Занимательное ботоводство

Многоликий вредитель

— Скажите мне, Оулле, выполнили ли вы мои рекомендации касаемо жизни по расписанию?

— Нет.

— Почему? — не то чтобы сильно удивившись, уточнил доктор, задумчиво покачиваясь на кресле.

— Так удобнее. Так проще. Так лучше для меня.

— Действительно, так удобнее жить. Многое становится проще при наличии расписания дня. Но лучше ли это для вас? Нет. — Доктор тяжело вздохнул. — Мы неоднократно обсуждали этот вопрос. Я не смогу вам сказать что-то новое по той простой причине, что всё сказал ещё в первый раз. Могу лишь повторить.

— Не надо. Я помню эти разговоры.

Доктор призадумался, а затем задал довольно неожиданный вопрос:

— Сколько людей вокруг вас живут по расписанию? Нет, это не домашнее задание. Ответьте мне сейчас, как сами считаете?

— Думаю… — Оулле запнулся и исправился: — Не думаю, что кто-то из них живёт по расписанию.

— Вот именно! Нет, не поймите меня неправильно, будь тут кто-то из них, это был бы мой первый совет — завести себе расписание. Хотя бы самое минимальное. Но в вашем случае нам нужен именно отход от прежних привычек. Даже таких полезных. — Доктор призадумался и щёлкнул пальцами. — Знаете, что? Я запрещаю вам пользоваться будильниками. Да, именно, если вы хотите и дальше…

— Это не поможет, — честно признался Оулле. — Я просыпаюсь за полторы минуты до будильника. Даже если устанавливаю его на непривычное время.

Повисла долгая пауза.

— Вы знаете, что вы — невыносимый пациент?

— Извините…

— Это сделали не орки. Не боты. Слишком аккуратно, — осматривая пепелище, заключил Оулле. — Слишком безвредно.

Ещё вчера здесь располагался дом. Вернее, почти готовый дом — пол, крыша, стены, не хватало разве что дверей и внутреннего убранства. Ночью всё сгорело до состояния обугленных, ещё слегка дымящихся головешек. К счастью, застройка Гадюкина ещё была не настолько плотной, чтобы имелся хотя бы теоретический шанс на распространение огня на соседние постройки.

— Чей-то знак, вроде предупреждения? — предположил Тукан, также участвовавший в расследовании пожара, но затем он покачал головой и резко изменил направление хода своих мыслей. — Слушай, ничего не хочу сказать, но мы вчера всю ночь… в смысле день с огнём возились. Грибы эти… — В его глазах отразился давнишний страх. — Грибочки, чтоб их! Может, это наши, ну-у-у, не специально?

Оулле прошёлся вокруг пепелища. Предположение было не то чтобы оскорбительным и даже не глупым. В целом. И вправду, вчера, после того как Каменец хорошенько очистили огнём и не один раз, часть «очистителей» занялась строительством этого самого дома. Вряд ли они горели в процессе и не заметили этого на протяжении нескольких часов работы, но вот принести с собой что-то горючее, например, на подошвах — вполне могли. Только вот это не отвечало на вопрос, откуда взялся огонь в свежепостроенном, то есть ещё сыроватом доме. Так или иначе, речь шла именно о поджоге.

— С другой стороны, если это чей-то знак, то чей и кому, и вообще зачем? — продолжил рассуждать крестоносец. — Учитывая обстановку, нам столько людей может подавать сигналы… половину из которых мы даже не заметим.

— До сих пор никто не вредил напрямую, — напомнил рахетиец.

— Да ну? А те наёмники из Амбваланга, забыл?

Они обменялись полными взаимопонимания взглядами. Вариант был, конечно, «пальцем в небо», но звучал явно правдоподобнее поджога со стороны своих. Впрочем, пока что-то утверждать было рано.

— Почему тогда сожгли один дом? К тому же пустой? — задал вопрос Оулле, пытаясь понять логику.

— Понты. — Тукан пожал плечами. — Типичная для многих наемников болезнь.

Рахетиец кивнул, показывая, что принял эту мысль к сведению, после чего развернул её, так сказать, «под себя»:

— Если бы в мои планы входило сделать кому-то неприятно, то я бы делал это понемногу.

— Как хорошо, что это не входит в твои планы, да? — Крестоносец осклабился и прикинул: — Так явно безопаснее. Дом сегодня, бот завтра — шансов попасться минимум, а мы будем злиться каждый день напролёт. К тому же, если мы принимаем теорию о госте из Амбваланга, то он явно не торопился прежде — с чего бы ему торопиться сейчас?

— Надо его поймать, — резюмировал Оулле решительно, уже что-то прикидывая.

— А-а-а-а, вот так просто? Поймаем игрока, который в курсе, что его будут ловить? Который, вероятнее всего, также знает, что мы знаем о том, что он знает…

— Да, так просто, — перебил рахетиец, у которого начинала болеть голова от этой болтовни.

Оулле, делая вид, что патрулирует, ещё раз прошёлся по ночному Гадюкину. На самом деле, он проверял, насколько правдоподобной у него получилась картинка настороженной засады. Именно такое впечатление он хотел создать у постороннего наблюдателя.

О том, что за ними наблюдают, рахетиец нисколько не сомневался ещё даже до того, как по периметру села после тщательного осмотра всяких укромных мест нашлось несколько подозрительного вида рун. Их противник явно был не глуп. Иначе бы и поймать его не составило проблем.

По Гадюкину расхаживали патрули ботов, чьей единственной задачей было шуметь. Причём постоянно, так, чтобы пропажу одного из таких мгновенно бы заметили. Вернее услышали. Для этого каждому неигровому персонажу на шею повесили непрерывно дребезжащий колокольчик. Те, конечно же, были против, но аргументу «или так, или горите» поддались.

Вообще изначально подразумевалось, что это будут простые сигнальные колокольчики, как у городских стражников. Увы, сделать что-то настолько технологичное в условиях недостатка времени, материала, кузницы и особенно кузнеца не получилось. Вот и вышло, что активная сигнализация перешла в статус пассивной, действующей по принципу «перестало звонить — значит что-то случилось».

Помимо позвякивающих от каждого движения ботов, присутствовали и замаскированные игроки. Далеко не так умело, как могли бы. Оулле прекрасно знал, что если бы он позволил бригаде «Эдельвейс» развернуться и замаскироваться так, как они умели, их можно было бы обнаружить, только столкнувшись нос к носу или споткнувшись о них.

И всё же их намеренно попросили спрятаться так, как если бы это делал кто-то другой. Объяснить это было гораздо сложнее, чем ожидалось. Сложнее оказалось только добиться соответствующего результата.

Помимо них присутствовал караван из Нокса, не замаскированный вовсе. Последнего в планах изначально не было, но он очень уж удачно подвернулся, мгновенно вписавшись в происходящее. Да и его глава не то чтобы сильно рассчитывал, что их кто-то встретит ночью, а потому, оставив повозки и ботов, покинул «Хроники». Теперь те, не принимая активного участия в ловушке, создавали очень по факту важный для её успешности фон.

По итогам осмотра Оулле нашёл результат подготовительной части удовлетворительным. Ему удалось не без огрехов создать иллюзию, что в Гадюкино ждали гостей, при этом не отдавая себе отчёта в том, кто бы это мог быть и насколько всё серьёзно.

Если к ним и вправду пожаловал некий умелый и опытный наёмник, то для него всё это должно было выглядеть как красная тряпка для быка. Как выразился Тукан, такой бы не сумел удержаться от того, чтобы «понтануться» и обмануть плохую засаду. Особенно, если она наёмнику же и предназначалась. И вряд ли бы всё ограничилось лишь нападением на бота.

В воздухе повис лишь вопрос времени нападения, но и здесь Оулле рассчитывал на то, что всю ночь, то есть день, сидеть в игре не придётся. Предыдущий поджог случился между десятью и двенадцатью часами дня по общеевропейскому времени, что вселяло определенную надежду, что засаду попытаются обмануть сразу же, не дожидаясь удобного момента. Сам же удар непременно нанесут по самому видному месту, иначе и быть не могло.

Рахетиец украдкой глянул на церквушку. В последнее время та утратила остатки прежнего значения. Она давно не использовалась ни как жильё, ни даже как склад. Всё чаще и громче шли разговоры о том, чтобы построить на её месте что-то получше. То есть что угодно другое. Сегодняшняя ночь вполне могла стать для неё последним шансом «показать себя».

Гадюкинское лихо, представлявшее из себя качественно отожравшегося упыря, никто не учитывал в своих планах на вечер. Оулле начисто позабыл про существование Геннадьевича. Киноварь же вообще не слышал про него прежде.

План у наёмника был простым донельзя, но эффектным. Тенью прокрасться мимо всех патрулей и засад, забраться внутрь церквушки, доставившей столько сложностей в прошлом, и оставить там небольшой «подарок». Бутылочку с кое-чем зеленоватым и руной-таймером, которая бы её разбила и подожгла через пару минут, когда сам Киноварь был бы уже за пределами села. Просто и эффектно — своеобразный урок.

— Будут знать, как устраивать такие непрофессиональные засады!

Тень неслышно прокралась по Гадюкину. Ничто не выдало её и не привлекло к ней внимание. Ни единая ветка не хрустнула в самый неподходящий момент, даже трава не шелестела. Крайне скрипучие двери церквушки не издали ни звука, слегка приоткрывшись всего на мгновение.

Пройти пару метров, достать и поставить склянку, закончить руну и… В этот момент руку Киновари кто-то схватил. У «кого-то» по ощущениям были проблемы с кровообращением и количеством пальцев — всего три, зато очень длинных и многосуставных. Но самое неприятное состояло в ином — его поцарапали, тем самым повредив руны, позволяющие ускорять-замедлять время.

Наёмник не закричал, только вздрогнул всем телом. Он умел держать себя в руках. Наотмашь Киноварь со свистом разрубил кинжалом воздух над собой. Это был первый звук, изданный им за время пребывания в Гадюкино. Однако по держащей его твари он так и не попал — лапа оказалась мало того что длинной, так ещё и не по-человечески изогнутой.

Именно по ней пришёлся второй удар, и вот он уже достиг цели. Что-то зашипело и закапало. Это был кинжал. Кровь лиха оказалась по своей сути крайне едкой кислотой или чем-то концептуально похожим.

Сам же Геннадьевич не издал ни звука, как будто, а возможно, и вправду не почувствовал удара. Лихо попыталось схватить наёмника второй лапой, но тот ловко извернулся и уже сам попытался провести захват. Ничего не вышло: сложно «заломать» конечность, гнущуюся минимум в десяти местах сразу. Кисть так и вовсе по ощущениям крутилась во всех направлениях без каких-либо ограничений.

Последовал второй удар, уже другим, серебряным кинжалом. На этот раз шипения плавящегося металла не последовало. Зато лихо угрожающе заклокотало и забулькало, чем-то напоминая крайне агрессивную кастрюлю, чьё содержимое вот-вот начнёт выкипать.

Киноварь, ориентируясь на этот звук, нанёс ещё пару ударов, но Геннадьевич быстро отпрянул, уклонившись. Впрочем, для этого ему пришлось отпустить руку наёмника, дав тому полную свободу действий. Правда, вариантов действий было не то чтобы очень много.

Он не взял своё основное оружие. Двуручный меч плохо подходил для диверсий и скрытных проникновений. Руны оказались повреждены — воспользоваться ими всё ещё можно было, но с риском ускориться не целиком, с соответствующими последствиями вроде: «одна нога там, другая здесь, всё остальное равномерно распределено по площади в пять квадратных километров». Но зато кинжалов у наёмника было с собой аж три штуки, на все случаи жизни: железный, серебряный и зачарованный.

Ещё одна проблема состояла в том, что наёмник ничегошеньки не видел, в отличие от лиха, которое к тому же ещё и передвигалось абсолютно бесшумно. Атаковало оно не сбоку, не сзади и даже не сверху, как того можно было бы ожидать, а снизу, постаравшись ухватить наёмника за ноги и повалить.

У Геннадьевича в целом почти получилось. Не повезло лишь в том, что Киноварь был очень гибок и ловок, а потому сумел, извернувшись, отпрыгнуть в сторону, лишившись не жизни, не ног, а всего лишь ботинка. Не дожидаясь следующего нападения из темноты, наёмник сразу же бросился вперёд, нанося два размашистых, крестом, удара. Один из них достиг цели, на этот раз туловища лиха.

Клёкот и бульканье стали громче, а движение лап быстрее и злее. Сразу заставили вспомнить о себе когти. Наверняка малоприятные при близком знакомстве и мало чем уступающие по остроте иным мечам. Киноварь также ускорился, всё пытаясь выгадать момент и достать наконец зелье, позволяющее видеть в темноте.

То, как назло, висело в самом неудобном месте на поясе — сзади, в специальном кармашке, который требовалось ещё и предварительно расстегнуть. До сих пор любое промедление, даже самое кратчайшее, было для него чревато смертью. Однако по мере того как лихо становилось злее, оно также совершало всё больше ошибок. Впрочем, это не означало, что наёмник их не совершал или что совершал в меньшем количестве.

Бой шёл на равных, больше напоминая серию ожесточенных разменов, как в шахматах. Чтобы нанести удар, требовалось подставиться под ответный. И чем сильнее ты бил, тем сильнее получал в ответ. Счёт выходил не совсем равным — Киноварь был живучее, но ведь и пришёл наёмник не убивать чудовищ. У него в принципе не было при себе подходящего оружия. В отличие от лиха, с когтями не расставшегося по анатомическим причинам.

Наёмник терял драгоценное время, не имея возможности ни быстро закночить бой, ни уклониться от него. Склянка с алхимическим огнём затерялась где-то в темноте церквушки. Имелась, конечно, опция просто сбежать. Вернуться потом, уже зная, чего ждать, но он был твёрдо намерен преподать урок здесь и сейчас. Выдержать марку, так сказать.

Киноварь прекрасно понимал, что ключевая причина, почему бой ещё продолжался — темнота. Теоретически он мог осветить всё это место ярче, чем днём. У него висело прямо на поясе подходящее зелье. Его не требовалось пить, только взболтать и разлить. Движение, которое бы не заняло и секунды. Только эту «дискотеку» непременно бы заметили снаружи. И, как подозревал Киноварь, никто бы на это не махнул рукой со словами:

— А это всего лишь наш упырь опять ударился в нью-ретровейв!

Тем не менее каждая лишняя секунда боя в любом случае играла против наемника, и потому он решился на отчаянный шаг. Позволять прижать себя к стене было крайне опасно, но зато теперь Киноварь знал, где приблизительно находился Геннадьевич. В частности его туловище.

Выждав мгновение, наёмник рванулся вперёд, прямо на когти, одновременно с этим нанося колющий удар обоими кинжалами сразу. Геннадьевич сделал очень похожий удар, постаравшись задеть своим главным оружием все важные органы.

Обе атаки достигли своей цели. И оба противника ошиблись, переоценив свою живучесть.

Геннадьевич, бессильно цепляясь лапами за кинжалы, застрявшие в грудной клетке, завалился на бок, пару раз дёрнулся и навсегда затих. Рядом с ним упал на колени Киноварь. В боку у него торчало три когтя, вероятно, отравленных, ну или просто очень грязных, потому что, когда наёмник попытался встать, то у него ничего не вышло. Ноги совершенно обессилели.

— Ненавижу неожиданности… — на последних крохах здоровья сказал Киноварь, пытаясь дотянуться до склянки с алхимическим огнём обессилевшей рукой, но лишь коснулся стекла и тоже умер.

Именно в этот момент в церквушку ворвался с фонарём наперевес и десятком вооруженных людей Оулле. Ещё столько же находилось снаружи по периметру, а вдвое больше рассредоточилось по местности. Ловушка захлопнулась, но вокруг мёртвой добычи. И что несоизмеримо хуже — добычи, которая вот-вот собиралась воскреснуть.

— План «Б»! — крикнул рахетиец по связи, молнией выскакивая наружу. — Его зовут Киноварь! Рослый эльф с татуировками и алыми волосами!

Не являлся секретом тот факт, что игроки «Хроник раздора» воскресали после смерти. Как и в большинстве случаев конкретное место, где это происходило или могло произойти. Таковых поблизости от Вечнозелёной долины имелось всего три. Дракенгард и Гадюкино были закрыты в этом плане для посторонних. Оставался Нокс.

Предвидя, что ловушка может закончиться боем и смертью поджигателя, Оулле отправил туда пару рахетийцев. От них требовалось не столько настигнуть Киноварь, сколько проследить за ним. У наёмника наверняка имелся второй комплект снаряжения, который он поспешит забрать, чтобы затем покинуть город, а следом и игру. Об этом ясно говорило прежнее поведение наёмника — осторожное во всём. Поэтому он не стал бы выходить из «Хроник» сразу же, даже не воскресая. Такое было чревато разнообразными, чаще всего малоприятными сюрпризами по возвращению.

Поэтому в промежуток между воскрешением и тем, как он выйдет за городские стены, Киноварь точно бы оставался в игре. То есть схема его действий вырисовывалась простая и предсказуемая. На это и уповал Оулле. От рахетийев, заранее засланных в Нокс, требовалось просто тянуть время до прибытия остальных. Не позволяя наемнику ни покинуть город, ни забрать запасное снаряжение.

Здесь план несколько «провисал». Нападение на игрока в городской черте сулило неприятностями с законом в целом и со стражей в частности. С другой стороны, ходить и даже следить за кем-то с грозным видом не возбранялось. Даже если грозил ты заряженным арбалетом, не оставлявшим полуголому персонажу только после воскрешения каких-либо позитивных шансов на выживание.

Куого и Вармонгар сразу заметили Киноварь. Как и он их. Не то чтобы Нокс был настолько многолюдным игровой ночью, чтобы имелись хоть какие-то шансы на скрытное наблюдение или возрождение. Да и пара высокоуровневых игроков из Рахетии, ещё и при оружии, не слишком годились на роль тайных агентов. Им разве что ушанки и парашюта не хватало до полного повторения старого анекдота.

Наёмник выждал немного, убеждаясь в том, что наблюдатели тоже никуда не торопились и не спешили выпускать его из поля зрения, после чего неуверенно пошёл в одном направлении, затем, резко развернувшись, в другом. Рахетийцы последовали за ним, держась, конечно, не в упор, но и ускользнуть от себя не позволяя даже в теории. Уж точно не полуголому игроку.

Киноварь и не пытался оторваться или раствориться в толпе. Это было затруднительно хотя бы потому, что столпотворение в Ноксе являлось событием, может, не года, но месяца точно. Наёмник лишь желал увеличить дистанцию между собой и преследователями. Для этого он кружил и петлял по лабиринтообразным, тёмным городским улочкам, подгадывая момент, чтобы рвануть к своему тайному месту. Не тому, где лежало в укромной нише снаряжение. Даже ему бы не удалось так быстро вскрыть тайник, одеться и вооружиться. Но к тому, где находился заранее начерченный рунный круг «в полной готовности». Не только у Оулле имелся запасной план. Хотя свой Киноварь, по большей части, придумал на ходу, действуя по обстановке, тот вышел на зависть хитроумным, а главное неожиданным.

Когда рахетийцы добежали до тупика, в котором скрылся наёмник, им на встречу как раз выскочила миловидная жрица невысокого уровня с перекошенным от страха лицом. Актёрская игра была на высоте. Куого и Вармонгар даже не поняли, что тут произошло, а она сама бросилась на них, вопя что было мочи:

— Помогите, меня убивают!

Стража объявилась на зависть быстро. Всё потому, что место было подобрано очень хорошо — всего в паре метров от караулки. Фактически ботам требовалось просто открыть дверь. Задыхаясь, Щёлочь вырвалась, хотя её никто и не держал, после чего, подбежав к стражникам, указала на «обидчиков» пальцем:

— Они… они… они хотят меня ограбить и убить! Эти р-р-р-рахеты!!!

Щелочь