела раздражал. Можно подумать, что Императрица Ужаса пошлёт своё золото в один из городов по правую сторону метафизической ограды. Он никогда не говорил об этом вслух: города в эти дни кишели агентами Императрицы, соперничающими по численности с агентами Первого Принца.

Настала очередь Гелике принимать делегатов Лиги, чему никто особенно не радовался. При Тиране город сошёл с ума ещё больше, чем обычно, впав в истерию чествования Феодосия Непобедимого и его легендарных побед на поле боя. Анаксарес пробыл в городе всего две недели и уже не мог смотреть на статуи этого человека.

Сейчас он пил из кубка с лицом Феодосия и сидел на стуле с гравировкой его работы при осаде Тенерифе, когда геликейцы проползли по канализации, чтобы избежать потерь при взятии стен. Представитель Беллерофона неловко прислонился к деревянной раме, не обращая внимания на кричащего делегата от Аталанте, называющего старшего члена Секретариата от Делоса «сумасшедшим, размахивающим пером». Его глаза метнулись к Тирану, который сам назвался делегатом от Гелике вместо того, чтобы послать настоящего дипломата.

Парень был темноволосым и смуглым, с налитым кровью красным глазом и постоянно дрожащей рукой. Анаксарес знал, что ему шестнадцать, а на троне Гелике он сидел с двенадцати лет — когда захватил власть и отправил в изгнание своего гораздо более старшего племянника. Гнилое семя, подумал делегат от Беллерофона.

Тиран улыбался, казалось, уже несколько часов, и улыбка стала шире, когда он встретился взглядом с Анаксаресом через стол. И вполне возможно он так же улыбался, когда в своём городе устроил побоище камнями и утопил никейскую делегацию в винных бочках, привезённых ими с собой, когда они приехали протестовать против захвата. Именованные. Безумные, все до единого.

— Надлежащие формы были поданы членами Секретариата с хорошей репутацией, — спокойно сказала делегат Делоси. — Караван прошёл через нашу территорию без разрешения, захват его товаров был совершенно законным.

Тон женщины не повысился, но по её глазам было видно, что она начинает раздражаться. «Неудивительно», — подумал Анаксарес. Аталантийцы действовали всем на нервы излишней эмоциональностью. Говорили, что знаменитый воин Аталанте, основавший их город, плакал при виде вздымающихся стен, так что это явно был какой-то культурный дефект. В Беллерофоне публичный плач был запрещён, так как считался Нарушающим Свободу Окружающих.

— Есть ли форма для убийства? — взвизгнул аталантиец, и в его голосе прозвучало торжество, словно он одержал какую-то великую победу.

Сотрудник Секретариата моргнула.

— Семь, — сказала она. — Хотя в соответствии с пятью из них преступник после совершения преступления должен явиться на казнь в течение двенадцати часов.

Дискуссия ходила кругами, поэтому Анаксарес отвлёкся и посмотрел на других дипломатов за столом. Делегат из Никеи внимательно слушал, но мужчина довольно обильно пригубил вино, так что для него этот спор был скорее развлечением. Делегат из Стигии — магистр Зоя, как она представилась, — откровенно скучала и что-то строчила на листе пергамента. Анаксарес чуть прищурился в попытке разглядеть текст, стараясь не показать этого слишком явно. То что он разглядел было стихотворными строфами. Это было похоже на певучую версию спора между аталантийцами и делосцами, который длился уже большую часть колокола. В сюжете были допущены некоторые вольности, если только Анаксарес не пропустил действительно имеющего места быть шквала невысказанного сексуального напряжения между этими двумя. Делегат из Пентеса же… смотрел на него. Улыбаясь.

Анаксарес подавил желание сделать знак защиты, тот самый, который вежливо просил Зло смотреть на кого-то другого вместо того, чтобы угождать. Это касалось всех дипломатов, сидящих за столом, хотя был еще один, сидящий на скамье чуть в стороне: посланник из Меркантиса.

Город Купли Продажи не был частью Лиги, но им было предоставлено право присутствовать на ее заседаниях из-за совпадения интересов. Анаксарес подозревал, что в том, чтобы сделать это право частью устава Лиги, была задействована огромная сумма взяток, хотя такие подозрения лучше оставить в стороне. У торговых лордов Консорциума не было постоянной армии или даже городской стражи, но у них было много золота и достаточно наемных убийц, чтобы заселить небольшой город. Женщина, которую прислал Меркантис, была, конечно, болезненно толстой. Так было всегда. Это считалось необходимым условием для того, чтобы подняться на высшие уровни Консорциума, поэтому все, кто мог позволить себе набрать вес, делали это с усердием. Демонстрируемая расточительность оскорбляла беллерофанское чувство меры Анаксареса. Зерно Народа Должно Идти К Народу, подумал он, на случай, если кто-то из каненов подслушивает. Долой Чужеземных Деспотов, Пусть Славный Беллерофонт Царствует Вечно.

— Вы зря тратите наше общее время, — вмешался в спор стигийский магистр. — Либо передайте дело в арбитраж Лиги, либо заткнитесь.

Анаксарес фыркнул. Никто никогда не подавал ничего в арбитраж Лиги, не будучи уверенным в том, какой вердикт будет вынесен до представления. Если бы кто-то из спорящих делегатов посчитал, что этот инцидент стоит тех взяток и уступок, которых стоило бы добиться вынесением вердикта, они бы не стали препираться по этому поводу сейчас. Однако его веселье было замечено.

— Ты находишь боль моего народа забавной, беллерофан? — спросил аталантиец.

— Славная Республика Беллерофон не имеет никакого отношения к этому инциденту, — напомнил Анаксарес.

— Ты человек, у тебя должно быть своё мнение, — драматично произнес мужчина.

Анаксарес замер.

— Я всего лишь сосуд для волеизъявления народа, — торопливо пробормотал он, — не способный самостоятельно выносить решения. Да Здравствует Республика, Несравненная Жемчужина Свободы.

Закрыв глаза, он ждал, когда камешек сдвинется и разорвёт его внутренности. В комнате повисло долгое молчание, но ничего не произошло.

— Проклятье, — сказал Пентезиец. — Это был бы пятый.

— Не надо взрывать беллерофана, этот менее фанатичен, чем обычно, — добавил делегат из Никеи.

— Следите за языком, вы двое, — вклинился Тиран. — Прошу вас, леди и джентльмены, давайте соблюдать приличия.

Никто не чувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы демонстрировать раздражение или нетерпение. Дипломатический иммунитет исчезает удивительно быстро когда имеешь дело с Тираном.

— Делос не видит необходимости передавать дело в арбитраж, — сказала сотрудник Секретариата.

Аталантиец выглядел так, словно только что откусил что-то отвратительное.

— Как и город Аталанте, — сказал он.

— Хорошо, — сказал никейский делегат, осушив седьмой кубок вина. — Если с этим покончено, то город Никея должен представить предложение на рассмотрение Лиги.

Он протянул чашу слуге, чтобы тот наполнил её снова. Анаксарес поднял бровь. Он сомневался, что это будет повторением старого никейского требования Лиги объявить войну Ашуру — никого больше не волновало, что Талассократия подавляет никейскую торговлю. Если бы они хотели владеть Самитским заливом, то должны были бы выиграть хотя бы одну из четырёх войн, которые они вели за него. Ашур позаботился о том, чтобы все остальные города обзавелись флотами, что гарантировало, что их господство на море никогда не будет серьезно оспариваться. Не то чтобы все это имело значение для Анаксареса: Беллерофонт не имел выхода к морю. Корабли — Дело Рук Злых Иностранных Олигархий, добавил он, просто чтобы перестраховаться.

— Стратег считает, что напряжённость в отношениях с Принципатом была излишне обострена, — сказал никеец. — Их гражданская война закончилась, и Первый Принц привёл княжества в порядок: мы должны пресечь это в зародыше, прежде чем они повернутся в нашу сторону.

Все старательно не смотрели на Тирана, который был одновременно и мальчиком, ответственным за эту повышенную напряженность, и правителем, который должен был возглавить армии Лиги, если дело дойдёт до войны. Это не было случайностью: когда бы Принципат ни постучался, Гелике всегда становился первым среди равных. Их армия, возможно, и не была такой большой, как у Стигии, но она никогда не проигрывала войну стигийцам.

— Для этого, — продолжал никеец, — Стратег приказал мне представить предложение об открытии десятилетних переговоров о перемирии с Принципатом.

Анаксарес переводил взгляд с одного делегата на другого. Магистр был удивлён, но никто другой, казалось, удивлен не был, даже Тиран. Ах, ну конечно. Как он и думал раньше, никто никогда не удосуживался представить предложение, не зная, каковы будут результаты голосования. Из семи Вольных Городов четыре были связаны с Добром — Никея, Аталанта, Делос и Пентес. Беллерофонт и Стигия открыто якшались с Богами Внизу, в то время как Гелике колебался между той или иной стороной в зависимости от того, кто им правил. Даже если соперничество между городами обычно брало верх над верностью Богам, когда дело касалось внешней политики Лиги, Хорошие города, как правило, держались вместе. Конечно, они никогда не заходили слишком далеко, так как слишком частая сила воли могла спровоцировать крах Лиги, но, похоже, это будет один из тех случаев, когда они объединятся.

— Аталанте голосует — за, — высказался дипломат.

— Делос голосует — за, — подала голос женщина из Секретариата.

— Пентес тоже голосует за, — добавил грязный пентесиец.

Похоже это принесло успех голосования. Некоторое преимущество можно получить, если обеспечить присутствие Беллерофона в начале переговоров, и четыре города, имеющие здесь свой интерес, должны дать ему достаточно рычагов, чтобы обеспечить это. Анаксарес подал знак… слуге, как ни отвратительна была эта мысль — Люди Могут Быть Слугами Государства, Но Никогда — Других Людей, Тысяча Лет Проклятия Мерзким Иностранным Автократам — чтобы наполнить его чашу вином, но женщина уплыла, по-видимому, не заметив его жеста. Раздражает.

— Ничего этого мы делать не будем, — весело сказал Тиран. — Принципат может пойти повеситься и оспа на любого, кто говорит иначе, если вы простите мой язык.

Магистр Зоя подняла бровь. У стигийцев был талант к снисходительности. Во всяком случае, тех, кто не были рабами.

— Я сочувствую вашему мнению, но большинство уже достигнуто. Как именно вы намерены обратить его вспять?

— Ну, — начал Тиран, налитый кровью глаз дрогнул, но его прервал тупой стук.

Никейский делегат упал лицом на стол, всё ещё держа в руке кубок с вином. Человек, казалось, не дышал, и у самого Анаксареса перехватило дыхание. Через мгновение делоси рухнула в кресло, аталантийка едва успела закричать, прежде чем задохнуться, а пентесиец просто… перестал двигаться между двумя ударами сердца.

— Дозировка, должно быть, была неточной, — задумчиво произнес Тиран. — Кого-то за это побьют камнями. У меня была запланирована неплохая речь, я собирался взмахнуть рукой, а уже потом…

Молодой человек издал звук, который, по предположению Анаксареса, означал смерть от яда, которая по определению была беззвучной.

— Это безумие, — рявкнул стигиец, явно не потрясённый новым убийством более половины людей в комнате.

Типичные работорговцы: бесчувственные и бездушные.

— Яд? — удивленно спросил Тиран. — На самом деле это было вполне доступно. Купил у Меркантиса.

Представитель Консорциума не шевелилась с момента гибели посланников и выглядела совершенно безразличной. Её явно позабавил сердитый взгляд магистра Зои.

— Консорциум верит в современную, экономически эффективную форму убийства, — пояснила она. — Широкий спектр веществ доступен любому, у кого есть средства.

— Я думаю, она имела в виду сам акт отравления, лорд Тиран, — сказал Анаксарес, удивлённый тем, как спокойно прозвучал его голос.

Вынашивая смертный приговор в своем животе с двенадцати лет, делегат от Беллерофона размышлял о том, как чудесно он сохранил самообладание.

— Из-за этого будет война, — рявкнул магистр. — Убивать посланников? Это…

— По-Злодейски? — тихо спросил Тиран, снова улыбаясь.

Его больной глаз покраснел ещё сильнее. Как будто питался смертями. Его рука не дрожала впервые с тех пор, как Анаксарес встретил его. Беллерофан был в некотором роде знатоком в области предчувствий и считал этот знак особенно зловещим.

— Вот в этом-то и проблема магистров, — весело сказал мальчик. — У вас лишь убийства и рабство, никакого искусства. Никаких причуд. Когда в последний раз кто-то из вас делал что-то только потому, что мог?

Он энергично взмахнул рукой.

— Вы слишком серьёзно к этому относитесь. У вас есть вся эта сила, и всё, для чего вы её используете, — это убедиться, что вы её сохранили. Ты хоть представляешь, как это скучно?

— Стигия не будет участвовать в этой вашей идиотской войне, — прошипел магистр.

— Конечно, вы примете участие, — усмехнулся Тиран. — И даже будете на моей стороне. Потому что иначе я разграблю ваш город, разрушу ваши стены и пополню свои ряды вашими рабами.

— Должен ли я предположить, что эта угроза распространяется и на Беллерофон? — спокойно сказал Анаксарес.

— Анаксарес, кажется? — спросил мальчик. — Должен сказать, мне нравится вся эта ваша безмятежность. И если ваша Республика не поддержит меня, я зажарю ваших детей, как птиц, и продам их в Праэс. Может быть переплачу за транспортировку, они нам с тарифами в последнее время накрутили.

— Вы находитесь в состоянии войны с более чем половиной Лиги и угрожаете остальным? — в ужасе воскликнула магистр Зоя.

Беллерофан подумал, что ей ещё предстоит понять, с чем именно они здесь имеют дело. Магистры слишком привыкли всё контролировать. Анаксарес никогда не был в таком заблуждении: его народ был течением, несущим его, и в любой день он мог разбиться о скалы так же легко, как и благополучно добраться до берега. Отсутствие реального влияния на ход собственной жизни было знакомым чувством. Если бы он заботился о том, чтобы утешить иностранку, он бы сказал ей, что становится легче, когда перестаёшь слишком много думать о своём будущем. Подобно утоплению, тебе было гораздо легче, если ты не сопротивлялся.

— Четыре города или шесть, или половина Творения, — пожал плечами Тиран. — Для меня это не имеет никакого значения. Боги Внизу, хоть раз в жизни совершите Зло. Просто в качестве развлечения.

Красный глаз злобно сверкнул, когда Именованный уставился на них.

— Это не развлечение, друзья мои, это сторона. Сторона в войне, которая определяет Творение. Вы думали, что сможете сидеть за забором вечно? Произнести эти слова, не заплатив за них цену? Избалованные, порочные, если вы простите мой язык.

Тиран ухмыльнулся, и на мгновение Анаксарес увидел только этот ужасный красный шар и изогнутые жемчужно-белые зубы. Дьявольская ухмылка на дьявольском лице.

— Мы злодеи, друзья мои. Мы — те существа, которых они боятся ночью, причина, по которой они запирают двери и закрывают окна. Это место остро нуждается в том, чтобы помнить эту истину.

Мальчик рассмеялся, и Анаксарес вздрогнул.

— Так что собирайте свои армии, шуршите своими дьяволами и выпускайте своих монстров из клеток. Давай хорошо проведём время, а?

Беллерофан решил попросить ещё чашу вина, и ему было всё равно, отравлено оно или нет.

۞

Корделия Хасенбах, первый Принц Принципата, отложила свою корреспонденцию. Её покои в Оренсе были похожи на воина, пережившего свой расцвет: ещё красивые на вид, но уже с признаками упадка. Она не была удивлена. Финансы князя Родриго из Оренсе можно было с полным основанием назвать «жалкими»: торговля, которая снова начала расцветать, заглохла, поля опустели от крестьян, погибших солдатами, а весь юг княжества был разграблен рейдерами Доминиона. Этот человек больше не мог позволить себе жить в том стиле, к которому привык, а для принца Принципата не было более сильных ударов по гордости, чем этот. Это ожесточило старика, как и его неоднократные кровавые поражения в гражданской войне в Принципате. Хотя сам он никогда не был претендентом, два кандидата, которых поддерживал принц, были разбиты другими союзами после того, как он вложил свое состояние в их дела. И теперь Доминион Леванта безнаказанно грабил его земли, или, по крайней мере, грабил до тех пор, пока Корделия не пришла на юг. Можно было бы ожидать благодарности, но этот человек был арлеситом.

В армии, которую собрал дядя Клаус, было не так много северян, как в той, которая принесла ей трон, но ядро армии всё же было выковано на полях сражений Ланге и Эйне. Именно там ликаонская сталь, закаленная в борьбе с боевыми отрядами Цепи Голода и бесконечными нападками Царства Мёртвых, доказала свое превосходство над численностью южных княжеств. Численность всё ещё была проблемой Корделии, как это и случилось. Существовало только четыре ликаонских княжества: Рения, Ганновен, Бремен и Нейстрия. Хотя ни Бремен, ни Нейстрия не были окружены горами, как двое других, их земли все еще были труднодоступны для земледелия. Четыре Ликаонских княжества имели самое малочисленное население из всех княжеств в Принципате, и хотя, в отличие от южан, ликаонцы несли всеобщую военную службу, убыль населения все еще вызывала недовольство. Она не могла позволить себе терять так много солдат со своей базы поддержки, прежде чем станет слишком слабой, чтобы вооружить Высшую Ассамблею.

Поэтому теперь она черпала силы из рядов своих союзников, принцев и принцесс, которые добровольно присоединились к ней, когда стало ясно, что ее дело на подъеме. Войск княжества было немного, но ее союзники не скупились на фантазинов. Корделия была несколько не сведуща в военных вопросах, но, как объяснил ее дядя, это были мужчины и женщины, которые служили в качестве крестьянских отрядов во время гражданской войны после того, как были избавлены от боевых действий, и сделали это своим ремеслом. Не так хорошо, как солдаты, которые тренировались с младенчества, но они стоили дорого, и их было трудно заменить. Первый Принц знала, что в данный момент в Принципате дрейфуют десятки тысяч фантазинов. Люди, которые жили лишь насилием, а теперь оказались без тех, кто готов платить за то, чтобы они его совершали. Ей нужна была война, и как можно скорее, пока они не набросились на свой народ. Первым шагом к смягчению проблемы было собрать как можно больше людей в ряды своих армий, но этого было недостаточно. Ей придется ускорить экономическое восстановление юга, чтобы найти им земли для оккупации, чего она пыталась избежать, пока ее положение не станет более надежным.

Сегодня утром она получила сообщение от дяди Клауса о том, что он отбросил последних рейдеров Доминиона с юга Оренсе и занял оборонительные позиции в нескольких милях от Стены Красной Змеи, что было одной решенной проблемой. Однако она просматривала не этот отчет: этот был получен от её агента в Вольных Городах, который сообщил ей, что два дня назад Тиран Гелике средь бела дня убил четырех делегатов Лиги, а затем объявил войну их городам.

Она спокойно положила письмо на позолоченный стол. Она оказывала давление, подкупала и всячески убеждала лидеров тех же городов, чьи послы были отравлены, чтобы те передали предложение о заключении десятилетнего перемирия с Принципатом. На это у неё ушли годы и немало серебра, но она справилась. И когда она это сделала, она знала, что сессия Лиги может закончиться двумя способами: либо Злые города примут намордник, либо начнётся война.

Любой из вариантов заставил бы Гелике прекратить зондирование границ Тенерифе, ещё теснее привязав к ней принцессу, которая и так была одним из её ближайших союзников. И это обезопасит наш юго-восточный фланг, подумала она. Насколько ей было известно, Тиран Гелике всё ещё оставался в одиночестве, но существовала вероятность, что два других Злых города присоединятся к нему. Может ли она повлиять на них в другую сторону, чтобы перевесить шансы на желаемый исход? На Беллерофон более или менее невозможно было оказать заметное влияние, поскольку они казнили всех, кто выглядел так, будто мог навести порядок в толпе, правившей городом. Стигия…

Нет. Она была слаба в этом городе, а Империя владела правящей коалицией магистров телом и душой. В некоторых случаях — буквально. Стигия склонится в том направлении, в котором хотела Малисия. Кто победит в этой войне? Стигия и Гелике имели две самые большие армии, но у Никеи было самое большое население, а Пентес был самым богатым. Обе стороны опустошат Меркантис от наемников еще до конца месяца, пополняя карманы Консорциума своими войнами ставок. При нынешнем положении дел Корделия склонялась к мысли, что Лига Добра победит Лигу Зла. И всё же Тиран спровоцировал эту войну. У мальчика было что-то в рукаве, что-то более смертоносное, чем простое Имя. Более того, он был уверен, что Праэс вмешается. Они не послали ни один из Легионов на юг, но Первый Принц подозревала, что грядут Бедствия. Корделия знала, что нужен противовес, но ей не нужно было утруждать себя этим. Небеса уже всё предусмотрели: две недели назад в Никее пришвартовался корабль с Белым Рыцарем, вернувшимся после долгих лет службы на Титаномахию. Уцелевшие из отряда героев Одинокого Мечника сгрудятся вокруг нового, хотя сколько их осталось в живых после Льеса, она не знала.

По слухам, Вор была ещё жива, но Странствующего Барда уже несколько недель никто не видел. Льес был в таком беспорядке, что она всё ещё пыталась разобраться, что же там произошло. Дьяволы были вызваны, а затем обезоружены. Оруженосец заставила сдаться баронессу Дормер, а затем пощадила женщину. Она убила Одинокого Мечника и, по-видимому, вернулась из мертвых, что, по утверждению Дома Света, было невозможно.

В Салии уже поговаривали о том, чтобы назвать её мерзостью в глазах Небес. Всё восстание Льеса умерло ужасной смертью от рук этой девчонки-кэллоу и её хозяина, умерло с хныканьем, а не со взрывом, как надеялась Корделия. Даоин и раньше никогда не участвовал в войне, и сейчас находился на задворках отношений с Башней, поскольку одна из родственниц герцогини Кеган была поймана за помощью герою.

Если бы её наблюдатели не присмотрелись к Легионам Ужаса в действии, Корделия назвала бы все это отвратительной тратой серебра и жизней. Несколько книг с отчетами уже были собраны в боевую доктрину, которая будет использоваться в крестовом походе, но она не смогла достичь всех своих других целей.

Гегемония Праэс в Кэллоу была сильнее, чем когда-либо, и Императрица навсегда покончила с беспорядками своим мастерским ударом «правящего совета». Учитывая, что в совете будет четыре Праэс, Малисия вышла из этого восстания с более жёстким контролем над своими иностранными владениями, чем начала. Пытаться сломить Императрицу было всё равно, что отрубать голову гидре: каждый раз вырастали ещё две, более злобные и хитрые, чем предыдущая. По крайней мере, благородство женщины доставляло ей неприятности. Как и следовало ожидать: Корделия половину десятилетия вливала деньги в их дело, используя целый лабиринт посредников. Её расплата за ограбление банка Правус.

События разворачивались по всей Калернии, и Корделия больше не могла позволить себе уделять Доминиону львиную долю своего внимания. Пора было покончить с этим. Отложив в сторону свою корреспонденцию, Первый Принц Принципата взяла нетронутый лист пергамента и обмакнула перо в чернила.

۞

— Мы слишком близко к стене, мне это не нравится, — в третий раз объявил принц Клаус Хасенбах.

— Им нужны особые условия, чтобы разбудить змею, — спокойно сказала Корделия. — Которые не выполнены.

Уступая летней жаре, Первый Принц надела платье гораздо более бледно-голубого цвета, чем то, что было на геральдике Рении. Оно заканчивалось над ключицами, чтобы скрыть то, что из-за крови Хасенбах она родилась с плечами, больше подходящими для дровосека, чем для благородного человека. Золотая ткань, окаймляющая вырез, подчеркивала очертания груди, не задерживаясь на ней, как и пояс из сапфиров в золотой оправе, свободно свисавший по бедру. Ее длинные светлые локоны были тщательно расчесаны и скреплены брошью, которая хранилась в ее семье еще со времен княжества, — красивой маленькой вещицей в форме копья, которое было эмблемой Хасенбахов.

Корона, однако, была из Салии. Простой обруч из белого золота, который по древнему закону мог носить только Первый Принц. Это было сделано для того, чтобы незаметно отделить правителя Принципата от всех остальных.

Павильон, который приказала установить Корделия, находился не так близко к стене Красной Змеи, чтобы быть в ее тени в это время дня, но через колокол он окажется там. С такого близкого расстояния строение выглядело впечатляюще. Фундамент был высотой всего в десять футов, известняк был выкрашен в красный цвет, но основная его часть представляла собой гигантскую скульптурную красную гранитную змею, протянувшуюся от моря до начала Броцелианского леса. Масштабы его были абсурдны, это был крупнейший проект, когда-либо предпринятый гигантами за пределами границ Титаномахии. То, что он был заколдован, чтобы защитить Доминион Леванта от любого, кто попытается пройти через него, было, возможно, еще более абсурдно: заклятие такого масштаба было почти беспрецедентным. Насколько она знала, только миезанцы когда-либо применяли магию такого масштаба. Это делало нападение на Доминион по суше невозможным, хотя высадка кораблей достаточно далеко от побережья все еще была вариантом.

Леди Итима из Разбойничьей Крови, правительница Ваккеи, должна знать об этом. Другие члены Мажилиса уже сказали ей, что она не получит поддержки от остальной части Доминиона на закрытом заседании, поэтому ей пришлось искать поддержки в другом месте. Древние связи ее рода с гигантами не были достаточно прочными для того, чтобы нарушить их вынужденный изоляционизм, поэтому она обратилась к Ашуру. Талассократия была естественным выбором в качестве союзника. Ашураны поддерживали войну за независимость, в ходе которой Левант сформировался из бывших княжеств принципата, и центральным принципом их внешней политики было обеспечение того, чтобы Принципат никогда не стал морской державой. Военный флот Талассократии превосходил процеранский в соотношении десять к одному, все они были пожизненными моряками, которые могли подняться по ступеням гражданства только благодаря непрерывной службе. Некоторые из них даже имели опыт морской войны, поскольку два десятилетия назад последняя попытка Никеи получить первенство в Самитском заливе была кровопролитно подавлена их капитанами. Для сравнения, Принципат никогда не участвовал ни в одном крупном морском сражении за всю историю страны.

Пока Ашур поддерживал Ваккею, он был неприкасаем. Итима это знает, и когда она прибудет, то с важностью женщины, которая знает, что Принципат будет нищенствовать, если его армии расположатся лагерем в южном Оренсе, пока ей не надоест. Она будет ожидать уступок, возможно, даже уступки территории. Но теперь это были переговоры. Дядя Корделии провел свои дни, обучаясь военному делу, и стал одним из лучших генералов Калернии, но мечи никогда не были уделом Первого Принца.

Она научилась дипломатии и интригам, годами оттачивала свой ум, сражаясь с самой опасной женщиной Калернии на всем континенте в сотне различных сражений одновременно. Итима из Разбойничьей Крови выбрала не то поле боя, чтобы бросить ей вызов. Когда правительница прибыла, ее любимые закуски уже были расставлены — охлажденное вино из Алавы — и сопровождающие роились вокруг ее делегации, как колибри вокруг нектара. Дядя Клаус хотел остаться сидеть, когда она вошла, в знак своего презрения, но Корделия выдавила его из кресла пристальным взглядом. Когда дело касалось этикета, он обычно так и делал. Итима была женщиной средних лет с загорелой кожей, поразительными голубыми глазами и волосами, подстриженными так коротко, что их можно было с таким же успехом побрить. Два ее сына следовали за ней вплотную, высокие молодые люди с суровыми лицами и шрамами людей, которые уже видели битву. Скорее всего, именно они возглавляли рейды, которые отправляла их мать. Корделия мило улыбнулась им, и младший из них испуганно покраснел, прежде чем побледнел. Их мать не была так легко очарована и с недоверием посмотрела на поднесенный ей кубок с вином, прежде чем обратить свое внимание на Первого Принца. Которая стояла и ничего не говорила. В павильоне воцарилась тишина, нарушаемая лишь бормотанием слуг Корделии, рассаживающих остальных членов делегации и заваливающих их угощениями и лестью.

— Ваше светлейшее высочество, — наконец произнесла Итима.

Хорошо. Признание превосходства Корделии было правильным тоном для этого разговора.

— Леди Итима из Разбойничьей Крови, — ответила Корделия, элегантно усаживаясь во главе стола, прежде чем женщина успела пренебречь ею.

Правительца Ваккеи заняла место напротив нее, двое сыновей маячили за креслом в довольно слабой попытке запугать ее.

— Позвольте представить вам принца Клауса Папенхайма из Ганновена, — сказала она, кивнув дяде.

Дядя пил из чаши с сидром, которую она специально для него поставила, чтобы он не разговаривал.

— Мои сыновья, Моро и Тариф из Разбойничьей Крови, — ответила голубоглазая женщина, не потрудившись уточнить, кто из них кто.

Не то чтобы ей это было нужно. У Корделии были обширные досье на всех членов семьи Итимы. Тариф был младшим, который покраснел, и имел хорошо документированную любовь к блондинкам. Он был хорош в постели, заверил ее агент, приславший отчет. Первый Принц находила его достаточно привлекательным, но роман с человеком его ранга мог привести к ожиданию брака, чего она старалась избегать. Это давало ей большие рычаги влияния в Принципате.

— Не желает ли кто-нибудь из вас поесть, прежде чем мы начнем переговоры? — предложила она.

— Я бы хотела, чтобы ты перестала тратить мое время, — проворчала Итима. — Мы здесь потому, что я загнала тебя в угол, и ты это знаешь. У меня есть свои требования. Большинство из них не подлежат обсуждению.

Корделия вежливо улыбнулась и жестом пригласила одного из слуг выйти вперед. Девушка поклонилась и легонько положила свиток на стол. Леди Итима, казалось, собиралась сказать что-то язвительное, пока не заметила печать, удерживающую его закрытым. Корабль с короной вместо паруса, семь монет, образующих полукруг над ним. Официальная печать Талассократии Ашура, используемая только на официальных дипломатических документах.

— Что это? — спросила левантийка.

— Переоценка наших позиций, — сказала Корделия.

Итима открыла его и начала читать, пропустив первые несколько абзацев и неизбежные любезности с жонглированием титулами, из которых они состояли. Светловолосая ликаонка узнала момент, когда Итима впервые подошла к реальным условиям договора, потому что лицо загорелой женщины вытянулось.

— Это подделка, — укоризненно заметила левантийка.

— Ты же знаешь, что это не так, — спокойно ответила Первый Принц. — Талассократия сохранит нейтралитет в случае войны между вами и Принципатом до тех пор, пока границы не изменятся.

— У меня есть гарантии, что половина граждан третьего уровня разграбят всё ваше побережье, — рявкнула Итима.

— Верно, и это было довольно ловко, — согласилась Корделия. — Но все они замолкают, когда говорит единственный гражданин второго уровня.

Уровни гражданства Ашура были лабиринтом для посторонних, так как их было более двадцати, но можно было понять, что дюжина или около того граждан третьего уровня управляли Талассократией изо дня в день. Единственным человеком, стоявшим над ними, был Магон Хадаст, человек лет семидесяти, чей предок был капитаном первого корабля поселенцев, заселившего остров.

В любой колонии Баалитской Гегемонии — которой Ашур технически всё ещё являлся — в любое время мог быть только один гражданин второго уровня, и не было возможности подняться выше: граждане первого уровня могли родиться только в Тире, городе, породившем всю Гегемонию. Слово Магона было законом в Ашуре, и, хотя он не был властным правителем, ему не нравилась мысль о том, чтобы вступить в поединок с Принципатом из-за амбиций одинокой женщины из Доминиона.

— Старик не выскажется, — выплюнула левантийка.

— Только не за тебя, — поправила Корделия. — Вы искусный дипломат, леди Итима, и умная женщина. Я являюсь и тем и другим, но мне также посчастливилось иметь в своем распоряжении ресурсы величайшей наземной нации на континенте. Это поражение говорит не о некомпетентности, а о простом неравенстве средств.

— Мы удержим пляжи против вас, — сказала правительница Ваккеи, и в её глазах сверкнул гнев.

— Единожды, вполне возможно, — сказала Первый Принц. — Но вторую волну? Или последующие? Рано или поздно мы высадимся. И мы будем давить вас числом, пока Ваккей не падет.

— Остальные члены Мажилиса встанут на мою сторону, как только ты ступишь на землю Доминиона, — сказала она.

— Остальные члены Мажилиса уже рассматривают вопрос о том, кто из их родственников должен править Ваккеем после свержения вашей династии, — мягко напомнила Корделия. — Я не вторгаюсь в Левант, леди Итима, я устраняю угрозу для Принципата.

— И ты просто уйдешь, когда вернешь себе свое прежнее княжество, не так ли? — Моро усмехнулся.

Корделия встретила его взгляд и ласково улыбнулась.

— Я не хочу войны, господин Моро, — сказала она. — Я не та, кто пересекал границы и грабил города. Честно говоря, потеря стольких жизней понапрасну меня ужасает.

— Есть причина, по которой у нас вообще есть стена, процеранка, — сказала Итима. — Мы знаем таких, как вы.

Корделия знала, что в этом есть доля правды. Многие Первые Принцы и Принцессы смотрели на юг и размышляли о новом завоевании старых территорий, их руки удерживало только внимание Ашура и невозможность взять стену Красного Змея.

— Принципат и в прошлом совершал глупые поступки, это правда, — сказала она. — Взять Левант, а потом попытаться его удержать — это одно. Оккупация Кэллоу после Третьего Крестового Похода была другой.

— Войны Лиги, — тихо отсчитал Тариф. — Смирение Титанов. Кровавая бойня в Красном Цветке.

И разве они не заплатили огромные деньги за все эти заграничные приключения? Подобно тому, как безумие дел Императрицы Ужаса Триумфальной привело к образованию Принципата после её падения, Принципат породил своих собственных врагов. Принципат пользовалось в Кэллоу большим недоверием, чем любая другая страна, кроме Империи, гиганты убивали процеранов на месте к югу от Валенсиса, а старая арлеситская воинственность была причиной того, что Лига Вольных Городов вообще существовала.

Корделия считала, что Принципат вырос настолько, насколько это вообще возможно. Всё, чего они могли добиться дальнейшими войнами, — это настроить против них весь остальной континент, а они не могли себе этого позволить. Аламанские и Арлеситские княжества могли позволить себе роскошь полагать, что могущество Принципата неоспоримо в их южных владениях, но Корделия знала другое. Она была ликаонкой от кончиков пальцев ног до макушки, и все ее люди знали одну истину так же твердо, как свое собственное дыхание: Зло реально. Это не история или урок, это часть Творения, столь же истинная, как дождь или музыка. Зло по ту сторону горы, по ту сторону озера, и когда придет весна, оно двинется к твоему дому. И это никогда, никогда не прекратится, пока вы не сделаете это.

— Когда я стала Первым Принцем, — сказала Корделия, — я получила ещё один титул. Хранитель Запада.

— Да, твои соплеменники уже давно называют себя хранителями нашей земли, — сказала Итима с тяжелым взглядом.

— Я не думаю, что титул должен означать именно это, — сказала светловолосая женщина. — Уже нет. Боги, госпожа Итима, мы были так заняты борьбой за корону, что позволили Праэсу завоевать целое королевство. Это не то, чем должен быть Принципат.

— И что же это такое? — спросил Моро с легкой улыбкой.

— Мы — стена, — сказала Корделия, и в её голосе звучала железная вера сотен поколений Хасенбахов до неё. — Мы — оплот между Западом и чудовищами. Все эти годы мы смотрели на юг, и теперь Зло просыпается. Думаете, Башня будет одна, когда их Легионы наводнят континент? Мёртвый Король восстанет из своего сна и утопит мир в смерти. Эвердарк объединится под единым знаменем и кровью запечатлеет Догматы Ночи в наших городах. Цепь Голода становится всё больше и смелее каждую весну, и когда они придут, это будут не боевые отряды — их орды заслонят горизонт.

Она наклонилась вперед.

— Так что, пожалуйста, — сказала она так искренне, как никогда. — Не заставляйте меня сражаться с вами, леди Итима. В моей жизни будет только одна война, и она будет не на юге.

Загорелая женщина выглядела потрясенной.

— Ты просишь меня не обращать внимания на многовековую вражду, — сказала она нерешительно.

— Я прошу тебя встать со мной, — тихо ответила Корделия. — Не подданной или вассалом, а союзницей.

Она видела по глазам сыновей, что они все поняли. То, что приближалось, подползало к ним всё ближе с каждым днем.

— Было сказано, что есть только один выбор, который действительно имеет значение, — сказала Первый Принц Принципата. — Умоляю вас, ради всех нас. Сделайте его правильно.

Она протянула руку, и после долгой паузы правитель Ваккеи взяла её. Корделия знала, что за ними последует весь Доминион. Этого будет недостаточно. Да простят её Боги, но этого будет недостаточно. Ей придется вмешаться в дела Вольных Городов, заключить мир между Ашуром и его соперниками, каким-то образом навести мосты с Титаномахией. Корделии придется лгать, строить планы и заключать сделки в темноте ночи, пока её отчаянный, ветхий союз не встанет на ноги.

Потому что приближались безумцы. Чудовища из легенд. Те, что отбрасывают тени на мир из своих летающих крепостей, которые своими колдовскими чарами разрушают саму ткань Творения. Они приближались, и пока Принципат истекал кровью в сотне войн, они учились. Корделия всегда любила слова семьи своей матери, спокойное, исполненное достоинства хвастовство Паппенхайма, брошенное в лицо Врагу, но в конце концов она была в первую очередь Хасенбах. Это было у неё в крови, старая обязанность, которую им никто не назначал, но они всё равно её выполняли. Потому что это было правильно, потому что они могли, потому что никто другой не мог.

Потому Что Мы Должны.

Боги Небесные, пусть этого будет достаточно.