Занимательное ботоводство

Невысказанные слова, часть 2

Фалайз и Оулле почти что успели. Впрочем, даже успей они, это ни на что бы не повлияло, да и не могло повлиять. Игроки лишь успели увидеть крайне злого, если судить по походке и выражению лица, Стража поляны, удаляющегося в лес прочь от разгромленных и раскиданных телег. Окажись тут Тукан или Горчер, они бы несомненно узнали тот самый караван, благодаря которому им удалось благополучно попасть в Нокс. Но даже без таких познаний восстановить картину не составляло особых проблем.

Страж поляны напал на головную телегу, застопорив движение, после чего крайне быстро разобрался со всеми остальными. Ни боты, ни игроки, если судить по расположению тел, даже разбежаться не успели. Монстр убивал не ради еды, не ради добычи и уж точно не потому, что кто-то напал на него. Просто ради убийства, даже не факт, что это доставляло ему какое-то удовольствие.

Помогать тут было некому. Методичность Стража поляны поражала — он целенаправленно добил даже лошадей. Не менее сильно пострадал и груз. Его давили, раскидывали и швыряли в бессильной ненависти.

— Что-то его разозлило, — заметил Оулле, намекая на Лексенда, который отделался только своей кобылой.

Фалайз ничего не сказал, просто молча указал на лес, в этом участке пребывавший в состоянии зимы. Помимо этого его внимание привлекли буквы, отпечатанные белой краской на в меру уцелевших ящиках — «ТТТ».

— Товары Таппена и товарищей, — припомнил дикий маг.

Оулле заинтересовали не сами ящики, а их содержимое. Иначе как «рухлядь», «гниль» и «ржавчина» это всё охарактеризовать не получалось даже с большой скидкой. И это являлось ещё весьма лестной характеристикой для кое-как уложенного хлама.

— Кто бы сомневался, — едко и чрезвычайно пренебрежительно оценил Фалайз. — Ещё поди и втридорога это продал.

Рахетиец, осенённый какой-то догадкой, встал и принялся ходить вдоль разгромленной колонны, что-то выискивая. И даже нашёл — труп игрока-караванщика. При нём же находились документы на груз, уцелевшие чудом — остальное Страж поляны разорвал на куски.

— Это не похоже на стальные доспехи, — указывая на ржавую рухлядь, высыпавшуюся из ящиков, задумался Оулле.

— Может, это другой ящик?

Рахетиец не стал искать ящик с доспехами, а вместо этого попытался найти в накладных то, что уже находилось в поле зрения.

— Вот луки, других в списке нет, — сообщил он некоторое время спустя. — Среднего размера, материал — тис, сила натяжения, тетива из конского волоса, дата изготовления — две недели тому назад…

Сказать, что подгнившие палки с кое-как держащейся тетивой не соответствовали описанию — ничего не сказать. Если их изготовили две недели назад, то явно не по отношению к текущему дню. Вот в год и две недели верилось сразу.

— Они бы не успели сгнить, — признал дикий маг. — Даже если бы их всё это время держали в воде.

— Груз подменили, — убеждённо заявил Оулле, сверив ещё пару позиций в документах и убеждаясь, что они не соответствовали действительности.

По бумагам выходило, что телеги были забиты снаряжением. Причём новеньким, практически вчера из кузницы, что называется. На деле же большая часть мусора даже в растопку не годилась.

— Может, это подлог, ну — продают под видом нового старое? — предположил Фалайз, но и на это нашёлся ответ в документах.

— Эти накладные производителя, а за товар уже заплатил караванщик. Он либо дурак…

— Либо покупал что-то другое, — закончил дикий маг, сильно призадумавшись над происходящим. — Нормального качества. Ящики вскрывали?

На это Оулле ответить не смог, и поэтому понять, на каком этапе товар подменили, не представлялось возможным. Этим запросто мог заняться и сам караванщик. С другой стороны, это было весьма самонадеянно — тащить такое количество рухляди в Дракенгард, надеясь сбыть её под видом качественного товара. Тут совсем не требовалось быть оценщиком или разбираться в материалах, чтобы понять, что заявленное не соответствовало действительному.

— Ты хорошо разбираешься в этих документах, — заметил Фалайз, так и не сумев разгадать коварного замысла.

— Научился, — мрачно буркнул Оулле.

— В Рахетии?

— Глупый вопрос, — оценил рахетиец.

Вдруг он насторожился, вскинув копьё по направлению к холмам и россыпям камней перед ними. Однако в этот раз причиной беспокойства стали не гоблины. Явившиеся на шум скелеты даже не особо прятались. Скорее просто замерли поодаль, наблюдая за игроками и выжидая, пока те не уйдут восвояси.

— Эй, — окликнул их Фалайз дружелюбно. — Идите сюда!

Рахетиец удивлённо покосился на него, но копьё опустил. Скелеты тем временем и вправду подошли ближе. Правда, скорее из любопытства, после того как стало понятно, что врагов тут нет. Непосредственно приглашение им не то чтобы очень требовалось. Среди прочих в их числе оказался и скелет в соломенной шляпе. Судя по удочке и ведру — Данилыч шёл сюда скорее за компанию. Дикого мага он узнал и даже помахал костлявой рукой.

— Вам это не пригодится, — заметив, что даже нежить брезговала рухлядью, коей был набит караван, сказал Фалайз, как будто бы извиняясь.

Один из скелетов простодушно махнул рукой, мол, «ну и ладно», после чего они все переключились с груза на павших. Возможно, со снаряжением ничего и не вышло, но, кажется, их ряды ожидало немалое пополнение.

— Может, вы нам поможете дорогу разрушить? — без особой надежды спросил дикий маг.

Скелеты недоумённо переглянулись. Данилыч же, вручив Фалайзу свои «рабочие инструменты», многозначительно прикатил на середину колеи довольно большой камень.

— Вряд ли это окажется непреодолимой преградой, — не понял намёка дикий маг. — Нам нужно, чтоб насовсем…

Рыбак в качестве ответа прикатил ещё один камень и демонстративно отряхнул руки, мол: «а дальше ты как-нибудь сам». Фалайз уже собирался сказать, что и два камня, даже таких — как-то ненадежно, но подсобил, крайне нехотя, Оулле.

— Он имеет в виду завал. — Его слова оценили высоко поднятым большим пальцем. — Место и вправду хорошее.

Не сразу, но дикий маг понял суть идеи. Он-то собирался дорогу, грубо говоря, перекопать. Тогда как более опытные товарищи предлагали прямо противоположное: накидать всякого мусора вперемешку. Этакая каша мала из камней, земли, деревьев и прочего, подвернувшегося под руку. Пара дней ненастной погоды превратит их в непреодолимую преграду. Объехать через лес не позволит Страж поляны, напавший очень вовремя, а через холмы — приближающаяся зима и сложная местность. Тогда как расчистить преграду не позволит уже фирменная нерасторопность жителей Нокса. В конце концов, чуть что — завал можно будет и восстановить.

Так, мало-помалу по предположению Горчера в нужные головы и закрадётся мысль о том, что дорогу нужно построить новую и через Гадюкино. О том, каким образом это решит проблемы, торговец упоминать не стал, отделавшись от вопросов и вопрошающих многозначительным «и так всё понятно!»

— Почему сразу нельзя было сказать? — злобно уточнил Фалайз, попутно перемещая заклинаниями телеги.

Их он видел в качестве «фундамента» будущего завала. Основу же должны были составить, по его представлению, камни, поваленные деревья и земля. Сверху же дикий маг планировал раскидать рухлядь из ящиков. Не с какими-то далеко идущими целями, а просто как своеобразное украшение.

— Я отвечу на твой вопрос, но только если ты ответишь на мой, — предложил рахетиец.

Он всё так же не участвовал в происходящем, сидя неподалёку и разглядывая свою старую нашивку. Фалайз ничего не сказал. Просто сосредоточился на своём деле. Лишь минут десять спустя он, собравшись с силами, выдавил из себя крайне нехотя:

— Я не пошёл на похороны, испугался. — Большой каменюка, как раз перемещаемый на новое место, с грохотом упал. — Побоялся, что мне что-то скажут. Что будут криво смотреть. Что я… струсил я, короче.

— В этом ничего такого нет, — успокоил его Оулле, пожимая плечами. — Бояться смерти — нормально. Все её боятся. Без разницы, в игре или реальности. Страх делает нас глупыми.

Он подкатил камень руками и умело пристроил его с таким расчётом, чтобы обратно сдвинуть было как можно сложнее. Признание с его стороны последовало чуть позже:

— Сколько раз я этим занимался. Завалы, засады, ночные рейды, погромы. У нас ходила шутка, что Рахетия — это разбой-аннигиляция-хаос-егеря-таможня-интервенция-январь.

— Таможня, январь? — не понял Фалайз, кое-как сопоставив остальные слова.

— Таможня лютовала очень, — с усмешкой пояснил рахетиец. — А в январь был день рождения Императора — праздник. Всех забавляло, что его требовали отмечать как некое событие.

— Поэтому ты ушёл? — не конкретизируя, уточнил дикий маг.

— Не совсем, — подумав, ответил Оулле. — Веленбергербег своим выступлением натолкнул меня на одну интересную мысль. Его все эти цветастые шары — это ведь магия, так?

— Весьма опасная, на самом деле. — Фалайз кивнул и добавил: — Я видел что будет, если такие перемешать между собой.

— Да, я тоже так подумал. Сколько всего Веленбергербег мог бы натворить. Но он поступил иначе. И преуспел! — Рахетиец замер, всеми силами пытаясь описать терзавшие его душу противоречия. — Это навело меня на мысль: всё, что мы там делали — было бессмысленно.

— Рейды, грабежи, войны и прочее? — уточнил без особого удивления дикий маг.

Оулле, не отрываясь от работы, довольно спокойно развернул свою мысль:

— Рейды приносили меньше, чем уходило на их подготовку. Лучшая армия в игре стоит дорого. Захваченные территории никто никогда не пытался удерживать. Походы проходили ради походов. Чтобы занять людей. Хоть чем-то. Мы просто причиняли неудобства. Без особой цели или смысла. Рахетия — это бессмысленное государство, существующее назло другим. — Вздрогнув, он поправился: — Существовавшее. Туда ей и дорога.

— Хорошо, что хоть ты это понял, — похвалил Фалайз.

— Ты ошибаешься, думая, что эти мысли пришли в голову только мне. Разница как раз в том, что мне они пришли довольно поздно.

— А другие что? — не понял дикий маг.

— Другие всё знали и понимали. И их это устраивало. Когда до меня это дошло — вот тогда и ушёл.

— Быть идиотами — это одно, но быть злонамеренными идиотами… — Фалайз, не договаривая, тяжело вздохнул. — Так бы мог сказать Веленбергербег.

Закончив своё выступление, Веленбергербег как обычно, не утруждаясь прощаниями, — не любил он их — исчез со сцены-помоста. Фокусник был крайне доволен собой и особенно устроенным сегодня представлением. Само по себе оно мало чем отличалось от прочих. Веленбергербег давно уже отточил своё мастерство, хотя и не видел предела совершенству. Дело было в месте и времени.

— Да, место и время самое подходящее, — сам себе пробормотал фокусник, скидывая часть сценического образа.

Почти в каждом крупном городе «Хроник» у него имелась своя тайная база. Как правило, это была какая-нибудь крыша с хорошим видом на окрестности и в меру удобным креслом. Увы, в Никамедии приходилось обходиться фургончиком. Лучший вид тут был на крыше дворца императора Рахетии, а туда Веленбергербег не собирался ступать даже тайком.

Вдруг ход его мыслей насчёт грядущих событий — следовало отправиться в Амбваланг и как можно скорее — прервали. В дверь фургончика постучали. Вежливо, аккуратно и даже как будто смущённо. Фанаты так не стучали, хотя Веленбергербег всё равно убедился на всякий случай, что посетитель у него всего один. Судя по тому, что он увидел — разговор предстоял быть интересным.

— Заходи, — отпирая дверь, пригласил он.

Гостем оказался человек с пронзительными, глубокими серо-голубыми глазами и светлой шевелюрой. На плече виднелась нашивка с изображением цветка магнолии. Звали его Оулле, и хотя он выглядел молодо, его глаза, мимика и жестикуляция не соответствовали возрасту. Даже в игре с бесконечными фильтрами и условностями эта деталь была заметна. Такое противоречие во внешности не сильно смутило фокусника. В Рахетии хватало подобного рода людей, казавшихся вне возраста.

«Будь проклят тот идиот, который придумал посылать сюда людей с ПТСР», — подумалось Веленбергербегу мимоходом.

— Я х-хотел спросить, — явно смущаясь гостеприимности, начал рахетиец.

— Ну конечно. — Веленбергербег предложил вина, но, как это частенько бывало, от него отказались.

— Как вы можете поддерживать это всё? — на удивление прямо спросил Оулле, тем не менее то ли не в силах, то ли не желая конкретизировать свою мысль.

— Поддерживать? — удивился фокусник, хотя на самом деле понял суть вопроса. — Кто тебе сказал, что я что-то поддерживаю?

— Идёт война с Заводным городом и…

Веленбергербег остановил его жестом и цокнул языком.

— Да. И это, скорее всего, последняя война Рахетии. В каком-то смысле я здесь и вправду из-за неё, но поддерживать… Нет уж — уволь.

— Но тогда почему вы здесь?

Ответ прозвучал сразу же и без всяких раздумий. Его, главным образом для самого себя, фокусник вывел уже давно. Даже ему приходилось напоминать такие вещи.

— Из-за таких, как ты. Из-за тех, кто уже задаётся вопросами насчёт происходящего. — Веленбергербег отпил вина и криво усмехнулся. — Или, полагаешь, мне следовало притворяться, что вы все до последнего — злобные гриферы?

— Кто? — не столько растерянно, сколько с видом человека, тщательно запоминающего новые слова, уточнил Оулле.

— Гриферы — те, кто злонамеренно портит другим игру, — пояснил фокусник. — Некоторые полагают, что синонимом этого слова является «рахетиец». А ты что думаешь?

— Думаю, что они правы, — честно ответил рахетиец, теребя нашивку, будто хотел её оторвать здесь и сейчас.

— Мне, как постороннему, сложно спорить с этим. — Веленбергербег покачал головой. — Но если ты думаешь, что это так, и испытываешь на этот счёт сугубо негативные эмоции — почему ты ещё здесь?

— Из штормтрупперов не уходят.

— Никогда не задумывался почему? — понаблюдав некоторое время за покачивающимся бокалом с рубиновой жидкостью в руке, поинтересовался фокусник. — Почему жандармы Фрасции могут подать в отставку и уйти, навсегда оставшись почетными рыцарями? Почему ганзейская Золотая дюжина на самом деле насчитывает почти полтысячи членов? Но только не штормтрупперы.

— Наша клятва бессрочна, — процитировал присягу Оулле.

— Очень удобно, как по мне. Я много путешествую, и сделал одно интересное наблюдение, послушаешь?

— К-конечно.

— Честные люди редко об этом своём качестве заявляют во всеуслышание. Не потому что боятся или стесняются. Нет, причина совсем не в этом. Для них это норма, постоянная часть их жизни. Скорее они расскажут о ситуациях, когда пришлось поступиться своими принципами.

— Выходит, о чести рассуждают только негодяи? — призадумался рахетиец.

— Ну-у-у, не всегда. — Фокусник лукаво улыбнулся. — Не стоит красить мир в чёрно-белые цвета. Но чаще всего это, увы, именно так.

— Вы… — Оулле резко замолчал.

— Продолжай.

— Вы тоже рассуждаете о чести.

— В этом нет никакого противоречия или исключения из правил. Я много раз нарушал свои обещания и не собираюсь останавливаться, пока жив. Вот, например, вскоре я брошу вызов старому другу. — Веленбергербег помрачнел. — Ни много ни мало в мои планы входит разрушить его мечту. Сюда меня привело желание буквально разложить рахетийское общество. — Он резко приокнчил бокал вина. — Не питай иллюзий на мой счёт. Не создавай себе ложных кумиров.

Некоторое время они молчали. Веленбергербег знал об этом своём свойстве. Почти все его собеседники, особенно из числа внезапных гостей, брали перерывы на «подумать». Признание, последовавшее затем, тоже не вызывало особого удивления. Скорее оно являлось хорошей характеристикой о проделанной работе.

— Я хочу покинуть Рахетию.

— Не то чтобы в мои планы входило мешать или отговаривать тебя, — отшутился фокусник.

Помочь-то он мог. Массой различных способов. Но ни один из них, даже самый изощренный или дорогой, не мог сработать без должного желания с «другой» стороны. Это означало, в том числе, что важным элементом являлись отнюдь не деньги и связи.

— Не знаю что делать и, — Оулле смутился, — боюсь мести Эвиденцбюро.

— Как же, как же, наслышан. До сих пор удивляюсь, почему не Гестапо. Что ж, могу тебе помочь, но не просто так, разумеется. — Веленбергербег выдержал хитрую, полную загадочности паузу. — Ты кое-что мне пообещаешь. — Он пристально посмотрел на рахетийца. — Никогда впредь не заниматься чем-то синонимичным слову «грифер», пойдёт?

— Да! — с готовностью выпалил рахетиец.

— Прекрасно. Тебе поможет один мой… — фокусник вздохнул и улыбнулся сам себе, — друг и в каком-то смысле ученик. Его зовут Фалайз…

После обсуждения некоторых деталей, но прежде, чем разговор завершился и их пути разошлись, Веленбергербег, хмурясь, спросил:

— Надеюсь, ты осознаёшь, с какой аккуратностью и осторожностью тебе следует действовать? Не пойми меня неправильно — я не желаю Рахетии зла.

— Я тоже.

Тем не менее фокусник продолжил свою мысль.

— Рахетия — замечательная страна с замечательными людьми. Смелыми, преданными, я даже не побоюсь сказать — это страна идеалистов. — Он вздохнул и, немного помолчав, продолжил: — Жаль, что идеалы оказались не так замечательны, как люди, их впитавшие. И всё же, если этот край погрузится в пучину гражданской войны — быть беде.

— Просто хочу уйти, — зачем-то повторил Оулее с несколько стеклянным и пустым взглядом.

За этим что-то скрывалось, нечто, что фокусник категорически не стал бы записывать в понятие «просто», однако и давить он не стал, понимая, что бесполезно. Только протянул руку на прощание:

— Что ж, тогда прощай, Оулле.

— До встречи!

— Хотелось бы верить…

Мать