Харк, на берегу Персидского залива
— Не могу, — твердо сказал Дриопий. Анна сверкнула на него глазами, но римский чиновник, управлявший великим портовым городом Харк, остался совершенно невозмутим. Следующие его слова были произнесены терпеливым тоном человека, обращающегося к непослушному ребенку.
— Госпожа Саронит, если я позволю вам продолжать этот… — он запнулся, очевидно, подыскивая слово менее грубое, чем «безумный», — …своенравный ваш проект, это будет стоить мне карьеры.
Он взял со стола в своем кабинете письмо.
— Это от вашего отца. Он требует, чтобы вас под конвоем вернули в Константинополь.
— Мой отец не имеет надо мной власти!
— Да, не имеет. — Дриопий покачал головой. — Но ваш муж Калоподий — имеет. Без его разрешения я просто не могу позволить вам продолжать. И уж точно не могу выделить корабль, чтобы доставить вас в Бароду.
Анна стиснула челюсти. Ее взгляд метнулся к окну. Отсюда гавань не была видна, но она легко могла ее себе представить. Римские солдаты, которые почти официально арестовали ее, когда она со своим небольшим отрядом прибыла в великий портовый город Харк на Персидском заливе, провели ее мимо по пути во дворец Дриопия.
На миг, в порыве отчаяния, она подумала воззвать к персам, которые теперь официально контролировали Харк. Но мысль умерла, едва родившись. Арийцы были еще строже римлян в том, что касалось независимости женщин. Кроме того…
Дриопий, казалось, прочел ее мысли.
— Должен заметить, что все судоходство в Харке подчиняется римскому военному праву. Так что пытаться действовать в обход меня бессмысленно. Ни один капитан все равно не возьмет ваших денег. Не без разрешения, выданного моей канцелярией.
Он бросил письмо отца обратно на стол.
— Мне жаль, но другого выхода нет. Если вы желаете продолжать, вам придется получить разрешение мужа.
— Он на самом верху Инда, — сердито сказала она. — И телеграфной связи между нами нет.
Дриопий пожал плечами.
— Да, нет, — и пройдет еще немало времени, прежде чем заработает новая радиосистема. Но есть телеграфная линия между Бародой и Железным Треугольником. И к этому времени, возможно, уже достроена новая линия, соединяющая Бароду с гаванью в Чахбехаре. Вам все равно придется ждать, пока я смогу отправить туда корабль — и еще один, чтобы привезти ответ. А это будет небыстро, теперь, когда начался зимний муссон. Мне придется использовать галеру, когда первая будет уходить, — и я не собираюсь отправлять галеру только ради этого.
Мысли Анны лихорадочно заработали. По пути вниз по Евфрату Иллус объяснил ей логику путешествий между Месопотамией и Индией. Времени у него на это было предостаточно. Речное плавание по Месопотамии до порта Харк заняло гораздо больше времени, чем ожидала Анна, в основном из-за бесконечных задержек, вызванных персидскими чиновниками. Она рассчитывала быть в Харке к концу октября. Вместо этого была уже середина декабря.
В сезон зимних муссонов, который начинался в ноябре, парусным судам было невозможно добраться до Бароды. Однако, пользуясь относительно защищенными водами Залива, они могли дойти до Чахбехара — именно поэтому римские войска в Индии так усердно трудились над прокладкой телеграфной линии, соединяющей Чахбехар с Индом.
Так что, если бы она смогла добраться хотя бы до Чахбехара… Ей все равно пришлось бы ждать, но если бы разрешение Калоподия пришло, она бы не теряла недели здесь, в Месопотамии.
— Тогда позвольте мне отправиться хотя бы до Чахбехара, — настояла она.
Дриопий нахмурился. Анне пришлось сдержаться, чтобы не закричать от досады.
— Возьмите меня под стражу, если хотите!
Дриопий вздохнул, опустил голову и провел пальцами по редеющим волосам.
— Он вряд ли согласится, — тихо проговорил он.
— Он мой муж, а не ваш, — заметила Анна. — Вы не знаете, о чем он думает. — Она не сочла нужным добавлять: «Как, впрочем, и я».
Не поднимая головы, Дриопий усмехнулся.
— Ваша правда. С этим юношей никогда не знаешь, чего ждать.
Он поднял голову и внимательно ее изучил.
— Вы что, так в него влюблены? Раз готовы лезть в пасть величайшей войны в истории?
— Он мой муж, — ответила она, не зная, что еще сказать.
Он снова усмехнулся.
— Вы мне немного напоминаете Антонину. Или Ирину.
Анна на мгновение растерялась, но потом поняла, что он говорит о жене Велисария и бывшей главе шпионской службы Римской империи, Ирине Макремболитиссе. Обе теперь были знамениты. Одна из них даже сама стала царицей.
— Я не знакома ни с одной из них, — тихо сказала она. Это была чистая правда, хоть она и прочла все, что когда-либо было написано Макремболитиссой. — Так что не мне судить.
Дриопий еще немного поизучал ее. Затем его взгляд переместился на ее телохранителей, стоявших в самом дальнем углу.
— Слышали?
Иллус кивнул.
— Вам можно доверять? — спросил он.
Плечи Иллуса дрогнули, будто он сдерживал смех.
— Не в обиду, господин, но если это стоит вашей карьеры, представьте, какую цену заплатим мы. — Его тон стал серьезным: — Мы проследим, чтобы она, кхм, не сбежала самовольно.
Дриопий кивнул и снова посмотрел на Анну.
— Хорошо. До Чахбехара.
* * *
По дороге в гостиницу, где Анна сняла комнаты, Иллус покачал головой.
— Если Калоподий скажет «нет», ты же понимаешь, что зря потратишь уйму времени и денег.
— Он мой муж, — твердо ответила Анна. Не зная, что еще сказать.
* * *
Железный Треугольник
Когда генерал дочитал послание Анны и сопроводительную записку от Дриопия, он пригласил Калоподия сесть за стол в командном бункере.
— Я знал, что ты женат, — сказал Велисарий, — но не знаю никаких личных подробностей. Так что рассказывай.
Калоподий замялся. Он очень не хотел впутывать генерала в мелочи своей личной жизни. В наступившей в бункере тишине Калоподий слышал артиллерийскую канонаду. Как и днем, и ночью, уже много недель подряд, малвы, осаждавшие Железный Треугольник, обстреливали римские укрепления, а римские артиллеристы отвечали контрбатарейным огнем. Судьба мира решится здесь, в Пенджабе, думал Калоподий, где-то в течение ближайшего года. А вместе с ней и все будущее человечества. Казалось абсурдным — даже чудовищным — тратить время римского полководца…
— Рассказывай, — повторил Велисарий. При всей мягкости этих слов Калоподий легко уловил в них приказ.
И все же он колебался.
Велисарий усмехнулся.
— Не робей, юноша. На это я могу найти время. Право же… — Калоподий скорее почувствовал, чем увидел, легкий жест, которым генерал выразил некую ироничную усталость. — Я с удовольствием послушаю, Калоподий. Война — лишь средство, а не цель. И моей душе пойдет на пользу для разнообразия поговорить о целях.
Этого было достаточно, чтобы сломить сопротивление Калоподия.
— Я, право, не очень хорошо ее знаю, господин генерал. Мы были женаты совсем недолго, прежде чем я уехал, чтобы присоединиться к вашей армии. Это был…
Он с трудом подбирал слова. Велисарий подсказал их.
— Брак по расчету. Твоя жена из рода Мелиссенов.
Калоподий кивнул. Своим обостренным слухом он уловил легкий шорох — генерал почесывал подбородок, как он часто делал, когда размышлял.
— Прославленный род, — констатировал Велисарий. — Один из немногих сенаторских родов, которые действительно могут похвастаться древней родословной, не платя писцам за подделку исторических записей. Но род, который переживает финансовые трудности.
— Отец говорил, что у них и горшка не останется, чтобы в него помочиться, если кредиторы и впрямь нагрянут. — Калоподий вздохнул. — Да, господин генерал. Прославленный род, но ныне обедневший. В то время как моя семья, как вы знаете…
— Сарониты. Несказанно богаты, но с родословной, которую приходится изрядно подправлять.
Калоподий усмехнулся.
— Загляни на три поколения назад, и там одни простолюдины. Не в официальных записях, конечно. Мой отец может позволить себе множество писцов.
— Это объясняет твое невероятное образование, — задумчиво произнес Велисарий. — Я немного удивлялся. Немногие молодые аристократы так владеют словом и искусствами.
Калоподий услышал, как скрипнул стул, когда генерал поднялся. Затем — как он начал расхаживать по комнате. Это была еще одна из привычек Велисария, когда он был погружен в раздумья. Калоподий много раз слышал это за последние недели. Но он был немного удивлен, что генерал уделяет этой проблеме такое же внимание, как вопросам стратегии или тактики.
— Впрочем, это логично, — продолжил Велисарий. — При всем внешнем блеске — и не думай, что персы не отпускают по этому поводу едких замечаний, — римская аристократия закрывает глаза на низкое происхождение, если «аристократ» богат и хорошо образован. Особенно — как ты — в грамматике и риторике.
— Я могу ввернуть по три отсылки к Гомеру и Библии в любое предложение, — усмехнувшись, сказал Калоподий.
— Я заметил! — рассмеялся генерал. — Та официальная история моих походов, что ты пишешь, сойдет и за комментарии к Гомеру и Библии. — Он на мгновение замолчал. — Однако я заметил, что ты не делаешь этого в своих «Донесениях для армии».
— Это было бы бесполезно, — пожав плечами, сказал Калоподий. — Даже хуже. Я пишу их для поднятия боевого духа солдат, а большинство из них эти отсылки только запутают. Кроме того, это ведь, по сути, ваши донесения, а не мои. А вы так не говорите, уж точно не с солдатами.
— Это не мои донесения, юноша. Они твои. Я их одобряю, это правда, но пишешь их ты. И когда мой сын зачитывает их в Сенате, Фотий представляет их как донесения Калоподия, а не мои.
Калоподий от удивления потерял дар речи.
— Ты не знал? Моему сыну одиннадцать лет, и он весьма начитан. И поскольку он — император Рима, пусть даже реальная власть все еще у Феодоры, он настаивает на том, чтобы самому читать их Сенату. Ему очень нравятся твои донесения. В последнем письме он мне сказал, что это единственное из того, что он читает, что не нагоняет на него смертную скуку. Его наставники, конечно, не одобряют.
Калоподий все еще молчал. Велисарий снова рассмеялся.
— Ты весьма знаменит, парень. — Затем, тише, почти с грустью: — Я не могу вернуть тебе зрение, Калоподий. Но я могу дать тебе славу, за которой ты ко мне пришел. Я обещал.
Он снова зашагал по комнате.
— На самом деле, если я не ошибаюсь, эти твои «Донесения» однажды — через много веков — будут цениться выше, чем твоя официальная история войны. — Калоподий услышал очень тихий звук и догадался, что генерал поглаживает грудь, где в мешочке покоился самоцвет из будущего по имени Эйд. — У меня есть надежный источник, который говорит, что историки будущего предпочтут прямое повествование цветистой риторике. И, по моему мнению, по крайней мере, ты пишешь прямое повествование даже лучше, чем сыплешь классическими аллюзиями.
Стул скрипнул, когда генерал снова сел.
— Но вернемся к насущной проблеме. По сути, твой брак был устроен, чтобы поднять престиж твоей семьи и обеспечить Мелиссенам — разумеется, негласно — финансовую поддержку. Как вы, кстати, поступили с приданым?
Калоподий пожал плечами.
— Я не уверен. Моя семья так богата, что приданое не имеет значения. Для вида Мелиссены предоставили большое. Но я подозреваю, отец одолжил им деньги на приданое, а затем устроил так, чтобы поправить финансовое положение Мелиссенов, связав их состояние с нашим. — Он прокашлялся. — Все очень негласно, разумеется.
Велисарий сухо усмехнулся.
— Очень негласно. И как Мелиссены на все это отреагировали?
Калоподий беспокойно заерзал на стуле.
— Неважно, как и следовало ожидать. Я впервые встретил Анну через три дня после того, как отец сообщил мне о предстоящем браке. Это был один из тех тщательно отрепетированных «неофициальных визитов». Она с матерью приехала на виллу моей семьи близ Никомедии.
— В сопровождении небольшой армии слуг и челяди, не сомневаюсь.
Калоподий улыбнулся.
— Не такой уж и небольшой. Целое войско. — Он прокашлялся. — В тот первый раз они пробыли у нас три дня. Мне было очень неловко. Мать Анны — ее зовут Афинаида — почти не пыталась скрыть своего презрения ко мне и моей семье. Думаю, ее глубоко уязвляло, что из-за финансовых трудностей они вынуждены искать мужа для старшей дочери в менее знатных, но куда более богатых слоях аристократии.
— А сама Анна?
— Кто знает? За те три дня Анна почти не проронила ни слова. Во время различных прогулок по землям поместья Саронитов — боже, вот уж где были дуэньи! — она казалась рассеянной до грубости. Я так и не смог составить о ней какого-то мнения, господин генерал. Она казалась чем-то расстроенной. Была ли то предстоящая свадьба со мной или что-то еще, сказать не могу.
— А тебе было все равно. Будь честен.
— Правда. Я годами знал, что любой мой брак будет заключен исключительно по расчету. — Он пожал плечами. — По крайней мере, моя будущая невеста не была ни дурно воспитана, ни некрасива. На самом деле, насколько я мог тогда судить — а судить было трудно, учитывая тяжелый скарамангий, головной убор и сложный макияж, под которыми она скрывалась, — она казалась весьма привлекательной.
Он снова пожал плечами.
— Что ж, пусть так. Мне было семнадцать, господин генерал. — На мгновение он замялся, поняв, как глупо это прозвучало. В конце концов, сейчас он был всего на год старше, пусть даже…
— Тогда ты был мальчиком, а теперь — мужчина, — вставил Велисарий. — Мир выглядит совсем иначе после года, проведенного в этой бойне. Я знаю. Но тогда…
Калоподий услышал тихий вздох генерала.
— Семнадцать лет. Война с малва занимала все большее место в жизни Римской империи, и мысли такого энергичного юноши, как ты, были устремлены к ратным подвигам, а не к домашнему уюту.
— Да. Я уже все решил. Как только свадьба закончится — ну, и брак будет консуммирован, — я присоединюсь к вашей армии. Я даже не видел причин ждать, чтобы убедиться, что обеспечил наследника. В конце концов, у меня есть три младших брата, и все в добром здравии.
И снова бункер наполнила тишина, и Калоподий услышал приглушенные звуки артиллерийской дуэли.
— Как думаете, поэтому она так на меня рассердилась, когда я сказал ей, что уезжаю? Я, право, не думал, что ей будет до этого дело.
— Вообще-то, нет. Я думаю… — Калоподий услышал еще один тихий шорох, словно генерал взял со стола письма. — Следует учесть вот что. Жена, возмущенная тем, что ее бросили, — или радая избавиться от нежеланного мужа, — вряд ли стала бы так рисковать, чтобы снова его найти.
— Тогда зачем она это делает?
— Сомневаюсь, что она сама знает. В чем, подозреваю, и вся суть. — Он помолчал, потом добавил: — Она, кажется, всего на год старше тебя.
Калоподий кивнул. Генерал продолжил:
— Ты когда-нибудь задумывался, чего хочет от жизни восемнадцатилетняя девушка? Если она, конечно, своенравна, — а судя по всему, твоя Анна именно такова. В конце концов, робкие девицы не срываются в одиночку на поиски мужа посреди зоны боевых действий.
Калоподий ничего не сказал. Мгновение спустя Велисарий усмехнулся.
— Ни на секунду не задумывался, верно? Что ж, юноша, полагаю, пришло время это сделать. И не только ради себя.
Стул снова скрипнул, когда генерал поднялся.
— Когда я сказал, что ничего не знаю о подробностях твоего брака, я немного слукавил. Я ничего не знал о том, что можно назвать «внутренней» стороной дела. Но я знал довольно много о его «внешней» стороне. Этот брак важен для Империи, Калоподий.
— Почему?
Генерал укоризненно цокнул языком.
— Чтобы выиграть войну, мало одной лишь тактики на поле боя, парень. Нужно еще всегда следить за тем, что в будущем назовут «тылом». — Калоподий услышал, как он снова начал расхаживать по комнате. — Не можешь же ты быть настолько наивен. Ты должен знать, что римская аристократия не слишком жалует правящую династию.
— Моя семья жалует, — возразил Калоподий.
— Да. Твоя — и большинство новых богатых родов. Это потому, что их богатство происходит в основном от торговли и коммерции. Война — все эти новые технологии, что дал нам Эйд, — стала для вас благословением. Но со стороны старых землевладельческих родов все выглядит совсем иначе. Ты знаешь не хуже меня — ты должен знать, — что именно эти семьи поддерживали восстание «Ника» несколько лет назад. К счастью, большинству из них хватило ума делать это издалека.
Калоподий невольно поморщился. И то, чего он не хотел говорить, сказал генерал. Усмехаясь, как ни странно.
— Мелиссены были на волосок от ареста, Калоподий. Ареста — всей семьи — и конфискации всего имущества. Будь отец Анны, Никифор, хоть чуточку менее осмотрителен… Правда? Его голова торчала бы на пике на стене Ипподрома, рядом с головой Иоанна Каппадокийского. Единственное, что его спасло, — это то, что он был достаточно осмотрителен — едва-едва, — и то, что Мелиссены — один из полудюжины самых прославленных родов Империи.
— Я не знал, что они были так тесно связаны…
Калоподий почувствовал, как Велисарий пожал плечами.
— Нам удалось сохранить это в тайне. И с тех пор Мелиссены, кажется, отошли от любой открытой оппозиции. Но мы были в восторге — я говорю о Феодоре, Юстиниане, себе и, кстати, Антонине, — когда услышали о твоем браке. Тесная связь с Саронитами неминуемо втянет Мелиссенов в орбиту династии. Особенно с учетом того, что — при всей проницательности твоего отца — они и сами начнут богатеть на новой торговле и производстве.
— Только не говорите им этого! — рявкнул Калоподий. — Такая работа — для плебеев.
— Скоро они запоют по-другому. А Мелиссены очень влиятельны среди старых слоев аристократии.
— Я понимаю вашу мысль, господин генерал. — Калоподий указал на невидимый стол и лежащие на нем письма. — Так что вы хотите, чтобы я сделал? Сказать Анне, чтобы она ехала в Железный Треугольник?
Калоподия поразил звук удара ладони Велисария по столу.
— Дурак! Пора тебе заставить свой блестящий ум поработать над этим, Калоподий. Брак — если он должен получиться — тоже требует грамматики и риторики.
— Я не понимаю, — робко сказал Калоподий.
— Знаю, что не понимаешь. Так ты последуешь моему совету?
— Всегда, господин генерал.
Велисарий усмехнулся.
— Ты уверен в этом больше, чем я! Но… — После минутной паузы: — Ничего ей не приказывай, Калоподий. Отправь Дриопию письмо, в котором объяснишь, что твоя жена имеет твое разрешение принимать решения самостоятельно. И отправь Анне письмо с теми же словами. Я бы посоветовал…
Еще одна пауза. Затем:
— Впрочем, неважно. Это тебе решать.
В наступившей тишине бункер снова наполнился грохотом артиллерии. Казалось, он стал громче.
— А на сегодня этого достаточно, юноша. Мне лучше связаться с Маврикием. Судя по звукам, малвы готовятся к очередной вылазке.
* * *
Калоподий написал письма сразу же после этого, продиктовав их своему писцу. Письмо Дриопию не заняло много времени. Как и письмо Анне, поначалу. Но Калоподий, по причинам, которых он не мог понять, никак не мог найти нужных слов для завершения. Грамматика и риторика казались совершенно бесполезными.
В конце концов, поддавшись смутившему его порыву, он просто написал:
«Поступай, как знаешь, Анна. Что до меня, я бы хотел снова тебя увидеть».