Занимательное ботоводство

Жизнь и смерть, часть 2

— Надеюсь, Фиона осознаёт абсурдность своего наказания! — возмутился Тукан.

— Это не её наказание, а наше, — спокойно заметил Оулле.

— Ты ещё скажи, что мы — её наказание, — кисло буркнул крестоносец и продолжил возмущаться. — Нет, мне понятно, почему ты здесь — спустить столько денег на инструменты, ха! Но я-то что сделал⁈

— Может быть, это как-то связанно с твоим хамством? — с осторожным намёком предположил рахетиец.

— Я всё равно считаю, что той жиробасине надо бы похудеть! — остался при своём Тукан скорее из упрямства. — А не замечания нам делать по поводу перегороженной дороги! Перегороженной, кстати, твоим тем верстаком!

— Это был наш инвестор, — напомнил Оулле. — Очень крупный.

— Да хоть Папа Римский! Если он тягается размерами с чёрной дырой — на правду не обижаются.

— Так он и не обиделся. Иначе мы бы город не покинули. Так уж просто.

Из леса впереди раздался голос с заметными нотками недовольства:

— Может, вы будете идти быстрее, если перестанете ныть? Да-да, совсем перестанете!

Повисла пауза, которая, затянувшись, привела к тому, что Листик остановилась и даже вернулась к крестоносцу и рахетийцу. Руки её упёрлись в бока, а хитрое лицо так и намекало, что кто-то что-то забыл.

— Да, великая, мудрая, зеленая Листик, ты права… — со вздохом протянули игроки.

Фиона не просто покричала на Тукана и Оулле за их порывы к деструктивному поведению. Она послала их делать гоблинскую цепочку квестов. Непосредственно наказание же состояло в том, что главной была назначена Листик. Конечно, иерархия эта была во многом условной, но сама гоблин подошла в вопросу чрезвычайно серьёзно и ответственно. Власть, как оказалось, меняла не только людей.

Впрочем, с большего, как любил поговаривать крестоносец, всё шло нормально, и поэтому особых претензий затея не вызывала. Очень сложно как-то неправильно убить особо надоевшую гоблинам стаю волков. Тукан и Оулле, конечно, попытались, решив с подачи их заскриптованного лидера устроить засаду, а по итогу сами попались в ловушку, но всё равно справились.

Не создал особых проблем и молодой созерцатель, невесть как оказавшийся в здешних краях. Летающий глаз с примесью осьминога обладал чрезвычайными магическими способностями. Однако лишившись зрения — спасибо дротику, не знающему промаха — использовал их совсем не туда, куда требовалось, из-за чего и скоропостижно погиб.

Побывали они втроём и на месте побоища, где были изничтожены в том числе и предки Листика. Сама она отреагировала на увиденное довольно спокойно и даже по-философски:

— Их жертва не стала напрасной — мы нашли свой Нидлбгуун. Да-да, именно Нидлбгуун.

На поле стародавней битвы они провели довольно времени. Совсем не по причине ностальгии и не с целью воздать должное павшим. На этот счёт у гоблинов, похоже, не имелось каких-то жёстких требований. Старой Ухе требовалась какая-то особо заковыристая шаманская маска, где-то здесь потерянная. Только с ней, и никак иначе, можно было что-то там сделать. Шаманка не опускалась до объяснения деталей. Меньше она говорила только про координаты цели.

Хорошо хоть ходить к гоблинам каждый раз не требовалось. Как и у Данилыча с его некроскайпом, у Листика имелась большая раковина от удивительно крупной улитки, по которой, как по телефону, можно было связаться со Старой Ухой. Очень удобно, в раковине также имелась и «громкая связь».

Поиски слегка осложнились внезапно появившимися здесь призраками. Те громко стенали, были не очень-то заметными при дневном свете и любили подкрадываться со спины. Но на этом их возможности подходили к концу. Урона они наносили ничтожно мало, если не считать потраченных нервов, и рассеивались даже от малейшего тычка копьём рахетийца или взмаха меча крестоносца.

Листик тут упорно делала вид, что ничего не боится и вообще одна бы справилась. Но каждый раз при появлении призраков удачно «терялась» и возвращалась лишь по завершении боя. Пару раз, впрочем, она пыталась стрелять из лука, но без каких-либо достижений.

Оулле, глядя на эти попытки, заинтересовался происходящим. Возможности своего оружия он знал — оно было зачарованным и потому годилось против всяких нематериальных монстров. Тогда как лук гоблина и двуручный меч Тукана были самыми обычными. И если первый, что вполне логично, ничего призракам сделать не мог, то вот второй оказался ничуть не менее эффективным нежели копьё.

— Ни зачарования, ни рун? — уточнил рахетиец, придирчиво осматривая лезвие.

— Сам же видишь — ничего такого. — Крестоносец пожал плечами. — А что не так-то? Работает и ладно…

— Её стрелы не работают, — заметил Оулле, указывая на Листика, которая как раз что-то старательно выуживала из кучи скелетов.

— Она просто недостаточно верит в то, что так должно произойти!

Рахетиец хмыкнул и припомнил:

— Кажется, ты недавно вскидывал руки в молитве…

— Я постоянно это делаю, и знаешь что? Ничего! Не знаю, как это должно работать, но оно не работает! — не без обиды сказал Тукан. — Никак. Похоже, быть мне обычным мечником, и всё тут.

— Может быть, дело в вере? — поинтересовался Оулле, и хотя это было вопросом по форме, по факту им не являлось.

— Не думаю, что игра считывает такие тонкости.

— Многие барды ужасно играют. Игра им это прощает.

— А я ужасно верую, но игра мне это, очевидно, не прощает, — едко возразил крестоносец.

Одновременно он всем видом показал, что ему надоела эта тема. Рахетиец, в свою очередь, не стал лезть ему в голову, но, поддерживая разговор, заметил, указывая на «холмики» вокруг:

— Это была не битва, а побоище.

— В прошлой куче, — согласно кивая, рассказал Тукан недобро, — скелетов было сильно больше, чем оружия. Нет, конечно, какая-то часть сгнила, что-то наверняка забрали, но в целом… Сам понимаешь.

— Доспехов тоже нет.

— Похоже, не всё, что мы слышим о сражениях давнишних дней, — так уж соответствует истине, — с прищуром заметил крестоносец.

— Ты что-то знаешь? — догадался рахетиец.

— Ну-у-у, не то чтобы знаю. Скорее подумал тут чуть-чуть. Сопоставил одно с другим. Сам посуди: наша подруга, — Тукан мельком указал в сторону Листика, — мирная, как и все её сородичи, которых мы встречали. Мы знаем, что тут, — он указал на поле битвы, — были они, ну или их родственники. Оружия и доспехов у них не то чтобы не было, но как для армии — маловато.

— Беженцы! — Оулле сам понял, к чему идёт рассказ.

— Да. Возможно, частично вооруженные, не очень-то дружелюбные и наверняка незваные, но беженцы. Игроки, не особо разобравшись, перебили их. Потому что они — гоблины, — крестоносец невесело усмехнулся. — Кто бы мог подумать — расизм…

Рахетиец, не согласный с таким выводом, решительно закачал головой. Он хорошо, по личному опыту знал, как начинались такие вот побоища. Из-за чего они происходили. Расизм в смысле ненависти тут был совсем ни при чем. В отличие от равнодушия.

— Гоблинская орда? — Магистр был вне себя от гнева, выслушав донесения авангарда, высланного к реке Синей и спешно откуда отступившего. — Вы сообщаете мне о ней сейчас — уже после того как они переправились⁈

— Мы пытались помешать, но их слишком много! — в отчаянии принялся оправдываться Таппен. — Там…

Предводитель паладинов Чистоты махнул рукой, показывая, что ему не интересны оправдания. Голова Магистра была занята не самим гоблинским войском, а тем, как и где его лучше встретить во всеоружии. Он быстро принялся отдавать команды:

— Они направляются к болотам, что на юго-западе. Встанем у них на пути. Укрепим, расширим и углубим русло пересохшей реки. Готовьте колья! Отзовите все разъезды — нам нужен будет удар кавалерии с флангов.

— Канны? — догадался Таппен — Но там же…

— Там была бойня, — неверно истолковал его возражение Магистр. — И тут будет тоже. Мы не можем себе позволить остаться такой угрозе у нас в тылу. Ты отправляешься на север: я хочу, чтобы флот Озерграда перекрыл Синюю как можно скорее. Проконтролируешь их действия.

Вместе с офицерами Магистр, поглощенный какими-то своими измышлениями, пошёл дальше, оставив позади Таппена, которому и предназначал последнее указание. Он попытался пробиться к лидеру паладинов вновь, донести свою мысль, что гоблины не так опасны, что они, вероятно, вообще не опасны. Всё было зря и впустую.

У войска, возглавляемого паладинами Чистоты, был приказ. И имелось рьяное желание его выполнить. Не потому что они ненавидели гоблинов или кому-то от этого грозило повышение, премия да хоть что-то, что можно было трактовать как материальную награду. Паладины просто очень хотели стать героями. Прославиться, спасая мир любой ценой…

Разобравшись с маской — та, конечно же, по совершенному совпадению оказалась в месте наибольшей концентрации призраков, настал черёд следующего этапа квестовой цепочки. Теперь требовалось отправиться на север — к самому морю, и отыскать живущего на побережье гоблина-отшельника. У того якобы имелся некий артефакт с говорящим названием «Чёрная стрела».

— Чёрный наконечник для чёрной стрелы, которую выпустит чёрный лук, в чёрных руках лучника с чёрным сердцем в особо чёрный день, — прокомментировал синопсис квеста Тукан. — По чёрной-чёрной мишени!

Он был при полном параде и в шлеме, потому считал, что может себе позволить подобные комментарии в присутствии Листика. Впрочем, та не испытывала религиозного благоговения перед артефактом. Скорее наоборот:

— Плохая вещь! Да-да, очень плохая!

— Из Пандемониума? — догадался Оулле.

Впрочем, Листик его не слышала, продолжая бормотать себе под нос:

— Старая Уха думает убить «Чёрной стрелой» Узурпатора? Глупо! Да-да, глупо! Зло зло не убьёт! Да-да, только злее сделает!

Крестоносец с рахетийцем понимающе переглянулись. Пахло конфликтом интересов, который можно было вывернуть себе на пользу.

— Может, нам тогда не надо куда-то идти? — с намёком спросил Тукан. — Кроме как домой. А там видно будет…

— Если Старая Уха сказала, что надо — надо идти, — в голосе Листика промелькнули нотки паники. — Да-да, она нас в жаб превратит, если узнает, что мы ослушались! И за этот разговор тоже! И за мысли…

Она выразительно замолчала, по всей видимости, прекратив и мыслительную деятельность тоже.

— У-у-у, этой вашей Ухе палец в рот и не думай класть — и его в жабу превратит, — усмехнувшись, тихо сказал крестоносец. — Того и гляди эта старая весь мир жабофицирует…

Вдруг он прервался, обнаружив у себя во рту быстро увеличивающийся в размерах посторонний предмет. Несомненно живой, очень скользкий, крайне противный и в целом жабообразный. Отплевавшись, Тукан выразительно посмотрел на Листика, требуя объяснений.

— Нельзя говорить плохо про Старую Уху! Да-да, она всё слышит! Везде и всегда!

Крестоносец открыл, а затем, подумав, закрыл рот. Молчание, может, и не являлось золотом, но и жабой тоже не было.

Как это ни странно, но зимой на побережье Озера оказалось находиться приятнее нежели осенью. Штормовые ветра поутихли, а беспокойную воду сковали льды. Куда-то запропастились гарпии — не иначе как улетели в тёплые края. Разве что холодно тут было по-настоящему, по зимнему, когда казалось, что даже воздух сверкал изморозью. Любое промедление, сколько-нибудь долгая остановка были чреваты.

Впрочем, Тукан и Оулле оказались к чему-то такому готовы. Не только в плане остановок. Что рахетийская броня, что кираса крестоносца предполагали несколько слоев одежды под ними. Было не то чтобы очень комфортно, но просто терпимо. Для Листика же припасли старое одеяло, а ныне некое подобие плаща, в который гоблин закуталась с головой.

— Пустынная вариация вообще существует? — поинтересовался Тукан.

Он, указывая на доспех Оулле, одновременно попытался припомнить географию смежных с Рахетией регионов и вроде как обнаружил там этакую пустыню Гоби.

— В жару снимают кольчужный поддоспешник и подол.

— А где, кстати, шлем? — продолжил спрашивать крестоносец. — По-моему, это самое крутое в вашем доспехе.

Одной из самых сильных сторон рахетийцев были сражения в предельно неблагоприятных условиях. Чаще всего речь шла про пожары и задымление, но вариации на тему газовых атак на полях сражений «Хроник раздора» тоже случались. Поэтому рахетийский шлем не только защищал голову характерной каской-миской, но и обеспечивал носителя в меру чистым воздухом и позволял, благодаря зачарованным линзам, видеть сквозь газы. Из-за всего этого данный головной убор стоил почти столько же, сколько всё остальное снаряжение рахетийского солдата вместе взятое. С другой стороны, это того стоило.

Шлем, в отличие от доспеха и даже копий, был вполне себе желанным трофеем. Носить целиком его было необязательно — лицевая маска снималась, обеспечивая не только стильный вид, но и целую прорву полезных свойств.

— Пришлось оставить, — ответил Оулле. — Я торопился.

— Хм.

— Что?

— Но оружие при тебе и броня тоже, — указал на очевидное крестоносец.

— Они и были на мне. А шлем — в оружейной. Так положено.

Некоторое время они шли молча, но надолго Тукана не хватило:

— Как ты покинул Рахетию? — спросил он напрямую и уточнил, не желая получать ответ «пешком». — И почему вообще покинул?

До ответа Оулле не снизошел. Просто ускорился до такой степени, что тяжелобронированному крестоносцу стало затруднительно одновременно разговаривать и поспевать идти вровень. Путь их лежал к некоему месту, которое Старая Уха охарактеризовала примерно как:

— Скала с одиноким деревом. Да-да — одиноким. На западном подножии которого есть пещера. Да-да — пещера. В ней живёт отшельник Чусна Двуязычный.

— Да-да, Двуязычный? — едко уточнил Тукан, не имевший возможности жестом показать, как он вытряхивает лишние слова из ушей.

— Это потому что у него два языка, — с неожиданным смущением рассказала Листик, чьё лицо вдруг сделалось фиалкового цвета. — Да-да, сразу два…

Крестоносец с рахетийцем обменялись странным взглядами и решили не углубляться в интимную жизнь гоблинов — мало ли.

Задача, стоявшая перед ними, звучала довольно просто: скалы на побережье моря были все совершенно голые и лишённые какой-либо растительности крупнее мха напрочь. Так что нечто выделяющееся сразу бы бросилось в глаза и без подсказки. Однако по прибытии в примерный квадрат выяснилось, что хоть скал вокруг — сколько угодно, ни на одной никаких деревьев нет. На разведку отправился, конечно же, Оулле.

Неладное он чуял с того самого момента, как они, покинув лес, оказались на прибрежной полосе. То тут, то там рахетиец замечал следы от деревьев, которые куда-то таскали. Крестоносец же даже глазом не повёл, наступив на совсем свежий кусок коры.

Нужное дерево-ориентир, вернее пень от него, Оулле нашёл довольно быстро, заранее зная что ищет. Срубили давно, во всяком случае, по меркам «Хроник», не меньше недели назад. Дальнейшее и поисками-то назвать получалось с трудом. Однако прежде всего рахетиец вернулся к остальным.

— Пещеру я нашёл. Её кто-то занял.

— «Кто-то»? — уточнил Тукан.

— Игроки. И они знают, что мы здесь. — Видя, что это требовало пояснений, Оулле указал на небо. — Дыма нет, а кострище есть.

— Боты на такие хитрости не способны… — согласился Тукан и вдруг замер.

Рахетиец, заметив резкую перемену, обернулся, но было поздно: противник оказался уже настолько близко, что любое неосторожное движение могло закончиться плохо.

— Полегче, спокойно, — мягко и довольно тихо скомандовали им. — Оружие на землю.

— Ребят, насколько я вижу, мы на одной стороне, — заметил крестоносец, опуская меч на землю.

Четверо игроков — по крайней мере, столько их было видно — взяли их в полукольцо. Они хоть и скрывали свои наряды под длинными объемными плащами, но не слишком усердно и ещё менее удачно. Учитывая, что здесь же находился Оулле в практически точно таком же доспехе — не узнать в них рахетийцев было крайне затруднительно. Вооружены незнакомцы были не копьями, а арбалетами. Причём очень солидного вида. Оружие «одного выстрела» — часто стрелять из такого по карману далеко не всем, но зато палить залпами и не требуется.

— У нас с Эвиденцбюро нет больше никаких дел, — сплюнув, сообщил лидер рахетийцев, которого звали Куого.

— Эвиденцбюро ловит дезертиров, — тихо объяснил Оулле, предугадывая, какой именно вопрос сейчас задаст Тукан.

Сам он демонстративно воткнул копьё в песок. Одновременно с этим Оулле приметил ещё одну немаловажную вещь: их было двое. Листик куда-то запропастилась.

— Так мы… ну, он тоже дезертир. — Крестоносец указал на друга.

— Угу, и случайно оказались здесь — на отшибе мира, — отреагировал, не поверив сказанному, Куого. — И пришли точно в наше убежище.

В этот момент один из его товарищей по оружию, что-то заметив, принялся беззвучно открывать и закрывать рот — верный признак, что игрок в спешке что-то сообщал по неигровой связи. Другой из четверки — его звали Вармонгар — то ли не слыша их, то ли не обращая внимания на разговор, раздражённо поторопил:

— В расход их, и всё! Успеем сняться до того, как их дружки будут здесь!

Однако его не только не слушали, но и не слышали. Куого, приглядываясь, опустил оружие и сделал шаг вперёд.

— Ты — Оулле Дезертир⁈

— Да.

Даже Вармонгар и тот опустил арбалет. Послышались шепотки, содержащие многозначительные фразы вида: «первый дезертир», «отказался выполнять приказ перед всем строем», «с него началась гражданская война» и им подобные.

— История простая — нам дали приказ. Плохой приказ. Я отказался его выполнять. Всё, — вновь превентивно объяснил Тукану Оулле, пользуясь небольшой заминкой. — Больше мне нечего сказать.

Крестоносец демонстративно закатил глаза, как бы говоря, что именно такие детали и надо прояснять в первую очередь ещё при знакомстве. Потому что одно дело иметь дело с дезертиром и совершенно другое — с Оулле Дезертиром.

Рахетийцы тем временем собрались вместе, сбившись в кучу, и что-то горячо, но неслышно обсуждали. Их и вправду оказалось куда больше, чем четверо. На прицеле Тукана и Оулле больше не держали, однако собравшиеся испытывали заметно разные эмоции касаемо такого вот рандеву. Градус напряжения если и снизился, то лишь незначительно. С метафоричного «поговорим и убьём» до «поговорим подольше и, наверное, убьём».

Крестоносец тем временем тоже показал, что умел приглядываться и даже узнавать знаки различия. Не то чтобы так сложно было узнать приколотый к лацкану значок с характерным изображением цветка.

— Вы бригада «Эдельвейс», — сказал он и сразу же пояснил. — Мы с вами, хе, сталкивались по дороге в Заводной город. Месяца два назад, карван Гонгрика.

Его наградили серией весьма кислых взглядов, наглядно демонстрирующих, что не всем нравится вспоминать свои поражения и неудачи. Повезло, что рядом не было Фалайза — вот его бригада «Эдельвейс» точно бы была рада повстречать и вдоволь отыграться. Вероятно, многие из собравшихся здесь сегодня, тогда, «благодаря» дикому магу, прочувствовали на себе прелести падения в горную пропасть.

— У нас нет причин ссориться, — заметил Оулле, обращаясь к рахетийцам. — Разойдемся с миром. Каждый пойдёт своей дорогой.

— Ты-то свою дорогу уже выбрал, а? — язвительно осведомился Вармонгар. — За нас всех постарался, чтоб тебя! Предатель…

Это мгновенно вызывало небольшую перепалку внутри бригады:

— За нас постарался Император, а Оулле нашёл смелость уйти, не запятнав себя убийством сослуживцев!

— Смелость, ха! Трусость!

— У нас нет дороги. Мы никуда не идём, — бросив недовольный взгляд на сослуживцев, сказал Куого и выразительно сплюнул. — Мы прячемся, как крысы!

Раздался бубнёж, содержащий в себе целый коктейль эмоций. Основу составляло раздражение, свойственное людям, привыкшим заниматься любой деятельностью, но только не страдать бездельем. Присутствовали также нотки недовольства фактом своего нахождения на обочине жизни и тем, что не они были в этом виноваты. Ну и конечно привкус того, что перед ними находился виновник многих их бед.

Одновременно на лицах не всех, но многих застыла надежда и очень своеобразное благоговение от этой встречи. Несомненно, для части бригады «Эдельвейс» Оулле был отнюдь не предателем и дезертиром, а живой легендой и даже примером.

Возможным следствием этой раздробленности взглядов на ситуацию могло стать повторение гражданской войны в миниатюре, но тут себя проявила Листик. Пользуясь тем, что рахетийцы отвлеклись, она обошла их с тыла, заняла, как ей казалось, хорошую позицию и, прицелившись, выстрелила.

— Стой! — только и успел крикнуть Оулле, когда зазвенела тетива гоблинского лука.

По итогу он сделал только хуже — рахетийцы разом обернулись. Стрела же прошла мимо, вообще не имея шансов не то что на нанесение урона, но и даже на попадание как таковое.

Далее Листик собиралась дать дёру, вот только не учла ни собственных возможностей, ни того факта, что бригада «Эдельвейс», сплошь состоящая из профессиональных игровых альпинистов, привыкла бегать и по местности в разы более сложной нежели каменистое побережье Озера.

По итогу Вармонгар настиг Листика, повалил, упёрся коленом в спину и приставил к её голове арбалет со стрелой, сравнимой по размерам с гоблином. Целью этого всего был явно не испуг или нравоучение. Скорее, ответ стоило искать в области обыкновенного садизма. Прибежавший следом Тукан, не забывший по пути подхватить меч, окликнул его, становясь в боевую стойку:

— Пусти её, живо!

Рахетиец недобро оглядел крестоносца, очевидно не счёл его угрозой для себя и, кривясь, уточнил:

— Твоя любовница?

Тукан в ответ сделал шаг вперёд, во-первых, демонстрируя, что не шутит, а во-вторых, напоминая о том, что почти любой арбалет — штука однозарядная.

— Потише, нубяра, это всего лишь гоблин, — предупредил, скалясь, Вармонгар. — Она напала на меня. Я просто защищаюсь.

— А ты всего лишь рахетиец, — процедил крестоносец.

Листик, пользуясь моментом, извернулась и попыталась укусить обидчика, но тот резким движением отвесил ей оплеуху такой силы, что гоблин вовсе потеряла сознание.

Такое поведение, похоже, являлось перебором даже по низким стандартам бригады «Эдельвейс». Это ясно демонстрировали их лица в данный момент. Впрочем, осуждать-то они осуждали, но вмешиваться не спешили.

— Я сказал, пусти её, — делая ещё один шаг вперёд, повторил Тукан.

— А я сказал, — Вармонгар резко поднялся и наставил на него арбалет, — что если ты сделаешь ещё хоть шаг — раздавлю ей голову сапогом, а тебя пристрелю, как собаку.

Оулле наблюдал за этой сценой сбоку, с небольшого возвышения. При желании он запросто мог бы попасть по Вармонгару копьём. Вот только ни желания, ни пользы от этого он не видел. Сила была тут абсолютно бесполезна, и даже не потому что одного удара на такого высокоуровневого игрока как Вармонгар могло не хватить.

В своё время Оулле отказался выполнять приказ, когда его бригаде поручили подавить первые ростки зреющего мятежа. Это был своеобразный упреждающий удар. Далеко не факт, что те игроки, просто позволившие себе высказывать чуть больше личного мнения, чем положено, в итоге пошли бы на восстание или даже на тот самый мятеж. Однако в тот момент, когда по ним ударили, когда вчерашние товарищи по оружию вдруг оказались по разную сторону баррикад из-за одного приказа — и началась гражданская война в Рахетии. Первые мятежники, ещё даже не осознающие себя таковыми, были сокрушены, но вслед за ними подняли оружие тысячи и тысячи других, таких же людей, но уже не колеблющихся. Всё это имело весьма известный, печальный исход.

Довольно часто Оулле пытался понять, а что случилось бы, уйди вместе с ним тогда и остальные. Несомненно, его личный вклад был символическим, не более того. Первым дезертиром мог стать кто угодно — в те дни таких вот «первых» было много. Но что, если бы не было самого удара? Повторилась бы эта история где-то ещё, или же всё пошло по совсем другой цепочке событий, не обязательно ведущей к гражданской войне?

Глядя на противостояние Вармонгара и Тукана, Оулле был готов поверить, что да — ничем другим, кроме как вооружённым противостоянием те события и не могли закончиться. Именно тогда ему стало ясно, что нужно сделать здесь и сейчас. Опустив оружие, Оулле спустился со своей позиции и подошёл ближе.

— Прекратите это, — громко потребовал он, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Ты будешь мне указывать, предатель? — направив на него арбалет, холодно осведомился Вармонгар.

— Да, буду, — со спокойствием скалы подтвердил Оулле. — Если не хватает ума понять, что следует остановиться. — Он повернулся к остальным рахетийцам. — Здесь у вас нет врагов. Пока что. Друзей, впрочем, тоже. И вы их не найдёте, если продолжите угрожать всем встречным.

— Она в меня стреляла!

— А меня недавно била пятками, а до того — исцарапала так, что живого места на лице не осталось, — заметил Тукан, опустив меч. — Мне следует объявить гоблинам геноцид?

— Мы в Рахетии отвечаем на силу силой…

— Но мы не в Рахетии!

— Но мы рахетийцы!

— Ты прав, нравится мне это или нет, мы все — рахетийцы, — вмешался в их перепалку Оулле. — С каких пор это означает, что мы обязаны убивать и издеваться над теми, кто слабее нас?

— Да спроси любого нытика в игре! — фыркнул Вармонгар. — Вот взять хоть твоего дружка-нуба — он тебе и не такое расскажет про нас!

— И что? Почему ты сам считаешь так же? А главное — зачем пытаешься соответствовать?

Вармонгар не нашёлся что ответить, только скривился, как от кислейшего лимона, наглядно демонстрируя, что даже ему не нравилась репутация стереотипного рахетийца. И уж тем более не хотелось ей соответствовать. Аналогичная по сути мина на лице появилась и у остальных.

— Мы просто ищем свой уголок в этом мире, — вклинился в разговор Куого. — И прекрасно понимаем, что нас не везде будут рады видеть. Мы отпустим вашего гоблина и уйдём.

Он махнул рукой, показывая, что сказанное — больше, чем просто красивая фраза или совет. Вармонгар нехотя подчинился, позволив Тукану забрать Листика. Однако Оулле не отступил:

— Нужно не искать, а создавать. Терпеливо и усердно. — Он косо глянул на крестоносца. — Порой терпя предвзятость и глупость.

— Для этого требуется, чтобы тебя кто-то принял каким есть, — заметил без обид Куого. — Дал шанс и всё такое.

— Я дам вам шанс, — вдруг к всеобщему удивлению громко заявил Оулле. — И если вы пообещаете уважать моих друзей — поручусь за каждого из вас.

— Красивые слова не помогут от Эвиденцбюро и его ищеек.

— Да вас же несколько десятков! — в сердцах изумился такой трусости Тукан. — И это только те, кто сейчас в игре! Это же каких размеров армия должна сюда явиться, чтобы представлять для вас угрозу⁈

— Потому что дело не в угрозах, а в трусости. И не в охотниках за наградами, — ответил ему Оулле. — Это нормально — я тоже боялся. Не нормально уступать этому страху. Поддаваться ему — значит становиться трусом.

Рахетийцы начали переглядываться и перешептываться. Про них многое можно было сказать, но до сих пор трусости в этом списке не наблюдалось. И многим собравшимся хотелось бы, чтобы так оставалось и впредь. Хотя бы лично для них самих.

— Фиона будет в полном восторге, — оценил Тукан и, посмотрев на похрапывающую Листика у себя на руках, вспомнил, зачем они сюда пришли. — Кстати, господа-соседи, что вы сделали со здешним гоблином?

Рахетийцы все как один задумчиво уставились себе в ноги, словно мелко нашкодившие дети. Даже Вармонгар и тот потупился.

— Он хотя бы жив? — уточнил, всё сильнее сомневаясь в своих вопросах, крестоносец.

— Ну-у-у-у…

— Предстоит много работы, — вздыхая, прокомментировал ситуацию Оулле, сам за собой не замечая, как улыбался.

Магистр и другие офицеры ордена Чистоты со смесью ужаса и интереса наблюдали за кипучей деятельностью на другом берегу Синей. Происходила она выше по течению от крепости на некотором удалении. Расстояние было приличным, но все всё прекрасно видели даже без различного рода оптических приборов. Всё из-за масштабов происходящего и численности участвующих.

Монстры — в данном случае целые полчища разнообразной нежити — возводили то ли переправу, то ли дамбу. Планомерно и неустанно, вот уже второй день подряд. В реку сбрасывались массивные многотонные каменные блоки — настолько крупные и тяжёлые, что река, даже такая непокорная как Синяя, не могла ничего с этим поделать.

Поэтому что-то сделать с этим и игрокам было затруднительно. Рейды на другой берег помогали лишь отчасти, пока кто-то оставался там и убивал тягловую силу. Но стоило отступить, как рабочих воскрешали, и возведение переправы возобновлялось с прежней скоростью.

Работы предстояло ещё титанически много, но и «исполнители» отличались нечеловеческими, во всех смыслах, усердием и усидчивостью. Имелось и ещё одно обстоятельство, не внушавшее особого оптимизма. Это была лишь одна из четырёх обнаруженных дамб, возводимых монстрами. И ничто не мешало им начать строить ещё и ещё. Кроме того, у себя в тылу монстры готовили водоотводы или, проще говоря, новое русло, очевидно готовясь к тому, что Синяя выйдет из берегов.

Обернувшись к собравшимся, Магистр, в чьём взгляде играл задорный огонёк, провозгласил:

— Вот он — час нашей славы. Последняя битва света и тьмы.

Матаракша